Кто не спрятался

Глава 5

Так непривычно видеть Кейти утром — чаевые в ресторане выше вечером, чем в дневную смену, поэтому она работает допоздна, а по выходным редко ложится спать рано. Но вчера она была в кровати уже в десять, и когда я заглянула к ней, направляясь в спальню (трудно нарушать выработанные за столько лет привычки), она уже дремала. Я валяюсь в постели, пытаясь заставить себя встать этим дождливым утром понедельника, и слышу гул бойлера, сопровождающийся перестуком. А я так надеялась на выходных, что этот стук мне просто послышался.

— Бойлер в душевой сломался.

Саймон неопределенно хмыкает, то ли соглашаясь, то ли возражая, и притягивает меня к себе, обхватив одной рукой. Я выворачиваюсь из его объятий.

— На работу опоздаем. Нужно вызвать мастера проверить душ. С ним явно что-то не так.

— Это будет стоить целое состояние, ты же знаешь, какие цены выставляют сантехники. Еще порог не переступили — а уже выставили счет на сотню фунтов.

— Ну, сама я его починить не могу, а… — Я не заканчиваю предложение, выразительно глядя на Саймона.

— Эй, не так уж плохо у меня и получается! — Он щипает меня за бок, и я хихикаю.

Полное отсутствие таланта к любым ремонтным работам у Саймона сравнится разве что с моей криворукостью. Дом, который мы купили с Мэттом, был изъят банком у предыдущих жильцов, иначе бы мы никогда не смогли себе позволить такое приобретение. Мы с Мэттом договорились, что отремонтируем его вместе, но после того, как я во второй раз случайно просверлила водопроводную трубу, я согласилась больше не прикасаться к инструментам, и мелкий ремонт по дому стал сугубо мужской обязанностью в нашей семье, наравне с выносом мусора и починкой машины. За те годы, когда я жила с детьми одна, я привыкла следить за домом, но полочка в ванной падала три раза, а шкаф в комнате у Кейти все время норовит развалиться. Узнав, что Саймон тоже ничего не может отремонтировать, я втайне была разочарована.

— Какой смысл чинить только бойлер? — говорит он тем временем. — Нам нужно сделать капитальный ремонт в ванной.

— В ближайшее время денег на это не предвидится, — возражаю я, думая о рождественских подарках, которые вскоре ударят по моей кредитке. — Придется починить душ и смириться со всем остальным. — Я прижимаюсь к Саймону, чувствуя тепло его тела, но при этом поглядываю на часы.

— Это пустая трата денег. — Саймон сбрасывает одеяло, и меня окатывает потоком холодного воздуха.

Я удивленно приподнимаюсь.

— С каких это пор ты волнуешься из-за денег?

Это я обычно слежу за тем, сколько мы тратим. У меня это в крови. Саймон же, напротив, обычно обходится с деньгами довольно небрежно — как и все люди, никогда не испытывавшие нехватку наличности.

— Прости. — Он смущенно пожимает плечами. — Я сегодня, похоже, не с той ноги встал. Просто обидно тратить деньги на заплатки, когда нужно новое платье. Как думаешь, может, мне взять кредит на капитальный ремонт?

Я представляю себе ванную комнату своей мечты: хромированные поверхности, белая плитка. Как в той гостинице в Париже, куда Саймон возил меня на нашу первую годовщину.

— Мы не можем себе этого позволить, Саймон. Особенно накануне Рождества.

— Я заплачý. — Что-то в его глазах подсказывает мне, что он тут же пожалел о сказанном, но Саймон не хочет отступать. — Ты не позволяешь мне вносить свою долю в оплату дома, так хоть разреши мне подарить тебе новую ванную.

Может, это из-за вчерашних упреков Джастина? Я уже открываю рот, чтобы возразить, но Саймон поднимает руки в знак протеста.

— Я настаиваю. Сегодня поищу какую-нибудь надежную фирму для ремонта. Если такие вообще существуют! Ладно, давай вставать, а то я опоздаю. Да и ты тоже.

Он ловко вскакивает с кровати, я же медленно опускаю ноги на пол, нащупывая пушистые тапочки. Халат холодит кожу, и мне едва удается унять дрожь, спускаясь в кухню. Я ставлю чайник, спотыкаясь о вертящегося у меня под ногами Бисквита. Он не унимается, пока я не насыпаю ему корма в мисочку.

Гул бойлера затихает, открывается дверь в ванную, в коридоре слышатся шаги и голоса — Кейти и Саймон меняются местами. Гул возобновляется. Кейти сегодня торопится. Собираясь гулять с друзьями, она может просидеть в ванной несколько часов. Правда, Саймон никогда не жалуется. Он скорее предпочтет обойтись без душа, чем подгонять Кейти.

«Подростки… — Он только пожал плечами, когда я однажды начала ворчать из-за того, что Кейти надолго занимает душ. — Я-то быстро моюсь, голову, опять же, особо мыть не надо». И Саймон печально улыбнулся, запуская пальцы в уже почти седые редеющие волосы. «Ты очень чуткий человек», — сказала я ему.

После Мэтта с его вздорным нравом было очень приятно жить с настолько терпеливым человеком. При мне Саймон ни разу не выходил из себя, даже когда к нам уже в сотый, казалось, раз пришли соседи с жалобами на то, что Джастин слишком громко включает музыку, — это при том, что дело было днем и их собственные дети вопили куда громче! Мне кажется, Саймон просто не умеет злиться.

Когда я сказала Мелиссе, что Саймон до нашей встречи десять лет жил один, она подозрительно прищурилась: «Что с ним не так?»

«Ничего! — ответила я. — Он просто не встретил подходящего человека. Зато сам все умеет делать в быту. Готовит, убирает, даже белье гладит».

«Может, как он тебе надоест, ты его мне отдашь? Нейл может разобрать компьютер до винтика, но как включить пылесос — это для него загадка».

Я рассмеялась. Даже тогда, в самые первые дни наших отношений, я уже чувствовала, что Саймон мне не надоест. Помню, как я задрожала от возбуждения, когда он впервые поцеловал меня. Помню, в каком я была восторге в конце того первого свидания, когда мы занялись любовью, — пусть секс был недолгим и неуклюжим, но таким восхитительным, не в последнюю очередь оттого, что я действовала с неожиданной импульсивностью. Это мне нравилось в Саймоне больше всего — рядом с ним я чувствовала себя другим человеком. Не мамочкой, не любовницей, не женой. Самой собой. Зоуи Уолкер. Я начала жить с Мэттом сразу после того, как ушла из дома родителей, а когда в тридцатилетнем возрасте развелась, я так волновалась за детей, что мне казалось неважным, кто же я на самом деле. Но после встречи с Саймоном это изменилось.

Я завариваю чай и несу поднос с четырьмя чашками на второй этаж. Постучав в комнату Джастина, я осторожно пробираюсь среди гор хлама к его кровати и ставлю чай на прикроватный столик. Над чашкой вьется дымок.

— Джастин, я тебе чаю принесла.

Он не шевелится, и я забираю вчерашний чай — Джастин к нему даже не притронулся. Я смотрю на своего сына — трехдневная щетина скрывает ямочки на щеках, прядь волос упала на лицо, одна рука вытянута к изголовью.

— Родной, уже почти семь.

Он сонно что-то бормочет в ответ. На столике стоит его ноутбук, на экране — тред какого-то музыкального форума, белый шрифт на черном фоне, у меня бы от такого сразу голова заболела. Слева на экране фотография, которую Джастин использует для общения онлайн, — его лицо, почти закрытое выставленной вперед ладонью. На ладони черным маркером написан его ник: «Game8oy_94».

Ему двадцать два года, а ведет он себя как двенадцатилетний мальчишка. Кейти всегда так торопилась повзрослеть — не могла дождаться, когда же куклы Барби и сериал «Дружба — это магия» останутся в прошлом. Но, наверное, в каждом мужчине еще долго живет мальчишка.

Я думаю о том, что вчера сказал Саймон. Действительно ли и в тридцать лет Джастин до сих пор будет жить с нами? Когда-то я думала, что не хочу отпускать своих детей. Мне нравилось, что мы все живем вместе, встречаемся за ужином, а в остальном — просто сосуществуем. Мы с Кейти иногда ходим гулять, а Джастин, бывает, сидит в кухне, пока я готовлю обед, и норовит утащить картошку со сковороды, рассказывая мне о компьютерных играх, в которых я не разбираюсь. Мы как соседи в студенческом общежитии, иногда думала я. И только когда сюда переехал Саймон, я поняла, насколько мне не хватало таких отношений.

Джастин натягивает одеяло на голову.

— На работу опоздаешь, — ворчу я.

Если не поторопиться, я и сама опоздаю.

— Я плохо себя чувствую, — доносится из-под одеяла.

Я резко сдергиваю с кровати покрывало.

— Мелисса на тебя рассчитывает, Джастин. Ты не можешь сейчас взять больничный, слышишь?!

От этого заявления он наконец-то просыпается. Джастин знает, что если бы не Мелисса, он не смог бы устроиться на работу. Если бы я не попросила Мелиссу, если уж на то пошло.

— Ладно-ладно. Не начинай.

Я выхожу из комнаты, только когда Джастин садится в кровати и принимается ерошить волосы, отчего они торчат во все стороны.

Из дверного проема ванной вырывается облачко пара. Я стучу в дверь Кейти, дожидаясь отклика. Кейти сидит за столом и подводит брови. Волосы замотаны полотенцем, но макияж уже почти закончен.

— Мам, ты просто золото. Спасибо, выпью, пока буду волосы укладывать. В полседьмого выйдем?

— Хочешь, я горячих бутербродов приготовлю?

— Нет, меня от них разносит. Я потом что-нибудь съем. — Она посылает мне воздушный поцелуй и забирает свою чашку с надписью «Единственный путь — это Эссекс»[5].

Даже в халате Кейти выглядит изумительно. Ноги от ушей. Бог его знает, в кого она пошла. Не в меня точно. И хотя Мэтт выше меня, он довольно полный. «Куплено и оплачено», — бывало, ухмылялся он, поглаживая себя по животу. Как разительно он отличается от Саймона — тот высокий, худощавый, длинноногий, потрясающе выглядит в строгом костюме и комично — в шортах.

«Могу поспорить, он никогда в жизни не работал руками», — раздраженно сказал Мэтт после их первой встречи. Тогда он привез домой Кейти, а Саймон открыл им дверь. «Может, ему и не нужно было», — ответила я и тут же пожалела о сказанном. Мэтт умница. Может, он не так образован, как Саймон, но не дурак. Он закончил бы колледж, если бы не я.

Я несу Саймону чай. Он уже оделся: голубая рубашка, синие брюки. Пиджак еще в шкафу. Галстук он не носит, благо в «Телеграф» все одеваются как хотят, но Саймон все равно предпочитает деловой стиль, он не из тех, кто пойдет на работу в джинсах. Я смотрю на часы и отправляюсь в ванную, надеясь, что мне хватит горячей воды. Удается только ополоснуться — вода вскоре заканчивается.

Я уже вытираюсь, когда кто-то стучит в дверь.

— Я уже почти готова!

— Это я. Мне пора.

— Да ты что?! — Я открываю дверь, обмотавшись полотенцем. — Я думала, мы вместе поедем.

— Я же говорил, что мне сегодня нужно на работу пораньше. — Саймон меня целует.

— Я буду готова через десять минут.

— Прости, мне правда нужно бежать. Я тебе позже перезвоню.

Он спускается на первый этаж, а я вытираюсь, злясь на себя за то, что расстроилась. Ну и что, что мы вместе не пройдемся до станции метро? Почему же я реагирую, как девчонка-подросток, которая втрескалась по уши в капитана футбольной команды, а он отказался идти с ней на свидание?

Раньше Саймон работал посменно — то ранним утром, то поздним вечером — и иногда дежурил по выходным, но пару месяцев назад, в начале августа, ему установили в редакции обычный график, предполагавший работу в новостном отделе с понедельника по пятницу. Я думала, он будет доволен, но вместо того, чтобы наслаждаться возможностью проводить вечера вместе, Саймон приходит домой удрученный и несчастный.

«Не люблю перемены в жизни», — объяснил он мне.

«Так попроси их перевести тебя на прежний график».

«Ничего не получится. — По его тону было понятно, насколько он разочарован. — Ты не понимаешь…».

И Саймон был прав. Я не понимала этого. Как и теперь не понимала, почему он не может подождать нас с Кейти десять минут.

— Удачи! — кричит он Кейти, направляясь к выходу. — Срази их наповал!

— Волнуешься? — спрашиваю я, когда мы идем к станции метро.

Она молчит — и такого ответа мне достаточно. Кейти прижимает к себе папку с десятком фотографий, стоивших целое состояние. На каждом снимке Кейти в другом наряде и с другим выражением лица, но на всех она прекрасна. Саймон оплатил ей фотосессию в подарок на восемнадцатилетие, и, по-моему, я еще никогда не видела ее такой счастливой.

— Не уверена, что смогу справиться с очередным отказом, — тихо говорит она.

Я вздыхаю.

— Это нелегкое дело, Кейти. Боюсь, тебе не раз еще придется выслушивать отказы.

— Вот спасибо. Приятно, что собственная мать верит в меня. — Она трясет головой, и по ее виду понятно, что она бы уже убежала, если бы нам было не по пути.

— Не надо, Кейти. Ты же знаешь, что я имею в виду.

У входа на станцию «Кристал Пэлас» играет на гитаре девушка с дредами, и я привычно здороваюсь с ней, сунув руку в карман за монетками. Ее зовут Меган, она чуть старше Кейти. Я это знаю, потому что однажды разговорилась с ней. Родители выгнали ее из дома, и она перебивается с квартиры на квартиру у друзей, просит милостыню и стоит в очередях за бесплатной похлебкой в благотворительных фондах в Брикстоне и Норвуде.

— Холодно сегодня, да? — Я бросаю в футляр из-под гитары десять пенсов, и монетка со звоном падает на груду мелочи.

Меган прерывается, чтобы поблагодарить меня, и тут же подхватывает песню с того момента, на котором остановилась.

— Десять пенсов ей не помогут, мам.

Мы заходим на станцию, и песня Меган затихает.

— Десять пенсов утром, десять вечером. Это фунт в неделю. — Я пожимаю плечами. — Пятьдесят с лишним фунтов в год.

— Ну, если посмотреть с этой стороны, то это немало. — Кейти задумчиво молчит. — Но почему бы тебе не давать ей по фунту каждую пятницу? Или не вручить ей пятьдесят фунтов на Рождество?

Мы достаем карточки метро и, миновав турникеты, поднимаемся на платформу наземки.

— Потому что так никому не покажется, что я трачу на это столько денег, — говорю я Кейти, хотя дело в другом.

Тут важны не деньги. Важна доброта. Так я каждый день показываю Меган, что в мире есть доброта.

На станции «Ватерлоо» мы выходим из вагона, и толпа подхватывает нас, несет за собой к переходу на Северную ветку.

— Честно, мам, не понимаю, как ты можешь терпеть это каждый день.

— Можно привыкнуть, — отвечаю я, хотя я не так привыкла, как смирилась с этими тяготами пути. Поездка в людном душном вагоне — необходимое условие работы в центре Лондона.

— Ужасно, просто ужасно. Ездить в центр в среду и субботу вечером и так неприятно, но в час пик? Господи, я бы не выдержала.

Кейти работает официанткой в ресторане рядом с Лестер-сквер. Она могла бы найти место поближе к дому, но ей нравится работать «в сердце города», как она говорит, имея в виду, что в Ковент-Гардене выше шансы встретить кинопродюсера или агента, чем в Форест-Хилл. Наверное, она права, хотя за полтора года работы там никто ей так и не встретился.

Но сегодня Кейти едет не в ресторан. Ей предстоит прослушивание, где ее таланты оценит очередное театральное агентство и — как она надеется — возьмет ее на работу. Хотелось бы мне верить в нее настолько, насколько она от меня ожидает, но я реалистка. Кейти красива и талантлива, из нее вышла бы отличная актриса, но она девятнадцатилетняя девчонка из Пэкхема, и ее шансы стать великой актрисой не выше, чем у меня выиграть в лотерею. А я даже лотерейные билеты не покупаю.

— Пообещай мне, что, если они тебе откажут, ты хотя бы подумаешь о курсах подготовки секретарей, помнишь, я тебе о них говорила?

Кейти раздраженно смотрит на меня.

— Для подстраховки, не более того.

— Спасибо за слова поддержки, мам.

На станции «Лестер-сквер» полно людей, и толпа разделяет нас перед билетным терминалом. Наконец мне удается опять отыскать Кейти. Я сжимаю ее руку.

— Я просто предлагаю мыслить практично, вот и все.

Она на меня сердится, и я ее не виню. И зачем только я заговорила об этих курсах именно сейчас? Я смотрю на часы.

— Собеседование еще через сорок пять минут. Давай я угощу тебя кофе.

— Я предпочла бы побыть одна.

«Да уж, я это заслужила», — думаю я.

— Чтобы повторить роль, понимаешь? — Кейти замечает обиду в моих глазах.

— Конечно. Тогда удачи тебе. Я серьезно, Кейти. Надеюсь, все пройдет как по маслу.

Я смотрю, как она удаляется, и сожалею, что не могу порадоваться за нее, подбодрить ее, как сделал сегодня Саймон.

— Могла бы проявить больше энтузиазма. — Мелисса намазывает масло на ломти хлеба и складывает их на подносе парами, маслом внутрь — готовится к времени обеденного перерыва, когда кафе переполнится. В застекленном шкафчике — миски с тунцом в майонезе, копченым лососем, натертым сыром. Кафе в Ковент-Гардене называется «У Мелиссы-2». Оно больше, чем заведение на Энерли-роуд, с высокой стойкой у окна и пятью-шестью столиками с металлическими стульями — в конце рабочего дня эти стулья складывают стопкой в углу, чтобы уборщица могла протереть пол.

— То есть солгать ей?

Сейчас без десяти девять, и в кафе еще пусто, только Найджел сидит за стойкой у окна, грея руки о чашку чая. Его серый плащ покрывает толстый слой грязи, и при каждом движении вокруг волнами расходится запах немытого тела. В десять утра, когда кафе открывается, Мелисса его выгоняет, говоря, что он распугивает ей посетителей. Найджел просил милостыню перед кафе, положив перед собой кепку, пока Мелисса над ним не сжалилась. За завтрак она берет с него пятьдесят пенсов, на два фунта меньше, чем указано в меню, и бедняга наедается на целый день.

— Просто поддержи ее.

— Я ее и так поддерживаю! Я отпросилась с работы на пару часов, чтобы провести ее.

— А она об этом знает?

Я осеклась. Я собиралась встретить Кейти после прослушивания, узнать, как все прошло, но она явно дала мне понять, что не хочет сейчас меня видеть.

— Тебе стоит показывать, что ты на ее стороне. Представляешь, вот станет она голливудской кинозвездой, а потом в глянцевых журналах будут писать, мол, мама говорила ей, что толку из нее не выйдет.

Я смеюсь:

— Хоть ты не начинай. Саймон уверен, что у нее все получится.

— Вот видишь, — говорит Мелисса, словно этим все сказано.

Ее сеточка для волос развязывается, и я поправляю ее, чтобы Мелиссе не пришлось мыть руки. У Мелиссы длинные, густые и блестящие темные волосы, которые она закручивает в причудливый узел, так что прическа кажется сложной, но я видела, как она сооружает этот узел за пару секунд. За работой она втыкает в прическу ручку, отчего приобретает богемный вид, хотя причислить ее к богеме довольно трудно. Как и обычно, сегодня она одета в джинсы и короткие сапожки, рукава накрахмаленной белой рубашки закатаны, обнажая бледную кожу, столь контрастирующую с темной кожей ее мужа.

— Спасибо.

— С другой стороны, Саймон верит, что когда-то напишет бестселлер. — Я ухмыляюсь, но хотя эти слова задумывались как шутка, меня тут же охватывает стыд.

— Разве для этого он не должен что-то писать?

— Он и пишет. — Я тут же встаю на защиту Саймона, успокаивая разбушевавшуюся совесть. — Но ему сначала нужно собрать немало информации для книги, а выкроить время, работая всю неделю, нелегко.

— Что же он пишет?

— Какой-то триллер о шпионах, кажется. Ты же меня знаешь, я такие книжки не читаю. Зато романы Мейв Бинчи идут на ура.

Я не прочла ни единого отрывка из книги Саймона. Он хочет вначале все дописать, и меня это устраивает. На самом деле я немного волнуюсь по этому поводу. Волнуюсь, что скажу что-то не то. Волнуюсь, что недостаточно разбираюсь в книгах, чтобы понять, хорош его роман или нет. Впрочем, я уверена, что книга получится отличная. Саймон так красиво пишет. Он проработал в «Телеграф» дольше остальных журналистов — и когда мы только познакомились, уже писал свой роман.

В кафе входит какой-то мужчина, и Мелисса приветливо здоровается с ним, называя его по имени. Они болтают о погоде, пока она готовит ему кофе, добавляя молоко и сахар, не спрашивая, требуется ли это.

На полке у стены валяется пятничный выпуск «Метро», и я просматриваю газету, пока Мелисса обслуживает клиента. Газета была открыта на странице со статьей под названием «Взлет преступности в метро», и, хотя рядом никого нет, я инстинктивно прижимаю к себе сумку. За долгие годы у меня выработалась привычка носить ее через плечо, зажимая под мышкой. На фотографиях рядом со статьей — избитый парень возраста Джастина и женщина, сидящая с приоткрытой сумкой на коленях. Вид у женщины такой, будто она вот-вот расплачется. Я пробегаю взглядом статью, но там нет ничего нового, только советы о том, что стоит следить за своими вещами, а по ночам не ездить в метро в одиночку. Все это я уже не раз говорила Кейти.

— Джастин сказал, вчера твоя менеджер заболела, — говорю я, когда мы остаемся одни.

— Сегодня она тоже не вышла на работу, так что… — Мелисса выразительно указывает на свою сеточку для волос. — Могу поспорить, у Ричарда Бренсона не было таких проблем, когда он строил свою империю.

— Это уж точно. Правда, я не уверена, что можно назвать два кафе… — Я вижу недовольство во взгляде Мелиссы и поправляюсь: — Два замечательных кафе империей.

— Три, — смущенно замечает Мелисса.

Я, приподняв бровь, жду продолжения.

— Я открыла кафе в Клеркенвелле. И не смотри на меня так. Кто не рискует, тот не пьет шампанского.

— Но… — Я останавливаюсь, опасаясь зайти слишком далеко.

Я бы не решилась купить третье кафе, когда второе на грани банкротства, но, наверное, поэтому Мелисса занимается бизнесом, а я нет. Когда мы переехали в дом по соседству с Мелиссой и Нейлом, я ходила на бухгалтерские курсы по программе переквалификации. В школе мне не давалась математика, но Мэтт забирал детей только по средам, а на бирже труда мне предложили либо бухгалтерские курсы, либо курсы столяров, но я не видела себя в роли человека, изготавливающего стулья на заказ. Мелисса была моим первым клиентом.

«Раньше я сама вела бухгалтерию, — сказала она мне, когда я похвасталась своими курсами. — Но теперь я открыла новое кафе в Ковент-Гардене, и мне не помешает помощь. Там чеки и платежки, ничего сложного». Я ухватилась за представившуюся возможность. И хотя прошел только год до того, как другой клиент, Грехем Холлоу, предложил мне постоянную работу, я до сих пор вела бухгалтерию в кафе «У Мелиссы» и «У Мелиссы-2».

— Как называться будет? «У Мелиссы-3»?

Она смеется.

— А потом, глядишь, и «У Мелиссы-4», и «У Мелиссы-5» появятся. Нет предела совершенству!

Я должна была прийти на работу только после обеденного перерыва, но когда появляюсь в офисе в одиннадцать, Грехем выразительно смотрит на часы.

— Хорошо, что ты сегодня вышла на работу, Зоуи.

Как и всегда, он одет в костюм-тройку — и даже карманные часы в жилете носит. «Профессионализм внушает уверенность», — как-то сказал он. Наверное, так он пытался уговорить меня сменить брюки клеш на что-то более старомодное.

Но я не поддаюсь на провокацию. В пятницу Грехем лично подписал мое заявление о паре часов за свой счет — он знает, что сегодня я должна была явиться на работу позже.

— Хотите, я приготовлю вам кофе? — Я уже давно поняла, что лучший способ осадить Грехема — это безупречная вежливость.

— Да, спасибо, не откажусь. Хорошо провела выходные?

— Неплохо.

Я не вдаюсь в подробности, а он не спрашивает. Я не распространяюсь о своей личной жизни: когда мы с Саймоном начали встречаться, у Грехема хватило наглости заявить мне, что неэтично вступать в отношения с человеком, с которым я познакомилась на работе, хотя прошло уже несколько месяцев после того, как Саймон, собирая информацию для очередной статьи, приходил к нам узнавать о ценах на аренду офисных помещений.

«В таком случае не является ли неэтичным пойти на свидание со своим начальником?» — ответила я, скрестив руки на груди и глядя Грехему в глаза. Через полтора месяца после того, как я узнала об измене Мэтта и, не понимая, что происходит, была на грани нервного срыва, Грехем Холлоу пригласил меня на ужин, и я ответила отрицательно.

«Мне было тебя жаль, — сказал он, когда я предъявила ему эту претензию. — Я подумал, что это тебя взбодрит».

«Точно. Спасибо большое».

«Может, этот твой новый парень поступает так же».

Но я не клюнула на эту наживку. Я знала, что Саймон меня не жалеет. Он меня обожал. Дарил цветы, водил в дорогие рестораны, целовал так, что у меня ноги подгибались. Мы встречались всего пару недель, но я уже знала, что он любит меня. Просто знала — и все. Может быть, Грехем меня и жалел, но он не простил мне тот отказ. Больше он не разрешал мне уходить с работы раньше, когда дети болели, и не подвозил домой, если я опаздывала на электричку. С тех самых пор он строго придерживался профессиональной этики, а мне очень нужна была эта работа, поэтому я не нарушала никаких правил.

Грехем допивает кофе, надевает пальто и уходит. В его ежедневнике ничего не написано, но перед уходом он говорит, что ему нужно к ветеринару из-за каких-то проблем с его псом. Честно говоря, я рада остаться в офисе одна. Сегодня необычное затишье, как для понедельника, и я решаю приступить к генеральной уборке: пропустить через шредер ненужные документы, вытереть пыль за горшками с клеомами.

Телефон попискивает — пришло сообщение от Мэтта:

Как КТ?

Он всегда так сокращает имена. Кейти — КТ, Джастин — Джас, а меня он называет Зоуи, только когда мы ссоримся.

Наверное, Саймона он бы называл Сай, если бы они общались.

Пока нет новостей, — отвечаю я. — Не знаю, хорошо это или плохо!

Она была уверена в себе?

Я задумываюсь над ответом.

Оптимистична.

А ты?

Увидев смайлик поцелуйчик, я решаю прервать разговор и возвращаюсь к протиранию пыли. Через пару минут раздается телефонный звонок.

— Ты опять, да?

— Что? — осведомляюсь я, прекрасно зная, что Мэтт имеет в виду.

— Опять расстроила ее перед собеседованием. — Он говорит чуть невнятно, и я понимаю, что во рту у него сигарета.

Конечно же, я тут же слышу щелчок зажигалки и его затяжку. Я бросила курить двадцать лет назад, но, когда Мэтт выдыхает дым, чувствую, как мне этого не хватает.

— Нет… — начинаю я. Но Мэтта мне не обмануть. — Я не хотела.

— Что ты ей сказала?

— Просто упомянула курсы подготовки секретарей, помнишь, я тебе рассказывала?

— Зо…

— Что? Ты сам сказал, что они ей отлично подойдут.

Я слышу в трубке шум проезжающих машин — значит, Мэтт припарковался на обочине.

— Ты должна быть осторожнее с ней. Надавишь слишком сильно — и она будет поступать тебе наперекор.

— Актерский труд — это не настоящая работа. — Я говорю так только потому, что не могу не спорить с Мэттом. — Ей нужны запасные варианты.

— Она это и сама поймет. И когда это произойдет, мы ее поддержим.

Убрав в приемной, я перехожу в кабинет Грехема. Его стол в два раза больше моего, но тут тоже царит порядок. Есть у нас хоть что-то общее. Календарь лежит параллельно краю столешницы, на сегодняшней странице — мотивирующая цитата: «Сделай сегодня то, за что поблагодаришь себя в будущем!» С другой стороны стола установлены друг над другом три лотка для бумаг: «Входящие», «На рассмотрении», «Почта». Перед лотками — стопка газет, наверху — сегодняшний выпуск «Лондон газетт».

В этом нет ничего удивительного. Сложно найти в Лондоне фирму, не выписывающую эту газету. Я беру верхний экземпляр, говоря себе, что все еще убираю. Но потом я просматриваю следующий, и следующий. Тут десяток выпусков, сложенных в аккуратную стопку. Оглянувшись на дверь, я сажусь в кожаное кресло Грехема и просматриваю первую пару страниц, а потом открываю страницу объявлений.

Внутри у меня все сжимается, ладони покрываются пóтом — на последней странице в газете, в выпуске, вышедшем несколько дней назад, напечатана фотография женщины, которую я уже видела.