Купидон

Глава 17

Я посмотрела на часы. Десять. Если Оля говорит через час, значит, где-то к обеду созреет. Все же она приличная девушка. Можно не спешить.

Писать сэмэсэ, неблагодарное дело. Научилась недавно, получается медленно, и процесс не затягивает, а затягивается.

Не смотря на то, что денег у меня сейчас было достаточно, тратить их на посиделки в кафе я не намеривалась. Перекусив дома, запаслась блокнотом, ручкой и терпением. Ждать долго, займусь делом.

— Привет, дорогая, — Свежая, как весенний цветок, Оля, впорхнула в кафе, приковав к себе взгляды присутствующих. — Как дела?

— Спасибо, хреново.

— Что такое? Что это ты пишешь? — Выхватила она из моих рук ежедневник. — Ммм, стихи сочиняешь? Почитаем.

Прочитала, похлопала на меня глазами. Снова прочитала.

— Что это?

— Начальственное поручение.

— Нет! Начальство не могло такое поручить! — поразилась подруга.

— Как видишь. Хотя, ничего конкретного указано не было. Мне велено продумать программу новогоднего вечера. А поскольку наступает год быка, я сижу и вспоминаю все стихи с коровьей тематикой. Потом еще нужны конкурсы…

— Тома! — с перепугу она даже вспомнила, как меня зовут, на самом деле. — Это не стихи! Это плод больной фантазии. Причем, излишне однобокой тематики. Ну, например, вот это:

— А мне нравится. Все равно ведь, общая цель любого праздника — дружно напиться до поросячьего визга.

— Хорошо, а это:

— Ты хорошо поёшь. — Похвалила я ее. — Но на столь приятственное исполнение этого шедевра, я не рассчитываю.

— Тома, тебя с позором выкинут с работы, как заядлого алкоголика.

— Это тавтология. Если алкоголик, то употребление усиливающего значение слова «заядлый», нежелательно.

— Ты прекрасно понимаешь, о чем я. Не надо строить из себя идиотку. Ты не можешь пойти с этим к своему руководству.

— Конечно, не могу. — не стала спорить я. — Еще нужно продумать конкурсы, призы, ролевые игры…

— Ооо, если твои задумки пройдут начальственную цензуру, только посмей не пригласить меня на ваш вечер! Я не могу пропустить этого!

Я польщено потупилась. Приятно, когда тебя оценивают по заслугам.

— А, давай, я помогу тебе?

— Я буду очень признательна. Только в пределах разумного! Без стриптиза, страз и ультрафиолета, высвечивающего белое нижнее белье. Все должно быть в рамках приличия!

— Ах, приличия. Ну, конечно! Я просто сразу этого не поняла. Будет сделано. — Мы чокнулись кофейными чашечками, отмечая факт сотрудничества.

— Я знаю про бычка историю! Слушай. — она придвинулась ко мне, и перешла на заговорщицкий шепот. И я, как дура развесила уши… — Жил-был один маленький бычок. Он был крохотный, несчастный, мокрый и одинокий. Все пинали его, и наступали… пока один бомж не поднял его и не закурил! — и она залилась издевательским смехом.

— Смейся, смейся. — осуждающе вздохнула я. — Посмотрим, кто будет смеяться последним, когда я озвучу на вечере твое авторство.

— Ты не посмеешь!

— Кто сказал?

— Тома, не вздумай, это же позор!

— А предлагать мне это использовать под моим именем, значит, не позор?! Это, значит, можно?!

— Если учесть, что я только что у тебя прочла, хуже от этого точно не будет.

— Я так не думаю. Ну да ладно, оставим эту тему. Лучше расскажи, как так случилось, что ты разочаровалась в любви так скоро? Всего-то неделя прошла…

— Да ну, это все в прошлом! Я к нему со всей душой, и не только, а он мне — цветы! Ты представляешь?! Три вшивых букетика?! Ну, может и не вшивых, но что я с ними делать-то буду? Они меня зимой согреют?! Нет. А вот шубка норковая, другое дело. Я смогу надеть их на вечеринку? Нет! А вот от золотого кулончика я не отказалась бы. Короче полное отсутствие какой-либо чуткости с его стороны! Он был абсолютно невнимателен к моим чувством и желаниям, чем в результате и убил их.

— Каков подлец! — Только и смогла поразиться я, всплеснув руками. Что тут еще скажешь. Сила Олиных чувств прямо пропорциональна сумме вложений кавалера.

Просидев в кафе до трех, мы разбежались. По пути домой заскочила в супермаркет за хлебушком. Выруливая к дому из-за угла, наткнулась, на уже привычную картинку. Создается впечатление, что площадка возле нашего подъезда — излюбленное место сходок криминальных элементов. Бритые головы нечестной компании краснели от мороза, но прикрывать их шапками никто не собирался. Как же ж не хочется опять идти мимо них! Со спины послышался звук подъезжающей машины. Посторонившись, чтобы дать ей проехать, обернулась. Это был Антонов на своем драндулете. И ехал он аккурат в гостеприимные объятия. И чует мое сердце, что обратно уже не выберется. Я отчаянно замахала ему руками. На что он, лишь выпучил глаза, покрутил пальцем у виска и проехал дальше. После подобной демонстрации, спасать его как-то расхотелось. Но в детском доме, нас воспитывали в духе коллективизма, где все за всех горой. Горы под рукой не оказалось, а вот кирпичик удачно под ногами. Прицельно метнув, попала в заднее стекло машины. Не в дребезги конечно, но паутинка трещинок расползлась достаточно широко, чтобы Антонов наконец остановился, чего я, собственно, и добивалась. Все остальное, лишь, как нежелательный довесок.

— Какого хрена, Ерофеева?! Что это было?! В конец оборзела?!

Радость от достигнутой цели меркла по мере приближения грозного напарника. То есть очень, очень, очень быстро. Подлетев ко мне, он схватился за воротник пуховика, и началось. Меня мотало из стороны в сторону, уши закладывало от мощного потока информации, щеки краснели от смысла сказанного. Наконец и мне удалось вставить словечко:

— Там засада!

— Что? — попритух Антонов, ослабляя захват.

— Я говорю, там тебя ждут те ребята, ну, помнишь, я рассказывала? Которые еще с твоей фоткой цеплялись.

Он помрачнел еще больше, хотя казалось куда уж. Вот это мимика!

— Зачем стекло била?

— А что мне оставалось делать? — развела я руками — Другие попытки, остановить тебя, были безрезультатны!

— Что-то уж больно радикально. — Не сдавал он позиций.

— Ты бы предпочел, чтобы вместо стекла тебе разбили голову?

— Возможно. По крайней мере, дешевле обошлось бы.

— Разве похороны сейчас такие дешевые?

— Нет. Просто оплачивать их пришлось бы не мне. — Он хмыкнул, а потом его лицо озарилось такой радостью, я аж поперхнулась. — А это мысль! С тебя замена заднего стекла!

— Ничего себе! А не многовато ли ты на себя берешь?!

— Многовато, ты права. Вот и делюсь с тобой неподъемной частью.

Я обиженно засопела. Это уже, ни в какие ворота не лезет. Что случилось с современными мужчинами? Я что, похожа на агалтелую феминистку? Вовсе нет. Я, конечно, не напрашиваюсь, но, если мне уступят место, или откроют дверочку, пропуская вперед, совсем даже не буду против. Да пусть хотя бы оценят бескорыстный мой порыв. Его ведь задницу спасала. А что в замен?! Я не ждала благодарности, но и такой подлянки тоже не ждала!

Плюнув на опасения, развернулась и потопала к дому. Вернее попыталась. Оказывается, пока мы шумно выясняли отношения, основные силы неприятеля успели подтянуться на опасно близкое расстояние. И сейчас свирепо пялились на нас. Именно на нас, а не на Антонова. Видимо я что-то сделала не так.

— Добрый день мальчики! — пропищала я, мило улыбнулась, и стала потихоньку пятиться назад. — А я вот тут гуляю, и, кажется, забыла утюг выключить. Так что, некогда с вами рассусоливать, домой спешу.

И, резво развернувшись, драпанула в обратную сторону. Правда, на втором шаге, мой драп грубо прервали, схватив сзади за капюшон. Пришлось остановиться. Мне конец.

— Куда это ты собралась, подруга? Тебя никто не отпускал. — И, потянув на себя, амбал прижал меня «дружеской» рукой, заставив, почти поцеловаться, с его кожаной курткой.

— Ну, чё братан, попался? — Это уже Антонову. — Девка твоя у нас, так что, не рыпайся.

Антонов, стоя у машины, равнодушно пожал плечами.

— Это не моя девка, я ее впервые вижу.

— Вот как? — Тон парня, державшего меня, ох как не нравился, и не зря. — Ну, посмотрим.

Ничего не успев понять, я согнулась от дикой боли в солнечном сплетении. В глазах потемнело, в ушах стоял звон. Меня отпустили, и я скорчилась на земле куличиком. Так меня еще не били.

— Ну, что? Ты еще не передумал?

Тяжелый ботинок впечатался в живот, окончательно выводя меня из реальности. Я ничего не видела и не слышала, только тихонько подвывала. И почему бы не потерять сознание, было бы очень удачно. Некоторое время спустя, ко мне пробился истеричный крик Антонова. Давно, наверное, орет.

— Ерофеева, твою мать! Я сказал, ответь мне. Ты там живая?

Кое-как разлепив глаза, поняла, что происходит что-то странное. Человек десять злющих бугаев, стоят по стойке смирно, бессильно сжимая кулаки. Антонов одной рукой призывно махал мне, а другой показывал ребятам пистолет. Ребята впечатлялись и не двигались с места.

Идти самостоятельно, ноги отказывались категорически. Во рту было странно много влаги. Я сплюнула. На снегу осталось пятнышко цвета крови. Вернее, это и была кровь. Надеюсь, я просто прикусила язык. И это не внутреннее кровотечение. Я то в медицине, примерно как в рисовании. Если не хуже.

Я так поняла, что мне нужно добраться до машины. Встать я, скорее всего не смогу. А если ползком? Попробовала. Больно. С другой стороны, не лежать же мне здесь вечность? Мобилизовав остатки сил, смогла подняться, и, как гордая львица, на всех четырех, добралась до машины. Влезла на заднее сидение и затихла. Пару минут спустя, мы уже мчались в общем потоке машин, в неизвестном направлении.

Я видела, как Антонов, то и дело бросал обеспокоенные взгляды в зеркало.

— Ну, что? Гонятся? — говорить было трудно, но неизвестность была еще невыносимей.

— Пока не видно. Ты как?

— Ну, что я могу сказать? Разве что: пятка по силе удара намного уступает носку. — На что он только плотнее сжал губы.

Ехали мы довольно долго. Помимо, ставшей уже привычной, боли в ребрах, начал пробирать кашель, результатом которого, неизменно становились сгустки запекшейся крови. Деваться было некуда, сплевывала прямо на пол автосалона. Да простит меня Антонов, но особых угрызений совести я не испытывала. Честно сказать, рассчитывала, что он отвезет меня в больницу, но к вечеру мы подъехали к одиноко стоявшей деревянной часовне. Хлопнула водительская дверца, и я опять осталась одна.

Что-то мне не совсем ясно. Вроде рановато для церкви. Каяться не собираюсь, помирать тоже. Или Антонов считает иначе? Тогда я просто обязана его разочаровать. Не дождется! Мне еще, как минимум, надо успеть посадить дерево, научиться готовить «Наполеон», вырастить сына, познать радости супружеского долга наконец! Причем замуж выходить необязательно. Произвольный порядок пунктов, можно изменить, и я рассчитываю сделать это чуть позже. У меня еще вся жизнь впереди! Оставшаяся. Я надеюсь.

Дверь машины распахнулась, я открыла глаза, и тут же их зажмурила. Вот козлина, прости Господи! Приволок священника! Ну, заранее прости Господи, мудак! Ты мне за это ответишь. Не разжимая век, почувствовала, как мои, сведенные на животе руки, осторожно разжали, и, так же осторожно, начали его ощупывать, болезненно проходясь пальцами по ребрам.

— Вроде ничего не сломано. — Резюмировал незнакомый голос. Священник, больше некому. — Поднимай, неси за мной.

Меня тут же начали выдергивать из машины. Снова стало больно, я постыдно застонала, и вцепилась руками в ремень безопасности. Даже лежа в полуобморочном состоянии, я не забывала ими пристегиваться. За рулем ведь был Антонов.

— Тома, перестань, это для твоего же блага. — прокряхтел напарник сквозь зубы, продолжая тянуть меня как репку.

— О своих благах я позабочусь сама. Тем более о последних почестях. Я может, вообще не намеренна заказывать заупокойную. Я может, желаю, чтобы меня кремировали, а прах развеяли с кремлевской стены, последней моделью воздухоочистителя «Ветерок».

— Не неси чушь, Ерофеева. Это мой давний знакомый. До того как стать священником, он закончил мед. колледж, на фельдшера.

— Хорошо не на акушера. — продолжала бузить я, немного успокаиваясь, и позволяя вынуть себя из салона.

— В нашем случае и это было бы хорошо. — не остался в долгу Антонов, направляясь ко входу, со мной на руках.

Ну что я скажу, второй раз меня носит на руках красавец мужчина, и второй раз я нахожусь почти присмерти. Если это возможно только в такой зависимости, лучше я буду всегда ходить своими двоими, безо всякой романтики.

Да что ж такое? Ни повернуться, ни вздохнуть как следует! Я открыла глаза, и окончательно проснулась. Над головой деревянный… потолок? Ну, да, раз лежу, значит потолок. Опускаю взгляд. Стены тоже деревянные, а в ногах… Визг застыл в горле, но ненадолго, через секунду, я орала благим матом, и пыталась перекреститься. Но обнаружила, что мои руки намертво примотаны к телу бинтами… На шум прибежал… священник? Легче мне от этого не стало, и продолжая материться, я попыталась выпутаться..

— Тише, Тамара, тише, не кричите так, я сейчас все объясню, все очень просто и совсем не страшно… — скороговоркой выпалил он, прижимая ладони к ушам.

Я попритихла, и с усилием приняла, более-менее сидячее положение. Увидела, где лежу, и снова заорала.

— Да что же это такое, Тамара, дайте же мне, все Вам объяснить! — повысил голос батюшка и немилосердно зажал мне рот рукой. Я нехотя заткнулась.

— Видите ли, я… Вы больше не будете голосить? — Я помотала головой, и он убрал руку. — так вот, я не часто остаюсь здесь ночевать, потому, кровать у меня совсем никчемная, пружинная, растянутая. А я опасался, что, Вам, все же повредили ребра, и нельзя шевелиться и беспокоить их. Нужна была жесткая поверхность, плюс обеспечение полной неподвижности. А поскольку в этой часовне часто отпевают жителей ближайших деревень, то и гробы хранить поблизости удобнее. Да и более подходящего в вашем случае… эээ… ложа, было не найти.

Теперь понятно, почему очнувшись, я обнаружила себя в гробу, перемотанная как египетская мумия, и с крышкой, от все того же гроба, в ногах. Оказывается, все на благо моего организма. Ох, батюшка, о физическом здравии Вы подумали, а вот о психическом как-то подзабыли.

— Понятно. Спасибо за заботу. А, можно мне теперь освободиться и сменить, так сказать, место дислокации?

— Конечно, конечно, одну минуту.

Меня начали разматывать, а я вдруг поняла, что не узнала даже имени своего лекаря, и незамедлительно исправила это упущение.

— Отец Сергий. Но Вы можете звать меня просто Сережа. — Спокойная улыбка священнослужителя умиротворяла и настраивала на общение.

— Тогда зовите меня Тома и на ты.

— С большим удовольствием.

Тут до меня дошло, что бинтов осталось от силы слоя два, а под ними-то ничего и нет. Дико засмущавшись, я спровадила Серёжу вон из комнатки, и с остальным справилась сама. Найдя свой свитер, рядышком, мирно висящим на штабеле из гробиков. Раньше я как-то не задумывалась о многофункциональности подсобных церковных помещений. Что не говори, а работа в «Купидоне», сильно расширила мой кругозор. Пока одевалась, поняла, что стесняться мне, хотя и вполне уместно, но уже поздно. Наверняка, это Серёжа меня и заматывал, так что все уже просмотрено. Ну да ладно. Он лицо духовное, а потому, в некотором роде бесполое. Можно боле не волноваться.

Выйдя из «спальной», попала прямиком в… как это?… молельный зал? Я совсем не разбираюсь в устройстве церковных помещений. В детском доме нас не баловали посещениями служб, и проповеди читать никого не приглашали. Все было исключительно в добровольном порядке. Посему, в этом плане я полный неуч. Крещеная, верующая, но не религиозная.

А в зале, тем времени, царила благодать, тишина, хотелось расслабиться и вдыхать запах ладана и горящих свечек. Смотреть на золоченые иконы, слушать легкое потрескивание воска, разбавленное деликатным покашливанием… ой… это кажется за мной. Ну, точно, Сережа, прокашливался, пытаясь привлечь мое внимание. Привлек, что дальше?

— Тома, пойдем в трапезную. Позавтракаем, поговорим.

Я согласилась и последовала за священником.

— А где Антонов? — наконец-то вспомнила я, доедая яичницу.

— Кирилл уехал по делам. Еще вчера. Куда конкретно он не уточнял, хоть я и спрашивал. Зная, что тебя это заинтересует.

— Могу себе представить. Он ас, по части игнора. — Со знанием дела покивала я.

— Нет, Томочка, — мягко улыбнулся Сережа, — мне кажется, он просто не хотел тебя волновать.

— Как же! — Хмыкнула я. — Последнее время, он только и делает что волнует меня… В смысле, я только и делаю, что волнуюсь за него… То есть, я волнуюсь, как его действия отразятся на мне! — наконец получилось сформулировать. Что-то я сама не знаю, что хотела сказать, и что сказать получилось.

Я допила какао с пряником и сыто откинулась на стуле. Мышцы живота и ребра все еще болели, но на сытый желудок и выспавшуюся голову, это воспринималось не так остро.

— А хочешь послушать колокола? — Вдруг оживился Сережа. — Церковные колокола, это нечто потрясающее. Особенно, когда находишься непосредственно на колокольне, и сам создаешь мелодию. Идем, я покажу.

Я с интересом поднялась за ним, на самый верх деревянной вышки. Там, под крышей, висели колокола. Большие, поменьше, совсем крохотные. Их было очень много, и от каждого отходили канатные дергалки. Это понятно, за которые дергают. А колокол звенит.

«К этому надо привыкнуть», думала я, пытаясь не оглохнуть. Но пару минут спустя начала втягиваться, различать мелодию, и получать дивное наслаждение. Сережа уже перестал играть, а мелодия все плыла, звонко разливаясь в морозном воздухе. Я зябко поежилась, холодно, но уходить совсем не хочется. Священник куда-то ушел, но вскоре вернулся с бутылочкой «Кагора», и двумя разовыми стаканами.

— Причащаться будем? — удивилась я.

Он засмеялся.

— Греться будем, Томочка. Греться, и очищаться.

— В каком смысле? — Поинтересовалась я, отпивая сладкое вино. Вкусно. Допивала залпом.

— Всем нам есть от чего очиститься. Кому-то от грехов, кому-то, от тягостных воспоминаний. — И он взглянул на меня с выражением вселенского папочки. Ох, как я это не люблю. Щаз начнет исповедовать.

— Что Вы, батюшка! Какие грехи, какие воспоминания? Я слишком юна, и память у меня девичья!

— Ну, нет так нет. Тогда просто греться. — И он разливал вино по стаканам. Разливал и разливал, пока меня не понесло. Я начала изливать душу.

— Знал бы ты Сережа, как тяжело, когда, помимо тебя в семье, еще несколько десятков голодных ртов, босых ног, и сильных рук с прицельным хуком слева! Там, не то что лишнюю крошку, свою-то долю не оторвешь! Тебе быстренько объяснят кому она нужнее. И ты со своим «ударили по правой, подставь левую», сдох бы через неделю, от побоев, голодной смертью.

— Нужно быть терпимее, Тома, к людским слабостям.

— О, я терпелива, видит Бог, как я терпелива! Но всему есть предел. Я не претендую на звание святоши. Для меня это слишком. У святых нет ничего своего, они все отдают, то ближним, то не очень. А у меня, есть, как минимум, чувство собственного достоинства. И, боюсь, что это последнее что я отдам, и только через собственный труп!

Возможно, мне не стоило больше пить, но после очередного глотка становилось чуть теплее. А уходить так не хотелось.

— Довольно дискуссий. — Язык у священника стал немного заплетаться. — Лучше расскажи, у вас с Кириллом все нормально? Он не объяснил мне, что случилось. Уложил тебя, велел лечить, и тут же куда-то умчался.

Я беспечно махнула рукой, допила вино и протянула стакан за новой порцией.

— Все нормально, просто нарвались на отморозков, каких у нас навалом.

— Но, почему он не повез тебя в больницу? Вдруг, что серьезное могло приключиться? Тебе крупно повезло, что не сломались ребра и не проткнули легкие, или еще чего похуже.

— А вот об этом надо спросить у него самого. Меня этот вопрос занимает не меньше Вашего. — Я сделала большой глоток, и смачно икнула. Ох, мать, пора завязывать. Эта сладкая амброзия, оказалась на редкость коварной. — Кстати, Сережа, а откуда ты знаешь Антонова?

— Служили вместе. — Просто ответил товарищ в сутане.

Я выпучила глаза.

— Это как? Ты ж священнослужитель, а не военнослужитель, тьфу ты, то есть не солдат.

— До того как стать священником, я был обычным парнем. Встречался с девушками, ходил по кабакам, учился на медицинском, воевал. Кстати в Чечне мы с Кирюхой и познакомилась, попали в один…

— Вот вы где. А я уже волноваться начал.

На самом интересном месте, как всегда не вовремя, явился Антонов.

— Ой, а давай, ты сейчас выйдешь, и войдешь снова, минут через пятнадцать? — пьяно взмолилась я. Ну, не могу я остаться без подробностей. А при напарнике, Сережа точно не скажет ни слова. — Сходи пока, чайку горячего выпей. Вон, продрог весь, устал.

Новоприбывший нахмурился. Принюхался, присмотрелся. И как на зло, из под Сережиной сутаны (или рясы, или еще как-то), выкатился заныканый стаканчик. Батюшка пристыженно потупился, под укоризненным взором напарника.

— Пьете, значит? Без меня, значит? А ведь обещал! Обещал меня дождаться. Без меня не начинать. А ну давай сюда бутылку!

Сережа протянул почти пустой бутыль третьему, трезвому, но, думаю, ненадолго.

— И это все?! Тащи вторую! — Допил из горла остатки вина, и вслед удаляющемуся виночерпию — Стакан не забудь!

— Так точно, сержант! — Донеслось снизу.

— Да — протянула я — не так я себе представляла слугу божьего…

— Чему тут удивляться. — пожал он плечами, присаживаясь на деревянный парапетик. Откинулся назад, хладнокровно глянул вниз, оценил высоту, вернулся в вертикальное положение. — Все меняется. Традиции, безусловно, важны. Но, еще важнее, искренняя доброта, вера, любовь к людям. Чистота помыслов. Не важно, что он делал раньше, важно каков он сейчас. А сейчас, он на единственно верном месте. Из него выйдет отличный пастырь для народа.

— Вот она! — Влетел к нам «пастырь», победно держа в вытянутой руке бутылочку вина. — Последняя. Заначечка. — Он любовно погладил ее по стеклянному бочку. — Из-за вас, придется ехать, перезакупаться. За свой счет. — Осуждающе глянул он на нас. — В этом месяце госаккредитований не предвидится.

Мы с Антоновым хором виновато вздохнули.

— Спонсорских вложений, судя по всему тоже. — Сделал вывод Серёженька. Мы еще раз вздохнули, но помочь ничем не могли. — Ну, на нет и суда нет. Налетай. — И, как заправский фокусник, вынул из рукава, новенькие три стаканчика.

Теперь понятно почему в России так любят троицу. Втроем намного веселей. Сережа рассказывал забавные случаи из дикой молодости, Антонов ядовито комментировал, от чего они приобретали остроту и ярче показывали характеры главных героев. Я смеялась без перерыва.

— И она мне говорит: «Я буду встречаться только с настоящим рыцарем!». Ну, думаю, подруга, надо было лучше учить историю. Ведь, как известно, помимо культа чести и поклонения дамам сердца, благородные сэры были еще теми поросятами. Не мылись годами, ходили под себя, вобщем, смердели как выгребная яма, с тем же вечным эскортом мушиного роя. Ну, я две недели общался с ней по телефону. Галантно, осыпал комплиментами и цветами. И в душ ни-ни. Она еще повыпендривалась, но согласилась встретиться. Вот так, на первом свидании я ее на сауну и развел!

— Молоток, — похвалил напарник, — так их лечить и надо. А то, романтика средневековья! А вот она романтика, слоями отваливается!

— Я бы б попросила не обобщать! Мне, например, рыцарь не нужен! — гордо вскинула подбородок, от резкого движения в голове закружилось, пришлось присесть.

— Да ты, Ерофеева, сама не знаешь что тебе нужно. Точнее, кто. И нужен ли тебе кто-нибудь, неясно.

Мне стало грустно. Прав он. Я сама ничего не знаю. Не разбираюсь в жизни, в мужчинах, в людях в общем.

— Ну, Кирилл, зачем ты обижаешь девочку. — Вступился за меня Сережа. — Она еще очень молода, со временем разберется. Может, ей просто нужно помочь?

— Ты что, предлагаешь мне этим заняться? — набычился Антонов.

— А почему бы и нет? У тебя жизненного опыта хоть отбавляй…

— Отставить разговоры! По койкам!

— По каким койкам, Кирюша? Еще же не вечер даже… — Робко вставил гостеприимный хозяин.

— Молчи уж, сводник хренов. Есть хочу, что там у тебя? Мечи на стол.

— Я счас. Я скоренько. — Засуетился Сережа и рванул вниз по лесенке.

На нашу площадку опустилась гнетущая тишина. Наедине с Антоновым стало неуютно.

— Как ребра?

— Все хорошо.

— Да? — озадачился патрон. — Надо же, прямо как на собаке заживает.

Угу, и у меня вдруг появилось дикое желание обгавкать его. И покусать. Но вместо этого я озаботилась насущным вопросом: как жить дальше?

— Что нам теперь делать? Как домой возвращаться?

— Как, как… каком к верху. Я где по твоему всю ночь торчал? Все пучком, к нам больше не прицепятся.

— Почему? — Не въехала я.

— А больше некому.

Мне поплохело. Он их что… того? Ну… убил что ли? Спросила.

— Я похож на психа? — искренне удивился напарник. — Нет, конечно. Ребят, просто уволили со службы. За превышение полномочий.

— Ааа, тогда конечно. Тогда все ясно.

Я по-прежнему ничего не понимала, и это было заметно, но произносить это в слух я не собиралась. Он тоже, и за это я почти благодарна.