«Гусыня Серпуховская»

Гулять Гале разрешалось только во дворе, на улицу — ни шагу.

И Галя носу не высовывала за ворота.

Окружённый высокими жилыми корпусами двор был большой, с фонтаном, с дорожками, посыпанными гравием, с садовыми скамейками. В ясную погоду там гуляло много ребят. Галя затевала игры с малышами, к ней присоединялись девочки постарше.

С прогулки она возвращалась весёлая, оживлённая — ей казалось, что опять она побывала у дошколят в малышовой группе.

Но хорошие дни теперь выпадали редко. Дул холодный острый ветер, из серых туч сыпалась сырая крупа, а то, часами сеял мелкий нудный дождик.

В плохую погоду Галя одиноко бегала по дорожкам, перескакивала лужи. Воображала, что путешествует по неизвестной стране. Вон та лужа — большое озеро в степи. Голый кустик с застрявшими кое-где бурыми комочками листьев — непроходимый лес. Блестящие от воды новенькие Галины ботики становились то болотными сапогами, то просто лодкой, в которой она переплывала море.

Задрав голову, она вглядывалась в окно шестого этажа. Может быть, «Гусыня Серпуховская» смотрит на неё?

Про себя Галя невольно употребляла это прозвище. Но вслух никогда так Тоню не называла.

В новом своём четвёртом классе Галя через несколько дней обнаружила, что мальчишки без конца дразнят одну девочку, по фамилии Серпуховская.

— Здравствуй, Гусыня Серпуховская! — кричали они.

— А, Гусыня Серпуховская явилась? Как поживаешь. Гусыня Серпуховская?

Высокая сухопарая девочка в круглых роговых очках; и правда, напоминала гусёнка. Вглядываясь в написанное на классной доске, она смешно вытягивала свою и без того длинную шею. Но мало ли кто кого напоминает, разве это значит, что надо изводить человека?

Услышав обидное прозвище, Серпуховская быстро оглядывалась, потом отворачивалась, втягивала голову в плечи, горбилась. Очки её беспомощно блестели.

И Галя не вытерпела. Она вскочила на парту и крикнула мальчишкам?

— Какие же вы! Не товарищи! Вот у нас ребята никогда бы не позволили так дразнить кого-нибудь!



Мальчишки застыли от неожиданности: эта новенькая, такая робкая, застенчивая и вдруг — скажите пожалуйста! — орёт на них.

Первый опомнился Юра Киселёв.

— У вас? — спросил он насмешливо. — Где это у вас?

— У нас… в детдоме!

— Так ты разве детдомовская?

Сорок пар глаз уставились на Галю.

Она покраснела. Но ответила с вызовом:

— Теперь — нет, а была! И не смейте дразнить Серпуховскую!

Карие глаза её сверкнули так гневно, что озорники невольно стали смотреть куда-то в стену.

После уроков Тоня Серпуховская догнала Галю в школьном дворе.

— В какую тебе сторону? Я тебя провожу. Какая ты молодчина, не побоялась за меня вступиться! Эти Бычков и Семёнов… Они и поколотить могут. А ты, значит, была в детдоме? А где твоя мама? С кем ты теперь живёшь?

Как это было приятно — кому-то обо всём рассказать! С гордостью Галя говорила о своём детском доме: там все дружат между собой, никого не дают в обиду!

— У нас большие ребята, знаешь, какие умные! А маленькие в дошкольном секторе — вот уж кого я люблю! Помню, раз у нас Маня с Валеркой поссорились, и как мы их мирили…

Разные случаи вспоминались Гале. В детском доме они казались совсем неважными, о них и не думалось. А сейчас так приятно вспомнить!

Тоня слушала очень внимательно, удивлялась, расспрашивала о подробностях.

Из школы они теперь возвращались вместе. Оказалось, что живут они в одном доме, только на разных этажах.

На следующий же день Тоня пригласила Галю:

— Ты непременно ко мне приходи! Пойдём сейчас?

— Ой, что ты! Я не могу…

— Почему?

— Меня тётя ждет…

Галя постеснялась признаться, что тётя Каля ей ни к кому не разрешает ходить.

Вскоре после переезда к Поликеевым, погуляв во дворе, Галя нерешительно спросила Калерию Дмитриевну:

— Можно, я пойду к Вере? Она меня зовёт.

— К какой Вере?

— Она в пятой квартире живёт. По третьей лестнице. Лицо Калерии Дмитриевны стало недовольным.

— Уже узнала? Я не один год здесь живу и не знаю жильцов… Так вот, Галя, я терпеть не могу, когда дети шатаются по чужим квартирам. И тебе запрещаю это делать. От этого хождения по соседям только сплетни. Ты достаточно видишь детей в школе и во дворе.

Ослушаться Галя не смела. На площадке второго этажа перед квартирой Поликеевых они с Тоней прощались.

Но вот однажды четвёртый класс отпустили раньше — не было последнего урока, физкультуры.

— Уж сегодня-то неужели ты не можешь зайти ко мне на минуточку? — упрашивала Тоня.

Поколебавшись, Галя решилась:

— Ну, только на одну минуточку… — Она сильно смутилась. — Я тёте Кале не скажу, она и не узнает.

— Всё-таки она у тебя очень-очень строгая, да?

— Не строгая, а так просто…

Впервые Галя поехала на лифте. И прямо на шестой этаж. За стеклом странно» сверху вниз, проплывали ступеньки лестницы. Вдруг что-то громко щёлкнуло, лязгнули чьи-то железные зубы. Галя вздрогнула.

— Не бойся! — сказала Тоня. — Это через этажи когда проходит, всегда так.

— Как зверь какой-то! — тихонько засмеялась Галя.

— Потому что техника, — успокоила её Тоня.

В небольшой комнате, куда вошли девочки, было не очень-то прибрано: на столе стояла грязная посуда, на стуле валялось полотенце.

— Мама утром торопится, ей, знаешь, как далеко ездить на работу. Я сейчас всё приберу, только покажу тебе что-то.

Откуда-то из-под письменного стола Тоня извлекла большую коробку и открыла её. На кушетку посыпались вырезанные из картона и раскрашенные человечки, кот в сапогах, карета… Оказывается, Тоня мастерит бумажный кукольный театр — вот молодец!

Спускаясь по лестнице в свою квартиру, Галя приготовилась рассказать, что после физкультуры их ещё немножко задержали в школе. Она позвонила с волнением, страхом и стыдом. Никак не могла придумать, зачем их задержали. Но ложь не понадобилась: тёти Кали не было дома. Открыв дверь своим ключом, Галя с облегчением прочла записку в кухне на столе: «Обедай одна. Я уехала по делу».

Лиха беда — начало, так говорит пословица. Тайком от тёти Кали Галя часто стала забегать к Тоне Серпуховской. Она ходила туда вместо прогулки во дворе.

Тонина мама работала счетоводом. Она была невысокого роста — долговязая дочка ей до плеча выросла, — худенькая, близорукая и такая же добрая, как Тоня. В их комнате можно было встать, сесть и даже лечь куда угодно: хоть на кушетку, хоть на коврик на полу. Никто бы не осудил. Робкая в школе, Тоня держалась дома как старшая. Со строгой заботливостью она выговаривала матери: «Опять вчера тёплое кашне не надела. А сегодня у тебя насморк. Беда мне с тобой!» Папа у Тони умер несколько лет назад, и Тоня с матерью были необыкновенно дружны.

Именно у Тони Галя стала понимать, что такое деньги. Поселившись у Поликеевых, она вскоре спросила задумчиво:

— А кто вам столько всего дал?

— О чём ты, Галя? — спросила Калерия Дмитриевна. И Павел Федотович смотрел с недоумением.

— Ну, всё это… Диван. И стулья. Большое зеркало…

— Как так «дал»? — с легким раздражением сказала Калерия Дмитриевна. — Мы всё это купили. На свои деньги.

— Купили? Где?

— В магазинах, конечно.

Павел Федотович стал объяснять Гале, что люди работают, за работу свою получают деньги, а потом на эти деньги покупают всё, что надо: еду, одежду, мебель.

— Ну что за наивность! — пожала плечами Калерия Дмитриевна. — Бесхитростность, простодушие… это даже приятно. Но такое уж слишком!

— Чего ты удивляешься? — отозвался Павел Федотович. — В детском доме ведь всё дают: ботинки, простынки… Откуда ей знать? Вот эта фарфоровая собачка, например, стоит тридцать рублей, — попытался он объяснить Гале.

— Как дорого! — ужаснулась Галя. — Ведь она такая маленькая.

— А за этот ковёр мы заплатили полторы тысячи.

— Мало за такой большой, — серьёзно заметила Галя. Павел Федотович расхохотался.

Тоня и её мама ничего Гале не объясняли. Но они при ней советовались, что купить, как истратить полученную зарплату, чтобы хватило до следующей получки. И Галя сама поняла, что заработанные рубли — это хлеб, и тёплая шапочка Тоне, и яблоки, и школьные тетрадки…

Вскоре она удивила своих опекунов, вдруг заявив:

— Дядя Паша, вы с тётей Калей уж очень много денег на меня тратите, вдруг у вас не хватит до конца месяца?

— Прогресс! — удивился Павел Федотович. — Не беспокойся, маленькая, хватит.

Однажды Калерия Дмитриевна подозрительно спросила вернувшуюся с прогулки Галю:

— Где ты гуляла? На улице дождь, а у тебя пальто сухое.

Галя вспыхнула.

— Я под аркой стояла, где ворота…

В это время зазвонил телефон. Калерия Дмитриевна занялась разговором с приятельницей и больше расспрашивать не стала: у нее было столько своих дел. Она жила своей жизнью, а Галя — своей. Тётя Каля приказывала, Галя подчинялась. Они приспособились друг к другу. И, может быть, так бы всё и шло мирно и гладко, если бы не лилии.

Загрузка...