Мама Галя

Кончался октябрь одиннадцатого послевоенного года.

Ленинградское небо то улыбалось, то хмурилось. Окна двухэтажного дома, стоявшего посреди обширного двора на одной из улиц Петроградской стороны, то блестели, отражая солнечные лучи, то слезились каплями стекавшего по ним дождя.

Дом был длинный, с четырьмя подъездами. Его окружали старые толстые липы. Под липами пестрели клумбы с увядшими цветами, сморщенными и поникшими. Подальше торчали молодые деревца — тонкие, как прутики, берёзки и тополя. Вдоль ограды росли кусты смородины и малины.

За домом тянулись ряды чёрных, пустых уже грядок. Угол двора занимала спортивная площадка со вкопанными на ней столбами для волейбольной сетки.

В большой, светлой и тёплой комнате с цветами на окнах и вышитыми занавесками играли ребятишки.

Три мальчика что-то строили из разноцветных кирпичей. Толстый малыш пыхтя карабкался на деревянную лошадь.

Девочки, расположившись на ступеньках небольшого помоста, с увлечением играли в куклы.

Кто рисовал за низеньким столиком, кто сосредоточенно насаживал на стержень яркие кольца пластмассовой «пирамидки», кто разглядывал картинки в книжке или возился с игрушками.

Молодая воспитательница в белом халате стояла у окна и внимательно за всеми наблюдала. Но все были чем-нибудь заняты, никто не капризничал и не плакал.

Лишь один трёхлетний мальчик не играл, не смеялся. Он сидел на маленьком стуле и озирался по сторонам. Уголки губ его были опущены в плаксивой гримасе. Чёрные круглые глаза казались огромными на бледном личике. В них затаились испуг и ожидание.

Две девочки лет десяти, оживлённые, с порозовевшими щеками, вбежали в комнату.

— Здравствуйте, Елена Алексеевна! Мы пришли помочь. Гулять пойдёте?

А дети уже побросали игрушки:

— Галя и Света пришли! Галя! Галя!

Воспитательница улыбнулась:

— Здравствуйте, девочки! Погулять бы надо, конечно, да того и гляди дождь хлынет. Всё небо в тучах.

— Не хлынет. Даже проясняется, — сказала рыжеватая коренастая девочка.

Её подруга, худенькая, тонконогая, кареглазая, с двумя тонкими русыми косичками, смеясь, тормошила обступивших её ребят. Одного по голове погладит, другому шепнёт что-то на ушко, третьей расправит загнувшийся передник. Вдруг она отстранила от себя детей:

— У вас новый малыш? Что же вы молчите?



В одну секунду она очутилась возле мальчика, одиноко сидящего на стуле, опустилась на корточки, взяла за руку, спросила ласково, со смешинкой в голосе:

— Почему ты такой вытаращенный? А? Как тебя зовут?

Губы малыша задрожали.

— Мама! — произнёс он жалобно.

Слёзы покатились из чёрных испуганных глаз.

— Галя! — окликнула воспитательница. — Ты очень его не тормоши. Как приласкаешь, — он сразу в слёзы. Я нарочно не трогаю, пусть осмотрится.

— Его Мишенька звать! — звонко сообщила пухлощёкая девочка с бантом на макушке. — Его вчера привезли, а он всё маму зовёт.

— И плачет, и плачет! — весело подхватила другая девочка.

— Идите играйте! — Галя махнула рукой на столпившихся кругом ребятишек. — Сейчас гулять пойдём.

Света спросила вполголоса:

— Где ж его мама?

— Ну, где! — Галя пожала плечами. — А ты спроси у Елены Алексеевны.

Света отошла с задумчивым видом.

— Маленький, бедный, — шептала Галя, лаская малыша. — Вытаращенный какой! Надо же!

Малыш обнял её за шею:

— Мама! Мама! От… веди к маме!

— Ну, будет тебе, Мишук! Придёт мама… потом… А ты поживёшь тут, в малышовой группе. Здесь хорошо, весело…

Мальчик даже затрясся весь:

— Ма-аама!

— Ах так? — сказала Галя почти сердито. — Обязательно тебе надо маму, да? Ну что ж! Давай, пока я буду твоей мамой! Буду приходить к тебе часто-часто… — Она утёрла ему нос и щёки краем его передника. — Мама Галя! Понял? А сейчас пойдём на прогулку. Мама Галя не любит, чтобы её сыночек плакал. Вот!

Она вела его за руку, и он шёл покорно, сбоку тараща на неё свои глазищи.

В раздевалке Света помогала воспитательнице и няне натягивать на ребят рейтузы, завязывать шапочки, надевать калоши. Она шепнула Гале:

— Я узнала. У него маму в больницу свезли, операция… Папы нет…

— Ну и ладно… Надевай пальто, Мишенька! Сам не умеешь? Эх, ты!

Малыш покорно позволял вертеть себя во все стороны и не спускал глаз с Галиного улыбающегося лица. И вдруг протянул ногу в ботинке с развязавшимся шнурком:

— Завяжи, мама Галя!

Загрузка...