Вот незадача. Забыть сопливик в столь ответственный момент! Когда на улице морозит так, что треск стоит. А я всегда была слаба носом. Сморкаясь в варежки, дела не решишь. Насквозь мокрые рукавички, брезгливо засунуты в карман, а взгляд хищно устремлен на широкий шарф напарника. Вот, где настоящее поле для действия! Вот где можно разгуляться! Но кто ж позволит?! Никогда этому бессердечному типу не войти в мое положение! А из носа опять течет.
— Да высморкайся ж ты, наконец! Сил нет слушать твои хлюпанья! Гоняешь их туда-сюда! Заняться больше нечем? — Угу, нечем. Можно подумать, я от этого кайф ловлю. Сколько раз просила заранее предупреждать, куда, зачем и на сколько. Так нет же! Все секретничаем! Вот я и не собралась толком.
— Платок носовой дома забыла. — Пояснила я, и еще раз злорадно втянулась носом. Пусть получит свою долю «наслаждения».
Бурча что-то нецензурное, и четко артикулированное, Антонов-добрая душа, вынул из-за пазухи, теплый, неглаженный, сложенный конвертиком, носовичок и протянул мне. Моему счастью не было предела! Но когда я его развернула, едва не кончилась от восторга! Это был всем носовикам носовик! Настоящий Царь носовиков, размером с коврик в моей «гостиной». С облегчением прочистив в него нос, я, втянув морозный воздух, скрипя сердцем, протянула его обратно.
— Благодарю, это было очень своевременно. — Едва не прослезилась, от степени признательности.
— Ну, ну, Ерофеева, не унывай, я его тебе дарю. — Ободряюще прихлопнув по спине, Антонов перешел на заговорщицкий шепот, — По правде сказать, это гостевой платочек. И кто в него только не сморкался… — с ностальгией протянул он, и злорадно покосился на мою реакцию.
Нет проблем, товарищ! Я выросла на всем общественном! Спасибо, хоть туалетная бумага была одноразовая, а к иным лишениям не привыкать!
Итак, что мы имеем. Все что удалось вызнать у мужского варианта Зои Космодемьянской — это, что мы держим путь в сторону леса. Добрая традиция последних дней. Разницу с предыдущими вылазками составляет лишь пешее исполнение. Выехав на машине на пару километров от города и углубившись в лес, оставили ее на обочине, и смело ринулись вперед пешкодралом. В руках Антонов нес, завернутое в полиэтилен, палкообразное нечто, бережно прижимая его к груди.
— Разреши поинтересоваться, — не удержалась я, — что это такое?
— Это очень ценная вещица, — нежно прижался щекой к свертку и прикрыл глаза. Не навернулся б ненароком, любитель передвижения вслепую. — Не дай Бог, что случится, нам с тобой оторвут, все выступающие части тела. — Зловеще закончил он.
Я почему-то схватилась за нос, Антонов поежился. Думали-то мы, скорее всего о разном, но объединяла опаска. После предполагаемой экзекуции жизнь будет не мила обоим.
— Идти-то еще долго?
Дыхание от ходьбы участилось, силы утекали как вода из худой бочки. Снега в лесу навалило по колени, что существенно затрудняло движение вперед. Антонову хоть бы хрен по деревне, переставляет свои двухметровые ходули, даже дыхание не сбилось. А у меня все взмокло и в груди хрипит. И снег стал цвета пролетарского знамени. Ох, кажется все…
— Эй, Ерофеева, ты что удумала?! Отдыхать потом будешь! А ну вставай! Нам еще идти и идти.
Поставил на ноги за капюшон. Проплевавшись от снега, заверила напарника, что все в полном порядке. Тот не поверил, но отпустил. А я вновь обосновалась в снегу, на этот раз поудобнее, лицом вверх.
— Ну? Что опять не так? — Тяжело вздыхающий спутник, приземлился рядом, на корточки.
— Не могу я так больше. Мне отдых необходим. Хоть пять минуточек. — Прохрипела я.
— Чем дольше мы тут проторчим тем темнее будет при возвращении. — Делился умозаключениями Антонов.
Тело упорно отказывалось шевелиться.
— Как знаешь, — легко согласился он, и шустро двинулся дальше, — Но учти, что дороги здесь нет, и вряд ли я буду возвращаться тем же путем. Рискуешь застрять здесь до весны. Найдут твой примерзший, тощий останок на березе, когда снег сойдет…
Я хорошо прочувствовала эту речь, прям-таки отлично! Не отставая ни на шаг. Откуда силы взялись? Спустя минут сорок, впереди замаячил неровный, скачущий свет от костра. Ага, сейчас погреемся.
А на полянке перед нами, кружком сидели мужики, как сказочные двенадцать месяцев. Тока этих было… так, раз, два, три… ага, шестнадцать штук. Скучившись у огня, они о чем-то увлеченно беседовали, и не сразу обратили на нас внимание.
— О! Кого я вижу! — Раскрыл объятья нам на встречу, один из них. — Антохин! Сколько лет, сколько зим! Где тебя носило столько?! — Внезапно разозлился дядька — Я уже задолбался тебя ждать!
— Ну, Серый, ты ж видишь, я с дамой. Борисыч обременил. А она пока соберется, пока намарафетится! — Юлил Антонов, которого трепыхало в «дружеских» обнимашках. Всех шестнадцати, по очереди.
Ну, понятно, самый легкий способ, уйти от проблем. С больной головы на здоровую. Всякий кто на меня сейчас посмотрит, так вот, в первую очередь и подумает: «Блииин, как долго и тщательно она выряжалась!».
— Ладно, ладно. Ты привез? — Жадно потер руки Серый. Антонов кивнул и протянул сверток. — Ай, молодца! Борисычу спасибочки! Ну, и, конечно, сочтемся опосля!
Пока все сгрудились вокруг напарника, и восторженно галдели, я успела осмотреться. У костра было навалено кучей всякого хлама, который, общей массой характеризовался, как спецпринадлежности для рыбалки в зимний сезон. Речка обнаружилась, чуть поодаль, с уже «пробуренными» лунками. Я двинулась в ее сторону, на подходе, меня догнал Антонов.
─ Тома, возьми квиток о доставке, пусть Серый подпишет, что все получено. — Я кивнула. О чем-то поразмышляв, он протянул мне еще пять таких же бланков. — И эти тоже. Я в прошлый раз забыл ему отдать.
Пока я шла к нашему получателю, успела просмотреть документы, выданные мне напарником. Некоторые из них были датированы прошлыми месяцами. А один и вовсе прошлогодний. А если учесть, что оплата производится по факту, т. е. доставил — тебе заплатили, получается, что гражданин Серый, на халявку пользует Антонова. Достойно восхищения. Но, теперь, с ним работаю я, а значит, ныкают и мои деньги тоже. А это уже не порядок. С трудом пробив себе дорогу средь мужиков, к хитромудрому адресату, обратилась к нему напрямую:
─ Простите!
─ Чего тебе? — Нехотя отлип мужик от своей игрушки, тут же пошедшей по рукам рыбаков.
─ Распишитесь пожалуйста, вот здесь.
─ Что это? Я не понимаю. — Отмахнулся он, небрежно отодвинув мою руку с квитком.
─ Это то, что позволит нам отчитаться перед начальством о выполнении наших должностных обязанностей. И получить заработанные деньги. Согласно этим документам, вы задолжали нам за услуги, ровно двадцать семь тысяч триста семьдесят два рубля тридцать девять копеек!
Я говорила громко, напористо, уверенно. Вот что делает с людьми ощущение собственной правоты. Окружающие мужики призаглохли, с недоумением гладя на нас. Смутившись от нежелательной огласки при таком скоплении народа, Серый, тем не менее, очень неохотно сдавал позиции.
─ У меня нет ручки.
─ Нет проблем — сунула я ему под нос свою.
─ Она не пишет. — Капризничал он дальше.
─ Сейчас запишет. — Забрав ручку, прогрела стержень и расписала на спичечном коробке услужливо подсунутом, ухмыляющимся напарником.
Недовольно сопя, Серый, медленно, внимательно вчитываясь в каждое слово, подписывал квиток за квитком, задавая по каждому поводу уточняющие вопросы, и подсчитывая что-то. Я была само терпение. Не смотря на то что этот человек мне не нравился, я буду рада принять от него наличность, которая, как известно, не имеет запаха, национальности и мерзкого характера, своего предыдущего носителя.
─ Отличную смену ты себе растишь Антохин. — Глумились мужики. — Мелкая, а с заковыркой. Жаль рожей не вышла.
Я посмотрела на Антонова. Он никак не прореагировал на сомнительные комплементы, все еще прибывая в странно довольном расположении духа. Но, я решила доиграть роль дотошного служки до конца, заставив выплатить задолженность, прямо сейчас:
─… ничего страшного, я найду вам сдачу… да и тридцать девять копеечек. Ах, только пятьдесят? Так вот Вам одиннадцать… не за что… будем рады придти на помощь как только — так сразу… и Вам всего хорошего.
Разобравшись с делами оплаты мужики, гурьбой бросились к одной из лунок, с доставленной нами палкой. Антонова среди них я не увидела, и логично рассудив, что он все еще на берегу, обернулась. Так и есть. Неподалеку от меня, взобрался на пенек, еще и на цыпочки встал, для лучшего обзора, с азартом следил за происходящим на реке.
— Что случилось? — Я, как всегда, не в теме.
— Сейчас будут новый спиннинг опробовать — просветил он меня, не отвлекаясь от происходящего. — Ну, идиоты… Тома, подойди ко мне!
— Нам уже пора? — уточнила я, встав около него.
Выражение, на его лице, мне не понравилось. Какое-то злорадное и выжидающее.
— Еще нет, но скоро будет.
Ничего не понимаю. Мы доставили. Клиент доволен. Так чего ж мы торчим посреди леса? И вдруг раздался треск! Поначалу не громкий, но постепенно нарастающий. Ребята на реке замерли на секунду, а затем ломанули к берегу. Но не успели, лед под их ногами разошелся раньше. Ржущий, как сивый мерин Антонов, соскочил с пенька, и буром пер в лес, таща меня за руку. Вырываться я и не пыталась. Но не спросить, не позволяла совесть.
— Эй! А им помощь не нужна?
Напарник уже сипел, но темпа не сбавлял. До машины мы добрались так быстро, что я и не заметила. Пристегнулась, и опробовала еще одну попытку.
— А мы вот, сейчас, не по-свински поступили?
Антонов икнул, покачал головой, пробурчал, что-то типа «идиоты… и так каждый год», и изволил ответить:
— У них достаточно опыта в этих делах, не переживай. Их каждую весну на льдине сносит.
— Так ведь сейчас не весна — резонно заметила я. Ощущения были не из лучших. Как-то подленько мы смылись.
— Так ведь и их не унесло! Сами виноваты. Лед еще толком не взялся. А они всей оравой…
− Ну, что, покатили?
Я еще раз пересчитала в уме, все ли взяла: шубы, борода, посох, зайкину макулатуру (не забыть «забыть» в ее машине). Фух, вроде все.
− Поехали. А то, Вася, заждался, поди.
− А что за кадр, этот Вася? — Замурлыкала Оля. Так всегда, когда речь заходит о мужиках.
− Приедем, сама все увидишь. — А так же унюхаешь, услышишь, и, если Вася подшофе, еще и осязаешь.
− Фу, какая ты вредная! Я же должна сориентироваться, как мне себя подать, чтоб ему вкусно было. Каких женщин он предпочитает?
− Многочисленных. А еще тех, которые рядышком. А так же тех, что подоступнее. — Честность — моя вторая натура. Жаль, Оля не оценила.
− Это все? — Обиделась она.
−А что еще? Вроде все. — Сделала вид, что задумалась. — Рост, цвет, пропорции — значения не имеют. Количество волосистости на теле — не смущает. Степень немытости — редко превосходит его собственную, а потому, для него все бабы — чистоплюйки.
− Все, все! Я поняла! За границы совместных репетиций не выходить — опасно для здоровья.
− Умничка! — Похвалила я за понятливость.
Скорее всего, я переборщила, очерняя Васеньку. Хотя и не уверена. В любом случае, лучше подстраховаться, и сразу отвадить их друг от друга. Они ж мне все сорвут. Горячие, да любвеобильные.
В баре было странно многолюдно. Странно, потому что он уже закрылся. Но там продолжали зависать клиенты, и грохотала музыка. Пробравшись к Василию, я поинтересовалась, в чем дело и откуда все эти люди. Выключив динамики, он приосанился, поднял руку вверх, привлекая внимание, и, когда стихли все звуки, обернулся ко мне:
−Для массовки! — Многозначительно изрек он.
Пораскинув мыслишками, я пришла к выводу, что это нам на руку. Молодец, сразу можно будет опробовать реакцию публики на мой «гениальный» сценарий и бесталанное его исполнение. Уже прилично датые мужики растаскивали столы, освобождая место для маневра. Когда, кто-то натыкался на стулья, раздавался грохот, когда кто-то натыкался на кого-то, раздавался мат, и звуки потасовки. Даже многоопытная мужелюбка Оля, боязливо жалась ко мне, и брезгливо морщила носик.
− Бедлам. — Вынесла я вердикт. — Вась, в такой обстановке, у нас ничего не выйдет.
− Спокойно, подруга! — Вася, успокаивающе похлопывая по плечу, впрессовал меня в пол. — Все кто остался, будут заказывать выпивку. За которую, я беру двойную плату. Деньги пополам.
Так чего же мы ждем?!! Вперед! На покорение новых вершин!
− Так, Оля, ты — переодеваться. Я пока Мороза снаряжу…
− Я нет!
Олин, судорожно прерывающийся шепот, сильно разволновал меня. Она ж никогда не терялась. Таких ситуаций не существует в природе, чтобы она потеряла присутствие духа. Но огромные, полные страха глаза, говорили об обратном. Они молили… О чем, кстати? Ну-ка, поподробнее.
− Тома, я ни за что не буду раздеваться при них! — Взвизгнув на последнем слове, она обличительно ткнула пальчиком в сторону в дым пьяных массовиков. Те довольно заржали.
Так не честно. Из-за не вовремя проснувшейся Оленькиной застенчивости, я потеряю приличный куш.
− Ладно. Раздеваться не надо. — Пожала я плечами. Собственно, Оля, даже если одевалась, умудрялась сделать это так незаметно, что никакой интриги не было и в помине. — Натягивай уши и хвост, и пора начинать. И так уж ночь — полночь.
Радостно и часто закивав, прямо на ходу натянула амуницию, и завертелось…
Все конкурсы, сводились к массовой попойке. Васенька доставал из безразмерного мешка банки с пивом, и обменивал «приз» победителю на сотенку. И все были довольны. Пока отдыхающие, вслед за Зайкой выводили хоровод, все больше походивший на ламбаду, мы с Морозушкой, высчитывали барыши, устроившись за стойкой.
−… это тебе, это опять тебе, это снова тебе, — послюнявил пальчик, — это… все время тебе! Да что ж такое-то?!! А где моя доля?!
Счетовод был явно расстроен и озадачен. Тяжело вздохнув, и дощелкав семечки, я сгребла в стопку банкноты. И в три приема разделила на две равные части.
− Пить надо меньше. И сними костюм. Пропалишь еще.
Затушив сигарету, он аккуратно, насколько позволяли две полторашки пива, выигранные им в «третий лишний», вылез из шубы и протянул мне.
− Извини Том, что опять все провалил. — Повинился подельник.
− Ничего. Не выучили, так хоть импровизировать научились. — Приличная денежка в нагрудном кармашке, делала мое всепрощение поистине полным.
− Дед-Мо-роз! Дед-Мо-роз! — пьяный рев с площадки «боевых действий» отвлек нас от важнейшей части любой пьянки — беседы на тему «ты меня уважаешь?».
− Охо-хо-хо! Ну, что, ребятушки?! Кто порадует старика стишком?! Давай-ка ты бородатый! Лезь на табуретку…
Когда репетиционный фарс завершился, мы устроили закимарившую Олю на диванчике в углу, и прибирали зал.
− Не въезжаю, че с Кирюхой творится. Как ни позвоню — все занят. То работы не впроворот, то — отдыхает. Вот раньше, чем больше умотался, тем больше влезало. Как накосячимся, и по бабам… — слегка смутился, глядя на меня, — Прости Том, но что было, то было. А сейчас, черт те что. И не сунься к нему. Вон, вчера девчонок притащил, выпивки накупил, ни копейки ни спросил с него. А он, даже в подъезд дверь не открыл, обещал спустить вместе со всем барахлом. Девчонки — ясное дело, обиделись, на такое обращение. А мне что делать? Домой их не потащишь, дом — это святое. Так мама говорит, каждый раз, и выставляет всех за дверь…
Бублик продолжал рефлексировать, я усиленно надраивала стойку, стараясь не заснуть.
− Может, хоть ты вразумишь его? А? — взмолился Вася.
−А? — переспросила я, судорожно представляя, как убеждаю Антонова, клюкнуть стопочку за Борисыча, за Аллочку Афанасьевну, и в койку, ясное дело не в одиночестве. — Не, Вась, уволь. На такое, я никогда не соглашусь. Не знаю, какой он был раньше, но я застала как раз период лютования. От него ж все лезут на стенку. Ты, вон, вообще в шкаф.
Василий, вздохнул, признавая за мной правду.
− Бычил-то он всегда, но и компанию поддержать всегда горазд был. Как надерется, и давай морды чистить. Я только и успевал, что подчищать за ним. А, где-то месяц назад, он отпускные получил, обмывали с недельку, на даче у кориша, потом всех по домам развозили. Кирю у дома высадили, все нормально, вроде к подъезду поковылял — ясно, пьяный в драбадан. Вдруг, разворачивается, и как рванет, в какую-то подворотню Ну, мы, ясно, за ним. Глядим, а там компания обсосков, девчонку зажали. Пять их было, как счас помню. Киря, как гаркнет: «Отставить! Руки по швам!». Эх, как он их чехвостил! Потом с этой кралей домой пошел. Любят его бабы, повезло.
У меня от его рассказа уши горели. Вот, как, значит это выглядело со стороны. Обидно.
− Может и не было у них ничего. Может, она просто жила рядом. — Заступилась я за себя.
− Может и не было. — Легко согласился Вася. — Может, поэтому, Киря и не любит вспоминать про тот случай.
В голове роились мысли самого разного толка, стаканы натирала уже по третьему кругу, а оставить тему никак не могла.
− И много у него было… ну… — я замялась, не зная как сформулировать.
− Баб-то? — Пришел он мне на помощь. — Так, много конечно. Да тока они все одноразовые были. Они ж на него, как мухи на мед слетаются. Нет-нет, да и мне чего-нить перепадало. Эх, золотое было времечко… Может, все-таки поговоришь с ним?
─ Ага, только штаны подтяну.
Васян внезапно нахмурился.
− Это ведь он из-за тебя, я знаю.
− Чего? — не поняла я. Вдруг стало неуютно находиться рядом с ним.
− Чего-чего… Он как с тобой связался, так на человека походить перестал. Ни расслабиться, ни выпить, ни погулять… .
− А, по-твоему, именно это определяет принадлежность к человеческому роду? — перебила я его. Внезапно, стало обидно за напарника. Со дна подниматься стал, а ему это еще и в упрек ставят. — Не заблуждайся, Василий. Если для тебя это смысл жизни, то это вовсе не является догмой для всех. Нажраться до поросячьего визга, покувыркать уличную девку, друзьями — считать собутыльников… Это удел быдла. И, вместо того, чтобы мешать Антонову, выбирать свой путь, лучше бы тянулся за ним следом. Раз уж вместе по течению плыли, то и выплывать вместе легче будет.
− Ты МЕНЯ быдлом назвала?! — Зло перегнулся он через стойку. — Не перегибала б ты палку, милая. Антонова тут нет, за жопу возьму — заступиться некому.
− Не тебя, а твой образ жизни. И Антонов мне ни к чему. Без него дожила до взрослых лет, без него и состарюсь. — А, вообще, он прав. Помочь некому.
− Смотри, а то не научишься язык придерживать, и состариться не дадут.
─ А ты учись друзей выбирать. И отпускать, если они тебе не по зубам. — Боже, что я несу?! Мне об этом что известно?!
Вася просветлел лицом, подмигнул мне, и стал помогать натирать стаканы. После четвертого раза, они сверкали, слепя глаза.
─ Молодец, Томка! — Одобрительно пробасил он. — Может и сдюжишь.
─ Что? — Руки слегка подрагивали. Я-то уже планировала, куда бежать, и как тащить с собой Олю. А тут…
─ Антонова.
Спать-то как хочется. Сил нет. Третий час ночи, а я еще не в постельке, а я еще только плетусь к подъезду. Полусонная Оля, довезла до моего дворика, и покатила к себе, а у меня впереди четырнадцать этажей своим ходом.
Ключ отказывался втыкаться куда бы то ни было самостоятельно, пришлось-таки открыть глаза. В подъезде что-то загромыхало, я вздрогнула, ключи выпали. Пока поднимала, подъездная дверь с силой открылась, шиндарахнулась о стену, и с такой же силой захлопнулась. В ближайшем окне зажегся свет, открылась форточка, и мне от всей широкой русской души, пожелали спокойной ночи, на веки вечные. Пока извинялась, свет включили, во всех ближайших окнах, вплоть до третьего этажа. Ёёё… Как вас много… На всех извинений, боюсь, не хватит. Меня накрыл шквал недовольного гомона. Пока относительно цензурного. За дверью подъезда, продолжал грохотать неизвестный. Наконец, он решил показаться.
И почему я не удивлена? Антонов, с железной бандуриной на плече, слегка пригибался, освобождая дверной проем.
─ О! Ерофеева! — Он был явно приятно удивлен. — Ты, как никогда, вовремя! Пошли, поможешь.
Ага, поможешь. Я никак с недовольными развязаться не могу. Хотя, должна признать с появлением напарника, их ряды явно поредели.
─ Да когда ж это прекратиться, ирод ты этакий! — Возмущалась толстая тетка с первого этажа, ее квартира имела общие с подъездом стены. Думаю, акустика соответствует. — Что ни ночь, так у тебя вечно что-то происходит!
Жильцы согласно ее поддержали, на все лады понося Антонова. Тот, невозмутимо упер трубу в землю, утер пот с лица, обернулся, и:
─ Всем спокойно! Все заткнулись! Мы уже уезжаем!
─ Я сейчас милицию вызову! — праведно визжала баба. — Я тебе сейчас заткнусь!
─ Теть Валь, вызывайте хоть ОМОН. Но, когда он приедет, нас здесь уже не будет. А вот Вы спать до утра точно не ляжете. Давайте миром разойдемся.
А вот мне интересно, я-то где буду, когда приедет этот самый ОМОН? По всем законом природы, физиологии и жанра — в своей постельке. Но, вот он, рядом стоит напарник. А дуракам, как известно, закон не писан.
Еще немного побузев, народ стал закрывать окна, свет гас. Антонов двинулся к машине, волоком таща за собой трубу. Так вот почему она так грохотала. Он ее, видать, и по лестнице тем же макаром.
─ Садись вперед. — Кивнул он мне. — Дело есть. Не надолго, не боись.
Обреченно простившись со сном, я заземлилась на сиденье, пока он, что-то там чудил со своей ношей. Засунув ее на задние седушки, опустил боковое стекло, высунув лишнюю ее часть в открывшееся оконце, сел рядом. Мы пристегнулись.
─ Сейчас будет интересно. — Таинственно пообещал он.
─ А что это за хреновина?
─ Немного не рассчитал на вираже, глушитель из хомута выскочил. Надо будет вставить назад. — Пояснил он, и завел машину.
Мама, дорогая! Когда мы с жутким тарахтением тронулись в дорогу, свет в окнах нашего дома множился в геометрической прогрессии…
─ Слушай, а мы не превышаем допустимый, в жилой зоне, уровень шума? — пришлось поднапрячься, чтобы доораться до собеседника.
Он кивнул, надувая пузыри из жевательной резинки. Большие. Легкие, видать, позволяют.
─ Через два перекрестка, пост ГАИ. — Напомнила я.
Съехав на обочину, он повозился под машиной, и дальше мы ехали в относительной тишине.
─ А раньше этого сделать нельзя было?
─ Можно, конечно. — Глянул на меня как на дуру.
─ А чего не сделал? — не отстала я в выразительности.
─ Эх, Тома. Зеленая ты еще. Это ж все рабочий момент… — Малопонятно разъяснил он.
Притормозил он, у небольшого двухэтажного здания, окруженного высокой оградкой. Единственный, освещавший прилегающую территорию фонарь крепился над крыльцом. Еще немного постояв у него, Антонов отогнал машину за угол близстоящего дома, и велев, оставить в машине пуховик, крадучись повел меня до цели. Ни спорить, ни расспрашивать не хотелось. Хотелось поскорее покончить с ночным идиотизмом, и вернуться домой.
С легким натугом перемахнув через забор, напарник по щиколотку притоп в неутоптанном снегу, и махнул мне, мол «А Вам слабо?». А мне слабо. Я так не смогу. Он, вообще, как себе это представляет. Наконец, обратив внимание на мои судорожные метания, он в плотную приблизился, к разделяющей нас решетке, и громким шепотом уведомил:
─ Лучше, если ты это сделаешь сама. Я ведь могу и силу не рассчитать, когда начну подсаживать.
Доверившись, более опытному товарищу, я робко начала восхождение. Что странно, до верхушки я добралась на раз плюнуть, а вот перенеся ногу, через острые пики, венчавшие оградку, испытала некоторые затруднения.
─ Кирилл! — В панике зашипела я, не зная в какую сторону рыпаться. — Что дальше-то?! Я сама не спрыгну.
─ Да кто б сомневался. — Кисло протянул он. — После праздников отправлю тебя в тренажерный зал. Пусть подтянут. — И перехватив меня поперек туловища, поставил на землю. — Хорошо хоть легкая, а то б надорвался, уже раз десять.
─ Всего-то четыре. — Обиженно посчитала я. — А по-поводу качалки, так Оля, давно меня туда зовет. Тоже хочет поднатаскать. Говорит, там есть чем себя занять.
─ Чем или кем? — Уточнил Антонов. — Что-то мне подсказывает, что у нас, с твоей подругой, разные мотивации.
─ Да я в этом уверена.
Осторожно пробираясь вдоль оградки, мы остановились у самого угла дома, за которым начинался свет. Незаметными, там пройти не получится.
─ Надо фонарь гасить. — Задумался напарник, прислоняясь к стене.
Я, в ожидании, комкала в ладонях снежок. Холодно мне не было, напротив, хотелось пить, и я, потихоньку откусывала от комочка, быстро таявший хрусткий снег.
─ Ерофеева. — Позвал он, не отрывая взгляда от моих рук. — Мы — я и мой лоб — прекрасно помним, что с глазомером у тебя все в порядке. Сможешь по фонарю попасть?
Очередной кусочек, встал поперек горла, где сразу стало холодно.
─ Гипотетически. В принципе, и практически — смогу. Только, вот, вряд ли, смогу разбить лампу. Тебе ведь это нужно?
─ Именно.
В самый разгар нашего обсуждения, из дома вышел покурить, крупный молодой человек, в темной униформе. Остановился на крыльце, забыв прикрыть дверь. А, как раз за ней, просматривался выключатель. Может, от фонаря?
─ А если… — Я не договорив, потыкала пальчиком в нужном направлении. Антонов долго не раздумывал.
─ А если получится, проси, что хочешь. — Торжественно пообещал он. — Но, в пределах разумного. И моих возможностей. — Мне тут же закатали губу.
Вариант, конечно рискованный. Но, за неимением альтернативы, придется раскорячиться. Парень, уже успел докурить, а я все не решаясь, комкала несчастный снежок, примериваясь, с какого ракурса пулять. Когда курец обернулся ко входу, открыв спину, нашим подлым замыслам, мы с напарником слаженно приступили к их осуществлению. Залепив снарядом точно по мешени, я погрузила дворик во тьму, из которой слышалась возня — это Антонов нейтрализовывал невольного свидетеля. Когда глаза слегка пообвыклись, я двинулась к крыльцу.
− Значит, так — деловито шептал подельник. — Я подсажу тебя на козырек, — он показал на выступ над крыльцом — Видишь, там окно? В нем форточка открыта, ты мелкая — должна пролезть. Постарайся без лишнего шума. Из комнаты, в которую ты попадешь, должна быть дверка в соседнюю. Я точно не знаю где она, постарайся отыскать. В той комнате, найдешь папочку. Синюю, с белой прошивкой. И сразу же назад. Я страхую тебя здесь.
Я уже давно поняла, что не хрена Антонов не курьер. Этот, с позволения сказать, великий комбинатор, сочетал в себе массу профессий, лежащих далеко за рамками закона. Выполнял всю грязную работенку, которую ему поручал Борисыч Мега Босс. Вот и меня привлекли. Форточница. Или как там? Медвежатница? Не сильна я в воровской терминологии. В любом случае, о как я низко пала! И как же высоко мне сейчас забираться!
Пока Антонов, пыхтя подпихивал меня под зад, стараясь закинуть до уровня второго этажа, с удивлением обнаружила напротив собственного лица трафаретик. Старый и затершийся, но еще, вполне читабельный. Оказывается, несчастные жертвы нашего произвола, свили себе гнездышко в здании бывшего детского сада «Лучик». Демографический кризис, вкупе с экономическим, и вот вам результат.
− Ерофеева, чтоб тебя!.. — потерял терпение мой подъемник. — Хорош висеть тряпкой, помоги уже! Хватайся за край и подтягивайся! Нас же сейчас засекут.
Подобное предположение, нехило простимулировало. Взлетев на подложку, я стала протискиваться в узкую форточку, вертясь как уж на сковородке, и удивляясь двум вещам: как это у меня так тихо получается, и почему мое полное отсутствие бедер пролезает с таким трудом?
Наконец-то оказавшись внутри, начала рыскать вдоль правой стенки, в поисках двери. Ну, или лаза. Тайного хода. Хоть какого-нибудь отверстия, через которое можно попасть, в застенки. Уже взмокнув, от ужаса, при мысли, что со мной сделает Антонов, если я вернусь ни с чем, я так ничего и не нашла. Плюнув на осторожность, приоткрыла дверь в коридор и выглянула. Неподалеку, на стуле сидел еще один крупный-молодой-человек, и мирно спал.
Пригладив, вставшие дыбом волосы, повернула голову направо. Волосы снова встали дыбом. Справа не было двери. Вообще. Там был тупик. Что за… ?!
Вернувшись в комнату, начала лихорадочно ощупывать все по пятому кругу. В отчаянии полезла в шкаф, стоящий в углу. И там, бинго! Задней стенки не было. Нашла!!! Повоевав с тряпьем, которым эти конспираторы, прикрывали вход, я попала в обычный офисный кабинет, с обычной офисной мебелью. Папка нашлась в мусорной корзине, в которую я полезла в последнюю очередь — от безысходности. Взяв ее трясущимися мелкой дрожью руками, стала выбираться в обратном направлении. Сбросив Антонову папку через форточку, нырнула туда сама, предварительно сунув в нее ноги, чтобы ловчее было. И вот, когда в ней торчали только мои плечи и голова, в комнате зажегся свет. Пару секунд, мы, с вошедшим дядькой ошалело разглядывали друг друга, а придя в себя, рванули в разные стороны — он в коридор, за подмогой, я — на улицу, оставив зацепившуюся за гвоздь шапку, на окне. Вместе с приличным клоком рыжих волос.
Вычислят. Как пить дать, вычислят. Сходу спрыгнув прямо на напарника, проорала ему в ухо: «Линяем!», и первая последовала своему совету. Я даже оградку не заметила, перелетев через нее листом фанеры.
− Ну и че? — сурово хмурился Антонов. — Засекли?
«Прибьет», обреченно подумала я, и прибегла к проверенному способу: «Ложь во спасение»:
− Не, я выскочила, до того как они в комнату вошли.
На выразительном лице Антонова, было прописано все, что он думает по этому поводу. Молчит, и ладно.