Ксапа хулиганка

Степняки кочуют медленно. Мы к этому уже привыкли. Сейчас с ними идут десять наших охотников. Это ДИПЛОМАТИЧЕСКИЙ ХОД. Охотиться на чужой земле нельзя. Но не могут же три сотни человек месяц ничего не есть. Значит, охотиться будут. А нам что делать с нарушителями? Мудр велел послать со степняками наших охотников. Как бы, проводниками. Нашим-то охотиться можно. Заодно парни следят за порядком и учат охотиться по нашим правилам. То есть, не пугать зря все стадо.

Когда степняки дойдут до Терции, наши охотники остановятся на границе и будут долго махать руками уходящим. Так ненавязчиво покажут степнякам, где кончается наша земля и начинается их. Это Ксапа с Мудром выдумали. Кажется, все просто, но я бы до такого не догадался.

Летим назад. Подлетаем к ущелью между Примой и Секундой — я ВЫПАДАЮ В ОСАДОК! Даже прошу Сергея приземлиться. Ему нетрудно. Сажает машину недалеко от мостового крана. Техники на нас ругаются, что пыль подняли.

Большой экскаватор уже ковшом камни ворочает. Прокладывает дорогу к скалам. Но не это главное. А главное — что Степа Динамит с Пашкой взрывают вовсе не скалы! Они взрывают склон горы рядом со скалами.

— Какая тебе разница, Клык, взорвем мы скалы, или закопаем? — смеется Степа Динамит. — Медведев просил прибрежные скалы не трогать, они ему для Днепрогэса пригодятся.

Ну, Медведев зря просить не станет. И он знает, как дороги делать. Это мы на космодроме видели. А что такое ДНЕПРОГЭС, я у Ксапы вечером разузнаю.

Прилетаем домой — и как раз успеваем проститься с Ирочкой. Она улетает на БОЛЬШУЮ ЗЕМЛЮ вместе с мамонтенком. Задержится там, пока мамонтенок не освоится и не привыкнет к людям. На ирочкино место с БОЛЬШОЙ ЗЕМЛИ прилетела Танечка.

Собак звериным чутьем понял, что расстается с другом навсегда, скулит, под ногами путается. Уши обвисли. Выглядит так, будто вожак стаи его потрепал.

Я Эдика увидел — чуть не рассмеялся. Ходит с побитым видом, такой же печальный, как Собак. А еще не хотел Ирочку в свой вам приводить! Порадовался за парня. Осень еще не закончилась, а у них все наладилось.

Медики тоже свернули палатки и улетели на нескольких вертолетах. Ни разу не видел столько вертолетов в небе сразу. Никто из наших не видел.

— Вот не поверю, что все пилоты по-нашему говорить умеют, — ухмыляется Мудреныш.

— Зачем им это? — удивился Сергей.

— Летом был договор. Летаешь в нашем небе — знай наш язык, — поясняет Мудреныш. Сергей мрачнеет, отходит в сторону, достает мобилку и звонит Медведеву. Похоже, в нашей бригаде шабашников скоро будет пополнение. Платон говорит, что язык лучше всего учить во время совместного труда на нашу пользу. При этом ссылается на какого-то Матроскина.

Вечером, после долгого разговора с Медведевым по видео, Платон собирает всех шабашников на собрание.

— Значит, так, братцы-кролики, — начинает он. — Все знают, что зима на носу. А что из этого следует?

— Запасаем валенки? — подает голос Толик, и все смеются.

— И это тоже, — соглашается Платон. — Но главное, на сегодня гаражом обеспечен только один маленький экскаватор. А скоро у дорожников будет до десяти единиц дорожной техники. Улавливаете мысль?

— Гараж строим?

— Правильно мыслите, молодой человек, — соглашается Платон и пускает по рукам листы бумаги с рисунками. — Заканчиваем баню и ставим ангар из легкосборных конструкций. Нам в помощь Медведев выделяет десять строителей. Догадываетесь, почему именно десять? Вадим, Клык, расселение и обучение строителей — на вас.

— А как с техникой? — спрашивает Фред.

— На сегодня — два экскаватора. К началу строительства созреет автокран. Следующим будет мощный бульдозер, дальше — по необходимости. Завоз металлоконструкций для ангара начнется с завтрашнего дня.

— Чем будем сваи забивать? — интересуется Вадим.

— Правильный вопрос, — замечает Платон и записывает что-то в блокнотик.

Толик передает мне рисунки. Те, которые нарисованы тонкими линиями, пускаю дальше, а фото рассматриваю очень внимательно. Представьте огромную бочку, которую положили на бок и до половины зарыли в землю. Вот это и будет ангар. Люди рядом с ним смотрятся совсем маленькими. В таком ангаре свободно разместится все наше общество. Он намного больше хыза.

— В этом ангаре можно жить? — спрашиваю.

— Летом можно, а зимой холодно, — отвечает Вадим. — От дождя, ветра и снега защитит, а от холода — нет. Разве что, внутри нормальный хыз поставить.

Сам понимаю, что костром такую махину не прогреть, даже очень большим костром.

— Клык, ангар — он не для людей. Он для машин, — поясняет Платон.

Пусть к нам еще десять шабашников приедут, неужели такой большой хыз успеем до снега поставить? Не верю!

А Ксапа верит!

Все планы меняются. Будем два ангара ставить, большой и маленький. Большой — в Секунде, там, где Днепрогэс строить будем, а маленький — у нас, на нижней террасе, которую несколько лет назад наводнение затопило. Медведев говорит, теперь с наводнением мы как-нибудь справимся. Но ангар для техники нужен.

У нас теперь ударная стройка. Летчики привезли еще три маленьких экскаватора, пригнали четыре авиетки, чтоб техникам и строителям было на чем на работу летать. В Секунде мы организовали вторую вертолетную площадку. Ну, что значит, организовали… Камни убрали, поставили высокий шест с полосатым «рукавом» — вот и вся площадка. Рядом — складская площадка. От вертолетной отличается только тем, что вертолетная ровная, а складская — на пологом склоне.

Мудр с Медведевым сильно поругался. Мы-то знаем, что не всерьез, но Медведев этого не знает. А дело в том, что новички не хотят учить наш язык. Не то, чтобы не хотят, некогда им. Работают от рассвета до заката, без выходных. Едят, спят и работают, больше ни на что времени не хватает. Говорят, у них АККОРД. Когда вернутся, каждый себе двухкомнатный хыз купить сможет. Толик их неграми дразнит. Как увидит, кричит: «Работай, негр, работай, солнце еще высоко!»

А вторая причина — Мудр говорит, Медведев только парней присылает. Парни на наших девок смотрят. А у нас все девки при мужчинах. Свободных после Ярмарки невест не осталось. Пусть Медведев девок тоже присылает.

Я уже не тот пацан, что две весны назад был. Обдумал, что будет, если Медведев девок пришлет. Иду к Мудру на серьезный разговор. Узнав, о чем речь, Мудр останавливает меня и посылает внучку за Мудренышем.

— Теперь говори, — ободряет меня, когда мы садимся у очага.

— Мудр, зря ты велел Медведеву девок присылать, — говорю я. — Девки себе парней найдут, у них дети родятся. Дети на нашей земле родятся, значит, как бы, нашими будут. От этого Медведев вакансии получит, еще больше людей пришлет. Все будет как Ксапа говорила.

— Ты сказал, девки парней найдут. Где они найдут парней?

— Так, у наших у всех уже есть девки. Значит, за своих и выйдут. О чем я и говорю.

— Это очень плохо, что у нас свободных парней нет, — улыбается Мудр. — Но у Чубаров, Заречных и Степняков свободные парни еще остались. Да и наша молодежь подрастает… Тебе Ксапа нравится?

— Очень нравится! Если она в беду попадет, я буду зубами землю грызть, только бы ей помочь.

— И мне Ксапа нравится. Мы столько важного от нее узнали. Если б не она, как бы мы вели себя с чудиками? А где зимовали бы? Очень много пользы она принесла нашему обществу. И Света много пользы принесла, и Ната.

Теперь новых девок возьмем. Думаешь, они все за чудиков пойдут? Кто-то наверняка захочет с нашими парнями жить. И если от каждой такой девки будет пользы как от Ксапы, мы с Медведевым на равных говорить сможем.

Далеко Мудр смотрит. И насчет «на равных» — тоже верно. Сколько раз Ксапа нам тайные замыслы Медведева раскрывала. И мы уже сами решали, подходят они обществу, или нет.

— Сергей, это Клык пришел, говорить хочу.

В серегиной палатке свет горит, значит, кто-то дома есть.

— Заходи, Клык, — приветливо отзывается Ната. — Сейчас чайник поставлю.

В палатке Сергея и Бэмби нет.

— Они тэ-о вертолету делают, — поясняет Ната. — Садись, они скоро закончат.

Присаживаюсь на стул. Ната наливает воду в высокий черный сосуд и садится напротив меня в кресло-качалку.

— Это что? — интересуюсь я.

— Электрочайник тефаль.

— А рядом?

— Трансформатор на двести двадцать. У нас, на Большой земле вся техника сделана на двести двадцать вольт, а у вас — на тридцать шесть, для безопасности.

— Двести двадцать — это опасно?

— Опасно. Убить может, если прикоснешься. Если не убьет, очень больно будет.

— Зачем же вы себе опасно делаете?

— Так вещи проще делать. Провода тоньше, потерь электричества меньше.

— Но ведь опасно!

— Мы с детства детей учим остерегаться электричества. А знаешь, когда-то, лет сто назад, у нас в розетках было не двести двадцать, а сто десять вольт! Наверно, как раз из-за безопасности.

Пока говорили, чайник закипел. Передо мной появилась большая кружка и тарелка с бутербродами.

И тут я почувствовал себя дикарем. Потому что так вкусно готовить мясо не умею. И Ксапа не умеет, и Жамах, и Фархай не умеет! Никто у нас не умеет!

— Вот поэтому-то они оставили меня ужин готовить, а сами с машиной возятся, — вздыхает Ната. — Ну, ничего, обучу Бэмби готовить — и наверстаю.

С мяса переходим на охотников.

— Да дерьмо твой Фред, а не охотник! — гневается, непонятно с чего, Ната. — И человек с гнильцой. Выпендрежник! Пещерного медведя — из мелкашки с оптикой… Да еще толпу народа на страховку поставил. Привык на сафари в Африку летать.

— Но он же убил медведя. И лося со ста шагов убил, — возражаю я.

— Из огнестрела со ста шагов любой дурак убьет. А попробовал бы как вы — с копьем да ножом! Или на наших звероловов посмотри. Спокойно, без лишних слов уже трех медведей живьем взяли и на Большую землю отправили.

— Зря ты на Фреда так. Нормальный мужик, работает ничуть не хуже наших.

— Зато платят ему в десять раз больше, чем нашим парням. Думаешь, за что? За то, что шпионит за вами. Враг он, понимаешь? Враг!

О том, что надзорщики за нами шпионят, Ксапа не раз говорила. И скандал был, когда к геологам жены прилетели. Но чтоб человека врагом назвать… Так Нате и говорю.

— Клык, ты умный парень, но в политике абсолютно не варишь. Ксапа Давидовна — тоже, но быстро учится. Политика — это дерьмо! А я — детдомовская! С пяти лет привыкла в дерьме барахтаться. Наверно, это даже хорошо, что вы с Ксапой раньше с политикой не сталкивались. Но теперь она сама к вам пришла.

Ты у меня ноут видел? Их строжайше запрещено сюда привозить. Если о нем на Большой земле узнают, по закону я должна вылететь отсюда со скоростью щенячьего визга.

— Тебя не тронут. Ты наша, полоски на щеках носишь.

— Да… О татушках я забыла. Хорошо, меня, может, и оставят. А ноут по закону должны конфисковать. Медведев лично должен приказ подписать. Он о ноуте знает, но не конфискует. Делает вид, что не в курсе. Почему, спросишь? Ему выгодно, чтоб у меня ноут был. Это — нарушение закона. Но, пока никто шума не поднял, все делают вид, что ничего не знают. Понимаешь? Мих должен исполнять закон, но не исполняет. Это — политика!

За тем, чтоб таких нарушений не было, следят надзорщики. Думаешь, они не знают, что у меня ноут есть? Еще как знают! Твой Фред меня в первые же дни поймал. У него в мобильнике блютуз оказался! Блютуз — это еще одна прибабаха для связи. Только работает на коротких расстояниях. Я, по глупости, не смогла ее правильно отключить. Так вот, твой Фред два — три месяца выжидал, осматривался, а потом решил меня завербовать. Мол, если не хочу ноута лишиться, должна сливать ему информацию. То есть, я должна работать на него, чтоб он молчал. Это — грязная политика! Называется шантаж!

Подумай, какая у меня здесь может быть информация, которую он сам не знает? Ваши имена и фотокарточки? Но тут сам факт важен. Если я работаю на чужую разведку, меня в будущем можно будет крепко прижать! Понимаешь?

— Кажется, понимаю. Ксапа о таком говорила. И что ты сделала?

— Заложила Фреда Медведеву. Теперь я на две разведки разом работаю.

— Двойной агент? АТАС!

Ната хихикнула и уткнулась лицом в колени.

— Клык, ты совсем русским стал. Запомни, только никому не говори. Я работаю на Медведева. Я русской родилась, русской и помру, какие бы татушки на мне ни кололи. Перед тем, как что-то Фреду слить, я каждое слово с Медведевым обговариваю.

Горько мне стало. Неужели Ксапа в надзорщиках ошиблась? Так и спрашиваю.

— Ну что тебя из крайности в крайность бросает? Ксапа Давидовна все сделала гениально. Как бы надзорщики контролировали закон, если б их здесь не было? Если б не она, мы бы не сидели сейчас у электрочайника. Потому что болтались бы в Кругу полсотни геологов — и все! Это Ксапа Давидовна у Мудра разрешение на наш прилет выбила. И вакансии она придумала. Теперь вакансии — это закон, против которого ни Медведев, ни надзорщики квакнуть не могут!

— Нат, я главного не пойму. Зачем так сложно?

— У верблюда два горба, потому что жизнь — борьба, — хмыкает Ната. — Ты знаешь, сколько у нас государств?

— Ксапа говорила, двести с чем-то.

— Точно! В ООН — больше двухсот. Крупных около пятидесяти, остальные — мелочь с амбициями. Я это к чему? Та страна, которая получила выход в другой мир, через несколько десятков лет станет богатой и очень могучей! Сильнее любой отдельно взятой страны! Потому что целая планета — это больше любого государства, даже самого крупного и богатого! А еще этой стране войны будут не страшны. Накрайняк, все население перейдет на планету, и его там никто не сможет достать.

Ни одна из стран не хочет, чтоб другая ее обогнала. И каждая хочет поиметь свою планету. У нас есть такое выражение: «совать палки в колеса».

— Знаю. Ксапа говорила.

— Вот все сейчас этим и занимаются. Суют нам палки в колеса. Австралия проскочила со своей планетой как первая. Тогда никто еще не понимал, чем это обернется. Америке тоже повезло. Мало кто думал, что опыт удастся повторить. Ведь десять лет пытались — все впустую. Еще Америка слишком сильная страна, чтоб ей смогли помешать. Ну и, под конец, нет такого закона, чтоб помешать осваивать незанятую планету. У нас такой смешной мир, что все можно делать только по закону.

А вот когда мы, русские, открыли твою планету, все законы оказались против нас. Потому что твоя планета уже занята. Ну, почти все законы. Есть закон, что можно помогать отсталым странам, и есть закон, что вы имеете право нас пригласить. Это ваша планета, и на ней ваши законы сильней всех наших — это тоже прописано в наших законах.

Понимаешь, какая сложилась ситуация? Ксапа Давидовна выбила почву из-под ног у всех стран, которые совали нам палки в колеса. А то ведь могло до войны дойти. Америкосы на нас всю Европу натравили. Они вообще любят воевать чужими руками. Якобы, Европа должна защитить бедных дикарей от кровожадных русских варваров. Россия попала в глубокую жопу. За три года дипломаты выбили только право на круг радиусом в тридцать километров и георазведку без права контакта с местным населением. Оцени ситуацию! Как получить разрешение у местных, если с ними запрещено контактировать? Это тоже политика!

Именно Ксапа Давидовна вытащила нас из этой жопы. Она вступила в ваше общество и стала недоступна нашим законам. А после этого она пробила разрешение на наше законное присутствие в вашем мире. Гениальная комбинация! Все мировое сообщество сразу заткнулось. Надзорщики могут только следить за исполнением нами ваших законов. И то — присутствовать на этой планете они могут только с вашего разрешения.

— Ты хочешь сказать, что мы можем выгнать их в любой момент?

— Не только их, но и любого из нас. Скажет Мудр слово — и любой русский в тот же день вылетит с этой планеты. Но надзорщиков пока выгонять рано. Пусть мир привыкнет, что здесь все идет по закону.

— Много людей на планетах австралийцев и американцев?

Десятки тысяч у амеров и сотни тысяч у австралийцев. Промышленное освоение идет полным ходом. У амеров главное направление — сырьевое, у австралийцев сельское хозяйство скоро обгонит горное дело.

Вечером я повел Ксапу и Жамах гулять по берегу реки. И пересказал разговор с Натой слово в слово. Жамах выслушала с каменным лицом и ничего не сказала. Ну да, она же не слышала осенью тех сказок, в которых Ксапа свой мир описывала. А у Ксапы глаза загорелись.

— Ты знаешь, Клык, в таком ракурсе я о своих делах не думала. Надо бы Мише намекнуть, что он мне по гроб жизни обязан. Нет, пусть ему это Мудр намекнет. Какая Ната умница-девочка. Жамах, надо ее в ваш совет матерей внедрить.

— К этим плоскогрудым? Они только себя слышат. Давай лучше здесь совет матерей соберем, — предлагает Жамах.

— Здесь не из кого. Старая, мы с тобой, Ната… Можно еще Евражку пригласить, чтоб училась. Но кто нас слушать будет, если из местных только Старая. Давай лучше совет уважаемых охотников возглавим! — и хихикают обе. Берут меня под руки, разворачивают и куда-то ведут.

— Смотрите, какие у Клыка женщины дружные, да веселые, — слышу за спиной голос Баламута.

— Мы тоже дружные! — два возмущенных писка.

— А кто утром ругался?

— Мы помирились!

Оглядываюсь и подмигиваю парню.

Ведут меня, конечно же, к Мудру. Приходится пересказывать разговор второй раз.

— Что я тебе говорил, Клык! — улыбается Мудр. — С этого дня будем приглашать Нату на обсуждение важных дел.

У вечернего костра Мудр дарит Нате свое копье, хвалит и говорит, что заслужила. С этого дня она охотница.

— Нифига себе! Я — охотница? Держите меня четверо! — говорит Ната в ответном слове.

Ба-ба-ба-бах!

Уже привычно просыпаемся под грохот взрывов. Сегодня у нас выходной, поэтому договариваемся с Мудренышем сходить посмотреть, как идут дела у Степы Динамита. Жамах и Фантазер тоже просятся с нами. Мы же охотничья команда.

Идти далеко, но после шабашки это как отдых. Рассказываю, как бежал по этим сопкам за авиеткой. Все эту историю слышали, но геологи таких чудес навыдумывали, что невредно повторить. Специально крюк делаем, я показываю поляну, где стояла авиетка. Потом Жамах рассказывает, как к нам попала. Потом мы ей — как от пожара спасались.

Выходим к скалам — и не узнаем их. Вместо крутого склона горы — каменистые осыпи. Под этими осыпями частично скрылась скальная гряда.

Подниматься по каменной осыпи сложно. Я иду по ней вверх, а она подо мной шуршит вниз. Но, все-таки, мы поднялись на скальную гряду. Прошли по ней к ущелью, полюбовались, как кипит и бесится вода на порогах. Вернулись к склону горы и спустились по осыпи с другой стороны скал уже в Секунду. Теперь пройти из Примы в Секунду трудно, но безопасно. А в прошлый год здесь Баламут ногу сломал…

Рядом с нами авиетка садится. Степа Динамит ругает нас нехорошими словами. Он наверху очередной ба-бах готовит, камни, которые ему мешают, вниз сталкивает. А тут — мы ходим. Убить же мог! Что сказать? Виноваты.

В трехстах шагах от нас экскаватор работает. Камни от склона горы отгребает. Я так понимаю, чудики начали строить дорогу через скальную гряду.

Из кабины экскаватора незнакомый чудик вылезает. Говорит, что только сегодня прилетел. Будет работать на экскаваторе, бульдозере, автокране и всем, к чему колеса или гусеницы приделаны. Я прошусь в кабину экскаватора. Он разрешает. Отдаю копье Мудренышу, уточняю, какой рычаг для чего. Руля здесь нет, но есть два рычага, которые гусеницами управляют. И поворачивается не лапа экскаватора, а вся кабина.

Сначала я помахал лапой в воздухе, пока не освоился, потом воткнул ковш в гравий. Зачерпнул, развернул кабину, высыпал. Чудик дал пару советов, и дело у меня пошло. Наш маленький экскаватор попроще, но ПРИНЦИП тот же.

Потом на мое место садится Мудреныш, затем — Фантазер. И, наконец, Жамах. Канавы рыть ей не довелось, она только бочки топлива возила. Поэтому мы вчетвером на трех языках ей подсказываем! Жамах громко взвизгивает, когда экскаватор не то делает. Весело всем.

Назад летим вместе с техниками на авиетках. Прилетаем как раз к ужину. Выходной день — это здорово. Это чудики хорошо придумали.

— Скорее бы зима наступила, — говорит Мудреныш. — Отдохнуть хочу от такой жизни.

— И я отдохнуть хочу, — соглашается Ворчун. — Суетливыми мы стали.

Вспоминаю, год назад мы называли суетливыми чудиков. И все со мною соглашаются. Только Мудреныш хмурится при этом. Хмурится, но ничего не говорит. Думает. Завтра у нас праздник будет — малый ангар сдадим, а радости нет. Только усталость и хмурое настроение. Будто с охоты без добычи вернулся. Хорошо бы у меня одного — у всех так.

— А что мы в прошлый год в это время делали? — спрашивает Ворчун.

— Стену хыза закончили, внутри печь и камины из глины и камней лепили, — вспоминает Фантазер. — Радовались все.

— В прошлый год только хыз построили — сколько радости было. А в этот столько новых вещей появилось, а радости нет. Почему так? — спрашиваю я.

— Потому что в прошлый год сами думали и сами делали. А в этот — по подсказке чудиков живем, — чуть ли не рычит Мудреныш. — Не по нашим обычаям живем, вот в чем дело. С этой стройкой на охоту ходить забываем. Год назад голодали бы от этого, а теперь всем обществом в столовую идем. Еду чудиков едим.

— Но ведь наши вдовы еду готовят.

— Да ты посмотри, похожи ли они на наших. Давно уже одеваются как чудики. И продукты им чудики привозят.

Я как-то не задумывался. Но все наши вдовы перебрались поближе к кухне. Готовят, посуду моют. Тетя Глаша их сманила. Говорит, кто при кухне работает, голодать не будет. Странно, вообще, с этой кухней. Считается, эта кухня должна чудиков кормить. Но там никогда никому не отказывают. Ни детям, ни взрослым. Шабашники в столовой едят — это понятно. Мы для того столовую и построили. Мы работаем, нам некогда еду готовить. Но усталые охотники с охоты приходят, добычу Старой отдают — и в столовую. Не хотят ждать, пока им жены еду разогреют.

Как Старая с Глашей делят добычу, не знаю. Но как-то делят, потому что Старая запасает консервы на зиму, а в столовой часто кормят свежим мясом. ВАРЕНЬЕ варят сообща. Ягоды собирают наши девки, а сахарный песок привозят чудики. Дети от ВАРЕНЬЯ в восторге, а мне как-то не очень.

Спрашиваю у Ксапы, как при кухне добычу делят. Рукой махнула. Говорит, она туда не суется. Бабы, мол, сами между собой договорятся, и не надо им мешать. Все сыты, голодных нет, значит, все идет как надо.

Вообще, вдовы, с тех пор, как стали на кухне работать, приобрели спокойствие, уверенность в себе. Уважаемыми стали. А тут еще от Вадима услышал, что это первый шаг к матриархату. Нет, тут Вадим не прав. Первый — это моя Ксапа. Вдовы на кухне — это второй. Но так даже хуже. Получается, уже два шага сделано. А тетя Глаша, которая еще и кладовщица, к которой мы за каждым гвоздем бегаем — это третий? Не нравится мне, в какую сторону наша жизнь меняется…

Первый снег выпал. Сразу много, и таять не хочет. Северные ветры дуют. Ксапа обрадовалась, говорит, пора на разведку лететь, айгуров считать. Жамах тоже лететь хочет. Ну, мои женщины всегда заодно. Фархай просится с нами. Конечно, мы ее возьмем. Кто же с Айгурами говорить будет? Несколько вечеров ЭКСПЕДИЦИЮ обсуждаем, Ксапа с Медведевым по видео советуется. С женщинами шушукается. Теперь все общество об ЭКСПЕДИЦИИ говорит, планы строит.

Идем к Мудру. Мудр советует в первый полет на землю не садиться. Только с неба с айгурами говорить. А то опять кто-нибудь в Ксапу копье бросит…

Правильно Мудр говорит. Пусть айгуры привыкнут, что мы по небу летаем, и никакого вреда от нас нет. Вылет назначаем на завтра.

Ксапа достает мобилку и собирает команду. Идем к Сергею. Фархай с Бэмби обнимаются, тискают друг друга, тараторят на нескольких языках. Ната тоже нам радуется. Один Сергей недоволен, выспаться не дали. Ну да, две жены — не одна жена.

Узнав, что полетим к Айгурам, Ната становится очень деловитой. Ныряет под кровать, тянет оттуда железную корягу, которая называется АКМ. Теперь я уже знаю, что это такое. Ната деловито отщелкивает МАГАЗИН, передергивает сучок сбоку, проверяет, сколько в МАГАЗИНЕ ПАТРОНОВ. И недовольно морщит носик. Тянет из зеленой брезентовой сумки два МАГАЗИНА, туго скручивает вместе изолентой и откладывает в сторону. А тот, который неполный, набивает ПАТРОНАМИ из коробки. И приматывает к нему изолентой еще один магазин.

— Нат, может, не надо? — жалобно спрашивает Сергей, натягивая рубашку.

— Надо, Федя, надо! Запас карман не тянет, — отзывается Ната.

— Что такое? — настораживается Платон.

— Да ну ее! — отзывается Сергей. — Как начинает всех ремнями безопасности пристегивать, так или колесо проколем, или в кювет влетим. Пифия доморощенная.

Ната делает вид, что не слышит, но ехидно улыбается уголками губ и протирает АКМ тряпочкой.

— С перегрузом не полечу, — заявляет Сергей, шнуруя высокие ботинки и оглядывая набившихся в палатку.

— Натача, скажи Серь'оже, чтоб меня не прогонял. Мне очень-очень надо! — Фархай первая понимает, куда ветер дует.

— Мудреныш и мы с Жамах летим по-любому. Фархай и Клык — переводчики. Остальные тянут жребий, — командует Ксапа.

— Так, может, Славку Летуна припахаем? — предлагает кто-то.

— Не советую, — бурчит Сергей. — У него салон не отапливается — раз. Матюгальника «Голос с неба» нет — два. Скорость ниже, и запас хода меньше — три.

Рассвет встречаем над перевалом. Не потому, что так рано поднялись, просто дни стали короткие. Зато день намечается хороший, солнечный. Снега немного, но следы очень хорошо видны. По следам охотников мы легко и просто все стойбища айгуров найдем.

Фархай радуется, и всем радостно. Небо голубое, солнце светит, снег блестит. А в салоне тепло, и сиденья мягкие. Летим, песни поем.

Пролетаем над стоянкой Заречных. Нам руками машут. Но мы не садимся, круг делаем и дальше летим. Следы и на самом деле на снегу хорошо видны. Ксапа все верно смозговала.

Как реку перелетели, так и дальше летим. Сергей говорит, на сто пятьдесят километров. Потом широким зигзагом летим на закат. На третьем или четвертом зигзаге видим стадо степных оленей. Небольшое такое, голов двадцать. Степные олени крупнее лесных, даже двадцать голов было бы очень хорошей добычей. Но! Нельзя пока на них охотиться. Холода еще не ударили, мясо испортится, не успеем съесть. И земля за рекой — это земля Заречных. Да и некогда нам охотой заниматься. Мы айгуров ищем, а осенью дни короткие. Все к одному… Полюбовались на оленей, вздохнули печально — и дальше полетели.

Но тут Ната закричала. Пока мы все глазели на оленей по правому борту, она смотрела в бинокль на степь по левому борту. А все потому что не охотница. Не интересны ей олени. Хоть Мудр ей копье подарил, все равно не охотница.

Мы все к левому борту бросились. Но Сергей развернул машину носом в ту сторону, куда Ната рукой указывала, и мы ничего не увидели, пока не подлетели. Потому что Фархай и Ксапа первыми побежали к кабине пилотов и загородили весь вид своими спинами. Но, по радостному повизгиванию Фархай и Бэмби ясно, девчата что-то хорошее увидели.

Сергей разворачивает машину боком, и мы видим семерых охотников. По одежде, по оружию понимаем, это не степняки. И не чубары. Фархай им рукой машет. Чудачка! Как будто они с такого расстояния могут что-то в кабине вертолета рассмотреть.

Сергей снижает машину. Снег подтаял на солнце, стал липким, тяжелым, и совсем не пылит в вихрях ветра от винта. Бэмби протягивает Фархай микрофон.

— Удачной охоты вам! Это я, Фархай, говорю! — кричит Фархай в микрофон. — Я очень рада вас видеть! Когда увидите моих родных, передайте им, что у меня все хорошо. Мне мужчина подарки дарит, скоро я его женщиной стану! Мы весной свой вам поставим! Больше не могу говорить. Сейчас мы торопимся, скажите всем, что я позднее к вам прилечу, тогда все новости расскажу. А вы поверните к реке. Скоро увидите следы. Четыре руки оленей идут на восход солнца. Удачной вам охоты!

Сергей чуть наклоняет машину носом к земле и резко бросает вперед. Несколько вздохов — и охотники где-то далеко позади.

— Умница! Все правильно сказала, — хвалит Ксапа Фархай и прижимает к себе. — Только не надо так кричать в микрофон.

— Мало охотников. Место ровное, трудно им будет, — замечает Хвост. — Надо было им вдесятером идти. Фархай, далеко до вашего стойбища?

— Не знаю. Это не наши охотники. Но у нас с ними дружба. Моя сестра к ним ушла.

— Смотрите, смотрите! — кричит вдруг Бэмби из кабины пилотов. А нам опять не видно. Жамах с Ксапой спинами обзор перекрыли.

— Девушки, дайте взглянуть, — просит Платон.

— Волки там, — сердито произносит Ксапа, а Сергей разворачивает машину боком. И мы видим волчью стаю. Это степные волки, крупные, сильные и выносливые. Опытный охотник, вооруженный копьем, легко может справиться с одним волком. Если повезет, одолеет пару. Но степные волки всегда ходят стаей. А эта стая — всем стаям стая!

Я вдруг понимаю, что в оружии степняков есть смысл. Охотник, вооруженный копьем, может убить двух, максимум, трех волков. А дротиками — по числу дротиков, и последнего — ножом. Если все охотники станут цепью в шаге друг от друга, можно отбиться даже от такой крупной стаи.

— Ух ты! Их тут сотни полторы! — восхищенно произносит Платон.

— Canis dirus — ужасный волк, — говорит Ксапа.

— Да ну? Обычный доисторический Canis lupus — серый волк, — возражает Платон. Dirus жил на Аляске и современной Канаде.

— Так зимой по льду от нас до Аляски всего сто километров. Им один день ходу, — не сдается Ксапа.

— Зачем — по льду? Были времена, из Азии в Америку посуху ходили, — уточняет Платон.

— Чем серый волк отличается от ужасного? — спрашиваю я.

— Ужасный крупнее. Средний вес порядка семидесяти килограммов. Серые будут поменьше. Ну, челюсти и скелет в чем-то различаются. Тут я не силен.

— Семьдесят килограммов — это много?

— Это как тетя Глаша.

Вожак стаи останавливается, когда мы подлетаем поближе, за ним останавливается вся стая. Многие садятся, а некоторые даже ложатся на снег. Эта стая пришла издалека, голодная и усталая.

— … Нет, полярные волки белые. Их по костям легко отличить, у них отсутствуют два коренных зуба… — спор о природе волков набирает силу. Геологи дружно доказывают Нате, насколько она не права.

Волкам надоедает ждать, они по широкой дуге обтекают висящий на небольшой высоте вертолет и бегут дальше, по своим делам. А, кстати, куда они бегут?

— Сергей, куда они бегут?

Сергей отводит машину чуть северней, туда, где след стаи прямой как полет копья. Зависает над ним, разворачивает машину, чертит пальцем на экране с полетной картой…

— Бегут приблизительно на юг. Выйдут к реке километров на тридцать западнее поселка Чубаров. Тридцать километров — это, ты говорил, один дневной переход.

Льда на реке еще нет, вода холодная. Не будут волки пересекать реку. Но, все же, Жамах достает мобилку и предупреждает своих. А я предупреждаю Заречных, что через день-два на них может выйти крупная стая степных волков. На костры волки не полезут, а вот охотникам лучше вернуться домой.

Летим дальше. Сергей уступает место за штурвалом Нате. Спор с волков переходит на собак.

— … По последним данным, собак одомашнили где-то от двадцати пяти до сорока тысяч лет назад, — сообщает Вадим. — То есть, именно сейчас.

— Не сейчас, а полгода назад, — улыбается Сергей. — И зовут первую собаку Собак.

— Как писал Роберт Янг, главная опасность для хронопутешественника — оказаться причиной того события, которое он взялся расследовать, — замечает Платон.

— Все-таки, думаешь, мы в собственном прошлом? — оборачивается к нему Ксапа.

— Данных мало. Но если так, то наше воздействие дойдет до двадцать первого века через сорок тысяч лет. Для нас тогда будет не двадцать первый, а четыреста двадцать первый век.

— Столько не живут, — хмыкает Сергей, присоединяясь к нам.

— Но помечтать-то можно!

— Серь'ожа! Мы на точке поворота. Поворачивать? — раздается из кабины.

— Поворачивай, милая.

— Первую стоянку айгуров увидим или на этом, или на следующем зигзаге, — уверенно произносит Ксапа.

Машина разворачивается и летит к реке. Мы передвигаемся к другому борту. Долетаем до реки, разворачиваемся и летим в степь. Даже видим вдали вамы айгуров, когда Фархай вдруг кричит:

— А-а-а! Беда!

Подбегает к Ксапе, бухается на колени, хватает за руку.

— Ксапа, помоги! Волки охотников порвут!

— Как порвут? Они же к реке идут.

— Волки увидят след стада, повернут, побегут за стадом. А там, между ними и стадом, охотники!

— Серега, назад, аллюр три креста! — восклицает Вадим. Сергей сгоняет Нату со своего места, разворачивает машину так резко, что горизонт за окном стоймя встает, и ведет машину в ту точку, где мы в последний раз видели стадо. Ната тем временем достает из шкафчика АКМ, со щелчком вгоняет в гнездо связанные изолентой МАГАЗИНЫ, передергивает сучок сбоку. Платон достает из рюкзака ПИСТОЛЕТ, а Вадим роется в рюкзаке и чертыхается. Я развязываю ремешки и стаскиваю кожаные мешки с наконечников копий…

Мы успеваем. Волки уже окружили охотников широким кольцом, но еще не нападают. Охотники стоят плотной группой, спиной к спине, приготовив к бою копья и дротики.

Сергей выходит из кабины, на ходу застегивая на себе ремни, защелкивает карабин на кольце над дверью, забирает у Наты АКМ и распахивает дверь.

— Бемби! Ниже! Держи пятнадцать метров! — и садится на порог, свесив ноги за борт.

Ба-бах! Ба-ба-бах! — рявкает АКМ в его руках, и вожак бьется в агонии на снегу. — Ба-бех! Рядом с вожаком падает другой волк. Ба-бах! Ба-бах! Ба-бах!

— Бэмби! Доверни вправо! Стоп! Умница!

Ба-бах! Ба-бах! Ба-бах!

Одни волки падают, пятная снег кровью. Другие озираются, поджав хвосты. Некоторые уже связали смерть сородичей с грохотом сверху и скалятся на вертолет.

— Платон, у меня разряд мастера по стрельбе. Дай пистолет подержать, — пристает Ната к геологу.

— Только одну обойму!

Ната встает за спиной Сергея, широко расставив ноги. Левой рукой берется за поручень, поднимает правую с пистолетом.

Бах — бах — бах — бах — бах — бах!

Ба-бах, ба-бах, ба-бах, бах! Сергей отщелкивает МАГАЗИН, переворачивает и втыкает в АКМ другим концом. Передергивает сучок сбоку. Ба-бах!

Грохочут выстрелы, падают волки, в нас летят горячие гильзы. Бэмби медленно разворачивает вертолет над головами охотников.

— Обойму! — кричит Ната, и Платон сует ей что-то в руку. Она загоняет это в рукоятку пистолета.

— Магазин! — кричит Сергей. Ната выдергивает из-за пояса два связанных изолентой магазина и вкладывает в его руку.

— Обойму!

— Последняя — сообщает Платон.

Волки разбегаются. Бэмби ведет вертолет по широкому кругу, чтоб Сергей с Натой могли стрелять в разбегающихся волков. Гремят выстрелы.

— Песец! Патроны кончились, — сообщает Ната.

— Отстрелялся, — говорит Сергей минуту спустя. Все!

— Совсем все? — спрашивает Вадим.

— Есть в заначке один магазин на черный день. Но там трассеры, разрывные и зажигательные. Жалко на волков тратить. Бэмби! Сажай машину.

Еле успеваю поймать Фархай за шиворот и втащить назад, в машину.

— Ты куда баз копья? Там каждый третий — подранок.

Выходим вдвоем с Мудренышем и добиваем ближайших подранков. На подранков нужно обязательно вдвоем идти. Если подранок на охотников бросается, один его копьем сдерживает, другой добивает. Секундное дело, и безопасно.

Увидев, что мы взялись за подранков, айгуры разбиваются на пары и тоже добивают волков.

— У вас все целы?! Раненых нет?! — кричу я им на айгурском.

— Все целы. Волки не успели напасть. Но мы здорово перепугались! — отзывается высокий айгур.

— Скажите спасибо Фархай. Это она нас сюда направила, когда увидела, куда волки бегут.

— Фархай духом стала?

— Пока нет. Живая как мы с вами. Я запретил людям выходить, пока мы подранков не добьем.

Запретишь таким, как же! Идут к айгурам стайкой. Посередине — Фархай, справа Ксапа, слева Ната, сзади Жамах. У Жамах, Ксапы и Наты хоть копья в руках. И вообще, такой вид, будто они Фархай охраняют.

— Вот ваша Фархай, — говорю я. — А ты, непоседа, сначала познакомь нас. Потом будешь обниматься.

— Не буду я ни с кем обниматься! У меня свой мужчина есть, — возражает Фархай. Но представляет трех охотников. Остальных по именам не знает. Затем представляет нас.

— Это Мудреныш, тот, кто будет вождем народа. Это Клык, тот, кто отводит народам земли. Это Жамах, та, что сидит в совете матерей Чубаров. Женщина Клыка и охотница. Это Ксапа, та, которую знают и уважают все народы.

И так — о каждом. Конечно, приукрасила немного, но так полагается. Это очень хорошо, что охотники не из того общества, в котором жила Фархай. Они знают, что Фархай сбежала от шамана, и ее унесла в небо желтая машина. Но это не их шаман, и у них нет зла, что Фархай его обидела. А желтая машина — вот она, совсем не страшная. Очень вовремя прилетела. Фархай радостная, к ней относятся с уважением. Я говорю на их языке. Значит, мы друзья. И Фархай привела нас вовремя. Еще немного — и в стойбище прибавилось бы вдов.

— Вы убили этих волков. Что вы будете с ними делать? — задает главный вопрос старший охотник. А мы еще не думали об этом. Собираемся кругом. Чудики сразу говорят, что им волки не нужны. Бэмби утверждает, что это мясо. Нельзя разбрасываться продуктами. Но Сергей говорит, что больше трех-четырех не возьмет. Перегруз будет. Мудреныш напоминает, что это не наша земля. Нельзя охотиться на чужой земле.

— А чья здесь земля? — спрашивает Ксапа.

— Или Заречных, или Айгуров, — говорю я. Сергей достает из-за голенища сапога карту, разворачивает, показывает, где Заречные, где Чубары и где мы сейчас. Так далеко заречные охотиться не ходят. Только если голодной зимой. Нет, по глубокому снегу так далеко тоже никто не пойдет. Оборачиваюсь к айгурам.

— Мы сейчас обсудили, чья это земля. Это не наша земля, не Чубаров и не Заречных. Вы здесь охотитесь, выходит, это ваша земля. На чужой земле охотиться нельзя. Значит, это ваша добыча.

— Но этих волков убили вы, — удивился айгур.

— Фархай нас попросила, вот мы их и убили. Она айгурка, ей можно, — улыбаюсь я.

— Тогда выходит, это добыча Фархай? — удивляются айгуры.

— Выходит, так, — пожимаю плечами я как можно равнодушней.

— Клык, что такое ты говоришь? Мне даже одного волка до Примы не донести. И Серь'ожа говорит, что больше четырех не возьмет. Зачем нам столько? — возмущается Фархай. Перевожу ее слова для наших.

— Твоя добыча, ты и дели, — смеется Вадим. Фархай поражена свалившимся на нее богатством и ответственностью.

— Охотники, берите столько, сколько сможете унести, — наконец, решает она. Мы с Мудренышем перемигиваемся. С самого начала было ясно, что без добычи не останется никто. Но мы повернули дело так, что теперь все по закону, и авторитет Фархай возрос.

— Жалко, столько добычи пропадет, — огорчается Жамах. Айгурам тоже жалко, всем жалко. Но если оставить добычу здесь, ночью волки вернутся. Встаем кружком и обсуждаем, что можно сделать.

— А если грузовой вертолет вызвать? — предлагает Сергей.

— Без холодильника мясо за неделю испортится. Вот если б морозы стояли…

Перевожу слова чудиков айгурам. Те соглашаются.

— Парни, развезем добычу по всем ближайшим становищам! — высказывает мудрую идею Ксапа. — Айгурам, Чубарам, Заречным… Разделим кто сколько съесть сможет.

Идея нравится всем, особенно, айгурам. Авторитет их рода среди других родов айгуров значительно возрастет. Сергей, Ксапа и я идем в машину договариваться с Медведевым насчет второго вертолета. Но связи нет. Сергей предупреждает наших, мы поднимаемся на пятьсот метров, и связь появляется. Говорю Медведеву, что на охотников напали волки, много волков. Теперь у нас много-много мяса. Сергей говорит, пять тонн. Но оставлять нельзя, волки вернутся. Нужен вертолет, чтоб мясо увезти.

— Люди все целы? Раненые есть? — спрашивает Михаил.

— Раненых нет, но пришлось применить огнестрельное оружие, — влезает Сергей. — Ситуация была критическая. Форс-мажор.

— Добро, высылаю к вам ближайший борт. Сергей, подготовь рапорт о расходе боеприпаса.

Вскоре с Сергеем связывается Слава Летун, и мы садимся.

— Парни, живем! К нам летит Слава Летун, — громко говорит Сергей. — Но пока заправится, пока долетит, не меньше двух часов пройдет. Предлагаю не терять время и перекусить.

Фархай переводит айгурам. Идея встречает одобрение народных масс, как Ксапа говорит. Охотники выбирают молодую волчицу и быстро разделывают. Думали, мы сырое мясо есть будем. Но Сергей достает из багажа два примуса, и мои женщины берут готовку еды в свои руки. Только долгое это дело — ждать. Пока вода закипит, пока мясо сварится…

Замечаю, что у Ксапы и Наты вместо верхних пуговиц на одежке блестят зрачки видеокамер, вроде той, что Ната на козырек кепки цепляла. Значит, среди айгуров тоже задумали перепись населения провести.

— Парни, стащим волков в кучку, чтоб сразу в машину закидать, — предлагает Сергей. А что, правильная мысль. Дни сейчас короткие, надо все быстро делать. И не так скучно ждать, пока мясо варится.

Укладываем туши рядами бок о бок в тридцати шагах от вертолета. Сергей расстилает на утоптанном снегу брезент, ставит стопку одноразовой посуды. Фархай поверх брезента стелет салфетку, режет хлеб. Мы все к хлебу привыкли, но айгурам он в диковинку. Мои женщины раскладывают куски мяса по мискам. В другие наливают горячий, наваристый бульон. Фархай разносит миски охотникам. Как определяет старшинство, мне не понять. Но никто на нее не ворчит. Едим мясо, запиваем обжигающим бульоном. Хорошо! Так хорошо мне давно не было.

— Нат, когда вернемся, составь рапорт о расходе патронов. Медведев велел, — вспоминает Сергей.

— Дрянь дело! Пистолет не мой. С меня Медведев три шкуры спустит! — грустнеет Ната.

— Пистолет мой, мне и рапорт писать, — говорит Платон. — Ната, ты скольких положила.

— С каждой обоймы по одному промаху. Выходит, двадцать четыре. Но половину ранила.

Ничего себе! А я думал, Ната не охотница…

— Мы много подранков добили, — уточняет Мудреныш.

— Почему мужчины ругают женщину-охотника — спрашивает меня старший охотник айгуров. Опять в нем подозрительность проснулась. И что я ему скажу?

— Мы охотились на чужой земле. На чужой земле охотиться нельзя. Их вождь будет очень недоволен. Платон говорит, что возьмет вину охотницы на себя.

— Ты сказал: «их вождь». У тебя что, другой вождь?

— Мы из разных народов, но живем вместе. Вместе охотимся, вместе едим, вместе дела делаем. Скоро одним народом станем. Моя женщина — Ксапа — из их народа. Второй год вместе живем.

Айгуры удивленно качают головами.

Рассказываю, что мы живем в горах за перевалом, там, где три долины вдоль реки, только не этой, которая рядом, а другой. Что живем в первой долине, но нас очень много, поэтому следующим летом собираемся заселить вторую долину. А этим летом мы провели в третью долину народ Степняков, потому что степи столько народов не прокормить.

— Так Фархай правду сказала, что ты раздаешь народам земли?

— Не один я. Дать целому народу землю — это очень ответственное дело. Надо, чтоб на земле жило много дичи, чтоб земля понравилась тому народу, которому мы ее предлагаем. Переселить целый народ — это очень непростое дело. Оно занимает много дней. Но ни Чубары, ни Степняки пока не жаловались. Следующим летом мы переселим Заречных и выделим земли вам.

— А если мы не захотим жить на тех землях?

— Да живите там, где вам больше нравится! Но мы объясним вам, какие земли уже заняты, где вам жить и охотиться нельзя.

Тут очень вовремя слышится гул двигателя. А вскоре мы увидели и сам вертолет. Слава Летун зависает над аккуратными рядами волчьих туш, разворачивает машину хвостом к нам и сажает так, чтоб грузить было удобнее. С радостным гомоном бежим к кабине.

— Ну и бойню вы устроили, — выходит нам навстречу Слава Летун.

— Они нас скушать хотели. Теперь мы их кушаем, — объясняет Фархай.

Слава привез пять бочек топлива. Первым делом выкатываем их. Пока Сергей заправляет машину, Слава застилает пол пленкой, и мы грузим волков. Для пустых бочек места в отсеке не остается.

— Да кому они, пустые, нужны? Бросим здесь, — решает Слава. Ставим бочки пирамидой. Будет в степи приметное место.

Айгуры полетят с нами. Поэтому рассаживаем семерых охотников по креслам в желтой машине. Фархай и я при них — переводчиками. Десятая — Ксапа. Естественно, Сергей с Бэмби в пилотской кабине. Остальные переходят к Славке Летуну. У него жуткий перегруз получается, но ему пофиг. Говорит, степь плоская, он пойдет над самой землей.

— Вы с Натой затеяли айгуров переписать — это чтоб за них вакансии получить? — спрашиваю Ксапу, когда поднимаемся в воздух, и айгуры прилипают к окнам.

— Ага! Но надо сначала официально принять их в наш союз. Ну, что-то вроде ярмарки невест устроить.

— Вакансии можно на мясо обменять?

— Можно, но не нужно, — ухмыляется Ксапа.

— Почему?

— Ты намекни только Медведеву, что его вакансии с голода помирают, он сколько угодно мяса пришлет. Завалит продуктами! — и улыбается от уха до уха. А я стою словно дубиной по голове тюкнутый. Раньше Ксапа говорила, что чудики хотят занять наши земли. Я, по простоте, думал, для этого нужно нас выгнать куда подальше. А теперь получается, чудикам нужно, чтоб нас на наших землях было как можно больше. Чудики — они чудики и есть!

До стоянки айгуров мы летим совсем недолго. Это пешком долго идти, а по воздуху — в пятьдесят раз быстрее. Может, в сто. Сергей говорил, но я не разобрался, как режимы полета различать. В общем, пока охотники шумно восхищаются, мы уже на посадку заходим.

До вамов сто шагов. Открываю дверь, выхожу первым и жду, когда все охотники выйдут. За ними — Фархай и Ксапа. Пилоты остаются в машине.

Веселой дружной группой идем к вамам. Нас встречает встревоженная молчаливая толпа айгуров. Но, заметив, что мы веселы, айгуры начинают неуверенно улыбаться.

— Вождь, у нас богатая добыча! Сегодня все лягут спать сытыми, завтра лягут спать сытыми, послезавтра лягут спать сытыми!

— Где же ваша добыча? — спрашивает вождь. — Сколько охотников надо за ней посылать?

— Не надо никого посылать, — старший охотник оборачивается, ищет глазами зеленую машину… И не находит. Все взгляды скрещиваются на мне. Я тоже оборачиваюсь. Нехорошо будет, если подумают, будто мы украли мясо.

Далеко на горизонте видна черная точка.

— Да вот же они! — указываю рукой. — Добыча тяжелая, летят низко и медленно. Много добычи, тяжело нести.

Охотники снова улыбаются.

— Никого не надо посылать, — повторяет старший охотник. — Скоро мясо будет здесь.

Зеленый вертолет из точки превращается в силуэт, подлетает, зависает в воздухе и снижается там, где ему Ксапа руками показывает. Разворачивается к нам задом и раскрывает заднюю стенку.

Такого радостного возбуждения у людей я давно не видел.

— Эти волки хотели нас съесть. Но прилетела Фархай, та самая, и приказала их убить. Теперь мы их съедим, — коротко и ясно излагает главное старший охотник. Потом еще раз десять, с деталями. Потом мы сидим в ваме вождя, и Ксапа через Фархай объясняет вождю новый миропорядок. В котором никто ни с кем не воюет, все друг другу помогают, и все обязаны учить наш язык. Почему наш? Потому что он простой. Любой народ может его выучить легко и быстро. Тем народам, которые знают общий язык, Клык подбирает хорошие земли, богатые добычей. А если нехорошие люди нападут на наши народы, Клык их прогонит.

— Клык настолько силен? — удивляется вождь.

— Сила Клыка в том, что его слов слушаются могучие охотники, — поясняет Ксапа. — Вот волки не послушались, и что с ними стало?

Услышав перевод, охотники весело смеются. И еще раз рассказывают, как стояли спиной к спине, а вокруг умирали, пораженные внезапной смертью, волки.

Потом я еще раз объясняю, что Фархай — моя названная сестра, и живет в моем ваме. Поэтому народ Айгуров мне, как бы, не чужой. Был бы чужой, я бы десять раз подумал, выделять ли айгурам хорошие земли.

— Пошли меня за картами, — шепчет мне на ухо Слава Летун, когда разговор заходит о землях. Раз просит — посылаю громко, на языке айгуров. Он уходит и вскоре возвращается с папкой космоснимков формата А3, как Света говорит. Освобождаем у костра место, и я раскладываю мозаику из восьми космоснимков. Платон цепляет на стену вама яркий электрический фонарь. Объясняю, что высоко-высоко в небе летает глаз, который передает мне эти рисунки. Народ поражен.

— Как может глаз летать по небу? — удивляется вождь.

— Спроси у своих охотников. Они сегодня летали. Но глаз летает намного выше! Как же я могу распределять земли, если ни разу их не видел, — объясняю вождю. — Сначала смотрю на рисунки, потом лечу и проверяю сам. Эта темная полоса — река. Мы сейчас здесь. Чубары живут на другом берегу, вот здесь. Заречные — тут. А с этого места на нашем берегу реки начинаются леса. Места хорошие и богатые. Мы как-то остановились переночевать вот тут, на берегу реки, так ночью у нас волки тушу лося утащили.

Я говорю по-айгурски, Фархай переводит нашим. Услышав о волках, Сергей и Платон начинают хихикать и подталкивать друг друга локтями. Бэмби тоже фыркает в ладошку.

— Хороший был лось, жирный, вкусный, — говорю я, посмотрев на них. — Волки остались очень довольны.

Охотники усмехаются. Самое то, чтоб снять напряжение серьезного разговора.

— Утром Бэмби, — указываю рукой, о ком речь, — выходит из желтого летающего вама. Вскоре возвращается и говорит: «Серь'ожа, я не буду такое мясо жарить». «Почему?» — удивляется Сергей. «Волки покушали, нам только кости оставили. Никто кости не жарит, если на них мяса нет».

Теперь смеются все. До слез, до колик в животе. Даже Бэмби, даже серьезная Жамах.

— Так вы хотите, чтоб наш народ слился с вашим народом? — спрашивает вождь, отсмеявшись.

— Сливаться не обязательно. Мы предлагаем вам войти в наш союз народов. Народы, которые входят в союз, меняются невестами и помогают друг другу в трудное время.

Долго говорим. Айгурам не верится, что мы предлагаем им вступить в союз народов, и ничего за это не требуем. Разве что — язык выучить. И то, не сейчас, а когда время будет. Если б не Фархай, нам бы не поверили. Но все охотники подтверждают, что мы признали право на добычу за Фархай. Как она сказала, так и делим убитых волков.

В заключение говорю вождю, чтоб не торопил события. В таком деле спешить нельзя. Мы еще не раз увидимся и все обсудим. Их охотники у нас в гостях побывают, наши — у них. Но, если какая беда случится, чтоб посылал гонцов к Чубарам или Заречным. И гонцы звали меня или Фархай.

Когда выходим из вама, в небе светят яркие звезды. Остаемся ночевать у айгуров. Фархай убегает поболтать с подругами, а охотники, которых мы спасли от волков, решают, кто из гостей в чьем ваме будет ночевать.

Удивительно, но мобилки здесь работают. А там, где волков били, не работали. Сергей говорит, там радиотень, прямую видимость заслонял горный пик. Какая прямая видимость, если до перевала много дневных переходов? С такой дали даже в бинокль ничего не видно. Но мобилка работает, и я поговорил с Мудром и Мечталкой.

Хорошо выспались и встали с первыми лучами солнца. Зимой это просто — и выспаться, и с первыми лучами встать. Быстро позавтракали и собрались лететь во второе стойбище Айгуров. Не то, в котором родители Фархай и шаман живут, а то, которое на закат от него. Есть еще стойбища айгуров к северу, но Фархай говорит, там плохие люди живут, фиг им, а не волчье мясо!

С нами собрались лететь шесть уважаемых охотников. Я бы сказал, стариков, но — ДИПЛОМАТИЯ! Пусть будут охотники. Кстати, это Ксапа с Фархай их уговорили. Чтоб не мы новости рассказывали, а они.

Заходим в желтую машину, а в ней холодно! Выстудилась за ночь. Но, как только машина оживает под руками Сергея, в салоне быстро теплеет.

Пол дневного перехода для вертолета — не расстояние. Только набрали высоту, и сразу снижаться начали. Уважаемых стариков-охотников в этом стойбище хорошо знают, Фархай тоже помнят. И о желтой машине, что унесла Фархай, тоже наслышаны. Мы даже особого удивления не вызываем.

А когда зеленая машина раскрывает брюхо, и мы начинаем выгружать волчьи туши, айгуры поражены до глубины души. РАЗРЫВ ШАБЛОНА, как говорит Ксапа.

Фархай пересчитывает туши на снегу, туши, оставшиеся в машине, и остается довольна. Объясняет, что остальное — для ее родных и близких. Второй РАЗРЫВ ШАБЛОНА. Девка делит добычу, и все ее слушаются.

Переобнимав всех знакомых девок, Фархай заявляет, что мы улетаем, потому что она очень домой торопится. По родным соскучилась. И лезет в машину. Трое уважаемых стариков остаются поделиться новостями, а трое летят с нами.

Машины поднимаются в воздух и улетают. На земле — НЕМАЯ СЦЕНА, как Ксапа говорит. Наверняка она подговорила Фархай такую жуткую спешку устроить. Не поели, у костра не посидели. Даже не познакомились толком. Прилетели, разгрузились, улетели. Только чудики так делают!

До родного стойбища Фархай тоже недолгий перелет. Встречают нас настороженно и недоверчиво. Но когда зеленая машина раскрывает брюхо, и мы выбрасываем на снег первые две туши, все меняется. Сначала изумление, а потом дружный рев восторга! Моментально к нам меняется отношение. Нас обнимают, хлопают по спине, говорят все и разом. Ничего не понять! А Фархай вообще затискали так, что она визжит, бедная.

Только когда первый бурный восторг стихает, и Фархай представляет нас айгурам, узнаем, в чем дело. Оказывается, последние дни охота не ладилась. Не голодали, но жили впроголодь, чтоб не расходовать запасы, приготовленные на зиму. Три дня вождь уговаривал шамана, и сегодня тот затеял большое камланье. Долго камлал, все утро. Жаль, что мы поздно прилетели, не видели. Сколько лет живу, ни разу не видел шамана в деле.

Но камлание заканчивается, охотники собираются на охоту. Шаман останавливает их, говорит, чтоб сегодня не ходили, до завтра подождали. И тут прилетаем мы, привозим добычу. Сегодня не надо на охоту ходить! Очень сильный шаман!

— Вот, блин, ежкин кот! — говорит Ксапа. — Религия, блин, опиум для народа! Фархай, веди, познакомь нас с шаманом.

Фархай растерялась, но Ксапу слушается. Ведет нас к ваму шамана. За нами, на десять шагов позади, все общество идет. Вам шамана приметный, высокий.

— Шаман, к тебе важные люди пришли, — робко подает голос Фархай. Не так надо! Отодвигаю ее и рявкаю:

— Шаман! Выходи, мясо принимай! Фархай велела нам тебе много мяса привезти, — по-айгурски говорю, чтоб все поняли.

Входной полог отодвигается на чуть, в щели появляется глаз.

— Живи долго! Это ты шаман? — спрашиваю я.

— Я.

— Ты сегодня камлал?

— Да, я камлал.

— Ну так, значит, Фархай нас к тебе послала. Мы волчье мясо привезли. Много мяса, за день не съедите.

За моей спиной хихикакт Ксапа. Шаман высовывает голову и оглядывает толпу.

— Ты кто такой?

— Я Клык. Ты сегодня камлал, Фархай велела тебе мясо привезти. Мы привезли. Идем, покажу! Если не понравится, мы назад увезем.

— Это Клык. Очень уважаемый охотник. Он говорит с народами, он раздает земли народам, — тараторит Фархай.

Шаман скрывается в ваме, но очень скоро появляется в расписанной белыми полосами одежде и с бубном в руке. Не сразу понимаю, что белые полосы изображают кости. Шаман на своей одежде скелет нарисовал.

Делаю широкий жест рукой в сторону вертолетов. А крепкий духом этот шаман. Чем-то чубаров напоминает. Ведь у него тысяча вопросов на языке, но молчит.

Парни уже выгрузили на снег два десятка туш, и брюхо машины закрыто.

— Мы оставили пятнадцать туш, по пять на общество — говорит Платон по-русски.

— Что сказал этот охотник? — спрашивает шаман.

— Говорит, вчера Фархай велела убить волков, которые напали на айгуров. Говорит, этих велела привезти тебе. С нами прилетели ваши уважаемые охотники, они вам все расскажут.

Старики-охотники солидно кивают головами и подтверждают, что я правильно сказал.

Шаман переворачивает ближайшую тушу, рассматривает рану. Мы добивали волков копьями аккуратно, чтоб шкуры сильно не попортить.

— Это хорошее мясо. Почему котлы до сих пор холодные? — громко спрашивает шаман и бьет в бубен. Начинается радостная суета. Тем временем уважаемые охотники, шаман и я рассаживаемся в ваме вождя. Фархай куда-то убежала. Отругаю ее, когда наедине останемся.

— Я видел и слышал сегодня много удивительного, — начинает вождь. — Кто мне объяснит это? — И смотрит на меня.

— Пусть начнут старшие, — плавным жестом указываю на уважаемых стариков и слегка кланяюсь. Надоело говорить, вчера полдня языком молол. Но старикам мои слова очень понравились. Говорят они долго, дополняя друг друга. И почти не привирают. Если припомнить, это Фархай вчера много лишнего нафантазировала.

Потом шаман расспрашивает меня о Фархай. Простые вопросы, давно ли я ее знаю, да где живет. Честно ему отвечаю, что живет в моем ваме, и стала мне названной сестрой. Что нашла себе мужчину, и скоро перейдет жить в его вам. Эта новость очень огорчает шамана. Спрашивает меня, как она узнала о камлании? Как-как? Мы от теток Фархай услышали, когда они ее обнимать кончили. Но этого шаману лучше не говорить. Пусть тайной останется. Поэтому говорю шаману, надо у самой Фархай спросить. Я за нее отвечать не хочу. Могу обмануть, нехорошо получится. Шаман со мной соглашается.

Вождь расспрашивает о моих спутниках и о том, как мы живем. Это надолго, но деваться некуда, рассказываю. То, что можно вамы строить из бревен, и называются они хызы, удивляет всех. Обещаю свозить к нам в гости и показать. Только не сейчас, а в следующий раз. Тут у меня звонит мобилка. Сергей сообщает, чтоб поторопился. Оставаться на ночь нельзя, циклон идет. Завтра будет мокрый снег с дождем, туман и низкая облачность. Если не хотим на неделю застрять, нужно сегодня возвращаться.

— С кем ты сейчас говорил? — спрашивает вождь.

— Я говорил с Сергеем. Это тот охотник, который желтый летающий хыз по небу водит. Завтра будет мокрый снег с дождем, облака опустятся, лягут на горы. В такую погоду в горах очень опасно летать. Сергей меня торопит, говорит, нужно скорее назад лететь.

— Ты точно знаешь, что завтра погода испортится? — удивляется вождь.

— Любой из народа русских может узнать, какая погода будет завтра. Любой, кто долго живет с народом русских тоже может это узнать. Одна из моих женщин из народа русских.

Неожиданно все трое уважаемых стариков меня поддерживают. Говорят, завтра погода испортится. У них кости ноют.

— И у меня с утра кости ноют, — ухмыляется шаман.

— Только начали разговор о главном, но раз Сергей зовет, я должен идти, — говорю я с сожалением. — Нам нужно обсудить много важных вещей. Мы обсудим их в следующий раз. Мы еще не раз увидимся.

Шаман и вождь провожают меня до машины. Ксапа уже ждет у дверей.

— Побибикай, — говорит она Сергею. Оказывается, у вертолета есть бибикалка как у экскаватора.

— Подари нож вождю, — подсказывает мне Ксапа.

— Тогда шаману тоже надо. Снимай свой.

Ксапа вздыхает и расстегивает портупею. На ремнях еще фляжка висит. Расстегиваю свои ремни. А кому первому дарить? Кто у айгуров важнее? Вождь или шаман? Хорошо, у меня две руки. С теплыми словами протягиваю вещи сразу обоим.

— Ой, у меня во фляжке кофе с коньяком, — вспоминает Ксапа. Смотрю, кому досталась ее фляжка. Шаману. Самое то! Пока вождь восхищается сталью ножа, инструктирую шамана.

— В долбленке горькая целебная настойка. Пить ее полагается понемногу, маленькими глотками.

— Отчего она помогает?

— Придает сил и бодрости в холодную мерзкую погоду, такую, как будет завтра, — подсказывает Ксапа, и я перевожу шаману.

Прибегает Фархай с целой кучей родственников.

— Все в сборе? По машинам, — командует Сергей.

Поднимаюсь на борт последним. Машу рукой провожающим. Зеленая машина уже раскрутила винт, и люди, прикрывая лицо локтем, отходят подальше. Сергей раскручивает винт и поднимается вертикально.

— Куда летим? — высовывается из кабины пилотов Бэмби.

— К Чубарам, — говорю я. И слышу плач грудничка. Ох ты, боже мой! Оборачиваюсь. Незнакомая чубарка с ребенком на руках оживленно болтает с Жамах. Да, типичная чубарка. Но одета как айгурка. Рядом сидят Платон с Вадимом, говорят о чем-то своем. На чубарку — ноль внимания. Удивленно поворачиваюсь к Ксапе.

— Это подруга Жамах. Мы ее выкупили за пять ножей и два топора, — объясняет Ксапа таким спокойным тоном, как будто обычное дело. — Ее айгуры два года назад похитили.

Раз не украли, а обменяли, мне волноваться не о чем. Чубарская девка, к чубарам летим. Даже познакомиться толком не успеем.

Садимся у чубаров совсем ненадолго. Здороваемся с охотниками, со старухами из совета матерей. Ну, к ним я направляю Жамах, Ксапу и Фархай. Пусть заболтают, пока мы с охотниками говорим. Очень охотникам удивительно, что айгуры им мясо за просто так отдают. То женщин воровали, а теперь мясом делятся.

Выгрузить пять туш — минутное дело. Но Вадим встревожен.

— Что-то случилось? — спрашиваю.

— Одного не хватает. Должно было остаться десять, а тут девять.

Запрыгиваю в зеленый вертолет, пересчитываю. Девять волков. И пять — на снегу рядом с вертолетом.

— На прошлой стоянке точно пятнадцать было?

— А хрен их поймет. Кучей лежали, разве сосчитаешь? Но выгружали по двадцать штук на каждой стоянке айгуров. Тут я ручаюсь.

Мы забили семьдесят пять волков. Платон считал, Ксапа считала, я сам считал. Айгурам оставили три раза по двадцать. Чубарам — пять. Одного не хватает.

— Недобиток где-то! Или убежал, или спрятался. Надо Славу предупредить.

Слава вместе с нами волков пересчитал, машину проверил. Негде волку в грузовом вертолете спрятаться! Убежал, значит. Когда успел, почему никто не заметил?

— Ночью не мог. На ночь я машину закрывал, — говорит Слава.

Как назло, у айгуров ни одной мобилки нет. Не предупредить айгуров. Летим к Заречным встревоженные. Недобитый подранок может в стойбище такой шурум-бурум устроить, что мало не покажется. С охотником ему не справиться, но там же дети, бабы…

Быстро разгружаем пять туш у заречных и взлетаем. Даже поговорить некогда. Темнеть начинает, и небо тучами затягивает. Слава Летун первым летит, его машина всеми окнами светится. А мы — за ней. Умная у него машина. Неказистая, но умная. В любой темноте, любом тумане дорогу видит.

Посадочная площадка светом залита. Сбоку два вертолета стоят, и две авиетки. Середину нам оставили. Садимся.

— Я знаю, где последний волк! — кричит Платон. — Мы его съели! Припомните, сначала мы сели и добили подранков. Потом пересчитали. Потом Сергей поднял машину, с Медведевым говорил. А затем мы сели есть. Шкуру и недоеденную тушу айгурские охотники куда-то унесли, мы ее не сосчитали.

Правильно Ксапа говорит, словно камень с души упал.

И тут я слышу плач младенца. Оглядываюсь. Чубарка с грудничком прилетела с нами.

— Клык, она с нами поживет, пока язык не выучит, ладно? Недолго совсем, мы ведь скоро в хыз переселимся. Ты же не будешь ругаться?

Думаете, это Ксапа меня ОБРАБАТЫВАЕТ? Ошибаетесь. Жамах! С ума я сойду от своих женщин.

У моих женщин теперь есть занятие на две недели. Выделывают три волчьих шкуры. Для Фархай, Наты и Бэмби. Потом сошьют три дохи девушкам. Кому четвертая шкура досталась, я не знаю. Но череп одного из волков выпросил Фред-надзорщик. А какой-то чудик с Большой земли попросил целый скелет. Нам не жалко. Мясо срезали, а кости сложили в мешок и отдали Славе Летуну. Ранним утром он улетает в Круг. Парни поручили ему отчитаться перед Медведевым. А мы, все, кто к айгурам летал, пошли на склад за ножами, фляжками, топорами и прочими мелочами, что айгурам подарили. Жамах еще свою подругу привела. Ее, кстати, Зулан зовут. Тетя Глаша выдала ей теплый спальный мешок и полный комплект одежды и постельного белья. На нее и на ребенка.

Платон смеется, что результат нашей экспедиции — две души и одна вакансия. Ему смешно, а у меня в ваме разговоры только о том, как Олежек вырастет и возьмет себе в жены дочку Зулан. Детям еще года нет, а их уже поженить хотят. Жуть!

Вечером возвращается Слава Летун и рассказывает, что Медведев только кипятком от восторга не писает. На такой успех первой экспедиции он и надеяться не смел. Сергею и Платону вручает коробки с патронами, а Нате — большой ноутбук для переписи населения и старинный значок «Ворошиловский стрелок». Ната хихикает и прикалывает значок на грудь.

— На груди ее могучей одна медаль висела кучей — распевно произносит Сергей, за что тут же получает подзатыльник.

А еще Слава привез и раздал геологам, Ксапе, Нате и мне особые мобилки. Они совсем как старые, но с ШИФРАТОРОМ НА КАНАЛЕ. То есть, никто из надзорщиков не сможет подслушать, о чем я с Мишей по этой мобилке говорю.

— Есть подозрение насчет надзорщиков, — загадочно намекает он, и геологи понимающе кивают.

У вечернего костра Ксапа рассказывает обществу об экспедиции. Фархай и Платон поправляют и дополняют. Чтоб ко мне не приставали с расспросами, я взял Олежика, качаю тихонько. Он парень понятливый, молчит. Зато Жамах радостная, ко мне прижимается теплым боком.

На следующий день Ксапа долго говорит с Медведевым по мобилке. И все геологи говорят с Медведевым. Вечером Миша и мне звонит. Говорит, что Фред надзорщик доигрался, и завтра он хочет выгнать Фреда на родину. Спрашивает, не будет ли кто возражать? Хорошо бы подговорить ребят так, чтоб кто-то Фреда защищал. Тогда парню будет не так обидно. Иду советоваться с Жамах и Ксапой. Узнаю интересное — шабашники будут за Фреда, а девки и вдовы — в один голос против. Почему? Да потому что ПОМАТРОСИТ — И БРОСИТ. Так что я могу с чистой совестью защищать Фреда, мой голос ни на что не повлияет. Мудр уже предупрежден, и прислушается к голосу большинства.

Вечером Ксапа цепляет на голову повязку с фонариком. Зачем, думаю? Оказывается, чтоб детям сказки из книжки читать. Теперь ей проще. Не нужно самой выдумывать. Говорит, у Медведева целый отдел АДАПТИРУЕТ литературу для нас.

Зря этот разговор начал. Ксапа теперь требует, чтоб я тренировался читать, книжку подсовывает. «Золотой ключик или приключения Буратино». Хочет, чтоб подсказал, можно ли это детям читать?

Прилетает Медведев. И устраивает общее собрание чудиков. Надзорщиков тоже зовет. От наших приглашает меня, Мудра и Мудреныша. Жамах не приглашает, но она сама приходит. Попробуй не пустить, если у нее копье в руках! Так Медведеву и объясняю.

Собираемся в хызе, который называется Школа. Детей нет, у них выходной.

— На повестке всего один вопрос: нарушение сухого закона, — говорит Медведев. — Наш алкоголь попал в руки местному населению.

И делает знак Свете. Света идет к компу и включает кино. До сих пор я видел такое кино только на маленьком экране ноутбука, а у Светы экран как окно!

На экране я дарю ножи и фляжки шаману и вождю айгуров. Все правильно говорю и делаю, никто из них не обиделся. Потом объясняю, как кофе с коньяком пить. Тут Света гасит экран и зажигает свет.

— Что скажешь, Ксапа Давидовна? — спрашивает Медведев.

Ксапа чинно сидит на стуле, водит пальчиком по ладошке. Придуривается, я же ее знаю.

— Я нечаянно. Больше не повторится… А он шаман, он настойки из мухоморов пьет. Это позабористее любого коньяка.

Геологи от хохота только что на пол не падают.

— Сохранить полтора года фляжку коньяка ты не могла. Кто передал тебе коньяк?

— Не скажу… — обиженно так.

— Эх, Ксапа Давидовна, пользуешься ты моей добротой. Хорошо, отдай бутылку, и будем считать, что проехали.

— Миша, ты сказал! — Ксапа сразу веселеет, вскакивает и убегает за дверь.

— И что теперь? — спрашивает Платон.

— А ничего, — хмурится Медведев. — Что я могу ей сделать? У нее местное гражданство на обеих щеках прописано. Это она может меня парой слов на Большую землю отправить.

Возвращается Ксапа. В руках — стеклянная бутылка, наполовину заполненная темной жидкостью. Ксапа усердно протирает бутылку тряпочкой.

— Выльешь? — протягивает бутылку Медведеву. Тот открывает пакет с ручками, и Ксапа опускает в него бутылку.

— Выпью в новый год за твое здоровье. Живи долго. Собрание закрыто.

И уходит.

— Легко отделались, — говорит Платон. — Никто ничего добавить не хочет? Тогда расходимся.

По дороге к ваму меня с Ксапой перехватывает Ната.

— Ксапа Давидовна, тебе Фред бутылку презентовал?

— Да, он.

— И мне. И еще черт знает, скольким парням. Клык, ты не верил, что он враг. Теперь убедился?

Печенкой чувствую, добром этот разговор не кончится. Но в чем суть, не понимаю.

— Натусик, с этого места поподробнее, — подает голос Ксапа.

— Он всем русским коньяк дарит. Как бы, мы с Большой земли, нам можно, мы привычные. Сухой закон введен из-за местных, им нельзя. И ждет, гад, когда этот коньяк всплывет у местных. Ведь если раздать сотню бутылок, хоть одна, пусть пустая, пусть случайно, но попадет не в те руки. Вот тогда надзорщики устроят грандиозный скандал. Мол, русские спаивают аборигенов. Полетят головы. Клык, ты в эти разборки лучше не встревай, это провокация и политика. Мы сами разберемся.

Ксапа фыркает.

— Ты-то хорошо знаешь, что делать?

— А тебя разве Медведев не инструктировал? Сейчас ситуация работает на нас. Прикидываемся шлангами, сидим в первом ряду, грызем попкорн. И смотрим, как Безопасность имеет надзорщиков во все отверстия.

— Миша мне то же самое сказал, только не так образно, — хихикает Ксапа. — Кстати, это он велел отпечатки пальцев с бутылки стереть. Мол, мы, русские, тупые как валенки, ничего не поняли, друзей не сдаем.

И улыбаются обе, счастливые и довольные. Коварные существа — женщины, ох, коварные! Что-то завтра будет…

Прилетает незнакомый вертолет. Красивый! Голубой, с белой полосой вдоль борта. Похож на грузовые, но окна большие, а внутри рядами кресла стоят. Много! И народа на нем много прилетело. По одежкам вижу, что из чудиков половина русские, а половина надзорщики в синей форме. Медведев первым выходит, представляет Мудру незнакомых чудиков. Когда все вышли, громко, для всего общества, говорит на нашем языке:

— Один мужчина из наших, что живут среди вас, нарушает наш закон. Мы собрались здесь чтоб решить его судьбу. По нашим правилам он обязан вернуться на Большую землю. Но может случиться так, что он захочет остаться жить с вами, и вы захотите принять его в свое общество. Тогда, с вашего разрешения, он останется жить с вами. Навсегда! Я сказал.

Плохо говорит Медведев на нашем языке. Многие слова неправильно произносит. Но все его поняли.

— Нас много, а погода холодная. Ветер дует, слова уносит. Идем в хыз, сядем у камина и обсудим наши ПРОБЛЕМЫ, — говорит Мудр.

Заходим в хыз, зажигаем свет. Ксапа, Хвост, Верный глаз и Толик занимаются камином. Укладывают дрова, Толик поливает их чем-то, Ксапа щелкает зажигалкой — и дрова вспыхивают. Но в хызе холодно, давно никто не жил. Камин холодный, дымоход холодный, тяга плохая, и камин дымит. Пока не прогрелся, ведем гостей вглубь пещеры, хвастаемся залом с колоннами. Медведев говорит, что по какой-то европейской конвенции энергообеспечение домов частично должно использовать природные и возобновляемые источники. Поэтому аккумуляторы частично запитываются от солнечных батарей.

— А дрова в камине — возобновляемый источник, — поддакивает Питер, и все смеются. Тем временем камин разгорается, и мы возвращаемся в старую пещеру. Ксапа и Старая рассаживают гостей в первом ряду. Медведев выходит на место рассказчика, но не садится, а говорит стоя.

— Месяца три назад через таможню в этот мир прошла контрабанда. Четыре или пять ящиков коньяка. Мы хотели проследить, куда уйдет партия, но… не смогли. Вчера всплыла одна бутылка из этой партии. Несмотря на то, что Ксапа Давидовна стерла отпечатки пальцев, наши криминалисты сумели определить, в чьих руках побывала бутылка. Фред, хочешь сказать что-то в свое оправдание?

— Нет, — Фред надзорщик поднимается со своего места. И снова садится.

— Тогда с первым вопросом покончено. Неиспользованный коньяк сдашь своему начальству. Второй вопрос. Останешься ли ты здесь, или вернешься на Большую землю?

Фред даже сказать ничего не успел. Такой галдеж девки подняли!

— Тихо! — рявкнул Мудр. — говори, Миша.

— Сделаем так. Будем голосовать. Голосуют только те, кто хорошо знают Фреда. Или знают про него что-то важное! Кто хочет, чтоб Фред остался, поднимите руку.

Все геологи-шабашники подняли руки. И я поднял, а за мной — Ксапа и Жамах. Наши шабашники посмотрели на нас — и тоже руки подняли.

— Фред хорошо работает. Никогда от работы не отказывается, первый плечо под тяжелое бревно подставляет, — говорю я.

Медведев нас пересчитал, черкнул что-то на листе бумаги.

— Опустите руки. Теперь поднимите руки те, кто хочет, чтоб Фред ушел из общества.

Лес рук — и все девки! Нет, не только девки, вдовы тоже. Обе руки вверх тянут! И гомонят так, что уши болят.

— Тихо! — машет руками Медведев. — Не все сразу! Вот ты! Чем тебе Фред не нравится?

— Он плохой! Он всех девок хочет с собой уложить, а жить с нами не хочет. Он детей от нас не хочет! Он норовит не туда сунуть! Его прогнать надо!

— Уложить хочет, а детей не хочет — это серьезно. Тем более, четверо детей у него уже есть. Трое от жены, и мальчишка от любовницы, — говорит Медведев. И считает девок. Но и так видно, их больше, чем шабашников. Когда Фред успел их всех против себя настроить?

— Кто воздержался?

Поднимаются две руки. Ната и Ник Скандинав. Надо же, оказывается, надзорщики между собой не дружат. Полгода среди нас жили, а мы не замечали. Может, им друг за друга голосовать нельзя?

— Итак, подавляющее большинство за то, чтоб Фред ушел из общества, — подводит итог Медведев.

Фред поднимается и уходит собирать вещи. Красиво уходит. С каменным лицом, с гордо поднятой головой. Как чубарский охотник. Когда за ним закрывается дверь, вновь берет слово Медведев.

— Переходим к следующему вопросу. Наступила зима, и многие русские улетают домой. Мудр, я вместо них хочу прислать людей, которых надо обучить языкам. В первую очередь — вашему и айгурскому. А чтоб охотники из-за лишних ртов не перебили всех оленей, пришлю с ними продуктов с запасом. Что ты по этому поводу думаешь?

Я уже знаю, что Медведев заранее договорился с Мудром. Новые чудики не строители, не пилоты, не механики и не звероловы. Они МИССИОНЕРЫ. То есть, вроде Светы. Будут учить айгуров русскому языку и всему на свете. Но сначала сами должны ПРОЙТИ СТАЖИРОВКУ у нас. Изучить наши языки, научиться ходить по тайге, горам и степи, научиться устраивать ночевку где угодно и когда угодно. Многому надо научиться.

— Присылай людей, Миша, — говорит Мудр. — Но смотри, чтоб они не обижали наших девок.

Голубой вертолет улетает, увозит Фреда надзорщика и гостей. А Медведев остается на ночь.

— … И что теперь? — спрашивает Платон.

— Питер Пэн пришлет нового надзорщика. Вообще, спасибо, ребята. Все прошло как по нотам. У меня был проработан запасной вариант, но не потребовался.

— На чем еще Фред прокололся? — интересуется Толик.

— На использовании огнестрельного оружия. Сами надзорщики настояли на запрете демонстрации, а он охоты устраивает.

— Как он ружья через таможню пронес?

— Я разрешил, — усмехается Медведев. — После консультации с Питером, под личную ответственность, под расписку, что ознакомился с правилами.

— Миша, я не понимаю, зачем мы глупыми прикидывались? — спрашиваю я.

— Фред улетел, но на его место прилетит другой надзорщик. Хорошо бы, чтоб надзорщики нас недооценивали. Если будут считать нас… простаками, могут расслабиться и совершить ошибку. Тут мы их за яй…

— Миша! — возмущается Ксапа.

— За одно чувствительное место хвать! И винтом выкрутим!

Все смеются. Даже Жамах. Даже новая чубарка, хотя ни слова по русски не понимает.

Началось переселение из вамов в хыз. И что первым делом бабы устроили? Ясли и младшую группу детского сада открыли! Отгородили большой кусок пещеры мягкими стенами из непонятной застывшей пены. В стенах прорезали окна на такой высоте, чтоб взрослые могли заглянуть, а малыши не дотянулись. Постелили теплый линолеум в три слоя, натащили детских колыбелек, маленьких кроваток, низеньких столиков и стульчиков. Танечка, которая прилетела на замену Ирочки теперь в яслях главная. Мы так и знали, что этим кончится. Ирочка вернется, но Танечка никуда не улетит.

Танечка набирает ПЕРСОНАЛ. Почему-то, главным образом, степнячек. Туна в яслях работает старшей нянечкой. Ходит в белом халате, как чудики в больнице. Новую чубарку, Зулан, Ксапа тоже хотела в ясли нянечкой пристроить. Но все женщины в один голос заявили, пусть сначала язык выучит. А Танечка еще добавила, что пусть анализы сдаст.

Теперь, если Жамах с Ксапой куда-то отлучаются, Олежку в ясли относят. За Олежкой там кроватка закреплена. Удобно, Не надо Мечталку или Лаву с Туной разыскивать.

Ксапа хитрая. Нам выбрала место подальше от яслей. Там, где пещера нишу образует. Ниша низкая, туда только на карачках можно влезть. Поэтому, в КВАДРАТНЫЕ МЕТРЫ не засчитывается. Но туда можно много вещей сложить. А МЕТРОВ на нас много приходится, потому что я, Ксапа, Жамах, Фархай, Зулан и Олежка вместе живем. Рядом — Мечталка с Кочупой. Брезентовую занавеску сдвинуть — и их МЕТРЫ к нашим присоединяются.

Когда мы определились с местом жительства, Ксапа позвала Пашку Второго с перфоратором. Пашка насверлил в стенках два ряда дырок. Первый ряд — на уровне пояса, а второй — выше головы. Конечно, пока сверлил, на нас все ругались. Затем мы вколотили во все эти дырки деревянные пробки. И длинными шурупами привинтили два ряда досок. Разумеется, тоже, один ряд на уровне пояса, а второй — над головой.

Думаете, на этом все закончилось? Ха! Ксапа принесла большие куски теплого линолеума с красивым зеленым узором. Мы отвинтили все шурупы, сняли доски, прижали полосы линолеума к стене — и привинтили доски на место. Впятером работали — и то рук не хватало. Зато КЛАССНО получилось!

Доски прижали линолеум к стене. Ксапа сказала, теперь это не линолеум, а МОЮЩИЕСЯ ОБОИ. От досок тоже много пользы. На них можно БРА повесить, можно крючки прибить — вешалка получится. Можно розетку прибить, в нее зарядку для мобилки воткнуть. Очень удобно! И от стены холодом не несет. И ниша с ненужными вещами за линолеумом спряталась. Как будто и нету ее. Вид не портит. А если что-то достать нужно, линолеум приподнял — и вот оно. Удобно!

Все к нам в гости ходят, стену рассматривают, руками трогают.

Приходит Ната, поздравляет с новосельем и дарит Ксапе свой старый ноутбук. Ей он теперь без надобности, у нее большой и хороший новый есть. Всю ИНФУ она уже на новый слила, все, что не нужно, Ксапа может смело стереть.

В тот же вечер я узнаю, что такое e-mail и ВИДЕОЧАТ. Это когда чудикам лень на улицу выйти и триста шагов пройти.

Слава Летун привозит три интересные штуковины. Широкие, но легкие сани на пластиковых полозьях, к которым снег не липнет. На санях установлена пирамида из реек в два человеческих роста. На пирамиде — ветряк. Поворачивается в ту сторону, откуда ветер дует. А внутри пирамиды — два ящика, один над другим. В нижнем — большой аккумулятор, а на нем — шкафчик с полочками и гнездами для зарядки мобилок. Сани легко может толкать по снегу один человек. Но вдвоем удобнее.

Таких саней с ветряками три штуки. Догадались, для чего это? Мобилки айгурам заряжать! Только сначала нужно подстроить так, чтоб они сами у нас мобилки попросили. И обучить их арабским цифрам. Ну, этим Фархай и Зулан займутся. Они свои, им айгуры верят.

Платон объявляет, что шабашка закрывается на зимние каникулы. Зимой работать будет только бригада механосборщиков, которые трудятся в ангаре, что в Секунде. И то — работать они будут не столько сборщиками техники, сколько грузчиками. Будут разгружать вертолеты, которые привозят материалы для Днепрогэса. Их задача — обеспечить весной стройку техникой и материалами.

Думаете, шабашники по домам разъехались? Ну да, улетают на недельку, другую, но возвращаются! И снова улетают через неделю. Подарки вдовам привозят. Месяц назад лыжи привезли, самые разные. И широкие снегоходы, и узкие беговые, и тяжелые слаломные. Снегоходами сразу охотники заинтересовались. А Ксапа за беговые схватилась. Лыжню проложила, бегают со Светой по утрам и вечерам. За ними — вся команда бандарлогов. В основном, пацаны, но девчонки тоже лыжи осваивают.

А еще геологи привозят новости, как быстро большой портал строят. Но по всему выходит, что раньше следующей осени не запустят. Сложный очень, сложнее атомного реактора. Только нам сравнить не с чем. На всей планете — ни одного реактора. Каменный век, как Ксапа ехидничает.

Как только заработает большой портал, к нам будут летать огромные вертолеты Ми-26 МТЭ2. Платон говорит, они как обычные Ми-26, только с топливными элементами и электрическими двигателями. То есть, как авиетки и желтый вертолет Сергея. Летают далеко и быстро. А еще через два года мы увидим В-12 ТЭ2. Это вообще всем вертолетам вертолет. На нашу вертолетную площадку только один В-12 поместится. Всех степняков мог бы за один рейс перевезти. Самую тяжелую строительную машину сможет в небо поднять. Ксапа слушает рассказы геологов и смеется, что через год и трава будет зеленее, и небо голубее, и унитазы из чистого золота.

Шабашка закрылась не полностью. Сегодня будем холодильник переделывать. Наш старый из жердей сделан. Просто ящик у входа в хыз. Новый будет как сарай из досок. Только внутри и снаружи обобьем дюралевыми листами. Внутри повесим железные крюки для туш. И электрическую лампочку под потолком. Но сколотить сарай — это не хыз поставить. На полдня работа.

В прошлый год хыз снегом утепляли — всем обществом работали. В этот — Евражка на экскаваторе за полдня стены снегом засыпала. Ксапа сказала, что это ПРОГРЕСС.

По вечерам Ксапа не сказки рассказывает, а книжки вслух читает. Хитрая она у меня. Полвечера читает и сразу переводит на наш язык. Потом вдруг начинает читать на чистом русском. Три-четыре сотни русских слов в нашем обществе любой знает. И всем хочется узнать, что там в книжке дальше случится. Сидят, слушают, пытаются понять, постепенно русские слова запоминают. А кто не понял — ну что ж, жди до завтра. Завтра Ксапа это место на нашем языке прочитает.

Каждые два-три дня мы летаем то к Степнякам, то к Айгурам. По дороге залетаем к Заречным и Чубарам. У степняков все хорошо. Обжились в лесу. Реку по льду переходят, по обоим берегам охотятся.

Айгурам хуже. Они сейчас живут на землях степняков, а степняки зимой всегда впроголодь жили. Медведев говорит, чтоб не жалели для них вещей. Поэтому дарим то железную посуду, то ножи-топоры, то ящик консервов или круп. Но — не помногу. Чтоб на себя надеялись, на нас не рассчитывали.

Чубары научились подо льдом рыбу ловить. Мы их этому не учили. Ловят не так много, как летом, но к добыче охотников это хорошая добавка. Нашим ножам-топорам тоже очень радуются.

Ударили сильные морозы, и чудики, которые в трех деревянных хызах жили, попросились к нам в хыз. Говорят, дома оказались плохо утеплены. Котлы не справляются, радиаторов мало. Вот они воду из системы слили, чтоб трубы не полопались — и к нам! Школу хитрая Света давно в хыз перевела. Почему-то так сложилось, что все захотели жить в Колонном зале. А в старой пещере установили столы и лавки из столовой, зимнюю столовую устроили. Мы снаружи у самой стены железные ящики с газовыми баллонами установили, в стене дырку просверлили, газовую трубу протащили. Теперь поварихи еду на газовых плитах готовят. Удобно, и разгорается быстро. Только Евражка учудила. Когда утепление хыза обновляла, наши ящики с баллонами тоже снегом засыпала. Теперь, если пустой баллон заменяем, сначала лопатой работаем, ящик откапываем.

По вечерам ксапины книжки слушаем. А так старая пещера пустует. Вот в ней Света школу и устроила. А как чудики решили в хыз переселиться, школу сильно потеснили, столовую потеснили, но все вписались. Следующим летом, конечно, дома утеплим. А эту зиму потерпим. Жить как полярники на льдине ребята не подписывались.

Вторая зима подряд такая холодная. Геологи говорят, климат резко меняется с морского на континентальный. Это все из-за таяния ледника и изменения океанских течений. Степняки свои вамы снаружи утеплили снежными кирпичами. Кирпичи выпиливают пилами, которые от чудиков получили. Говорят, очень удобно. Внутри вамов постоянно огонь жгут. Чубары перебрались в пещеры. Входы, по совету Ксапы, перекрыли снежными стенами, только двери из шкур да дырку для вентиляции оставили. За снежной стеной — занавеска из шкур. Между занавеской и снежной стеной прохладно, можно мясо хранить. А дальше — тепло, но душно. Плохо в пещерах со свежим воздухом.

Айгуры из снежных кирпичей строят круглые хызы. Тоже снег пилами пилят. Ксапа прошлой зимой учила малышню такие строить, ИГЛУ называются. Мы думали, детские игры. Оказывается, в них даже жить можно. И чудикам эти ЭСКИМОССКИЕ ХОХМОЧКИ давно знакомы.

В самые короткие дни чудики устраивают праздник. Называется Новый год. Срубают елку, тащат в хыз, закрепляют, чтоб прямо стояла. И полдня вешают на нее все подряд. Чайные ложки, какие-то ненужные железки, конфеты и маленькие шоколадки в блестящих обертках. Света учит старших учеников собирать из кружков толстой цветной бумаги шарики-двенадцатигранники. Их тоже на елку вешают. Младшие школьники соединяют вместе желтые и синие пробки от бутылок с соком и тоже на елку… Платон шахматы пожертвовал. Развесили и их. Все, что красивое, маленькое и блестящее вешают. Никогда я такой елки не видел.

Фархай говорит, похожее дерево шаман украшал, когда они на краю леса жили.

Почему-то Новый год нужно праздновать не днем, а ночью. В полночь! Чудики — они чудики и есть! Выбежали на мороз, начали из ракетниц в небо палить! Кричат: «С новым годом, с новым счастьем!» Толкаются, обнимаются. Затеяли на одной ноге прыгать, плечами толкаться. Кто кого в снег опрокинет. Ну, Головач тоже с ними попрыгал. Победителем вышел.

Возвращаются в хыз замерзшие, все в снегу — и сразу за стол. Стаканами с горячим компотом чокаются. Ксапа с Жамах раскраснелись, веселые. Шоколадки по канавкам ломают, детям раздают. Думал, жадничают, но говорят, детям на ночь много шоколада нельзя, спать не будут. Как же, уснешь тут при таком шуме!

Геологи перед елкой выстраиваются, песню поют. Ната с Ксапой со смеху пополам сгибаются, а Света на парней ругается и припрятанным снежком запускает.

— Они же «В лесу родилась елочка» поют на мотив «Вставай страна огромная», — объясняет Ксапа. Я все равно не понимаю. Но песня нравится. Сильная, могучая!

Потом в старой пещере мебель сдвигаем, для детей игры устраиваем.

Веселый праздник получается, хоть и ночью.

Мы на охоте были, когда беда случилась. Молодой парень пропал. Накануне своим сказал, что вместе с охотниками Головача на правый берег пойдет. Лыжи надел и убежал догонять охотников. Но охотники вернулись, говорят, не было с ними парня. А мы на левом берегу охотились, назад шли — свежую лыжню видели. Наши чудики две авиетки заводят, летим искать. Ночь наступает, Вадим посадочные фары включает. И вторая авиетка тоже фары включает. Хорошо лыжню видно.

Парень в Секунду ушел. Теперь это просто. По льду реку перешел, в сопки полез, выследил медведя и напал. Один! На медведя!!! Ну, медведь ему показал, кто в горах хозяин! Руку почти по локоть откусил и со скалы сбросил. Или парень сам упал — трудно сказать. Глубокий снег спас придурка.

Мы его вовремя находим. Не замерз и не истек кровью. Только без руки остался. А у нас новая забота — обиженный на людей раненый медведь.

Назад летим быстро, над руслом реки. Посадочная площадка ярким светом залита, в белом вертолете с красным крестом окна светятся. Садимся. К нам люди с носилкой бегут, парня в белый вертолет уносят.

Палпалыч культю обработал, царапины от когтей обработал, а больше ничего сделать не может. Говорит, принесли бы руку, можно было бы попробовать пришить. Еще говорит, хорошо, что правая рука и ребра целы.

Когда медики выходят, Рыська вбегает — и парню кулаком по зубам… Тут я припоминаю, именно этот парень ей летом шкуру медведя обещал. Но зачем же на пещерного медведя полез? Лесных, что ли, мало?

Звоним в Круг. Приглашаем звероловов. Намечаем на следующий день идти за мишкой. Но погода портится. Три дня идет мягкий, пушистый снег. На четвертый прилетают два знакомых зверолова и один новый, с собакой по имени Белка. Смешное имя. Мы отвозим их на место схватки, раскапываем снег, даем понюхать собаке следы крови. Она так на нас смотрит… Будто хочет сказать: «Это что за придурки?» Ну да, след старый, да еще свежего снега по колено насыпало…

Но когда звероловы отцепляют поводок, Белка крутится на тропе и ведет нас куда-то.

Вскоре мы стоим у пещеры, а донельзя довольная собака крутится под ногами. Заходить в пещеру не хочется. Тесно там, отпрыгнуть или убежать некуда будет.

— Может, светошумовую гранату бросим? — предлагает Вадим.

Так и делаем. Отходим подальше. Вадим бросает гранату и отбегает. Бабахает знатно. Но никто из пещеры не выскакивает. Собака опять смотрит на нас странно, забегает в пещеру и тявкает несколько раз.

— Апатит твои хибины! — непонятно высказывается новый зверолов и идет в пещеру. Без всякой опаски. Мы за ним.

В общем, мишка лежит мертвый и уже остывший. А умирал долго и в муках, потому что парень пропорол ему копьем живот и желудок. И обломал копье в ране. Хорошее было копье, с наконечником из стального охотничьего ножа чудиков. Или сам медведь обломал копье. Трудно сказать. Все следы на тропе снегом засыпало. В сердце надо было бить…

А медведь оказался старой медведицей. Это мы узнаем только когда вытаскиваем тушу из пещеры и переворачиваем, чтоб обвязать тросом.

Привозим, сгружаем у хыза. Туша заледенела, стала как камень. Замучились, пока в хыз затащили. Света ругается, ей урок сорвали. Вся ребятня прибежала на медведя посмотреть. Мудр походит, тушу трогает.

— Что с мишкой делать? — спрашивают звероловы.

— Шкуру, клыки и когти — охотнику, мясо съедим.

— Да нет, в какой угол его от двери оттащить, чтоб проход не загораживал?

Иду в тот угол, который Палпалыч называет СТАЦИОНАРОМ. Парень и Рыська сидят рядом на койке. Рассказываю, что медведя мертвым нашли, слова Мудра передаю.

— Шкуру — ей, — говорит парень.

Зря он это сказал. Потому что Рыська вскакивает и опять его по морде лица, как Ксапа говорит. На этот раз не кулаком, а ладошкой. Звонко так! И убегает.

Иду домой, рассказываю своим женщинам, как на охоту слетали. Слушают, переживают. Фархай новой чубарке переводит. Мечталка подсказывает, если незнакомое слово встречается. О том, как Рыська второй раз парню по физиономии съездила, тоже рассказываю. За спиной ахи и охи. Оглядываюсь — два десятка девок стоят, слушают.

Кончаю рассказывать — Ксапа с Натой ФОТОСЕССИЮ устраивают. Сначала свет ставят. Потом медведя со всех сторон снимают. Затем парня приводят, помогают одеться, мое копье в руку дают, фоткают со всех ракурсов на фоне медведя. Но так, чтоб левая рука в кадр не попадала. Парень ругается, но ему объясняют, что это не для него, а для истории и для его детей.

Рыська приходит. Ксапа с ней шепчется, за руку к парню тянет. Рыська злая, глазами сверкает. Так на фото злюкой и получается. Вместе с парнем уходит. Да, парня теперь Самураем зовут. За бесстрашие. Толик назвал, все геологи подхватили. Ксапа парню и Рыське объяснила, кто такие самураи, а Ната картинки показала. Но мы имя до Самура сократили. Я думаю, хорошее ему имя досталось. И вовремя. Пора уже детское имя на взрослое менять.

Иду, пробую тушу. Твердая еще. Такими темпами только завтра оттает.

— Завтра с утра разделаем, — говорит Кремень. — Надо будет в ангар перетащить, а то весь хыз загадим.

Одинаково думаем.

Плохое мясо у медведицы, жесткое. Но шкура хорошая, большая. Как Самур велел, относим шкуру Рыське. Намекаю на ушко Мечталке, чтоб помогла. А где Мечталка, там и Фархай с Бэмби. К ним степнячки присоединяются. Наши девки тоже в стороне не стоят. Столько девок собралось, что по очереди работают, всем сразу не подойти.

Обломок копья с наконечником Рыська забирает. Говорит, теперь ей нужнее. Кремень не спорит, отдает. Потому что на Рыське куртка не по размеру надета, явно с мужского плеча.

Но Мечталка вечером рассказывает, что Самур Рыське куртку не дарил. Потому что утром бегал злой, по пояс неодетый, Рыську и куртку разыскивал. Все бабы по углам шушукаются, эту новость обсуждают.

Не успели медведя съесть — новая беда. С горы лавина сошла. Никого не задела, но сорвала и унесла сетку, которой мы загон огородили. И краем зацепила третий хыз. Хыз сдвинулся с фундамента, наклонился и перекосился. В окнах стекол больше нет, половина комнат по потолок снегом забита. А на фундаментах, где осенью еще три хыза намечали поставить, снежный завал в два моих роста.

— Ну что, братцы-кролики, кто говорил, что лесополоса лавину остановит? — распекает нас Платон. Стоим, молчим. Нечего сказать.

— Весной снег сойдет, посмотрим, можно ли такую лавину отвести в сторону противолавинной стенкой. Или здесь по берегу лучше вообще не селиться.

Механики ругаются. У них много вещей в хызе осталось. В пещерный хыз перенесли только самое необходимое. Теперь лопатами работают, комнаты от снега освобождают. Зато дети довольны. В снегу МЕТРО роют.

А за две следующие недели умирают две старухи и один старик. Из тех, что при переходе через перевал мы вечерами на носилках несли. Сами умирают, не от голода, не от болезней. Раньше такое редко случалось. Ксапа говорит, носилки им на троих четыре с половиной года добавили. Но разве это жизнь? Из вамов только по нужде выходили. Не хотел бы я так жить.

А еще очередной бэби-бум надвигается. Скоро в хызе спать будет невозможно от воплей рожениц и детского плача.

У механиков радостная новость. Собрали камнедробилку. На этом хотят до весны работы прекратить, потому что при минус сорока пускай Дед Мороз работает.

Ксапа тут же заявляет, что минус сорок всего два дня держалось. А минус тридцать пять при сухом воздухе — это как минус двадцать в Питере. Начинается спор. Но мы грузимся в три вертолета и летим на ПРИЕМО-СДАТОЧНЫЕ ИСПЫТАНИЯ в Секунду.

Большой ангар весь темный. Только площадка справа от входа залита электрическим светом. А дальше темнеют контуры машин и ряды деревянных коробок.

Первым делом механики запускают ДИЗЕЛЬ-ГЕНЕРАТОРЫ. Вторым — ТЕПЛОВУЮ ПУШКУ. Теплый воздух из пушки обдувает РАБОЧУЮ ЗОНУ. Затем включают дробилку и заводят двигатели двух маленьких экскаваторов. Не для дела, а чтоб механизмы прогрелись. Говорят, на холоде сталь становится хрупкой.

В рабочей зоне хорошо, тепло. Выходить из нее не хочется. Но дробилка сильно шумит, говорить мешает. А механики кипятят воду, заваривают чай, готовят бутерброды с бужениной и сыром.

— К такому закусу — еще бы по сто грамм, — вздыхает Юра.

Пока пьем чай, воздух во всем ангаре прогревается до минус пяти.

— Выше минус двух не поднимется, — говорят механики. — Поэтому незачем ждать, начинаем.

В передних ковшах экскаваторов — камни размером с мою голову. Сначала один ковш, а потом второй опорожняем в приемный бункер дробилки. Грохот усиливается, а изо всех щелей валит пыль. Мы спешим к дальнему концу дробилки. По транспортеру из дробилки плывет ГРАВИЙ. Гравий — это песок и камни, самый большой из которых не больше фаланги моего пальца.

— Вот она — основа прогресса, — произносит механик и подставляет ладонь под струю гравия. — Это — бетон, это дороги, это цивилизация!

И чихает.

— Во! Значит, правду говорю!

Затем мы фотографируемся на фоне кучи гравия. И расписываемся на какой-то большой бумаге. Опять пьем чай и летим назад. Все радостные, оживленные, и от чудиков слегка пахнет алкоголем. Даже от Ксапы. Когда успели? Вместе же чай пили… Но это не важно. Другой вопрос меня интересует.

Неужели камнедробилка важнее экскаватора, самосвала и других машин?

Рыська сидит, нахохлившись, у входа в СТАЦИОНАР, грызет костяшки пальцев. Сажусь рядом.

— Что-то не так?

— Все не так. Тсс! — шепчет Рыська. — Они за стеной. Палпалыч перевязку делает.

Прислушиваемся. Шуршание, негромко звякает металл. Но доносящийся голос не Палпалыча, а Светы.

— … Если из-за каждого мишки руку терять, тебя на третьего медведя уже не хватит, — вправляет парнишке мозги Света. — А мне нужен помощник. Охотник теперь из тебя так себе, а учитель может получиться очень хороший. Читать ты научился быстрее многих. Давить не буду, подумай день-другой, потом еще поговорим.

— Она хочет, чтоб Самур детей учил. Разве это мужская работа?

— Не знаю, — честно говорю я. — Я из учителей только Свету знаю. Но ты ее мускулы видела? Наверно, не так просто учителем быть, если Света такая могучая. А как она по утрам бегает! А как гири поднимает! Идем, попробуешь ее гирю поднять.

Удивила меня Рыська. Честно скажу, удивила. Сначала двумя руками двухпудовку поднимает, потом — одной рукой. А затем — две сразу! Тяжело ей это дается, но ведь справилась! Кроме Светы, две гири сразу из баб только Жамах поднимала. Ксапа говорила, раньше тоже поднимала, но теперь, с переломанными ребрами, еще нескоро сможет железо тягать.

— А ты сильна, охотница!

— Нужно же в семье кому-то охотником быть. Если этот бестолковый…

— Ша! — рявкаю я. — Еще раз Самура бестолковым назовешь, по попе настучу.

— Ну, настучи, — соглашается Рыська. — Но он же на голову обиженный! Мне из-за него теперь с одноруким жить. Зачем он один полез на медведя? Трудно было меня позвать? Фред не постеснялся вас позвать, когда своего медведя убил. А этот дурак…

— Сядь, — говорю я. И сажусь первым. — Если ты каждый день будешь с ним ругаться, вы никогда счастливо жить не сможете. Ему сейчас и так тяжело, а тут еще ты ругаешься. Хочешь его счастливым увидеть — поддерживай его, а не пили. Чтоб он со своим горем бежал к тебе, а не от тебя, понятно?

— Понятно, — вяло соглашается Рыська. — Но он же на самом деле…

— Это знаешь ты, это знаю я. Но больше никто от тебя такого слышать не должен.

— Поняла, не дура… Ну, вообще, дура, но не настолько, — хмыкает Рыська. — Спасибо, Клык. Живи долго.

Ну вот! В наш язык уже и айгурские выражения затесались.

Возвращаемся с охоты. Один олень на пятерых охотников — баловство, а не охота. Но холодильник забит продуктами. Это Михаил расплачивается коровьими тушами за оленей, медведей, мамонтенка и миссионеров. Нам просто свежатинки захотелось. Мышцы размяли, на лыжах пробежались, Рыську с Самуром из хыза на свежий воздух вытащили. И обломали все рыськины мечты о большой охоте.

Мудреныш, это же неправильно. Мы что, сами себя прокормить не можем? — ноет она.

— Прошлую зиму прокормили, — отзывается Мудреныш. — Не били больше, чем нужно, поэтому и на эту зиму хватило.

— На эту зиму хватило потому что русские нам мясо возят.

— Тоже верно. Если б не возили, к весне голод бы начался. Ты хочешь поголодать немного?

— Не хочу. Но это же неправильно!

— Почему? Русские нам мясо возят, мы — айгурам. Спроси у Фархай, сколько мы им волков набили.

Чуть на снег не сел. В таком РАКУРСЕ я полет к айгурам не рассматривал. Ведь действительно, прилетели, набили волков, ни с того, ни с сего отдали запросто так… Как чудики… Мы что, сами чудиками стали? Это надо обдумать. Только на свежую голову. Вот приду домой, поваляюсь на мягкой ПЕНКЕ часа два, отдохну, поем — и все обдумаю.

В большой комнате нашей «двухкомнатной квартиры» никого нет. Зато за занавеской оживленное шушуканье. Снимаю доху, вешаю на вешалку. Переодеваюсь в сухую теплую одежду, зажигаю бра и ложусь с книжкой на постель. Когда я с книжкой, Ксапа меня заботами не грузит. И Жамах не позволяет. Говорит, любые дела могут подождать.

Хорошо!.. Но голоса за стенкой отвлекают. Громким шепотом мои женщины обсуждают, кто куда залетел, какие-то задержки на две недели, и что две полоски — это полный пипец.

Почему две полоски — пипец? Три — я бы понял. Правильно Платон говорит, понять женщину может только другая женщина.

— Колготки с детства учат нас, что две полоски — это жопа, — раздается из-за занавески озорной голос Ксапы. — Ой, девочки, через день ведь таблетки ела. Как я мужу скажу?

В полусонном состоянии вспоминаю, что колготки — это одна из любимых ксапиных одежек. Прошлой зимой ей их здорово не хватало… Откладываю книжку, выключаю бра и поворачиваюсь на бок. За занавеской наступает тишина.

— Клык, ты давно здесь? — встревоженный голос Ксапы. Виноватый такой…

— Давно.

— Ты все слышал?

— Угу.

— Ой. Я даже не знаю, как сказать…

— Так и говори, — решительно перебивает Жамах. — Клык, ты скоро станешь папой. И дядей! Кого больше хочешь? Мальчиков или девочек?

Сон слетает моментально. Сажусь на шкуры, пялюсь на родных и близких. Мечталка с Ксапой краснеют на глазах. Все больше и больше. До цвета помидора.

Два малыша — одна вакансия, — приходит в голову смешная мысль. А еще вспоминаю старый разговор с Мудром. «Когда сын Ксапы приведет в вам девушку, здесь вновь зашумят леса». И мою нелепую идею, мол, плохо нам будет, если у Ксапы родится дочь.

— Охотников! — убежденно говорю я. И начинаю смеяться.

Темнеет рано. Скоро самый короткий день в году. За окном воет ветер, а в доме тепло и уютно. Из Круга передали, в нашем районе пурга продержится дня три. В горах еще ничего, а за перевалом жуть, что делается.

Электрики за завтраком в столовой опасались, что пурга порвет провода ЛЭП. Как прошлой весной. Зря опасались. В ту пургу снег был влажный, липкий. Намерзал на проводах глыбами. А сейчас морозы стоят, снег сухой, мелкий, рассыпчатый.

Пока нет работы в поле, изучаю космоснимки Алтайского края. Вызываю на большой настенный экран и рассматриваю при максимальном увеличении. Есть на Алтае жизнь, есть! Наторенные тропы аж из космоса видны. Может, на Большой земле в наше время на Алтае людей не было, а у нас — точно есть! Наверняка у них тоже были. Археологи плохо копали, вот и не нашли следов стоянок. Все-таки, сорок тысяч лет… Человек из Денисовой пещеры не в счет. Не человек это вовсе, а какая-то пещерная обезьяна…

Этой зимой на Алтай лететь поздно. Тем более, миссионеров свободных нет. Зато на следующую зиму дам заявку на пять тысяч вакансий. Это десять тысяч местного населения. Сколько нужно миссионеров, пусть Медведев сам считает.

Или не жадничать, дать заявку на три тысячи вакансий? Свалиться на местных зимой, в самый разгар голодного сезона с полными ящиками мясной тушенки — это лучшая тактика для первого контакта. Сели, нашли общий язык, поговорили, накормили голодных — и дальше полетели, как будто очень торопимся. Через неделю — опять. Якобы, второпях. А на третий или четвертый раз, когда уже, как бы, своими стали, можно подольше задержаться.

Конечно, иногда воинственное племя попадается. Но на этот случай оставляем жучки. Слушаем разговоры, выясняем, как на самом деле к нам местные относятся.

В снежной мгле за окном проплывает желтое пятнышко. Пришел вечерний автобус. Могучая четырехосная машина на огромных колесах и бульдозерным ножом спереди. Сама себе дорогу очищает, сама себе теплый хыз, если застрянет. Сергей смеется, что если этот монстр — автобус, то он — красная шапочка.

Возвращаюсь к космоснимкам. Восемнадцать найденных стойбищ — это от восьмисот до двух тысяч человек. Надо еще два раза по столько, иначе и на три тысячи вакансий не наберется.

— Папа, ты дома?

Даже не слышал, как дверь открылась.

— А то ты света в окнах не видел? Раздевайся! Голодный? Сейчас ужин разогрею. Не мог заранее позвонить?

— Мамы дома? — с первого этажа доносится шарканье веника.

— Жамах в Секунде, в правлении заседает. А Ксапа куда-то далеко улетела. Обещала вернуться на следующей неделе. — Ставлю кастрюльки на плиту, включаю чайник и накрываю стол.

— Это хорошо. Я мам боюсь, они меня убивать будут, — Олег, топая поднимается на второй этаж. Высокий, широкоплечий, в стандартную дверь бочком проходит.

— За дело?

— Ну… Как сказать… За две полоски на тесте. Познакомься. Аша! Ко мне!

Из-за двери выглядывает любопытная мордочка. Именно мордочка! Широкий приплюснутый нос, раздувающиеся ноздри. На волосах — капельки тающих снежинок. Ни намека на страх, лишь любопытство и легкая робость.

— Та-дам! — радуется чему-то Олег и за руку втаскивает это существо в комнату. Минуту мы с интересом рассматриваем друг друга.

— Палеоантроп. Homo neanderthalensis — первым отмираю я. — Появились в Европе полмиллиона лет назад, на Большой земле вымерли двадцать пять — тридцать тысяч лет назад. Ты откуда ее привез?

— С запада. Мы там вакансии нарабатываем. Собственно, это подарок от местных. Молодые самочки привязчивые и верные. У них очень сильный инстинкт подражания. Говорят неважно, но намного умнее самой умной собаки. Несравнимо умнее.

— Хочу мясу. Дай мясу, — девочка повернула голову к Олегу и скорчила жалобную рожицу. Была она на полторы головы ниже его. Но фигурка пропорциональная, голова даже крупновата.

— Держи, — Олег протянул девочке сникерс в обертке и погладил по голове. Уверенным движением звереныш сорвала обертку и протянула батончик Олегу.

— Кушай, моя хорошая.

Откусив от батончика, девочка заинтересованно уселась перед электрокамином. Осторожно протянула руку к пляшущим на экране языкам пламени.

— Не обожжется? — интересуюсь я.

— Может быть. Но только один раз, — усмехается Олег, поднимая с пола обертку сникерса. — Для нее это лучший способ обучения, поскольку слова не действуют. Точнее, не то, чтобы совсем не действуют… Не запоминаются. Запрет словами не переносится в долговременную память.

Я вызвал на экран статью о неандертальцах. Скошенный назад подбородок, выдающиеся надбровные дуги — все как на картинке. Только утепленные брюки, меховые унты и красная водолазка грубой вязки никак не вписываются в образ.

— Ты знаешь, что у неандертальцев мозг больше, чем у нас.

— Знаю. Мозг большой, но глупый. Пробный шар эволюции. Где-то посередке между человеческим и обезьяньим.

Тренькнула плита, сообщая, что борщ готов.

— Она у тебя есть по-человечески умеет?

— Не умеет, так научится. Аша умница.

Это Олег поторопился. Ложку Аша зажимает в кулаке, и на скатерти вокруг тарелки появляются пятна. К тому же чавкает.

— Ничего, отучу, — улыбается Олег. — Она у меня понятливая.

— Ты ее учишь или дрессируешь?

— А есть разница? — Олег удивленно поворачивается ко мне.

— Наверно, есть. Мне кажется, обучение — интерактивный процесс. Подразумевает активное участие обучаемого. Надо у Светы уточнить.

— Я даже не знаю. Молодые неандры очень любопытные. Поэтому, наверно, не бегут от даунов. Помнишь, ты рассказывал про три полоски? Так, у даунов неандры идут за три полоски.

— Это они сами себя даунами зовут?

— Нет, конечно. Самоназвание у них — Даны. Но дауны им больше подходит. Как Лешка говорит, суть отражает. В общем, они держат неандров даже не за рабов, а за домашний скот. Причем, уже много поколений. Там каждый второй — метис.

— То есть, дауны скрещиваются с неандрами?

— Каждый день! Я же говорю, они их за три полоски держат. Самки неандров очень привязчивые. Ее покормишь, приласкаешь — и она за тобой хвостом бегать будет.

— Ты Ашу покормил, погладил, и она… Что ты про тест с двумя полосками говорил?

— Ну папа! Ее мне подарили. Ответный дар. Я им — ножи, топоры, они мне — ее. Я к ней — со всей душой… Ну да, обогрел, приласкал… А ночью она сама ко мне залезла. Вот и… Пап, ее дауны к сексу задолго до меня приучили. По их понятиям она уже взрослая.

— Теперь понятно, почему ты мам боишься.

— Может, ты их подготовишь?

— Ты за этим ко мне приехал?

— Не только. Меня ребята делегировали. Мы не знаем, что делать с даунами. Не уверены, нужно ли вообще их поднимать. Пап, нужен твой совет.

— Так… В чем проблема?

— В даунах. С одной стороны, их там как грязи. Можно смело две-три тысячи вакансий заявить. И встретили они нас хорошо, с уважением. А с другой стороны… Я уже говорил, что они неандров за скот держат? Даже языку не учат. Так в голодные зимы они их на мясо забивают! Как скот! Парни, как узнали, чуть за оружие не схватились…

Аша уже поела и теперь ластилась к сыну. Он заботливо вытирал ей руки салфеткой. Взрослая особь, но интеллект трехлетнего ребенка.

— Твоя Аша как по интеллекту на общем фоне?

Олег смутился.

— Не гений. Есть и поумнее, но таких мало. Аша у нас умница… Среди людей жила, язык понимает. Не наш, правда. Даунский.

— Что, совсем умных нет?

— Умных нет. Мудрые попадаются.

Это намек на нашу старую семейную шутку. Что, мол, дураки учатся на своих ошибках, умные на чужих, мудрые ошибок не делают. Мы смеемся, и Аша, глядя на нас, тоже улыбается.

— Да, сын, на этот раз ты нарыл неприятностей не только себе, но Медведеву, надзорщикам и еще черт знает кому на Большой земле. Тут уже не о вакансиях речь. Дело серьезнее. Каннибалы — ладно. Справимся. Миссионеры давно ожидали, что на них нарвемся. А вот что делать с полуразумным видом — это вопрос. Этот вариант в теории контакта не проработан.

— Так что делать?

Молча марширую по комнате в глубоком раздумье. Останавливаюсь перед окном. Снаружи темно, поэтому стекло как зеркало. Любуюсь отражением сына. Он садится на диван, и Аша перемещается к нему даже не поднимаясь на ноги. Как обезьянка из мультфильма. Олег ласкает пальцами ее шею и подбородок, а ей больше ничего и не надо. Млеет от прикосновения его рук.

Человеческая этика и мораль, человеческое право на полуразумных не рассчитаны. Или животные, или человек. Середины нет. Теперь появилась середина. Никому не нужная, выпадающая из привычных рамок.