Кто не спрятался

Глава 3

«Кристал Пэлас» — конечная. Если бы электричка не остановилась, я бы по-прежнему сидела в вагоне, всматриваясь в объявление и пытаясь понять, что же происходит. Я выхожу из вагона последней.

Дождь сменился мелкой моросью, но едва я вышла со станции, как газета в моих руках размокла, оставляя следы краски у меня на пальцах. Уже стемнело, но я все вижу, ведь горят фонари и на Энерли-роуд светятся сотни неоновых вывесок: тут полно кафешек и магазинов мобильных телефонов. С каждого фонаря свешиваются аляповатые гирлянды — город готовится к началу предрождественской ярмарки, на открытие которой на эти выходные соберутся всякие третьесортные актеришки — но еще слишком тепло, да и слишком рано, чтобы думать о Рождестве.

Я смотрю на объявление по дороге домой, не обращая внимания на стекающие с челки капли дождя. Может быть, это вообще не мой снимок. Может, у меня есть двойник. Едва ли бы меня выбрали, чтобы рекламировать секс по телефону, — я полагаю, что стоило бы разместить в газете фото кого-то помоложе и попривлекательнее. А вовсе не снимок женщины среднего возраста с двумя взрослыми детьми и следами былой красоты. При этой мысли я едва сдерживаю смех. Я знаю, что вкусы у всех разные, но стоит ли ориентироваться на такой узкий сегмент рынка?

Между польским супермаркетом и мастерской по изготовлению ключей находится кафе Мелиссы. Одно из ее кафе, напоминаю я себе. Второе — на боковой улочке в районе Ковент-Гарден, и завсегдатаи звонят туда и заказывают обед заранее, чтобы не стоять в очереди, а туристы мнутся у двери, раздумывая, не отведать ли здесь панини. Может показаться, что кафе в Ковент-Гардене должно приносить огромный доход, но аренда там настолько высокая, что за пять лет Мелиссе едва удавалось получить хоть какую-то прибыль. А вот здешнее кафе, с его облупившимися стенами и пренеприятнейшими соседями, оказалось настоящей золотой жилой. Оно существовало здесь задолго до того, как Мелисса его выкупила и повесила над дверью вывеску со своим именем, и всегда приносило деньги — это одно из тех «мест для посвященных», которые иногда упоминаются в городских путеводителях. «Лучшие завтраки в Южном Лондоне», — гласит заголовок статьи, прикрепленной скотчем к двери.

Я некоторое время стою на противоположной стороне дороги — так я могу заглянуть внутрь, оставаясь незамеченной. Стекла запотели по краям, и окна напоминают снимок с нерезким фокусом в стиле 1980-х. За стойкой в центре парень протирает плексигласовую поверхность. На нем передник, сложенный пополам, а не завязанный на шее — в стиле парижских официантов. Черная футболка, темные взъерошенные волосы — он выглядит слишком модно, чтобы работать в кафе. Красавчик? Да, я не могу относиться к нему без предубеждения, я знаю, но все равно мне кажется, что это так.

Я перехожу дорогу, высматривая машины. Водитель автобуса машет мне рукой, пропуская. Над дверью кафе звякает колокольчик, и Джастин поднимает голову.

— Привет, мам.

— Привет. — Я оглядываюсь в поисках Мелиссы. — Ты один?

— Мелисса в Ковент-Гардене. Менеджер заболела, и она оставила меня тут за всем присматривать.

Он говорит это будто невзначай, поэтому я стараюсь скрыть гордость. Я всегда знала, что Джастин — хороший мальчик, ему просто нужно было немного помочь.

— Подождешь меня минут пять? — спрашивает он, прополаскивая тряпку в рукомойнике за стойкой. — Тогда мы сможем вместе пойти домой.

— Я хотела купить что-нибудь на ужин. А ты печь уже выключил, да?

— Только что выключил. Но я могу быстренько приготовить картошку. И сосиски остались. Если их сегодня не съесть, то завтра все равно придется выбросить. Мелисса не будет против, если мы их заберем.

— Я заплачý. — Я не хочу, чтобы Джастин забылся только из-за того, что ему поручили такую ответственную работу.

— Мелисса не будет против.

— Я заплачý, — упрямо повторяю я, доставая кошелек.

Я смотрю на доску меню и высчитываю цену за четыре сосиски и картошку фри. Джастин прав в том, что Мелисса отдала бы нам еду просто так, если бы была здесь. Но ее здесь нет. А в нашей семье привыкли за все платить.

Мы удаляемся от станции. Магазины и кафе постепенно сменяются стоящими вплотную друг к другу домиками, с десяток на каждой стороне улицы, стенка к стенке. В некоторых окна закрыты серыми металлическими ставнями — значит, эти дома банк изъял за неуплату ипотеки. Двери таких домов разукрашены красными и оранжевыми кляксами граффити. Наша улица мало чем отличается — с дома неподалеку от нашего обвалилась плитка, окна забиты толстой фанерой. А еще всегда можно понять, в каком доме живут владельцы, а какой просто арендуют, — по забитым водостокам и облупившейся краске на стенах. В конце нашей улицы — два частных дома, Мелиссы и Нейла, в конце рядовой застройки, и мой, прямо перед ним.

Джастин роется в рюкзаке в поисках ключей, а я останавливаюсь на тротуаре перед оградкой, окружающей наш, с позволения сказать, сад. Сквозь влажную от дождя гравийную дорожку, ведущую к двери, пробиваются сорняки. Единственное украшение сада — лампа на солнечной батарее, стилизованная под старомодный светильник и источающая слабый желтый свет. В саду Мелиссы тоже есть гравийная дорожка, но сорняков нигде не видно, а по обе стороны от двери растут два ухоженных самшитовых дерева, подстриженных в форме спирали. Под окном гостиной краска на стене чуть светлее — тут Нейл оттирал граффити, оставленное каким-то местным остолопом. Подумать только, в Южном Лондоне еще находятся люди, недовольные смешанными браками.

В нашей гостиной никто не потрудился задернуть шторы, и я вижу, что Кейти сидит за обеденным столом и красит ногти. Раньше я настаивала, чтобы мы непременно обедали и ужинали все вместе. Мне нравилось расспрашивать детей о том, как у них дела в школе. Когда мы только переехали сюда, лишь во время таких обедов и ужинов я чувствовала, что мы прекрасно справляемся без Мэтта: вот такая у нас семья из трех человек, мы все вместе в шесть вечера садимся ужинать…

Сквозь оконное стекло, покрытое вечным слоем пыли от машин на дороге, я вижу, что Кейти расчистила место для маникюрного набора, сдвинув на край журналы, стопку счетов и корзину с грязным бельем, почему-то постоянно оказывавшуюся именно на столе. Время от времени я все убираю, чтобы мы могли пообедать вместе в воскресенье, но уже скоро мутная волна бумажек и позабытых целлофановых пакетов отбрасывает нас обратно на диван перед телевизором, где мы едим, поставив тарелки на колени.

Джастин открывает дверь, а я вспоминаю времена, когда дети были маленькими. Джастин и Кейти бежали ко мне всякий раз, когда я возвращалась домой, будто я уезжала на пару месяцев, а вовсе не уходила на восемь часов в «Теско» раскладывать товары по полкам. Когда они подросли, я заходила за ними к Мелиссе, благодаря соседку за то, что посидела с малышами, — они говорили, что, мол, уже слишком взрослые, чтобы за ними приглядывать, но втайне им нравилось проводить время у Мелиссы.

— Ау! — зову я.

Саймон выходит из кухни с вином. Вручив мне бокал, он целует меня в губы, прижимая к себе. Его ладонь скользит по моей талии. Я вручаю ему пакет с едой из кафе Мелиссы.

— Эй, может, вы бы уединились, а? — Кейти выходит из гостиной, выставив вперед ладони и помахивая пальцами, чтобы лак быстрее высох. — Что у нас на ужин?

Саймон отпускает меня и несет пакет в кухню.

— Сосиски с картошкой.

Кейти морщится, но я осаживаю ее, прежде чем она начнет ныть о переизбытке калорий.

— В холодильнике есть латук, можешь приготовить себе салат к сосискам и картошке.

— От этого лодыжки у тебя меньше не станут, — замечает Джастин.

Кейти шлепает его по руке, и Джастин, увернувшись от очередного удара, спасается бегством на лестнице, перепрыгивая через две ступеньки зараз.

— Когда же вы повзрослеете!

Кейти девятнадцать лет, она носит одежду восьмого размера[3], и если пару лет назад она еще была упитанной, то теперь от былой полноты не осталось и следа. И с лодыжками у нее все в порядке. Я хочу обнять дочь, но вспоминаю о ее накрашенных ногтях и просто целую в щеку.

— Прости, родная, я сегодня так на работе устала, нет сил готовить. Одна порция картошки с сосисками тебе не повредит — главное не объедаться, верно?

— Как прошел день, солнышко? — Саймон проходит за мной в гостиную, и я шлепаюсь на диван, блаженно жмурясь и вздыхая. Постепенно мое тело расслабляется.

— Нормально. Вот только Грехем заставил меня наводить порядок в архиве.

— Это не твоя работа! — возмущается Кейти.

— Убирать туалет — тоже не моя работа, но угадай, чем он заставил меня вчера заниматься?

— Ох, этот тип такой козел…

— Ты не должна с этим мириться. — Саймон усаживается на диван рядом со мной. — Нужно кому-то пожаловаться.

— Кому? Это его фирма.

Грехем Холлоу из тех людей, которые обожают повышать свою самооценку за чужой счет. Я это знаю, поэтому его придирки меня не тревожат. Как правило.

Чтобы сменить тему, я беру «Лондон газетт» с журнального столика, куда ее бросила. Газета все еще влажная, часть надписей поплыла, но я разворачиваю ее так, что можно разглядеть объявления об эскорт-услугах и сексе по телефону.

— Мам, зачем тебе эскорт? — смеется Кейти.

Нанеся на ногти последний слой лака, она завинчивает крышечку и, вернувшись к столу, подставляет руки под ультрафиолетовую лампу, чтобы лак схватился.

— Может, она решила поменять Саймона на кого-нибудь помоложе, — говорит Джастин, входя в гостиную.

Он переоделся, сменив черную футболку и джинсы, которые носит на работу, на домашний свитер и серые тренировочные штаны. Ноги босые, в одной руке — телефон, во второй — тарелка с сосисками и картошкой.

— Не смешно, — ворчит Саймон. — Но правда, зачем тебе эти объявления?

Помрачнев, он хмурит брови и берет у меня газету. Я возмущенно смотрю на Джастина. Саймон на четырнадцать лет старше меня, хотя иногда я смотрю в зеркало и думаю, что такими темпами я его скоро догоню. У моих глаз пролегли морщинки — до сорока лет такого не было. Да и на шее кожа уже начала обвисать. У меня никогда не было проблем с нашей разницей в возрасте, но Саймон достаточно часто об этом упоминает, и я знаю, что она его тревожит. Джастин об этом знает и не упустит возможности насыпать Саймону соль на рану. Не знаю, пытается ли он этим досадить Саймону или мне.

— Тебе не кажется, что женщина на этом снимке похожа на меня?

Я показываю на объявление внизу страницы, под предложением услуг «замужней женщины» с псевдонимом Ангел. Джастин заглядывает Саймону через плечо, и даже Кейти отходит от УФ-лампы, чтобы посмотреть. Какое-то время мы все молча взираем на фотографию.

— Нет, — говорит Джастин.

— Немного, — одновременно с ним произносит Кейти.

— Ты же носишь очки, мам.

— Не всегда, — напоминаю я. — Иногда я надеваю контактные линзы.

Правда, не помню, когда я делала это в последний раз. Мне никогда не мешали очки, и мне нравится моя теперешняя оправа, черная и массивная, она придает мне серьезный вид. Такие очки пошли бы прилежной школьнице — впрочем, в школе я особым прилежанием не отличалась.

— Может быть, кто-то решил тебя разыграть, — говорит Саймон. — Тут ссылка на сайт под названием «Найдите Ту Самую». Как думаешь, может, кто-то зарегистрировал тебя на сайте знакомств шутки ради?

— Но зачем кому-то так поступать?

Я смотрю на детей: не переглянутся ли? Но Кейти выглядит такой же растерянной, как и я, а Джастин невозмутимо жует картошку.

— Ты звонила по этому номеру?

— За полтора фунта в минуту? Шутишь?

— Это ты? — ухмыляется Кейти. — Может, подзаработать немного решила? Ну же, мам, ты можешь нам сказать!

Чувство тревоги, сковывавшее меня с того самого момента, как я увидела это объявление, постепенно отступает.

— Не знаю, кто захочет платить полтора фунта в минуту за разговор со мной, родная, — смеюсь я. — Но женщина на снимке действительно на меня похожа, правда? Я даже немного испугалась.

Саймон, пожав плечами, достает из кармана мобильный телефон.

— Могу поспорить, это кто-то приготовил для тебя розыгрыш ко дню рождения. — Он переключает телефон на громкую связь и набирает номер.

Смех да и только: мы все смотрим на объявление в «Лондон газетт» и звоним на номер секса по телефону!

— Набранный вами номер больше не обслуживается.

Я понимаю, что все это время задерживала дыхание.

— Ну, вот и все. — Саймон вручает мне газету.

— Но почему там моя фотография? — не сдаюсь я.

Мой день рождения еще не скоро, и я даже представить себе не могу, кто счел бы смешным розыгрышем мою регистрацию на сайте знакомств. Наверное, это сделал кто-то, кому не нравится Саймон. Кто-то, кто хочет нас поссорить. Мэтт? Я отбрасываю эту мысль, едва она появляется в моей голове.

Я инстинктивно сжимаю плечо Саймона, хотя он и не подает виду, что обеспокоен объявлением.

— Мам, да она ни капельки на тебя не похожа. Какая-то старая перечница, — говорит Джастин.

Наверное, в его словах скрыт комплимент.

— Джас прав, мам. — Кейти внимательно всматривается в объявление. — Эта женщина действительно чуть-чуть на тебя похожа, но в мире много похожих людей. У нас девчонка одна на работе — вылитая Адель[4].

— Наверное… — Я в последний раз смотрю на снимок.

Женщина на фотографии смотрит не прямо в камеру, и у снимка такое маленькое разрешение, что я не понимаю, зачем его вообще использовали в рекламном объявлении.

— Выброси ее в мусорное ведро, родная, и принеси ужин остальным. — Я передаю газету Кейти.

— Мои ногти! — возмущается она.

— Мои ноги! — парирую я.

— Я сам принесу.

Джастин ставит тарелку на журнальный столик и встает с дивана.

Мы с Саймоном изумленно переглядываемся, а Джастин закатывает глаза.

— Что? Можно подумать, я по дому ничего не делаю.

— Ты это к чему? — фыркает Саймон.

— Ой, иди ты! Если что-то не нравится, можешь сам себе тарелку взять!

— А ну-ка прекратите оба! — рявкаю я. — Господи, иногда не отличить, кто тут ребенок, а кто родитель.

— Но в том-то и дело, что он мне… — начинает Джастин, но осекается, заметив мое выражение лица.

Мы ужинаем на диване перед телевизором, пререкаясь из-за пульта, и я ловлю взгляд Саймона. Он подмигивает мне — мгновение близости среди хаоса жизни с двумя взрослыми детьми.

Вскоре на тарелках остается только слой жира. Кейти идет в коридор и надевает пальто.

— Ты куда-то идешь в такое время? — говорю я. — Уже девять часов.

— Вечер пятницы, мам! — Кейти возмущенно смотрит на меня.

— И куда же ты?

— Гулять в центр. — Она видит выражение моего лица. — Мы с Софией на такси поедем. После вечерних смен я все равно не раньше домой возвращаюсь, так какая разница?

Мне хочется сказать, что разница есть. Кейти подрабатывает официанткой и после смены возвращается домой в черной юбке и белой блузке — куда менее вызывающем наряде, чем облегающее платье, которое на ней сейчас надето. И на работу Кейти носит хвостик, отчего кажется юной и невинной, а сегодня она распустила и взъерошила волосы, что делает ее сексуальнее. Мне хочется сказать, что она слишком сильно накрасилась, каблуки у нее слишком высокие, а ногти — слишком яркие.

Но я молчу, естественно. Когда-то мне тоже было девятнадцать, к тому же я уже давно воспитываю детей и знаю, когда не стоит озвучивать свои мысли.

— Хорошего тебе вечера. — И все же я не могу сдержаться: — Будь осторожна. Не отходи от своей компании. И не пей много.

Кейти целует меня в лоб и поворачивается к Саймону.

— Замолвишь за меня словечко, ладно? — Она указывает на меня, но при этом улыбается и подмигивает мне, направляясь к двери. — Ведите себя пристойно! — кричит она напоследок. — А если не можете вести себя пристойно — хотя бы не буяньте!

— Ничего не могу с собой поделать, — говорю я, когда Кейти уходит. — Я за нее волнуюсь.

— Я знаю, но она у нас девушка рассудительная. — Саймон сжимает мое колено. — Вся в мамочку. — Он смотрит на Джастина, который, развалившись на диване, уткнулся в смартфон. — А ты гулять не идешь?

— Денег нет.

Он неотрывно смотрит на экран, и я замечаю голубые квадратики сообщений, но текст слишком мелкий, и я не могу разобрать, с кем он переписывается. Между свитером и штанами видна красная полоска трусов, капюшон свитера поднят, хотя мы не на улице.

— Разве Мелисса не платит тебе по пятницам?

— Она сказала, что занесет деньги на выходных.

Джастин помогает Мелиссе в кафе с начала лета, и я почти распрощалась с надеждой на то, что он найдет другую работу. Он ходил на пару собеседований — в обувной магазин и в магазин музыкальных дисков, — но стоило хозяевам узнать, что у него есть привод в полицию за мелкое воровство, как на этом все заканчивалось.

«Это можно понять, — сказал тогда Саймон. — Ни один наниматель не рискнет взять на работу человека, который может запустить руку в кассу».

«Но ему было четырнадцать! — вступилась я за сына. — Его родители только что развелись, и ему пришлось сменить школу. Он же не уголовник-рецидивист!»

«Все равно».

И я перестала спорить. Мне не хотелось ссориться с Саймоном. По документам нанимать Джастина было нельзя, но стоило только познакомиться с ним… И я обратилась за помощью к Мелиссе.

«Он мог бы развозить заказы, — предложила я. — Или раздавать рекламные листовки. Что угодно».

Джастин никогда не любил учиться. В младшей школе он не любил читать — даже алфавит выучил, только когда ему исполнилось уже восемь лет. Чем старше он становился, тем сложнее мне было уговорить его пойти в школу. Играть на улице или гулять по торговому центру ему нравилось куда больше, чем сидеть в классе. Школу он бросил, получив аттестат о неполном среднем образовании. Отличные оценки у него были только по информатике. К этому времени Джастина уже поймали на мелкой краже в магазине. В какой-то момент учителя поняли, что он страдает дислексией, но предпринимать что-либо по этому поводу было уже поздно.

Мелисса задумчиво посмотрела на меня, и я подумала, не переступила ли я границы нашей дружбы, не поставила ли ее в неловкое положение.

«Я возьму его к себе в кафе».

Я потеряла дар речи. Просто сказать «спасибо» казалось недостаточным.

«Буду платить ему минимальную зарплату, — поспешно добавила Мелисса. — И первое время он будет на испытательном сроке. Работа с понедельника по пятницу, утренние и вечерние смены чередуются. Иногда ему придется подменять меня на выходных».

«Я твоя должница», — пробормотала я.

«Ну а для чего еще нужны друзья?» — отмахнулась Мелисса.

— Полагаю, теперь, когда ты получаешь зарплату, ты можешь давать маме деньги на жилье, — говорит Саймон.

Я возмущенно смотрю на него. Саймон никогда не вмешивается в воспитание детей. Нам даже не пришлось говорить об этом — когда я встретила Саймона, Джастину было восемнадцать, а Кейти четырнадцать. Они фактически были уже взрослыми, пусть иногда и вели себя как дети. Им не нужен был новый папа, и Саймон, к счастью, не пытался им стать.

— Ты не просишь денег у Кейти.

— Она моложе тебя. Тебе уже двадцать два, Джастин, пришло время самому о себе заботиться.

Джастин рывком вскакивает с дивана:

— Ну ты и нахал! Может, сам начнешь давать деньги на дом, прежде чем говорить мне, что делать?

Просто ужас какой-то! Двое моих близких готовы вцепиться друг другу в глотку.

— Джастин, не смей так говорить с Саймоном. — Я не хотела принимать чью-то сторону, но стоило мне открыть рот, как я увидела боль в глазах Джастина, будто предала его. — Он просто предложил. Я не прошу тебя давать мне деньги.

И никогда не попрошу. Плевать, что большинство людей сочтет это неправильным. Меня не переубедить. Даже если бы я брала с Джастина за еду и жилье минимальную плату, у него все равно почти ничего не оставалось бы. Как он может при таких обстоятельствах устраивать свою жизнь, не говоря уже о том, чтобы что-то откладывать на будущее? Я была моложе Кейти, когда ушла из дома с одной-единственной сумкой, ребенком под сердцем и упреками родителей, звенящими в ушах. Я хочу лучшего для своих детей.

Но Саймон не унимается:

— Ты ищешь работу? Кафе — это, конечно, хорошо, но если ты хочешь купить машину и снять квартиру, тебе нужно зарабатывать больше, чем Мелисса может платить.

Не понимаю, что на него нашло. Нас нельзя назвать богачами, но мы держимся на плаву. Мне не нужно брать деньги у детей.

— Папа сказал, что одолжит мне денег на покупку машины, когда я сдам на права.

Я чувствую, как Саймон вздрагивает — как и каждый раз, когда кто-то упоминает Мэтта. Иногда такая его реакция меня раздражает, но куда чаще я ощущаю прилив нежности. Вряд ли Мэтт когда-нибудь мог предположить, что кто-то еще сочтет меня привлекательной. Мне нравится, что Саймон любит меня настолько, что даже ревнует.

— Папа молодец, — быстро добавляю я. Мне хочется поддержать Джастина, сказать хоть что-то, чтобы он не расстраивался. — Может, ты сдал бы экзамен на получение лицензии таксиста.

— Я не собираюсь всю жизнь развозить клиентов на такси, мам.

Мы с Джастином были так близки, когда он был маленьким, но он так и не простил мне того, что я бросила Мэтта. Наверное, если бы он знал всю историю, то принял бы мою сторону, но я не хотела, чтобы дети плохо думали об отце. Не хотела, чтобы им было так же больно, как мне.

Женщина, с которой переспал Мэтт, по возрасту находилась ровно посередине между мной и Кейти. Странно, как такие мелочи остаются в памяти. Я никогда ее не видела, но когда-то изводила себя мыслями о том, как она выглядит. Мыслями о том, как ладонь моего мужа скользит по бедру двадцатитрехлетней девчонки, бедру без следа растяжек.

— Богатому — как хочется, а бедному — как можется, — возражает Саймон. — Это хорошая работа.

Я удивленно смотрю на него. В прошлом он не раз критиковал Мэтта за нехватку амбиций. Я чувствую нарастающее раздражение оттого, что сейчас Саймон уговаривает моего сына устроиться на работу, которую когда-то сам называл бесперспективной. Мэтт учился в колледже на инженера, но все изменилось в одночасье, когда я поняла, что у меня задержка и это может означать только одно. Мэтт бросил учебу и в тот же день устроился на местную стройку. Работа была тяжелая, но платили неплохо. Мы поженились, Мэтт получил лицензию таксиста, и родители подарили ему деньги на первое такси — вот такой свадебный подарок.

— Работа в кафе хороша до поры до времени, — говорю я. — А там, глядишь, и что-то получше подвернется, я уверена.

Джастин, хмыкнув, выходит из комнаты. Он поднимается на второй этаж, и я слышу, как скрипит его кровать, — наверняка он устроился в привычной позе, на спине, чуть приподняв голову, чтобы видеть экран ноутбука.

— Такими темпами он будет жить здесь, и когда ему исполнится тридцать.

— Я просто хочу, чтобы он был счастлив, вот и все.

— Он счастлив, — отвечает Саймон. — Счастлив за твой счет.

Я держу язык за зубами. То, о чем я думаю, несправедливо. Это я сказала, чтобы Саймон не отдавал мне арендную плату. Мы даже немного поспорили по этому поводу, но я не пошла на попятный. Мы делим расходы на еду и коммунальные услуги, и Саймон постоянно балует меня походами в кафе и путешествиями — как и детей. Он щедрый человек. У нас есть общий банковский счет, и мы никогда не задумываемся о том, кто за что платит.

Но дом принадлежит только мне.

После нашей с Мэттом свадьбы с деньгами приходилось нелегко. Он работал по ночам, я обслуживала покупателей в «Теско» с восьми до четырех, и мы едва сводили концы с концами, пока Джастин не пошел в школу. К тому моменту, когда родилась Кейти, стало уже легче, у Мэтта было много заказов, и постепенно мы начали позволять себе кое-какие излишки: походы в ресторан время от времени, летний отпуск…

Когда мы с Мэттом расстались, мне пришлось все начинать сначала. Ни он, ни я не могли купить собственное жилье, и прошло много лет, прежде чем я внесла залог за этот дом. Я поклялась, что больше никогда не буду вести общее хозяйство с мужчиной.

С другой стороны, я поклялась, что больше никогда никого не полюблю. И вот что из этого вышло.

Саймон целует меня, придерживая ладонью мой подбородок. Его пальцы скользят к моему затылку. Даже сейчас, в конце рабочего дня, от него пахнет свежестью — пеной для бритья и лосьоном. Я чувствую, как привычное тепло разливается по телу, когда Саймон захватывает прядь моих волос и чуть отводит мою голову в сторону, чтобы поцеловать меня в шею.

— Ляжем спать пораньше? — шепчет он.

— Сейчас поднимусь.

Я собираю тарелки и несу в кухню, в посудомоечную машину, прихватив с собой и «Лондон газетт». Газету я бросаю в мусорное ведро. Женщина со снимка смотрит на меня. Я выключаю свет, качая головой и удивляясь собственной глупости. Конечно, это не моя фотография. Как моя фотография могла оказаться в газете?