I could not fight for the failing light and a rough beam-sea beside

Сохранить орбиту на ионных двигателях не удалось. Елена считала, что первыми не выдержат переборки, Василий, наш механик, полагал, что раньше слетят движки — вместе с половиной кормы и креплениями решётки сверхсветового привода. Стармех Володя был чётко уверен, что задолго до этого он оборвёт все выступающие половые признаки любому, кто будет настаивать на подобных экспериментах.

Сам он последние три часа провёл в особо интимных и малодоступных закутках бездействующего привода, и потому сказанному вполне можно было верить.

Тем временем, нас волокло по сужающейся спирали, и посол Сайлонов начал плавно переходить из разряда дипломатической проблемы в разряд проблем инженерных. Спустя ещё два часа, в нуль-трюм изволил вплыть наш ксенодипломат, молодой и цветущий Жорик Гольдман. Как раз в этот момент Елена с Володей пытались принайтовать посла к стрингеру при помощи ван-дер-ваальсова степплера. Идея сама по себе казалась хорошей: маневрируя, закрепить куб по оси корабля на одном из основных рёбер жёсткости, развернуться дюзами к солнцу и выжать максимум.

Жорик идею не оценил. Он был красноречив, как и все дипломаты. Во имя укрепления отношений с Сайлонами, даже дышать на куб воспрещалось строжайше — не говоря уже о попытке как-то препятствовать прямому его волеизъявлению применительно курса корабля. Сам курс светило ксенодипломатии пока что не волновал.

Земля, со своей стороны, тоже подкинула неприятный сюрприз: посла требовалось сохранить любой ценой. Наш папа-капитан безуспешно пытался возразить, дескать, даже наличие в кубе посла ещё не доказано. Это товарищ Гольдман решил, что именно так надо понимать прощальную передачу Сайлонов. Остальной экипаж не был столь категоричен в вопросах отношений с биологическим видом, который не понимает простых чисел и предельной теоремы.

Загрузка...