Крючок для пираньи

Глава двадцать пятая Тяжелая артиллерия

Он поднял воротник и направился к кораблю. Мазур немного замешкался, выбрасывая окурок в урну, — и первым заметил далеко слева, у ворот, некое оживление. Остановился, присмотрелся и окликнул майора:

— Не по нашу ли душу?

Кацуба остановился, взглянул туда, куда указывал Мазур. От ворот, успевших уже закрыться, надвигались ало-синие вспышки мигалки, чрезвычайно похожей на милицейскую.

— Ходу, — не мешкая, распорядился майор. — Если что, лучше уж сидеть на корабле, он сейчас — территория воинской части со всеми вытекающими отсюда последствиями…

Они взлетели на борт — вахтенный торопливо посторонился, заняли удобную позицию и принялись наблюдать. Вскоре к ним присоединился Степан Ильич с неизменной трубочкой.

Впереди катила милицейская «восьмерка», она-то и мигала вспышками, следом горделиво плыла черная «Волга» мэра, а замыкали кавалькаду темно-синий автобусик «Газель» и два японских микроавтобуса, белый и перламутрово-серый.

«Восьмерка» проехала немного дальше, но автомобиль мэра остановился как раз напротив трапа «Морской звезды». За ним притормозили фургончики, выдерживая интервал. Враз распахнулись все дверцы, повалил народ. Мазур мгновенно узнал нескольких репортеров — правда, народу с камерами прибавилось, среди них были и незнакомые.

Из «Газели» вылезли субъекты, не обремененные атрибутами журналистики, — в хороших пальто, при галстуках, один даже с роскошной кожаной папкой, украшенной непонятной монограммой.

Выскочил мэр, предупредительно придержал дверцу перед своим спутником. Кацуба громко откашлялся:

— Только этого гандона, господа офицеры, нам не хватало для полного счастья…

— Н-да, — с чувством сказал капитан-лейтенант.

Сначала Мазур не врубился, но вскоре опознал старика с крючковатым носом и худой черепашьей шеей, оглядывавшегося с победительным видом фельдмаршала, только что взявшего на шпагу вражескую крепость. Один из динозавров и мамонтов перестройки, ухитрившийся до сих пор удержаться на волне, хотя множество его былых сподвижников улетучились из большой политики, как призраки после третьего петушиного крика, — кто затерялся в сытой безвестности, нахапав вдоволь и счастливо избежав связанных с этим неприятностей, кто дирижировал микроскопическими партийками, в которые превратились былые демократические орды, кто подыскал теплое кресло вдали от демоса. Старикан же был непотопляем — он до сих пор мелькал на трибунах и телеэкранах, болтался в Европах и прочих заграницах, украшая себя огромными жестяными орденами с громкими названиями вроде «Трубадура чести», громогласно борясь за права человека — главным образом того, что с бомбой или пулеметом героически сопротивлялся злокозненному «федеральному центру». Везде, где по окраинам страны вспыхивали конфликты, рано или поздно появлялся крючконосый старик, взасос лобызавшийся в бункерах и схронах с самозванными генералиссимусами и ряжеными «полковниками». В армии к нему относились, как к бледной спирохете, о чем, правда, на публике помалкивали, чтобы не оказаться в глазах европейского общественного мнения врагами свободы и гуманизма…

Мэр подхватил седого монстра под локоток и потащил к трапу «Морской звезды», что-то энергически нашептывая на ухо и делая размашистые жесты с таким видом, словно предупреждал случайного путешественника о кишащих в ближайшей речке крокодилах. Старик столь же энергично кивал, но вид у него был хищно-бодрый: какие крокодилы, батенька, переживем…

Оба полезли по трапу, за ними, приотстав на пару шагов, поднимался человек с папкой. Журналисты, рассредоточившись, запечатлевали это историческое восхождение.

Часовой, как и полагалось, загородил дорогу:

— Проход воспрещен, военный объект!

Мэр рванулся вперед с таким видом, что сомнений не осталось — нарывался на скандал, прямо-таки жаждал получить прикладом по фейсу, чтобы красные сопли фотогенично разбрызгались…

Степан Ильич молча взглянул на майора.

— Пропустить на палубу, — распорядился Кацуба тихо. — Посмотрим, с чем приперлись…

Старпом с невозмутимым видом подошел к часовому, что-то шепнул на уход и, когда отодвинулся, встав вполоборота, в лучшем стиле господ офицеров русской императорской армии отдал честь:

— Капитан-лейтенант Видьманов, старший помощник капитана. Чем могу служить?

Мэр рванулся вперед:

— Перед вами — известный правозащитник, депутат Государственной думы!

— Догадываюсь, — безмятежно сказал старпом. — Телевизор иногда смотрю. Чем могу служить?

— Господин депутат хочет осмотреть корабль.

— На предмет? — невозмутимо спросил старпом.

— Кто здесь командует — вы или эти субъекты? — мэр кивнул на Кацубу с Мазуром, скромно стоявших в сторонке.

— В том, что касается проведения подводных работ — товарищ майор, — старпом кивнул на Кацубу.

— Товарищи на фонарях висят! — рявкнул мэр.

— Да что вы говорите? — изумился старпом. — Сколько ни наблюдал фонарей, никаких висящих…

— Хватит, — сказал поганый старец и кивнул Кацубе. — Подойдите.

Кацуба приблизился вразвалочку, оскорбительно неторопливо, дернул головой так, что это могло сойти и за приветствие:

— Майор Проценко, Шантарский военный округ. Проводим согласно приказу обследование затонувших кораблей. Изложите ваше дело, господин депутат, только умоляю вас, экстрактно — нам через десять минут выходить в море…

— Я уже наслышан, что вы там натворили…

— Вот как? — с издевательской вежливостью спросил Кацуба. — Быть может, поделитесь информацией? Потому что я совершенно не в курсе…

— Издеваетесь?

— Резюмирую.

— Всю эту компанию давно пора посадить, — сообщил мэр. — Город взбудоражен, народ требует….

— Там случайно митинги не гремят? — спросил Кацуба. — С требованием расстрелять нас, как бешеных собак?

Кацуба взглядом приказал часовому придвинуться к трапу, по которому сделал было попытку взойти один особенно настырный оператор. Часовой понятливо кивнул, перевесил автомат на шею и встал, расставив ноги, словно позировал для плаката «Граница на замке». Репортер дрогнул, вернулся на пирс.

— Ну и как обстановка в городе? — спросил Кацуба мэра. — Насколько я знаю, никаких газов так и не объявилось…

Мазур оглянулся — зевак на палубе «Достоевского» заметно прибавилось, хотя вряд ли кто-нибудь понимал, что происходит.

— У меня уже нервов не хватает общаться с этими… — горестно сказал мэр старику.

— Держите себя в руках, Павел Степанович, — ободряюще сказал ему столичный гость, выполнявший здесь, надо полагать, роль тяжелой артиллерии из резерва главного командования. — Этих молодчиков моментально приведем в божеский вид, опыт имеется… Майор, как вы объясните все здешние безобразия, связанные с вашей деятельностью?

Глядя в упор на мэра, Кацуба изрек.

— Знаете, это чисто медицинский вопрос, я тут некомпетентен, в чем честно и признаюсь…

— Хватит! — рявкнул старик с неожиданным задором. — Перед вами депутат и глава комитета! Извольте не паясничать!

— Так точно! — ответил Кацуба в тон.

В сторонке остановился капитан, но не вмешивался, созерцал происходящее, заложив руки за спину.

— Согласен, — сказал Кацуба самым нормальным тоном. — Объясните только, господа, что вам, собственно, нужно?

— Не притворяйтесь, — сказал старик. — О том, что вы здесь успели натворить, известно уже не только широкой общественности, но и за границей. Народ вправе требовать разъяснений. Я здесь нахожусь для того, чтобы осуществлять надзор за вашей работой.

— По какому праву?

— По праву народного избранника, — отрезал старик.

— И по праву избранного народом руководителя, — добавил мэр, утверждаясь рядом со столичным собратом в гордой позе, какую, должно быть, по его разумению должен был иметь надзирающий народный избранник.

— Тысяча извинений, конечно… — сказал Кацуба. — Но здесь все-таки военный объект, и было бы крайне желательно увидеть какой-нибудь документ, позволяющий вам здесь находиться и, как вы изволите выражаться, надзирать…

— А вы попробуйте нас отсюда убрать! — взвизгнул мэр, бросив взгляд на репортеров.

Кацуба широко улыбнулся, развел руками:

— Помилуйте, мы же не звери… Никто вас не собирается отсюда убирать. Лицезрейте, бога ради. Сейчас мы с коллегами пойдем попить чайку, потом будем играть в шашки, кроме того, в планах на сегодняшний день — конкурс на лучшее исполнение матерных морских частушек на известную тему «Садко и царь морской». Всегда рады гостям, приглашаем на чаек, каковой можете пить вдоволь, и даже, как выражался классик, домой взять… Вот только с ночлегом обстоит хуже — лишних коек не предусмотрено, придется вам на полу…

— То есть как это — чаек, частушки… — вскрикнул мэр с обескураженным лицом. — Вы же только что сказали, что собираетесь выходить в море…

— Вы меня неправильно поняли, — приятно улыбнулся Кацуба. — Это завтра мы собирались в море. А сегодня по плану профилактика винта с удалением с его поверхности кавитации, корректировка магнитного меридиана… — он запнулся, обернулся к Мазуру.

— Удаление накипи с клотика, — охотно подсказал тот. — Продувка девиации, кренгование бушприта и множество других столь же необходимых работ…

— Что вы из нас идиотов делаете! — ощерился мэр.

— Вот уж чем я не намерен заниматься… — сказал Кацуба. — Видите ли, господа, я не сомневаюсь, что народные избранники имеют право надзирать. Однако подозреваю, что даже депутаты Государственной думы не в состоянии заставить нашего капитана выйти в море, а капитана Микушевича, — он показал на Мазура, — погружаться на глубину тридцати пяти метров. Не говоря уж о том, что самая демократическая общественность не в состоянии проконтролировать, что капитан Микушевич погрузился именно на тридцать пять метров, а не гоняет селедку на глубине в четыре фута…

Мэр попросту наливался злобой — зато столичный гость быстро стал соображать, что их не столь уж хитро загнали в цейтнот. Мазур долго наблюдал за ним и пришел к выводу, что старик, безусловно, сволочь — но не дурак.

Он, не тратя больше времени на перебранку, повернулся к человеку с кожаной папкой. Тот, правильно истолковав немой призыв, шагнул вперед, как-то удивительно ловко оттеснил в сторонку мэра, подхватил Мазура и Кацубу под руки:

— Отойдемте, господа офицеры… Капитан Рузаев, уполномоченный местного отделения ФСБ.

— Очень приятно, — сказал Кацуба. — Наручники принесли?

Капитан поморщился:

— Ребята, давайте поговорим, как свои люди… Без кипировок. Все мы, в конце концов, офицеры….

— Ну, и как вам глянутся, на офицерский взгляд, эти вот монстрики? — поинтересовался Кацуба. — Не бойтесь, я вас демократам не заложу…

— Майор, давайте по-деловому…

— Давайте, — согласился Кацуба.

— Вы прекрасно знаете, сколько вокруг вас наворочено грязи…

— Наслышан.

— Половина вот этих, — он показал на стеклянные очи камер, — из Москвы. Прилетели с депутатом. Вон тот и тот — западные корреспонденты. По телевизору, по первой программе, уже прошла первая информашка о здешних треволнениях… Оно вам надо? Вы, по-моему, действительно собирались отплывать?

— А что, намерены препятствовать? Между прочим, в момент диверсии на ЛЭП…

— Я уже знаю, где вы в тот момент находились, — раздраженно бросил капитан. — И все равно вокруг вас нагнетается нездоровый ажиотаж, наше начальство оборвало телефоны, теперь еще и этот столичный десант…

— Вам тоже тяжело, — кивнул Кацуба с непроницаемым лицом. — Я понимаю.

— Майор, бросьте вы… Этот не отцепится. Можете вы взять его в рейс? Показать судно? Пусть убедится, что никакого оборудования для подъемных работ у вас нет…

— Вы думаете, удастся ему это доказать? — серьезно спросил Кацуба.

— Постарайтесь. Это в ваших же интересах. Вся эта история, признаюсь по секрету, получила в столице огромный резонанс, разворачивается грандиозный скандал. Я не буду перечислять всех, кто витийствует, мечет громы и молнии, вам это, в конце концов, вряд ли интересно…

— Я и сам могу составить примерный списочек.

— Тем более, — сказал Рузаев. — Вы, насколько я понимаю, далеко не закончили работу? Вам еще придется пробыть здесь какое-то время… И ваше начальство, сдается мне, вряд ли обрадуется, если вы попадете под следствие… Я вполне серьезно, майор. Вы можете попасть под следствие. Хотите, выдам вовсе уж келейную тайну? На высоком уровне готовятся решения об удалении отсюда базы и создании того самого экологического заповедника. Вас может затянуть в водоворот грандиознейшей межведомственной склоки…

— Ладно, — сказал Кацуба. — Я приведен в нужное состояние, открыт для убеждения…

— Покажите ему все документы по вашим работам, возьмите с собой, пусть созерцает с умным видом. Москва нас просила оказать все возможное содействие…

— Да бога ради, — сказал Кацуба. — Я-то думал, вы нечто жуткое попросите… Только баш на баш — уберите с борта этого идиота, олдермена засраного… Уж его-то я выносить не в состоянии.

— Ну, это нетрудно… Значит, договорились?

Он шагнул к мэру, ухватил его за локоток, отвел к борту и принялся что-то втолковывать. К удивлению Мазура, мэр не перечил — видимо, гэбешник с ходу выдумал какое-то невыносимо важное дело, требовавшее их присутствия в Тиксоне. Что-нибудь в этом роде. Вскоре мэр, в свою очередь пошептавшись со стариком, шагнул в сторону трапа.

— Итак, все уладилось, господин депутат, — словно бы радостно сообщил Кацуба. — Сейчас мы снимаемся с якоря. Планируется погружение к затонувшему судну под названием «Ладога». Я ужасно извиняюсь, но у нас просто не хватит места, чтобы взять с собой всех этих господ… — он указал на журналистов, снимавших мэра, гордо сходящего с трапа с таким видом, словно он только что принял капитуляцию «Морской звезды». — Самое большее — парочку. Вас устраивает? Или, быть может, боитесь с нами отправиться?

— Молодой человек, я вас и при Советской власти не боялся! — гордо заявил старик.

— Следовательно, я могу командовать отправление? Ах да, четвертая власть… Вон тот и тот вас устроят?

— Устроят, — величественно кивнул депутат.

Кацуба повернулся к старпому:

— Степан Ильич, пригласите вон тех молодых людей и можем отваливать…