Кто не спрятался

Глава 22

Мы вот уже полчаса сидим в пробке на Норвуд-роуд в машине Грехема, двигаясь черепашьим ходом. Грехем — нетерпеливый водитель, он дергается всякий раз, когда освобождается хоть немного места, и сигналит, если ему кажется, что водитель впереди замешкался и не заметил переключения светофора. Сегодня Грехем везет меня домой во второй раз, и у нас закончились темы для разговора: обычно мы говорим о том, согласится ли очередной клиент, например владелец старого магазинчика видеопродукции, на предложенную цену, и как в последнее время не хватает разноуровневых офисных помещений, на которые сейчас такой спрос, и тому подобное. Поэтому теперь мы сидим в тишине.

Время от времени я извиняюсь за то, что Грехему приходится закладывать такой крюк по дороге домой, но он только отмахивается:

— Не могу же я позволить тебе слоняться по Лондону, когда за тобой охотится какой-то извращенец.

Я мельком думаю о том, что никогда не уточняла, какие именно преступления совершал этот человек в Лондоне, но затем понимаю, что вполне естественно назвать того, кто преследует женщин, извращенцем.

Я знаю, что могла бы попросить Мэтта заехать за мной и он возил бы меня на работу и домой столько, сколько потребуется. Но я не обращаюсь к нему, потому что Саймону было бы неприятно. А Мэтту — напротив.

Мэтт до сих пор любит меня, и, хотя мы никогда не обсуждаем это, его любовь всегда незримо стоит между нами. Между мной и Мэттом, когда мы встречаемся поговорить о детях и он не сводит с меня глаз. Между мной и Саймоном, когда я упоминаю Мэтта и на его лице вспыхивает ревность.

Саймон не может приехать за мной. Он несколько недель назад продал свою машину. Тогда я подумала, что он спятил: может быть, во время рабочей недели он ею и не пользовался, но на выходных мы постоянно ездили в супермаркеты или другие магазины, а то и покидали город, проведывали друзей и близких.

«Можем на поезде к ним съездить», — сказал Саймон, когда я попыталась отговорить его продавать машину. Мне тогда даже в голову не пришло, что он просто не может ее себе позволить.

Жаль, что у меня нет водительских прав. В Лондоне они были мне, казалось, не нужны, но сейчас мне хотелось бы самой ездить на работу. С тех пор как узнала о тех объявлениях, я нахожусь в состоянии постоянной тревоги, все время на пределе, нервы на взводе, и я все жду, когда же придется бежать. Или пытаться защитить себя. Я постоянно оглядываюсь, наблюдаю за всеми.

Но здесь, в машине Грехема, я чувствую себя в безопасности. Я знаю, что тут никто не следит за мной, и можно откинуться на обитую кожей мягкую спинку кресла, закрыть глаза и не волноваться, что кто-то за мной наблюдает.

За рекой пробка рассасывается, мы двигаемся уже быстрее. В машине работает система отопления, и мне впервые за несколько дней удается расслабиться в этом тепле. Грехем включает радио, канал «Кэпитал-FM», и я слушаю, как Грег Берс берет интервью у Арта Гарфанкела. В конце передачи звучат первые ноты песни «Миссис Робинсон», и я еще успеваю подумать, мол, как странно, что я помню ее слова, но прежде, чем они успевают оформиться в моей памяти, я засыпаю.

Я дремлю всю дорогу, то выныривая на поверхность сознания, то вновь погружаясь в пучины сна. Уличный шум все время меняется, выдергивая меня из дремоты — и тут же отпуская обратно. Я слышу начало одной песни по радио, закрываю глаза на долю секунды — и просыпаюсь уже под последние ноты совершенно другой мелодии.

Мое бессознательное смешивает и видоизменяет прорывающиеся в сон звуки: гудок проезжающего мимо автобуса, музыку, рекламу по радио. Гул мотора превращается в перестук колес электрички в подземке, а реклама — в объявление из динамиков: «Не заходите за ограничительную линию». Я стою в метро, вокруг полно людей, пахнет лосьоном после бритья и пóтом. Аромат лосьона мне знаком, и я пытаюсь вспомнить, кто таким пользуется, но у меня ничего не получается.

Добавлена: пятница, 13 ноября

Белая

Под сорок

Глаза, повсюду глаза. На меня смотрят. За мной следят. Каждый мой шаг отслеживается. Электричка останавливается, и я пытаюсь выйти из вагона, но кто-то толкает меня, прижимает к стене вагона.

Уровень сложности: средний

Это Люк Фридланд. Он давит мне на грудь. «Я тебя спас», — говорит он, и я пытаюсь покачать головой, пытаюсь отшатнуться, но запах лосьона душит меня, забивает ноздри, наполняет все мое естество.

Мои глаза закрыты.

«Почему мои глаза закрыты?»

Я распахиваю их, но прижавшийся ко мне человек — не Люк Фридланд.

Я не в вагоне, вокруг нет людей.

Я в машине Грехема Холлоу.

Лицо Грехема совсем близко, его рука вжимает меня в сиденье. Это его лосьон я вдыхаю, аромат свежей древесины и корицы, смешавшийся с запахом тела и затхлостью его твидового пиджака.

— Где мы? Отпустите меня!

Давление на грудь ослабевает, но мне все еще не удается вздохнуть. Паника перехватывает мне горло, словно две руки сжимают мне шею. Темнота окружает машину, просачивается в стекла, и я отчаянно дергаю дверную ручку.

От яркого света я щурюсь.

— Я расстегивал ремень безопасности, — оправдывается Грехем. В его голосе звучит злость.

Потому что я обвинила его в чем-то?

Или потому что я его остановила?

— Ты уснула.

Осмотревшись, я вижу, что ремень безопасности действительно расстегнут, пряжка висит у моей левой руки. Я понимаю, что Грехем припарковался на моей улице, вижу входную дверь моего дома.

Мое лицо заливает краска.

— Простите… — Я никак не могу прийти в себя ото сна. — Я подумала… — Я пытаюсь подобрать слова. — Я подумала, что вы…

Я не могу произнести это вслух, но тут и не нужно ничего говорить. Грехем поворачивает ключ в замке зажигания, и гул мотора обрывает наш разговор. Я выхожу из машины, и меня бросает в дрожь — тут на пятнадцать градусов холоднее, чем в машине.

— Спасибо, что подвезли меня. И еще раз простите, что я подумала…

Он уезжает, оставляя меня на мостовой.