Квартирный вопрос (октябрь 2007)

IV.

«Какие мальчики нравятся тебе?» - «Джентльмены», - говорит. И уточняет: «Не пьющие, не курящие…».

Максим Тансин, единокровный брат Апполинарии, не какая-нибудь холодная сволочь, а тоже, наверное, джентльмен. Ему, по всей видимости, неловко, хотя, по словам Полины, он просто выполняет волю покойной матери, она начала это дело - а он посчитал своим долгом завершить. Они с Полиной никогда не виделись, но иногда он звонит, а недавно вот прислал триста долларов на куртку. Братские чувства не помешали ему заочно, через поручителей, продать квартиру и поставить умирающую мачеху и ее дочь перед фактом их бездомности, - однако же сейчас Максим по телефону обсуждает с Полиной ее будущее. Он христианин все-таки («иеговист, - уточняет Полина, - писал нам письма такие, с цитатами из Писания, с буквами и циферками») и не лишен известной совестливости, поэтому предлагает Полине - в перспективе - то съемную комнату (можно было бы снимать ей и квартиру, говорит он, но это как минимум 12 тысяч в месяц), то покупку временной прописки. Он даже, может быть, забрал бы ее в Германию, но говорит, что это чертовски сложно, потому что они не совсем родные брат и сестра, - родные, но недостаточно. Полина ему не очень верит - все это похоже на желание поскорее освободить от нее квартиру. «Он говорит, что получил совсем мало денег, только третью часть, а еще две трети ему выплатят в течение ближайших четырех лет», - то есть как раз к Полининому совершеннолетию. Если это так, то трудно не понять, что скорость погашения «кредита» находится в прямой зависимости от скорости выселения Полины. Покупатели квартиры с «обременением» подстраховались.

31- я статья Жилищного кодекса 2005 года подняла эту волну новых бездомных. Первая случилась во время приватизационного бума начала девяностых, когда вокзалы и подвалы заполнились беспризорниками, когда квартиры, едва став товаром, уходили за бесценок, а инфантильные доверчивые советские граждане становились жертвами риэлторского молоха. Запоздало, но спохватились, -к середине девяностых ни одна сделка с квартирами, где прописаны несовершеннолетние, не могла быть утверждена без письменного разрешения совета по опеке и попечительству, советы эти усердствовали, проявляли специфический административный восторг и доставляли даже добропорядочным гражданам массу головной боли (поди попробуй поменять большую квартиру на меньшую - вставали грудью: «ухудшение жилищных прав несовершеннолетнего!»), но права детей действительно, так или иначе, защищали. С 2005 года началась другая юридическая эпоха: право собственности на жилплощадь побило право пользования жилплощадью, свидетельство о собственности выдавило рудиментарную прописку. 31-я статья нового ЖК словно открыла шлюзы семейных драм, родственных неприязней, ранее бессильной ненависти - и в хрущевках и блочных домах началась шипящая гражданская война: брат пошел на брата, теща на зятя, дед на внука, отчим на пасынка. Статус несовершеннолетнего перестал означать какой бы то ни было иммунитет.

Дурной закон или дурные люди? Скорее, 31-я статья ЖК стала катализатором и без того неизбежного - особенно в условиях небывалого роста цен. Новый проклятый вопрос: приют для не такой уж и близкой родни или сотни тысяч долларов? Собственника мутит от сознания упускаемой выгоды, он чувствует себя вынужденным благотворителем, а прописанную родню - иждивенцами и подлыми захребетниками, и затевает процесс, который раньше, может быть, и не понадобился бы ему. Тем более что сейчас это делается просто, легко, элегантно и быстро.

Но дело Апполинарии Тансиной - по-своему знаковое дело. Оно означает, что Жилищный кодекс дое… ся, хорошо, употребим легитимный глагол: добрался до круглых сирот, к тому же - до круглых сирот из социально уязвимого слоя. Отделы опеки просто выключены из процесса, и если дети, по дефолту требующие особенного государственного внимания и трепета, так легко оказываются на улице, что же говорить про всех остальных? Преодолевается какой-то очень важный моральный предел, за которым - стихия новой, юридически безупречной бездомности, новая беззащитность, новая социальная тьма.