Крючок для пираньи

Глава вторая Там, на море-окияне…

Облачайтесь, соколы мои, — сказал Кацуба. — Тут хоть и лето, а погоды стоят отнюдь не тропические…

Из кабины вышел летчик, не глядя на них, протопал в хвост и опустил дверь-лесенку. В самом деле, сразу же повеяло нешуточным холодом. Все завозились, натягивая свитера и куртки. Небо было ясное, но какое-то блекловатое, поодаль рядком стояли несколько АН-2 и АН-24 с выкрашенными в ядовито-оранжевый оттенок крыльями и украшенные такими же полосами от носа до хвоста. Совсем неподалеку Мазур, первым спустившийся на бетонку, увидел стандартное здание аэровокзала — унылый серый ящик со стеклянной стеной, украшенный по карнизу буквами

Вокруг простиралась необозримая темно-зеленая равнина, до самого горизонта. В общем, на краю географии оказалось не так уж и жутко. Бывали места и угрюмее.

— Пошли, — распорядился Кацуба. — Не будут нам автобусов подавать…

Подхватив объемистые, но не особенно тяжелые сумки, они гуськом двинулись к вокзалу, казавшемуся безлюдным и вымершим, словно замок Спящей Красавицы.

Когда оказались внутри, сходство со знаменитым сказочным объектом еще более усилилось. Обширный зал был практически пуст — сидели за стойкой две расплывшиеся фемины в синих аэрофлотовских кительках, у входа меланхолично попивала баночное пиво компания из пяти мужичков (рядом с ними лежала груда выцветших рюкзаков и лежала спокойная серая лайка) да уныло бродил по залу милицейский сержант.

Прибытие новых лиц, конечно же, стало нешуточным развлечением для всех старожилов, включая лайку. Впрочем, взоры в основном скрестились на яркой, как тропическая птичка, девушке Свете, каковую всеобщее внимание ничуть не смутило.

— Сидим, — сказал Кацуба. — Ждем встречающих. Кто хочет, пусть пьет пиво, зря, что ли, столько упаковок тащили… В самом-то деле, что делать интеллигентным людям, прилетев на край земли? Пить пиво…

Шишкодремов принялся откупоривать банки, с большой сноровкой дергая колечки, далеко отставляя руку, чтобы не капнуть на черную шинель. Мазур от нечего делать стал настраивать дешевенькую гитару, прихваченную ради доскональности имиджа, — бородатые интеллигенты, помимо пива, должны еще брякать на гитаре, сие непреложно…

— Баяна не взяли, — грустно сказал Кацуба. — Изобразил бы я свою коронную, с которой «Юного барабанщика» слизали…

— А как тебе вот это? — спросил Мазур. — Опознаешь? — и легонько прошелся по струнам.

— Погоди-погоди-погоди… — Кацуба нешуточно удивился. — Мотив мне странно знакомый… Да и словечки… Ежели в обратном переводе…

— Последний куплет, — хмыкнул Мазур.

— Ну ничего себе, — покрутил головой Кацуба. — Это что же, и «Родная хата» у нас слизана с импорта?

— Да нет, — сказал Мазур. — Это я так… развлекаюсь.

— Ну развлекайся, музицируй… Рембрандт… — Кацуба скользом глянул наружу, за стеклянную стену, вскочил. — Вот и приехали, сейчас узнаем, что день грядущий нам готовит…

И быстро направился к выходу. Там стоял невидный зеленый фургончик, УАЗ с белой надписью «Гидрографическая», крайне потрепанный, казавшийся ровесником века. Без всяких теплых приветствий Кацуба тут же заговорил с двумя, сидевшими внутри. Мазур продолжал лениво тренькать.

— А я «Интернационал» по-французски знаю, — похвасталась Света. — Се ля лютте финале…

— Неактуально, — сказал Вася.

— Погоди, будет еще актуально, — мрачно пообещал Шишкодремов с видом садиствующего пророка, получавшего извращенное удовольствие от черных предсказаний. — Если так и дальше пойдет.

— Это что, опять у Нострадамуса вычитал? — по-кошачьи сощурилась Света, державшаяся совершенно непринужденно.

— Сам вычислил, — угрюмо сообщил Шишкодремов.

Света потянулась и пояснила Мазуру:

— Это он у нас на Нострадамусе подвинулся. И Гитлера оттуда вычитал, и Ельцина, и ваучеры. А какой может быть Нострадамус, если сами французы намедни писали, что на сегодняшний день имеется десятка три расшифровок каждого катрена? Точнее объясняя, на каждое четверостишие — тридцать расшифровок, причем любая наугад взятая противоречит двадцати девяти остальным. Какие уж тут предсказанные ваучеры, Роберт?

— Образованщина, — проворчал тот, уязвленный в лучших чувствах.

— Зато сексуальна и раскованна, — уточнила Света. — Вон у сержанта скоро казенные штаны треснут…

Вернулся Кацуба. Все было ясно по его лицу, с первой секунды. Никто не задал ни единого вопроса, но он сам, не спеша оглядев свое воинство, тут же внес ясность:

— Увы, ребята, придется работать… Хватайте барахло и поехали. Машина ждет.

В фургончике оказалось достаточно обтянутых потертым кожзаменителем сидений, чтобы с относительным комфортом разместиться всем. Скрежетнул рычаг передач, и машина покатила прочь от сонного царства.

— Знакомьтесь, — сказал Кацуба. — Это вот товарищ Котельников Игорь Иванович, большой человек в здешней гидрографии… в практической гидрографии, так сказать. Прикладной. Известный прикладник. Только застрял в капитанах — здешние места как-то чинопроизводству не способствуют…

Шофера он не представил — значит, так и надо было. Капитан Котельников чем-то неуловимо напоминал Кацубу — такой же жилистый и долговязый, только усы оказались гуще и светлее.

— Как вас величают, он уже знает, — продолжал Кацуба. — Ну, со светскими условностями вроде все? Гоша, пивка хочешь?

— Давай. А то у нас дорогущее…

Машина поскрипывала всеми сочленениями, но довольно бодро катила по раскатанной колее. Вокруг сменяли друг друга холмы и равнины, кое-где среди невысокой, зелено-буроватой травы белели пучки бледных цветов, взлетали птицы. Слева, далеко в стороне, показалось большое озеро, покрытое словно бы огромными бело-серыми хлопьями.

— Гуси, — пояснил Котельников. — Осенью охота тут богатейшая. Да и сейчас колошматят почем зря…

— А это что? — поинтересовался Мазур, когда вокруг появились заросли странного кустарника — с метр высотой, перекрученные черные стволы, длинные, узкие листья.

— А это березы, — сказал Котельников. — Серьезно. По здешним меркам — вполне дремучая чащоба, лучшее, чем богаты…

— Вон хорошее местечко, — перебил Кацуба. — Там и постоим ради приятного разговора…

УАЗ свернул вправо, переваливаясь на неровностях, проехал метров двести, к подножию невысокого холма, остановился. Котельников не стал отсылать шофера «погулять» — значит, человек был свой, посвященный.

Кацуба мгновенно переменился, лицо стало жестким, пропало всякое балагурство.

— От Адама начинать не будем, — сказал он. — Но небольшое такое предисловие сделай, Гоша, чтобы народ знал, где ему предстоит горбатиться…

— Понятно, — сказал Котельников. — Значит, вводная часть будет такая… Мы едем в город Тиксон. Население — около тридцати тысяч человек, причем девять десятых с превеликой охотой хоть завтра навсегда убрались бы на материк, но не имеют такой возможности. Дела, как и везде, хреновые — плюс северная специфика. Цены дикие, денег нет. Лесоперевалочный завод стоит второй год — невыгодно стало сплавлять лес с верховьев. Та же ситуация с судоремонтным — от обычной навигации остались одни воспоминания, Северный морской путь, будь это на суше, давно зарос бы бурьяном. Нефтеразведку свернули. Одним словом, народ не живет, а кое-как выживает и не разнес все вдребезги и пополам исключительно по исконной русской терпеливости. А может, еще и оттого, что понимает: если разнести все вдребезги, деваться будет вообще некуда — до материка очень уж далеко, а тут, по крайней мере, крыша над головой, рыбку половить можно, только ею многие и спасаются…

— Медеплавильный вот-вот закроют, — бросил шофер, не оборачиваясь к ним.

— Ага, — сказал Котельников. — Со дня на день. Выбрали руду за сто пятьдесят лет. Одним словом, социализма здесь уже нет, а капитализма нет и не будет по одной простой причине: нечего прихватизировать. Разве что рыбхоз еще в девяносто четвертом превратился в частную фирмочку, но это у нас единственный росток капитализма, и другого не дождаться. Аж целых четыре сейнера — то есть, было четыре. Осталось три. Ну, еще хлипкий туризм — но это уже не наши, все идет через Шантарск, а здесь только представитель. Возят иностранцев по Северному Ледовитому. Теневой экономики нет, поскольку нет вообще никакой экономики. Мафия, как водится, есть, куда же без нее, но по вашим шантарским меркам это и не мафия вовсе, смех один. Тут вам не Завенягинск с его никелем и круговоротом больших денег в природе… Вот вам в краткой обрисовке все наши сугубо штатские дела. Теперь — военные, вообще те, что касаются носителей погон. Есть таможня, но захирела согласно общей тенденции. Есть пограничники — поскольку в Завенягинск до сих пор, бывает, заходят иностранные коробки, опять же те самые иностранцы, про которых я уже говорил. Армия представлена военной частью с соответствующим цифровым обозначением. — Он достал потрепанную карту, развернул на колене. — Вот здесь, где обведено синим, — сплошь запретка.

Мазур глянул на обозначение масштаба — территория была немаленькая, как водится, равнялась если не Франции, то уж какой-нибудь Люксембург заставила бы завистливо охнуть.

— Какого плана армейцы? — спросил он ради интереса.

— РЛС дальнего обнаружения и батареи противоракет. В тех местах базируются еще со времен лысого кукурузника — как только по обе стороны «железного занавеса» начали готовиться к пальбе ракетами с подлодок. Когда-то там вдобавок испытывали ракеты «воздух-земля», но лет двадцать, как свернули полигон. До сих пор все, правда, перепахано — лунная поверхность, это ж тундра, любой рубец зарастает сто лет… Дикие олени стороной обходят. Что еще? Армия точно в таком же положении, что и цивильные — денег нет, жрать нечего, генерал посылает в тундру вездеходы, лупят бедных олешков из автоматов почем зря, и ничего не попишешь, жить-то надо…

— Это лирика, — хмуро сказал Кацуба. — Давай к делу.

— Дела начались примерно три месяца назад, — сказал капитан. — Когда произошел массовый падеж морской живности. Рыба, вообще все, что передвигается и плавает…. Зрелище, надо признать, было жутковатое, есть фотографии, при необходимости посмотрите. На полкилометра по берегу все это валялось и гнило. Из столицы нагрянула среднеответственная комиссия, поковырялась тут и быстренько слиняла. Ничего конкретного так ничего и не установили — вроде бы водяная фауна чем-то таким отравилась, но, с другой стороны, вполне возможно, что живность погибла от естественных неведомых причин. Никто не стал тратить время и деньги. Зато местная интеллигенция, чтобы вовсе уж не озвереть от безделья, в два счета учредила «союз зеленых» и чуть ли не с первого дня принялась наезжать на армейцев. Есть тут у нас своя интеллигенция, не вымерла пока, они ж живучие… Принялись орать во всеуслышанье, что беда произошла из-за контейнеров с боевыми ОВ — дескать, в прежние времена злонамеренные советские милитаристы безответственно топили чуть ли не у самого берега отслужившие химические боеприпасы, а потом, когда все это добро проржавело, отрава просочилась в воду и получился маленький Освенцим…

— А это неправда? — прищурился Шишкодремов.

— Центр заверяет, что неправда, — пожал плечами Котельников. — Категорически заверили, что армия никогда не топила здесь никакой отравы. И я склонен верить начальству — не из тупой субординации, а оттого, что немного занимался схожими проблемами. Распоследним идиотством было бы доставлять сюда контейнеры из европейской части России. Мы здесь люди взрослые, в меру циничные и эрудированные… Бывало, сбрасывали — но восточнее Новой Земли никогда не забирались. Никто не стал бы подвергать риску Северный морской путь, стратегическую трассу. Топили в Баренцевом… «Зеленые», увы, держатся своей версии — по их интерпретации, на базе до сих пор хранятся химические боеприпасы, от которых порой избавляются методом Герасима. Это, конечно, невероятная чушь — перед дислоцированными здесь подразделениями в жизни не ставили и не поставят задач, для выполнения которых требуются боевые ОВ. Здесь нет ничего, кроме противоракет, абсолютно несовместимых с боевой химией.

— «Зеленым» это объясняли?

— На словах, на пальцах, на молекулярном уровне… — угрюмо сообщил Котельников. — Не унимаются. Совковый интеллигент логические аргументы воспринимать не способен, а мышление у него насквозь шизофреническое. Если отрицают — значит, секретят. В таком аспекте. Химические боеприпасы здесь есть, потому что военные заверяют, что их здесь нет. Вы не думайте, будто я преувеличиваю, — здесь у меня куча вырезок из «Тиксонского демократа», потом сможете сами убедиться, что я нисколечко не утрирую… Именно эта газетенка запустила историю о некоей барже, битком набитой баками с ОВ, которую монстры в погонах утопили чуть ли не в виду берега. Крайне смачно расписала. Они-де нашли некоего ветерана Севморпути, своими глазами бачившего потопление баржи, но старикан то ли помер, то ли страшно боится чекистов, и потому представить его вживую они не могут… Одним словом, каша заваривается нешуточная. Потому что шизанутый интеллигент — словно вирус гриппа. Где-нибудь в отдаленном безлюдье от него не будет никакого вреда, но если попадет в толпу, наворочает дел. В особенности если учесть, во-первых, что питательная среда у нас богатая — люди от голода и невзгод озверели предельно, а во-вторых… — Он помолчал чуточку, нервно мусоля сигарету. — А во-вторых, все могло бы потихоньку сойти на нет, не последуй новых сюрпризов. Две недели назад один из сейнеров того самого акционерного общества, бывшего рыбхоза, в буквальном смысле вылетел на берег километрах в десяти от города. Шел по прямой, неуправляемый, глубина начинается в том месте у самого берега, так что он наполовину выскочил на сушу. И сняли с него ровным счетом одиннадцать покойничков — весь экипаж, поголовно. Смерть последовала в результате отравления химическими соединениями, по своим характеристикам практически схожими с зарином. Не может быть ошибки — трижды проверяли и перепроверяли, во всем этом участвовали и военные, и городские медики, и комиссия из Шантарска… Представляете, что началось в городе? Сейчас уже страсти чуточку улеглись, но в военной форме появляться категорически не рекомендуется. Даже погранцам. Да что там, на неделе принялись лупить таможенника, пока разобрались, что отношения к военщине он не имеет, сломали три ребра… «Зеленые», как легко понять, пришли в состояние крайней двигательной активности… Пена с губ летит на километр. Налетели столичные корреспонденты схожей ориентации, был запрос в Думе, в город уже приперлось штук двадцать импортных «зеленых» собратьев… Неужели не слышали?

— Краем уха, — ответил за всех Кацуба. — У нас там своих заморочек выше крыши…

— Вам легче. А мы стоим на ушах. Шесть дней назад горсовет принял резолюцию — в кратчайшие сроки все военные объекты должны быть демонтированы, а на освободившихся территориях следует устроить экологический заповедник. Попробуй не принять такого манифеста, когда вокруг здания собралось полгорода с самыми радикальными плакатами, каждый второй пьян в задницу, а каждый первый от злости невменяем. Вдовы и осиротевшие детишки в первом ряду, милиция ни жива, ни мертва — их ведь горсточка, депутаты в прострации, военные сидят на базе, боясь высунуть нос… Самое удивительное, что город уцелел — подумаешь, выбили пару стекол перевернули пару машин да сожгли чучело в армейской форме… Сейчас-то из Завенягинска прислали омоновцев, но их не больше взвода, проблемы это не решает. И резолюция эта самая ничего не решает — в столице ею подотрутся. Однако ситуация хреновейшая — есть масса горючего материала, есть поджигатели, история просочилась за рубеж трудами «варягов», по городу что ни день носятся импортные гости с видеокамерами, а потому даже не из Шантарска — из столицы городским властям наказали не провоцировать конфликтов, упаси боже, не обижать возмущенного народа, вообще лечь, раздвинуть ноги, расслабиться и попытаться получить удовольствие… А военным — носу не показывать с базы. Или уж в крайнем случае пробираться огородами, напялив цивильное, — он покосился на Шишкодремова. — Так что придется вам быстренько превратиться в стопроцентного штатского. Прямо сейчас. В городе многие носят списанное военное, так что достаточно будет ликвидировать погоны с фуражкой.

— Интересные дела, — проворчал Шишкодремов.

— Взвыл купец Бабкин, — нараспев протянула Света. — Жалко ему, видите ли, шубы…

— Но ведь в таком случае получается, что легенда летит ко всем чертям? — сварливо продолжал капитан третьего ранга. И в поисках моральной поддержки уставился на Кацубу. — Все на том и завязано, что я — приставленный морячок, штабная крыса берегового плавания… Они что, и к морякам относятся, как к врагам народа?

— Им без разницы, — мрачно сказал капитан. — Я же говорю — три ребра таможеннику сломали…

— Тихо, — бросил Кацуба. — Чапай думать будет.

Думал он недолго — не прошло и минуты, как просветлел лицом, поднял палец:

— Ничего, собственно, переигрывать не придется. Остаешься штабной крысой, приставленной шпионить за цивильными. Только шляться будешь без погон, вот и весь бином Ньютона. Ну, а мы, понятное дело, будем на тебя украдкой жаловаться местным шизам — навязали, мол, болвана… Так что спарывай погоны, представь, что на дворе — семнадцатый год. «Капусту» с фуражки тоже ликвидируешь — тогда будешь напоминать Остапа Бендера, а это не отягощает задачу.

Он протянул Шишкодремову швейцарский перочинный ножичек, и капитан (определенно несколько уязвленный) стянул шинель, принялся, зло посапывая, отпарывать погоны.

— Пойдем дальше? — спросил Котельников. — Пробы воды в разных точках брали все, кто располагал соответствующей аппаратурой, — гидрографы, военные, пограничники. Результат отрицательный. Никакого следа отравы.

— Это кого-нибудь убедило? — спросил Кацуба.

— Нет, конечно, — фыркнул Котельников. — Согласно той же логике. Точнее, отсутствию логики. Фальсификация — и все тут. На другой день после митинга и исторической резолюции из Шантарска прислали военный самолет. Я не специалист в области электронной разведки, но меня заверяли, что аппаратура там современная и качественная, — он наморщил лоб, припоминая. — Системы «Ястреб» и «М-105». Самолет работал почти двое суток, прочесал почти три тысячи квадратных километров. С тем же результатом. Никаких контейнеров на дне. Только три затонувших корабля, но про них известно практически все, ни на одном никогда не было никаких отравляющих веществ.

— Какие здесь глубины? — спросил Мазур непроизвольно.

— В обследованной акватории, да и в прилегающих районах — максимум сороковник.

— Тогда в самом деле нашли бы и бидон из-под молока…

— Разбираетесь?

— Ага, — кратко сказал Мазур.

Разбирался, лучше некуда. Правда, ему главным образом приходилось иметь дело с зарубежными аналогами «Ястреба» и «стопятки». Прекрасные приборчики, один из лютейших врагов «морского дьявола» — на глубинах до полусотни метров засекает металлические детали экипировки аквалангиста в ста случаях из ста. А если тот, кто увлекся этакой рыбалкой, пустит над водой на бреющем полдюжины вертолетов с аппаратурой на внешней подвеске, а следом пойдут мотоботы с боевыми пловцами — тому, на кого охотятся, жить станет совсем невесело….

— И это снова никого не убедило, а? — спросил Кацуба.

— Ну разумеется, — пожал плечами Котельников. — Кроме очередной порции воплей о коварстве военщины, никакой реакции. Ситуация осложняется тем, что мэр — из ихних. Ветеран перестройки. У нас здесь в некоторых смыслах заповедник, не забывайте, прямо-таки конандойлевский затерянный мир. Время остановилось, стрелки где-то на самом начале девяностых, взгляд на мир и образ мышления соответствующие…

Шишкодремов справился с погонами и, сожалеючи цокая языком, снимал «капусту» с фуражки.

— Мэр у вас из журналистов, кажется? — поинтересовался он, не поднимая глаз от рукоделья.

— Нет, с метеостанции, кандидат околовсяческих наук, это председатель горсовета — из борзописцев, закадычные дружки, кстати, оба двигали перестройку, как два придурка… На чем и сыграли два месяца назад — они, изволите ли видеть, на короткой ноге со столичными отцами демократии и даже лично знают с полдюжины самых настоящих западных бизнесменов, посему обязательно добьются валютных инвестиций, на Тиксон польется золотой дождь, все будут сыты, пьяны и нос в табаке. У вас, на материке, такие штучки уже не проходят, но в нашей глуши… Электорат поскрипел мозгами и выбрал обоих. За два месяца ни черта не сделали, конечно, — исключительно потому, что засевшие враги мешают. К сожалению нашему, из-за последних событий этих врагов удалось четко персонифицировать, а значит, у обоих деятелей еще есть в запасе время. «Зеленые», таким образом, витийствуют и безумствуют под высочайшим покровительством обоих этих придурков, что прыгают по ветвям власти…

— Кстати, о «зеленых», — оживился Шишкодремов. — Заграничные ниточки не прослеживаются?

Взгляд у него мгновенно стал колючим, цепким, деловым, резко контрастировавшим с туповато-сытенькой физиономией. На миг из-под маски проглянуло подлинное лицо. «Не прост наш колобок, — отметил Мазур, — а впрочем, простого бы и не послали… Не держит Глаголев простых сибирских валенков…»

— Не удивлюсь, если обнаружатся, — досадливо поморщился Котельников. — Все прекрасно знают, что за фруктики эти «зеленые», неважно, наши или импортные — то ушки спецслужб проглянут, то обнаружатся клычки пронырливых бизнесменов, которые напускают «зеленушек» на конкурентов… Пока ничего конкретного сказать не могу. Людей и возможностей у меня — кот наплакал. Не велось здесь серьезной работы, сами прекрасно понимаете, а потому нет и «инфраструктуры». Кое-что собрали, конечно, — он вопросительно глянул на Кацубу. — Я так понимаю, ваша группа четко делится на две части — одни станут ворочать агентурку, другие — нырять в морскую глыбь?

— Правильно понимаешь, — сказал Кацуба. — Друг от друга секретов, конечно, нет — одной веревочкой черти повязали, да и нет другого места, где мы могли бы посидеть над проблемами. Правда, есть тут один нюанс — если агентуристы нырять не смогут, то ныряльщики, наоборот, могут и подмогнуть коллегам по зондеркоманде, — покосился он на Мазура с непонятной ухмылочкой. — Я бы даже выразился, не «могут», а «обязаны будут»… Но все документы ты четко дели на две кучки — по числу фракций. И если с присказкой все, давай-ка переходи к сказке, ради которой мы сюда и нагрянули…

— Да ради бога, — сказал Котельников. Показалось даже, вздохнул облегченно. Извлек из обшарпанного металлического ящика, напоминавшего футляр какого-то инструмента, нетолстую стопочку листков тонкой бумаги. Ловко разделил на две части, одну тут же отдал Кацубе, слегка замялся: — Кому?

— А вот ему, — Кацуба показал на Мазура. — Это у нас главный спец по подводным делам.

Сказано это было без тени шутливости, и Мазур подумал мимолетно, что следовало бы умилиться столь высокой оценке его заслуг, но не стал думать о таких пустяках, конечно. Принял у капитана бумаги, развернул лежащую сверху, сложенную пополам карту. Котельников торопливо пояснил:

— Здесь обозначены все три затонувших судна…

Хорошо, что объяснил — без подсказки Мазур не догадался бы, что означают три галочки, вписанные в кружки. Схему, вне всякого сомнения, рисовали насквозь сухопутные спецы, не имевшие представления об используемых морскими картографами условных значках. Координаты, правда, были указаны в точности, как надлежит, и на том спасибо…

— Задача казалась простой, — продолжал Котельников. — Поскольку «зеленые» продолжали с пеной у рта орать, что один из кораблей был-таки затоплен с контейнерами на борту, решено было обследовать все три точки, сделать снимки, поднять архивные документы, в общем, наглядно доказать…

Мазур краешком глаза подметил, как изменилось лицо Кацубы, — этот характерный рысий прищур был Мазуру уже знаком, доводилось лицезреть. Что-то вмиг насторожило глаголевского преторианца. Секундой позже Мазуру и самому показалось, что он тоже уловил нестыковочку, легкую заусеницу. Но догадки он благоразумно удержал при себе — военному человеку вообще вредно умничать, а в такой ситуации и подавно не стоит лезть вперед батьки в пекло, тем более, что батька помалкивает…

— Благо о всех трех кораблях известно достаточно, и никакой загадки они собой не являют, — продолжал капитан. — Вот это — весьма знаменитая в свое время «Вера». Личный пароход легендарного купца Дорофеева. Был тут до революции местный Крез — помесь просвещенного мецената с сатрапом. Фактически — царь и бог. Тиксон в те поры был чуть ли не деревней, тысяч на пять жителей. Медеплавильный тогда был дорофеевским, как и все остальное, заслуживавшее внимания. Пушнина, искали золото, но не нашли… Одним словом, Дорофеев в восемнадцатом пытался уйти на «Вере» в Норвегию. Были все шансы — отсюда до норвегов чуть больше двух тысяч километров, «Вера» такой рейс осилила бы. Но утонула. Что там у них произошло, неизвестно, ходят разные версии…

— Короче, «Вера» нести контейнеры с каким-нибудь зарином никак не могла? — чуточку нетерпеливо прервал Кацуба. — Вот и ладушки, а все остальное — ненужная лирика… Второй кораблик?

— «Комсомолец Кузбасса». Небольшой такой сухогруз. «Адмирал Шеер» его мимоходом потопил в сорок втором, когда обстреливал Тиксон и пытался прорваться в пролив Вилькицкого. Часть команды добралась в шлюпке до берега… На кандидата в контейнеровозы тоже не тянет…

— А почему? — вкрадчиво спросил Шишкодремов. — Химическое оружие у нас в сорок втором было. Все свои, что тут жеманничать…

— И вы туда же? — слегка опешил Котельников.

— Просто просчитываю варианты. Теоретически говоря, могли на вашем «Комсомольце» оказаться химбоеприпасы. Скажем, в виде сюрприза для японцев перебрасывали на Дальний Восток…

— Вы только при «зеленых» такое не брякните, — с вымученной улыбкой сказал Котельников. — Только таких открытий не хватало… Будь на «Комсомольце» отрава, Москва нам сообщила бы.

— И все равно, теоретическую вероятность допускать следует, — ничуть не смутившись, отпарировал Шишкодремов. — Москва могла и не знать. Ведомственный разнобой, утрата архивов, нестыковка в обмене секретной информацией… Под Шантарском в пятидесятых сливали радиоактивные отходы — и до сих пор частенько не находится концов: кто, где, сколько?

— Ладно, — сказал Кацуба, пожалев, видимо, откровенно приунывшего Котельникова. — Молодец ты у меня, Шишкодремов. Запишем твою версию в графу эвентуальностей. Ребятам, — он кивнул на Мазура с белозубо-киношным напарником, — туда лезть придется, так что пусть держат в голове и такой вариант… Третье судно?

— Вот с третьим, в отличие от ваших… эвентуальностей, никакой неясности нет. «Ладога», морской буксир. Затонул в шестьдесят четвертом. Не помню всех подробностей, но дело было во время шторма, и капитан что-то серьезно напортачил, потом его, по документам, посадили. Жертв, правда, не было. Морской буксир, мне объяснили, на роль перевозчика каких бы то ни было грузов не годится, нет у него надлежащих трюмов…

— Это точно, — сказал Мазур. — Никак не годится.

Котельников помолчал, словно ожидая очередных въедливых комментариев. Не дождавшись, продолжил:

— Три дня назад мы вышли в точку Икс. Так их обозначили — Икс и Игрек. «Вера» и «Комсомолец» лежат практически рядом, метрах в двухстах — такую уж хохмочку подложила теория вероятностей. Это и есть Икс. Ну, а Игрек в таком случае — понятно без объяснений… С превеликими трудами выцарапали на денек в порту их водолазный бот и уговорили одного-единственного водолаза.

— Военные ушки торчали? — спросил Кацуба.

— Никоим образом. Для всех непосвященных инициаторами обследования были гидрографы, сиречь ваш покорный слуга, а в том, что меня пока не расшифровали, могу поклясться… Водолаз был опытный. Вот здесь у меня записано… — он поворошил лежавшие на коленях Мазура бумажки, вытащил одну. — Водолаз-мастер первой группы. Мне говорили, это самый высокий ранг…

Кацуба глянул на Мазура:

— Герр консультант, компетентное заключение дать можете?

— Конечно, — Мазур глянул в бумажку. — Подробно или на скорую руку?

— Подробно.

Ухмыльнувшись про себя, Мазур сказал:

— Это выйдет долгонько…

— Все равно.

— Все водолазы профессионально классифицируются по трем группам. Третья — спасательные работы на спасательных станциях. Что вовсе не означает, будто работа простая и легкая, — там всякое бывает… Вторая — эксплуатационное обслуживание гидротехнических сооружений и водных путей, научно-исследовательских работ, наблюдение за орудиями промышленного рыболовства, добыча морепродуктов, то есть — подводные плантации. Первая — аварийно-спасательные, судоподъемные, подводно-технические, судовые, судоремонтные работы, работа на ледоколах, водолазных ботах, спасательных судах. Экспериментальные спуски — нечто вроде летчиков-испытателей, только под водой. — Он говорил медленно, внятно, испытывая легкое удовлетворение оттого, что в чем-то оказался самым знающим из всех. — В каждой группе есть классы — третий, второй, первый. Ну, а водолаз-мастер — и в самом деле самый высокий ранг, элита. Имеет право не просто участвовать, а руководить водолазными спусками на глубину до шестидесяти метров, в любых условиях, во всех типах снаряжения.

— Так… — сказал Кацуба. — Интересные премудрости. Каждый день узнаешь что-то новое… И что, раскопал ваш мастер что-нибудь интересное?

— Нет, — сказал Котельников с кривой ухмылкой. — Не успел. Он пробыл на дне, около «Комсомольца», около десяти минут, потом вдруг подал сигнал тревоги, и его принялись поднимать в аварийном темпе, без полагавшихся остановок. Когда подняли на борт, он был без сознания. Тут же поместили в декомпрессионную камеру, но он умер четверть часа спустя. Обширный инфаркт миокарда. Скафандр был цел, герметичность не нарушена…

— Это не скафандр, — машинально перебил Мазур, бегло просмотрев один из листков. — Стандартная водолазная эластичная рубаха — ВРЭ-три…

— Я же не специалист, — пожал плечами капитан. — Портовики назначили комиссию, там все написано… Нарушения подачи воздуха не было, телефонная связь работала исправно… В отсеки он не спускался.

— Еще бы, — проворчал Мазур. — Все-таки мастер. Исследовать затонувший корабль изнутри полагается двоим, второй страхует сигнальным концом… Впрочем, если бы он застрял в отсеках, его попросту не вытащили бы. — Увидев ободряющий взгляд Кацубы, он продолжал: — Если не секрет, каким макаром вы его уговаривали?

— Деньги, — сказал Котельников. — Водолазы, как и все портовики, который месяц без зарплаты… На другой день к «Комсомольцу» спустился аквалангист. У пограничников был один-единственный. Этот вообще не всплыл. Бот оставался там сутки, но тела так и не нашли… Не буду растолковывать, какой козырь получили «зеленые», сами, видимо, понимаете? Поиски вести невозможно — водолазы отказываются спускаться, хоть вы их озолотите.

Мазур открыл было рот, но встретил яростный, многозначительный взгляд Кацубы и заткнулся с ходу, довольно убедительно притворившись, будто попросту хотел кашлянуть.

— Вот и все, по-моему, — сказал Котельников. — По городу, конечно же, распространяются самые идиотские слухи — будто оба отравились на дне. Про аквалангиста ничего конкретного сказать нельзя, вообще ничего неизвестно, но что касается водолаза — любой нормальный человек вроде бы должен соображать, что в герметичном водолазном снаряжении никакая отрава не страшна…

— Ну, мы же уже уяснили, что с нормальными людьми дела иметь не придется, — сказал Кацуба. — И тогда вы, следовательно, стали бить во все колокола…

— Ну да, — кивнул Котельников. — Завтра должно прийти ваше обеспечивающее судно. Идет из Архангельска. Как нам сообщили — морской буксир типа «четыреста девяносто восемь». Уж и не знаю, что он собой представляет…

— Подходящая коробка, — сказал Мазур. — Водоизмещение — триста тонн, метров тридцать длиной, два двигателя, винтов тоже два. Вполне подходит.

— Судно не заемное — наше, — уточнил Котельников. — Экипаж, естественно, тоже. Словом, вам и карты в руки. Работать сможете совершенно автономно. С мэром я вас сведу сразу же по приезде или завтра с утра, а вот ни с военными, ни с пограничниками контактов поддерживать не следует — чтобы не давать повода «зеленым». Завопят, что вы — наймиты военщины, и все труды пойдут насмарку.

— Ну, меня примерно так и инструктировали… — небрежно сказал Кацуба, поднялся, кивнул Мазуру. — Тысячу извинений, господа, но необходимо провести совещание в узком кругу…

Он шагал первым, не оборачиваясь, поддевая носком ботинка дряблый мох. Остановился, когда машина оказалась метрах в пятидесяти. Негромко спросил:

— Итак, полковник, что именно у тебя вызвало ощущение шила в заднице?

— Понятно, почему ни один водолаз не соглашается идти под воду.

— Ну и пуркуа?

— Водолазное дело регламентируется строжайшими инструкциями, — сказал Мазур. — Из бумаг явствует, что кое-какие параграфы они соблюли — был руководитель спуска и работ, обеспечивающие лица, врач, как и положено, если глубина спуска более двенадцати метров. Но далее… Тебе опять подробно?

— А как же, — сказал Кацуба. — Подробнейше…

— Тогда приготовься слушать отборную канцелярщину. Перед обследованием затонувшего судна водолазы должны быть ознакомлены по чертежам и схемам с устройством судна, расположением надстроек и помещений, наличием груза, расположением люков и палубных устройств. В протоколе комиссии прямо написано, что ничего подобного не сделано. Далее. Первый спустившийся водолаз… пусть в нашем случае и единственный… обязан установить буйки. Для небольшого судна — два, по носу или корме, для судна типа «Комсомольца» еще и дополнительные — несколько пар по бортам, или, как минимум, один. Не сделано. Спусковой канат на палубе затонувшего судна закреплен не был. А аквалангист, кстати, пошел на погружение без страховочного конца. Ну, в данном случае он был военным и ему приказали, но будь я штатским портовым водолазом, тоже ни за что не пошел бы, узнав о столь смачном букете нарушений…

— Понятно… — задумчиво протянул Кацуба. — Ну, а отчего мог погибнуть водолаз? Я краем уха слышал что-то об отравлении дыхательной смесью….

— Сомнительно, — сказал Мазур, подумав. — Если бы оказалось повышенным парциальное давление азота и началось «глубинное опьянение», наверху моментально поняли бы — человек начинает бормотать, нести околесицу… Ничего подобного не было, судя по протоколу. Он мог упасть с палубы — но в том-то и соль, что на палубу не поднимался, стоял на грунте рядом с кораблем… У меня есть одна-единственная версия, но она — сумасшедшая…

— Что ж поделать, если — единственная… Излагай.

— Нападение боевого пловца, — нехотя сказал Мазур. — Неожиданное нападение. Есть старый, примитивнейший прием выведения водолаза из строя. Достаточно перевернуть его вверх ногами. И подержать секунд десять. Воздух перемещается в штанины, получается так называемый обжим. В сосуды мозга приливает кровь, начинается головокружение, кровотечение из носа, расстройство мозгового кровообращения. Сплошь и рядом водолаз теряет сознание, не в состоянии дышать. Если его в таком состоянии поднимать на поверхность с нарушением режима — а именно это и произошло — легочное давление повышается, сосуды рвутся, альвеолярный газ проникает в них, в левое предсердие, в большой круг кровообращения. Резкое понижение артериального давления, обширный инфаркт миокарда, остановка сердца. Никакая декомпрессионная камера уже не спасет. Учили нас таким фокусам… В общем, если только допустить, что его атаковал боевой пловец, — все, абсолютно все укладывается в гипотезу.

— Вот только не совмещаются боевые пловцы и горласто-дебильная интеллигенция…

— Я и не настаиваю, — сказал Мазур. — Я только выдвигаю версии.

— Одну-единственную версию…

— Других и нет. Примерно то же самое могло произойти, упади он неудачно с палубы, перевернись вниз головой. Но там черным по белому написано, что он стоял на грунте.

— Но чисто технически возможно допустить атаку?

— Еще бы, — сказал Мазур. — Чистая теория — вещь обширная… Многое вмещает.

— Скажем, судно на значительном отдалении, за горизонтом, застопорило и выпустило пловцов на каких-нибудь скоростных буксировщиках…

— Скоростные подводные буксировщики — это чистое кино, — сказал Мазур. — На самом-то деле буксировщик скоростным быть может, но никто его таким делать не станет. Если скорость выше трех, самое большее — четырех километров в час, будет такое сопротивление воды, что аквалангист моментально придет в нерабочее состояние, будто его долго и старательно лупили…

— Это детали. Я о буксировщиках. Подошло судно, выпустило пловцов, они добрались до места, затаились и атаковали…

— Ничего сложного, — сказал Мазур. — Даже без буксировщиков… Но откуда здесь взялись бы чужие пловцы? И, главное, зачем?

Кацуба протянул:

— Милейший контрразведчик Шишкодремов с маху заявил бы, что тут замешаны иностранные агенты, которые таким образом пытаются добиться переноса военной базы… Одна загвоздка: даже в нынешние времена всеобщего бардака не смогла бы оперировать у наших берегов подобная группа. Чужая группа. Мы, несмотря на скудные возможности, ее вычислили бы. Не в два счета, но довольно быстро. Необходимо судно обеспечения, техника, агентурная поддержка в городе…

— Насчет агентурной поддержки тебе виднее, — сказал Мазур. — А техника и в самом деле нужна серьезная. Особенно когда речь идет о нелегальном рейде. Я тут мог бы вспомнить кое-что прошлое, но, извини, не буду. Одно скажу: разовая акция возможна. Подобралась субмарина, выпустила пловцов, потом приняла на борт и растворилась в глубинах… Вот только такая акция была бы напрочь лишена смысла. Помешать исследованию затонувших кораблей невозможно — мы можем снова и снова пускать туда водолазов… не на грунте же поблизости эта субмарина лежит, самолет ее обязательно засек бы на здешнем мелководье…

— Не зря я тебя сюда тащил, — удовлетворенно сказал Кацуба. — Уже полезность доказываешь… Действительно, картинка получается нереальная. Но ведь сам говоришь, в гипотезу о нападении боевого пловца все, случившееся с водолазом, великолепно укладывается?

— Это еще ничего не значит, — сказал Мазур. — Есть такая старая формула: «От неизбежных на море случайностей». В пятьдесят девятом погибли два знаменитых спортсмена-ныряльщика — Корман и Рамалата. Первый был чемпионом мира пятьдесят седьмого года по подводной охоте, второй — чемпионом Португалии. А погибли на тренировке… И попадалась мне где-то любопытная подборочка о каскадерах — выполняли головоломнейшие трюки, но гибли столь нелепо, чуть ли не с постели падали…

— Да, вот кстати, — сказал Кацуба. — Аквалангиста мы как-то выпустили из памяти. Что нужно делать, чтобы труп утопленника не всплыл?

— Вспороть живот, — сказал Мазур, не раздумывая.

— Ага. А вдобавок мочевой пузырь проколоть….

— То есть, ты упорно возвращаешься…

— Да никуда я не возвращаюсь, — сказал Кацуба. — Просто-напросто никак не могу пройти мимо версии, в которую все случившееся прекрасно укладывается, — тем более при отсутствии других обоснованных версий. Такая уж подозрительная у меня натура, служба испортила. Я не хочу, чтобы ты, когда пойдешь под воду, шарахался от любой проплывающей селедки, но по сторонам поглядывать следует…

— Оружие у меня будет?

— Честно, не знаю, — сказал Кацуба удрученно. — Корабль отправляли, когда о здешних подводных умертвиях еще и не слышно было… А без оружия не справишься?

— Я, конечно, попытаюсь, — хмыкнул Мазур. — Но если в меня кто-то начнет садить из подводного автомата, останется героически всплыть кверху брюхом, так что суперменских подвигов обещать не могу… — Он помолчал. — Во всем этом есть еще одна крупная несообразность. Какого черта они вообще полезли к тем кораблям? Неужели разум возмущенный местных аборигенов ничто не способно успокоить, никакие прежние проверки? Или я лезу не в свое дело?

— Да нет, отчего же, — задумчиво протянул Кацуба. — Вопрос, конечно, интересный. Более чем. Будем выяснять. Пока вы там с Васей будете изображать Ихтиандров, мы тоже не намерены сидеть сложа руки на берегу. На суше тоже хватает несообразностей.

Мазур покосился в сторону машины:

— И, как я понимаю, доверять нельзя никому?

— Это точно, — проследив его взгляд, кивнул Кацуба. — Не оттого, что я кого-то в чем-то подозреваю, а согласно классическим правилам игры. Житейский опыт меня давно научил: самое, пожалуй, скверное — когда загадочные странности начинаются в таком вот тихом, забытом богом и властями уголке. Поскольку в тихом омуте черти водятся. Одно запомни намертво: мы полностью автономны, никто, кроме Гоши Котельникова и его напарника, не в курсе. При любом контакте с любыми конторами молчать, как Зоя Космодемьянская, и держаться легенды.

— Слышал уже.

— Повторенье — мать ученья. И еще кое-что, о чем ты раньше не слышал. Сейчас мы в темпе обговорим план действий на случай строго определенной ситуации. И, буде возникнет такая необходимость, ты этот план станешь претворять в жизнь со всем рвением, поскольку приказы не обсуждаются…