48

Кирилл не хотел никого видеть.

Даже Свету!

Он выставил её прочь из их общей комнаты, буркнув, что сейчас хочет побыть один.

И Света ушла.

Он думал, что давным-давно обрёл свойственную обладателям погон с «блямбами» душевную толстокожесть.

Что есть люди? Пушечное мясо всего-навсего. Ресурсы для достижения поставленных командованием целей.

Но теперь выяснилось, что всё иначе.

Смерть этих метёлок, этих девочек, этих баб, с которыми он прошёл по нескольким мирам, с которыми порой тискался в санблоке, с которыми бок о бок учился и сражался, оказалась для него потрясением, какого не могло быть у любого другого полковника-галакта. А у него было!

Перед тем как их тела унесли с поля боя, он постоял рядом с ними. Переломанные и искромсанные, они ничем не напоминали самих себя, какими он привык их видеть. Ещё вчера они любили его, а теперь превратились в куски изодранной плоти. В ничто.

Это было страшно, и он ушёл, не глядя в глаза оставшимся живыми остальным «кентаврам». А они и не настаивали.

И сейчас сидел на койке, садил сигарету за сигаретой, прикуривая следующую от бычка предыдущей, и вспоминал всех, кто когда-то погиб рядом с ним. И тех, с кем учился в лагере «Ледовый рай». И тех, с кем познакомился только на Незабудке. И тех, кого не знал по именам и даже не помнил лиц. Цалобанова и Подкорытова, погибших в первом же бою начавшейся службы. Старшину Выгонова, жизнь которого гости забрали чуть позже. И многих других, с кем пришлось служить. И Спирю, который теперь был то ли мёртв, то ли жив. А если и жив, то для Кирилла — как бы мёртв, ибо судьба вряд ли их сведёт когда-нибудь ещё. Ни к чему ей сталкивать бывших друзей, сделавшихся врагами и разбежавшихся по разным ступеням жизненной лестницы… Он вспоминал их всех, но перед глазами стояли Костя и Пара Вин, коротко стриженные, с налитыми силой бицепсами, с гордо выпяченными буферами. Бабы, которым бы ещё любить и рожать, но у которых ни того, ни другого уже никогда не случится.

И даже того, о чём они просили вчера, уже никогда не случится.

Не здесь ли причина? Не в том ли и дело, что он отказал девчонкам в четверти часа поспешной фронтовой любви?

И тем обрёк их на неминуемую гибель. Ведь если они были способны оказывать ему некую ментальную помощь, которая придавала сил и позволяла справиться со сложностями боя, то разве невозможно то, что и он мог им помочь. К примеру, переспав с ними, сделал бы более везучими… Ибо, как выяснилось, в сегодняшнем бою им требовалось не только умение, но и везение.

Потом снова пришла Светочка, и он впустил её в комнату, потому что не впустить значило обидеть: она-то ни в чём не провинилась — ни перед ним, ни перед погибшими.

— Кирочка, ты же не виноват в их смерти, — сказала она и потёрлась носом о его плечо.

Он вдохнул запах её волос, и неожиданно сделалось легче.

— Ты ни в чём не виноват, не казнись.

— А кто же тогда виноват? — глупо спросил он.

— Никто. Война. Такое сейчас время. Нам просто не повезло, что мы родились в такую эпоху.

— Нам повезло, — не согласился он. — Это им не повезло. Мы живы, а они мертвы. Мы живы и будем жить, а они… — Он поперхнулся и стиснул зубы так, что они едва не превратились в костяное крошево.

— Прекрати, — взмолилась Светочка. — Что ж нам теперь? Покончить жизнь самоубийством? Нет уж! Мы ещё должны отомстить тому, кто вверг нас во всю эту срань. Кто заставил нас воевать вместо того, чтобы рожать и воспитывать детей.

Её слова перекликались с его мыслями.

Она была права. Её призвание — рожать и воспитывать детей, а вместо этого ей приходилось мотаться с планеты на планету, держать в руках осточертевший трибэшник и превращать живое в прах.

Она была права — и по-женски, и по-мужски. По-человечьему.

И ему ничего не оставалось, как обнять её и уткнуться носом в ёжик коротких волос.

Они легли в постель, и он любил её, как никогда не любил прежде, страстно и неистово. Но обнимая упругое и податливое Светочкино тело, он понимал, что обнимает сейчас не только её, но и Костю с Парой Вин.

Потому что иначе ему сейчас было нельзя. Потому что иначе он бы снова предал их.

Загрузка...