«Планы сражающихся царств» (исследование и переводы)

ГЛАВА V «ПЛАНЫ СРАЖАЮЩИХСЯ ЦАРСТВ» О СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКОЙ СТРУКТУРЕ ДРЕВНЕКИТАЙСКОГО ОБЩЕСТВА В V-III вв. до н. э.

Одной из характернейших особенностей социально-экономического развития царств, возникших в древнем Китае в IX-VIII вв. до н. э. на развалинах западночжоуской государственности, было постепенное укрепление территориальных связей в ущерб родо-племенным[439]. Как свидетельствуют нарративные источники и надписи на бронзовой ритуальной утвари, несколько позднее, в VII-V вв. до н. э., на землях крупнейших древнекитайских владений уже сложилась стабильная территориально-административная организация.

В это время получила широкое распространение практика передачи во владение представителям военнослужилой знати различных по величине и значению административных районов (шэ[440], шушэ[441], сянь[442], би[443]). В нарративных источниках их нередко обозначали общим термином «и» — поселение[444].

Начиная с периода Чуньцю появились многочисленные упоминания о пожаловании поселений. Очевидно, что под поселениями здесь подразумевались не только сами административные центры, но и подвластные им территории[445]. Сведения источников о содержании права, определявшего статус владетелей поселений, весьма ограниченны. Судя по ряду данных[446], поселения после отца обычно передавались сыну. Однако неизвестно, имела ли практика наследования поселений какие-либо основания в юридических нормах того времени. В источниках отсутствуют также факты, которые свидетельствовали бы о возможности прямого отчуждения поселений в форме продажи, заклада и т. д. Однако владетели их, по-видимому, могли по своему усмотрению переуступать часть пожалованной им территории своим сородичам и приближенным[447]. Они обладали также правом создавать собственные вооруженные отряды[448] и возводить укрепления вокруг крупных населенных пунктов подвластных им областей[449].

К сожалению, имеющиеся в нашем распоряжении источники содержат весьма мало данных о конкретных формах эксплуатации земледельческого населения, жалованных поселений (фэн и). Известно, однако, что со второй половины периода Чуньцю их доходность начали определять количеством приписанных к ним домов или дворов (ши, ху).

Происходившие в то время процессы закрепления полевых наделов за отдельными хозяйствами малых семей[450] повлекли за собой серьезные изменения в способах налогового обложения земледельцев. Источники сообщают, что в 667 г. до н. э. в царстве Ци[451], а в 594 г. до н. э. и в царстве Лу[452] был введен натуральный поземельный налог, размеры которого зависели от площади и качества обрабатываемого участка. Имеются известия о том, что в период Чуньцю поземельный налог получил распространение также в царствах Цзинь[453] и Чэнь[454]. В новых условиях термин «дом», или «двор», по-видимому, стал обозначать такой хозяйственный комплекс, который включал в себя и земельный участок крестьянской семьи.

Тесная связь пахотного поля с домохозяйством владельца этого поля выступает особенно ясно в постоянстве терминологического сочетания «тянь чжай» — поле и усадьба, столь характерного для этико-философских и политэкономических сочинений периода Чжаньго. Об этом также свидетельствует дошедшее до нас историческое повествование о деятельности Инь-до, управителя жалованного поселения, принадлежавшего одному из сановников царства Цзинь (первая половина V в. до н. э.). Стремясь облегчить налоговое бремя, «Инь-до сократил число его (т. е. поселения) дворов [в подворной переписи]»[455]. Иными словами, Инь-до исключил из подворной переписи наиболее маломощные хозяйства и освободил их от налогового обложения. Данное свидетельство и ряд аналогичных ему указывают на то, что со второй половины периода Чуньцю термин «дом» («двор»), а в некоторых случаях и термин «семейство» (цзя)[456] стали использовать для обозначения низшей податной единицы. Очевидно, в это время поземельный налог сделался основой экономического благосостояния владетелей поселений.

К середине V в. до н. э. институт жалованных поселений занимал одно из ведущих мест в социально-экономической жизни древнекитайского общества и обладал уже прочно укоренившейся правовой традицией. Формально в этой области сохранялись нормы, выработанные на протяжении предыдущих столетий. По-прежнему в качестве объекта пожалования выступали поселения с определенным числом податных единиц[457]. Так же как и в период Чуньцю, поселения были центрами стабильных административных районов. Нововведением было лишь то, что владетелям поселений в период Чжаньго стали присваивать титул «цзюнь» — господин. При этом в виде атрибута к нему обычно использовали наименование пожалованной территории.

Однако внимательное ознакомление с материалами источников заставляет прийти к выводу, что за внешней традиционностью форм здесь скрывался целый ряд качественно новых явлений. Как известно, в конце Чуньцю — начале Чжаньго древний Китай перенес серию политических потрясений: появились новые независимые владения — Чжао, Хань и Вэй, пришедшие на смену исчезнувшему с лица земли царству Цзинь, в Ци и Сун произошла смена правящих династий. За этими изменениями стояли значительные социальные сдвиги внутри господствующего класса. Источники этого времени рисуют картину ослабления и распада многих аристократических кланов, наследственных обладателей титулов и должностей, ранее деливших власть в царствах с хоу и Гунами[458]. В ходе ожесточенной политической борьбы VI-IV вв. до н. э. правителям некоторых центральнокитайских царств удалось добиться значительной концентрации власти в своих руках. Имеются сведения о том, что они стремились к ограничению влияния знати в центральных административных органах[459].

Эти явления существенным образом повлияли на правовой статус владетелей крупных административных единиц. Уже в исторических записях, восходящих к VI-V вв. до н. э., появились сообщения о том, что закономерным следствием отказа от официальной должности стало возвращение земельного пожалования в казну[460]. Таким образом, на грани периодов Чуньцю и Чжаньго наряду с существовавшими исстари наследственными поселениями знатных родов получили распространение такие пожалования, владение которыми было ограничено сроком исполнения определенных военно-административных функций. Вводя их, правители царств пытались воспрепятствовать установлению прочных связей знатных фамилий с населением пожалованных территорий, лишить их политического влияния на местах.

В период Чжаньго борьба с сепаратистскими устремлениями местных владетелей вступила в новый этап. На страницы исторических и философских сочинений этого времени проникли отзвуки законодательных установлений и административных мер, вносивших ограничения в практику передачи жалованных поселений по наследству.

Так, до нас дошли высказывания У Ци (ум. в 381 г. до н. э.), известного военного теоретика и государственного деятеля царств Вэй и Чу. Указывая на необходимость реформ в области политической организации царства Чу, он говорил: «Если сановники чересчур влиятельны, а владетели пожалований (фэн цзюнь) слишком многочисленны, то [они] в высших сферах угрожают государю, а в низших сферах притесняют народ. Лучше сделать так, чтобы титулы (цзюе) и жалование (лу)[461] отбирались у третьего поколения потомков владетелей пожалований»[462]. К сожалению, о конкретном содержании реформ У Ци в царстве Чу известий почти не сохранилось. Лишь в «Люй ши чуньцю» сказано, что по его указу множество знатных чусцев было переселено в неосвоенные пограничные районы[463]. По-видимому, этот указ был частью законодательных мероприятий, направленных к практической реализации приведенного выше предложения реформатора[464].

Что касается положения в других царствах периода Чжаньго, то, судя по целому ряду косвенных данных, здесь также шел процесс постепенного уничтожения жалованных поселений, которые можно было передавать по наследству. Весьма характерно, что в нарративных источниках этого периода описан всего один случай перехода пожалованной территории от отца к сыну[465]. Более того, среди дошедших до нас материалов чжаньгоского летописания содержатся упоминания о передаче жалованных поселений под контроль царской администрации сразу же после смерти их владетелей. Так было с жалованными поселениями циньского Вэй Жаня (Жан-хоу, ум. ок. 270 г. до н. э.)[466] и чжаоского Чжэн Ань-пина (ум. в 255 г. до н. э.)[467].

Представляет интерес и следующее обстоятельство: из сопоставления свидетельств разных источников вытекает, что в IV-III вв. до н. э. владетелями одной и той же области на протяжении сравнительно небольшого периода времени оказывались лица, никоим образом не связанные узами родства. Например, при циньском Хуйвэнь-ване (правил в 337-310 гг. до н. э.) земли Ланьтяня были пожалованы некоему Сян-цзы[468]. Спустя несколько десятилетий эти же земли передали циньскому сяну Люй Бу-вэю (249 г. до н. э.)[469]. Аналогичный случай имел место в царстве Чу: в начале 70-х годов III в. до н. э. чуская область Хуайбэй была по приказу вана отдана во владение Чжуан Синю[470], но под 262 г. до н. э. источники упоминают о пожаловании ее Хуан Се[471]. В одной из речей «Планов сражающихся царств», которая, по мнению Бао Бяо, должна была быть произнесена в 285 г. до н. э., упоминается о том, что некий ханьский сановник получил от царства Цинь земли Шаньяна[472]. Под 239 г. до н. э. хроникальные записи сообщают о передаче циньскими властями земель Шаньяна известному авантюристу Лао Аю[473]. Авторы периода Чжаньго приводят высказывания своих современников, в которых они отмечают чрезвычайную непрочность положения владетелей жалованных поселений, их полную зависимость от личного произвола правителей царств.

Права и привилегии владетелей жалованных поселении в период Чжаньго претерпели изменения и в ином направлении. По свидетельству источников VIII-V вв. до н. э., главы аристократических родов выполняли в то время функции военных руководителей в подвластных им областях. Выставлявшиеся этими областями отряды колесниц и пеших воинов могли выступать в качестве самостоятельных боевых единиц[474]. В V-III вв. до н. э. положение изменилось: в сообщениях о проведении общецарских или региональных мобилизаций крестьянского ополчения полностью исчезли упоминания о местных владетелях[475].

Видимо, они утратили право контроля над военной организацией передаваемых им территориально-административных единиц. Так, в известном поучении Хань Фэй-цзы о вреде фаворитизма, синтезировавшем, очевидно, конкретные черты политической жизни древнекитайских царств в III в. до н. э., говорится: «Как бы велико ни было число родственников и сторонников [у сановников царств], они не смеют подчинять себе воинов»[476].

В период Чжаньго получила распространение практика создания в наиболее важных в стратегическом от ношении пограничных районах Сражающихся царств специальных военно-административных областей (цзюнь). Об учреждении одной из таких областей рассказывают «Планы Сражающихся царств»: «Чэн Хунь выехал из Чжоу... Он путешествовал в обществе трех спутников. На юге он посетил Чу и достиг [города] Синьчэна. Чэн Хуань сказал [градо]начальнику: "Чжэн и Вэй слабее Чу, а Цинь равно ему по силе. Несмотря на слабость Чжэн и Вэй, Чу противопоставило им Шандян. Несмотря на то что Иян велик, Чу задумало противопоставить ему Синьчэн. Пубань и Пинъян[477] удалены друг от друга на расстояние в сто ли. Если однажды ночью циньцы внезапно нападут, то в Аньи[478] ничего не будут знать. Синьчэн и Шанлян удалены друг от друга на расстояние в пятьсот ли. Если однажды ночью циньцы внезапно нападут, то в Шанляне тоже не узнают об этом. Ведь пограничных поселений, на которые можно было бы опереться, нет ни к югу от [Янцзы]цзян, ни в верховьях [реки] Сы. Так почему бы чускому вану не сделать Синьчэн главной военно-административной областью? Для пограничного поселения это было бы очень выгодно". Начальник Синьчэна весьма обрадовался и приготовил четверку коней, колесницу, пятьсот золотых, чтобы он отправился в [столицу] Чу. Получив все это, Чэн Хунь поспешил на юг и завел знакомства в Чу. Чуский ван действительно сделал Синьчэн главной военно-административной областью»[479].

Эти военно-административные области, число которых с течением времени росло, целиком находились под контролем царской власти. Наделение жалованными поселениями здесь, по-видимому, было запрещено. На это, в частности, указывает следующий эпизод из истории периода Чжаньго: когда в 248 г. до н. э. возникла необходимость превратить чуский Хуайбэй в военно-административную область, то 12 сяней Хуайбэя, находившихся к тому времени во владениях Хуан Се, были немедленно отобраны у него и переданы в руки государства[480].

Эта характерная черта статуса военно-административных областей отражала общую для того времени тенденцию государственной власти монополизировать в своих руках все, что имело какое-либо отношение к военному делу. Немногочисленные свидетельства разнохарактерных источников указывают на то, что эта тенденция проявлялась также и в серии частных ограничений, налагавшихся на местных владетелей. Некоторые сведения по этому вопросу содержит текст вырезанной на бронзовых пластинках «иммунитетной грамоты» из царства Чу (найдена в 1957 г. на территории провинции Ань хуй).

«Грамота», изготовленная по приказу чуского Хуай-вана (правил в 328-299 гг. до н. э.), освобождала торговых агентов владетеля области Э (в районе современного г. Учана) от выплаты дорожной и речной пошлин. Один из ее параграфов гласит: «[Людям Э-цзюня] запрещено перевозить металл и кожу, материал для луков (?) и бамбук»[481]. Этот запрет, касающийся только ввоза и вывоза стратегических материалов, перекликается со словами Хань Фэй-цзы о том, что «[сановникам царств] запрещено перевозить оружие, тот же из них, кто, не будучи официальным гонцом, станет перевозить оружие и панцири, должен быть приговорен к смерти без права на помилование»[482].

В период Чжаньго хоу и цзюни должны были отдавать часть получаемого ими дохода в пользу государства. Широко известен комментированный рядом современных исследователей рассказ Сыма Цяня о том, как чжаоский сановник — «господин Пинъюаня» (Пинъюань-цзюнь) отказался выделить для вана установленную долю поземельного налога, который был собран с пожалованной ему территории[483].

К более раннему времени относится сообщение «Планов сражающихся царств» о том, что в царстве Чу объектом деятельности налогового управления были не только простой народ, но и представители военно-служилого сословия: «Су-цзы сказал чускому вану: "Люди, исполненные милосердия, всей душой любят народ, утешают его добрыми речами, дети, исполненные сыновнего долга, всем сердцем любят своих родителей, заботятся об их пропитании; верные подданные должны представлять своему государю достойных людей, чтобы они помогали ему [в делах правления]. Ныне, ван, твои высшие сановники и родственники стремятся повредить достойным людям, чтобы самим занять [их место], они увеличили налоги и сборы, выплачиваемые служилыми и народом. Они добились того, что ты, ван, стал ненавистен народу; они — не верные подданные. Высшие сановники распространяют в народе [слухи] о твоих проступках, они в большом количестве раздают твои земли в виде взяток другим правителям; поскольку они отказываются от того, что любимо тобою, ван, их также нельзя считать верными подданными, вот почему стране грозит опасность. Я хочу, чтобы ты не слушал обвинений, возводимых чиновниками друг на друга, остерегался высших сановников и родственников, использовал тех, к кому люди относятся с благорасположением, умерил свои [дурные] наклонности и ограничил желания. Был вместе с народом. Для народа и слуг (жэньчэнь)[484] нет ничего труднее, чем отказаться от зависти и выдвигать людей достойных. За тебя, ван, умирают, не задумываясь: в битве под Чуйша[485] было убито более тысячи [воинов]; для тебя, ван, с легкостью принимают унижения: тебе прислуживают более тысячи человек, начиная с линъиня[486] и тех, кто ниже его. Однако таких, которые были бы лишены зависти и выдвигали достойных, не найдется ни одного человека. По этой причине разумный государь, когда он проверяет своих подданных, непременно должен узнать, кто из них лишен зависти и выдвигает достойных людей. Достойный подданный в своем служении государю также должен отказаться от зависти и выдвигать достойных людей. Ведь трудности, с которыми сталкивается выдвигающий достойных людей, состоят в том, что, привлекая достойных, он содействует собственному устранению; ценя их, он содействует собственному обесценению, поэтому люди затрудняются [выдвигать достойных]"»[487].

Несмотря на неуклонный рост централизаторских тенденций во внутриполитической жизни Сражающихся царств, политическая власть чжаньгоских хоу и цзюней над населением подвластных им территорий была все еще весьма значительной. В этом нас убеждает содержание следующего текста из «Планов Сражающихся царств»: «Чжаоский ван пожаловал Мэнчан-цзюню [город] Учэн. Мэнчан-цзюнь отобрал [нескольких человек] из числа своих челядинцев, чтобы назначить их чиновниками в Учэне. Напутствуя их, он сказал: "Разве не говорят в народе: "Экипаж берут взаймы, чтобы быстро в нем мчаться; платье берут взаймы, чтобы его надевать?". Те ответили: "Говорят". Мэнчан-цзюнь сказал: "Я полностью отказываюсь принять [эти утверждения]. Ведь полученные заимообразно платье и колесницы [принадлежат] если не близким и друзьям, то старшим и младшим братьям. А мчаться в экипажах близких и друзей, надевать платье старших и младших братьев я считаю недопустимым. Ныне чжаоский ван, не зная о том, что я недостоин [его милостей], пожаловал мне Учэн. Я хочу, чтоб вы, господа, отправились туда. Не вырубайте деревья, не разрушайте жилища. Сделайте так, чтобы чжаоский ван прозрел и узнал меня. С тщанием принимайтесь за дело, чтобы можно было в целости вернуть ему [Учэн]"»[488].

Принимая пожалованную ему область, Мэнчан-цзюнь прежде всего позаботился о замене местных представителей чжаоской администрации людьми из своего окружения. Таким образом, хоу и цзюни периода Чжаньго обладали правом создавать собственный административный аппарат для руководства хозяйственной жизнью городского и земледельческого населения жалованных поселений. Известно, что Мэнчан-цзюнь, помимо Учэна, владел большим кормлением в царстве Ци. Как свидетельствует содержание другого текста, сбор поземельного налога здесь также осуществлял чиновник, назначенный самим Мэнчан-цзюнем[489]. В данной связи достоин упоминания и один интересный эпиграфический памятник периода Чжаньго, представляющий собой печать управляющего жалованным поселением, принадлежавшим некоему Янчэн-цзюню[490]. Специфические особенности титулатуры, вырезанной на этой печати, показывают, что ее владелец не был связан с общецарской бюрократической организацией.

Возможно, что чжаньгоские хоу и цзюни обладали не только административной, но и судебной властью. В этом отношении весьма примечателен факт передачи судебника новому владетелю территории, о котором рассказано в «Планах Сражающихся царств». «[Царство] Вэй напало на Гуань[491], но город не сдавался. Защитой Гуаня руководил сын Су Гао, жителя Аньлина. Синьлин-цзюнь послал гонца, чтобы сказал Аньлин-цзюню: "Ты, господин, пошли ко мне Су Гао, я назначу его пятым сановником, поручу ему должность вэя, обладающего полномочиями". Аньлин-цзюнь сказал: "Аньлин-малое владение, и я не могу заставить его жителей [повиноваться]". Гонец сам отправился [искать Су Гао] и попросил показать дорогу. Когда он пришел туда, где жил Су Гао. то повторил приказ Синьлин-цзюня. Су Гао сказал: "Твой господин благорасположен ко мне, он собрался послать меня в поход на Гуань. Но если отец нападет на [город], который защищает сын, то это будет осмеяно людьми. Если он сдастся мне, то изменит своему государю. К тому же если отец станет учить сына измене, то это не понравится твоему господину. Я беру на себя смелость с двойным поклоном отказаться [от предложения Синьлин-цзюня]". Гонец рассказал об этом Синьлин-цзюню. Тот весьма разгневался и отправил нарочного посла в Аньлин с таким объявлением: "Земли Аньлина все еще [принадлежат] Вэй. Если я, напав на Гуань, не смогу им овладеть, то циньские войска настигнут меня. Алтари земли и злаков окажутся в опасности. Я хочу, чтобы ты, господин, связал Су Гао и прислал ко мне живым. Если ты не сделаешь этого, то я направлю стотысячную армию под стены Аньлина". Аньлин-цзюнь сказал: "Мой покойный отец Чэн-хоу[492] получил от Сян-вана повеление хранить эти земли. Он собственноручно принял свод [судебных установлений] из Большой палаты. Верхняя статья свода гласит: "Если сын умертвит отца, подданный убьет государя, то их нельзя освободить от обычного наказания. Сдавший город и потерявший ребенка не получат снисхождения, даже если в царстве [объявлена] большая амнистия"[493]. Ныне Су Гао вежливо отказался от высокого назначения, чтобы до конца соблюсти долг отца и сына, а ты, господин, требуешь, чтобы доставили его живым. Значит, ты велишь мне пренебречь повелением Сян-вана и забыть свод из Большой палаты. Пусть мне будет грозить смертная казнь, но я никогда не осмелюсь сделать это". Су Гао, услыхав об этом, сказал: "Ведь Синьлин-цзюнь относится к числу жестоких и самовластных людей. Если отказать ему, то это принесет стране несчастье. Если я до конца соблюду [долг отца и сына], то не выполню долга подданного. Допустимо ли делать так, чтобы у моего господина возникли трудности в [царстве] Вэй". Тогда он направился к покоям посла, перерезал себе горло и умер. Когда Синьлин-цзюнь услыхал о смерти Су Гао, он надел траурное платье и удалился из своих палат. Послал гонца, чтобы просил прощения у Аньлин-цзюня: "Я — низкий человек. Оскудев умом, сказал тебе, господин, не то, что должно. Дерзаю с двойным поклоном [просить] снять с меня вину"»[494].

В современной исторической литературе было высказано мнение, что в ходе реформ Шан Яна в царстве Цинь характер жалованных поселений претерпел серьезные изменения, так что циньские хоу и цзюни начиная с середины IV в. до н. э. «были отстранены от непосредственного участия в управлении народом (населявшим пожалованные им территории. — К. В.)»[495]. Надо сказать, что это мнение вряд ли соответствует действительности. Достаточно вспомнить о том, что Тао и Хуаян — территории, принадлежавшие в первой половине III в. до н. э. фаворитам вдовствующей государыни Сюань, — предстают в свете высказываний современников как владения, независимые от центральной власти и даже противопоставляющие себя ей. Такими чертами наделяет их, в частности, Ин-хоу[496] в своей речи, обращенной к Чжао-вану: «Ин-хоу сказал Чжао вану: "Слыхал ли ты еще о том, что в [местности] Хэнсы рос куст, в котором обитал дух? Жил в Хэнсы дерзкий юноша, который, предложив кусту сыграть с ним в бо[497], сказал: "Если я выиграю у тебя, то твой дух перейдет ко мне на три дня. Если я проиграю, то стану твоим пленником". Затем он левой рукой кинул [кости] за своего соперника, а правой — за себя. Обыграл куст. Тот отдал ему свой дух на три дня. Когда же [по истечении срока] куст отправился, чтобы потребовать его назад, [юноша] ему не вернул. Через пять дней куст засох, а через семь дней погиб совершенно. А ведь государство — это твой куст, ван. Его сила — это твой дух, ван. Разве не опасно передавать ее другим людям? Я никогда не слыхивал, чтобы палец был больше локтя, а локоть больше бедра. Если случается так, то недуг непременно силен. Одному человеку бежать, неся тыкву, удобнее, чем сотне людей поддерживать ее [с разных сторон] на бегу. Если действительно сто человек потащат тыкву, то она расколется до сердцевины. Если [Цинь] не есть нечто подобное тыкве, то я умолкаю. Если же оно есть нечто, подобное тыкве, то царство будет расчленено. Я слыхал, когда на дереве обилие плодов, то ветки гнутся [под их тяжестью], а это вредит его сердцевине; рост столицы опасен для страны, усиление подданных опасно для их государя. А есть ли теперь среди чиновников поселений, начиная с тех, кто получает содержание в [один] доу [зерна] и до вышестоящих, вплоть до вэй и нэй ши, и даже в окружении вана такие, которые бы не были ставленниками сяна? Если в царстве не свершается никаких деяний, то я умолкаю. Но если в царстве свершаются деяния, то я непременно увижу еще тебя, ван, стоящим в одиночестве посреди дворцовых палат. Я боюсь за тебя, ван. Боюсь, что после твоей смерти царством будут владеть не твои сыновья и внуки. Я слыхал, что в древности у тех, кто был искусен в делах правления, авторитет имел опору внутри [страны], а их помощники распространяли его за пределами [страны]; [тогда] в делах правления не было беспорядка и помех, посланные [государем] неукоснительно исполняли поручения и не осмеливались совершать проступки. Ныне же посланцы вдовствующей государыни разъединяют правителей, распространяют [ее] верительные бирки по всей Поднебесной. Они держат в руках силы огромного царства, собирают мощные армии, организуют походы против правителей. Когда их войны победоносны, а нападения дают добычу, все доходы поступают в Тао, все деньги и шелка, полученные от других царств, стекаются в семейство вдовствующей государыни. Что касается доходов внутри страны, то часть их поступает в Хуаян. Из этого непременно воспоследует то, что в древности называли путем, ведущим государя к опасности, а царство к гибели. Три знатных [дома] истощают царство в интересах собственного благополучия. Если так, то как могут повеления исходить от тебя, ван? Как может власть [в царстве] оставаться нерасчлененной? Действительно ты, ван, распоряжаешься лишь одной частью из трех"»[498].

В царстве Цинь во второй половине периода Чжаньго действительно имелись высокопоставленные чиновники и военачальники, которые, кормясь за счет налоговых поступлений с земледельцев-общинников, не выполняли никаких функций, связанных с публично-правовой властью на местах. Об этом свидетельствует один из параграфов 19-й главы «Книги правителя области Шан», сообщающий, в какой последовательности совершалось присвоение почетных званий заслуженным сановникам царства Цинь после реформ Шан Яна. В заключение параграфа говорится: «Во всех этих случаях дарили либо поселение с тремястами семейств, либо [поземельный] налог с трехсот семейств»[499]. В этой фразе пожалование территориально-административной единицы (поселения) и прямая передача прав на присвоение определенной суммы налоговых сборов явно противопоставлены друг другу. Анализируя приведенный нами отрывок из «Книги правителя области Шан», Мория Мицуо пришел к мысли, что вторая разновидность пожалований в отличие от первой не была связана с установлением политического господства над какой-либо территорией[500]. Развивая данный тезис, можно сказать, что владетели такого рода кормлений не имели собственного административно-хозяйственного аппарата и эксплуатировали податное земледельческое население при помощи (пустое место на 5 букв.-OCR) царской фискальной организации.

В некоторых случаях источники периода Чжаньго упоминают в качестве объекта пожалования не административные районы, не отдельные группы семейств, дворов или хозяйств, а массивы обрабатываемых земель. Так, по свидетельству «Планов Сражающихся царств», в 362 г. до н. э. вэйский ван передал трем своим военачальникам в виде жалования несколько сот тысяч наградных полей (шан тянь): «Вэйский Гуншу Цзо, будучи полководцем [царства] Вэй, вступил в битву с [войсками] Хань и Чжао к северу от реки Куай. Он схватил Юэ Цзо[501]. На радостях вэйский ван встретил его в пригороде, чтобы дать ему жалование в миллион наградных тюлей. Гуншу Цзо, отступив назад с двойным поклоном, отказался: "Ведь именно те наставления, которые достались в наследство от У Ци, заставили заслуженных воинов и солдат не падать, стоять прямо и не склоняться, не поддаваться натиску врага. Я сам не смог бы добиться этого. А усилия Ба Нина и Цуань Сяна, которые заранее обследовали природные препятствия, решали, выгодны или убыточны те или иные оборонительные меры, привели к тому, что заслуженные воины трех армий не сбились с пути. Сначала объявлять о наградах и казнях, а затем заставлять народ поверить в них как в нечто очевидное — в этом, ван, твое просвещенное правило. Я же следил за тем, когда враг может напасть, и бил в барабан, не смея лениться или уставать. Ты, ван, нарочно сделал так, что моя правая рука не уставала, можно ли награждать меня? Если я чего-нибудь и достиг, то с чьей помощью?". Ван сказал: "Хорошо". Тогда потребовал [к себе] наследников У Ци, подарил им двести тысяч полей, а Ба Нину и Цуань Сяну каждому по сто тысяч. Ван сказал: "Разве Гуншу не был [в походе] главным? Он одержал победу над сильным врагом, к тому же не позволил забыть наследия мудреца, не скрыл деяний способных воинов. Как можно [думать], что Гуншу не принес выгоды?". Поэтому дал ему еще четыреста тысяч полей сверх [данного ранее] миллиона, доведя [его жалование] до миллиона четырехсот тысяч [полей]. Поэтому Лао-цзы сказал: "Мудрый человек ничего не накапливает. Чем больше он делает для людей, тем больше обретает..."[502]. Таков и Гуншу»[503].

Вряд ли за наградными полями, упоминаемыми в приведенном выше тексте, скрывались свободные земли, на которых новые владельцы должны были организовывать самостоятельное хозяйство. Ведь в IV в. до н. э. царство Вэй было самым населенным из Сражающихся царств. Как утверждал один из государственных деятелей того времени, внутри его границ «хижины на полях и дома с галереями [столь многочисленны], что не хватает места для пастбищ»[504]. По всей вероятности, иод наградными полями в данном случае подразумевались пахотные наделы земледельцев-общиннников. О том, что конкретное содержание вышеупомянутого термина действительно могло быть таким, свидетельствует ряд данных, относящихся ко второй половине периода Чуньцю. Так, к 594 г. до н. э. восходит летописная запись, рассказывающая, как некий житель царства Чу обратился к вану с просьбой предоставить ему наградные поля в административных районах Люй и Шэнь. Царский управитель в Шэнь воспротивился этому, ибо, по его словам, «собираемый здесь налог предназначен [для нужд] обороны от [вторжений] северных владений. Если [эти земли] заберут, то [Чу] лишится Шэнь и Люй, а [войска] царств Цзинь и Чжэн непременно достигнут реки Хань»[505]. Из текста этой цитаты следует, что превращение ряда земель в Шэнь и Люй в наградные поля вызвало бы опасное для обороноспособности царства Чу сокращение налоговых сборов. Отсюда можно сделать вывод, что в VI в. до н. э. пожалование наградных полей означало лишь передачу прав на присвоение налоговых поступлений с определенного числа полевых наделов, или, иными словами, крестьянских хозяйств.

Вывод этот перекликается с другой летописной записью, сделанной на 100 лет позднее: «Вначале чжоусцы предоставили поля одному из членов [цзиньского] клана Фань. Гунсунь Ман собрал с них налог [для нового хозяина]»[506]. Следовательно, и во втором случае объектом эксплуатации для владетеля полей было податное земледельческое население. Что касается самого периода Чжаньго, то и для этого времени известны сходные сообщения источников. Весьма интересен рассказ чжаоского летописца о том, как Ле-хоу (правил в 408-387 гг. до н. э.) пожелал подарить двум придворным певцам «поля и людей на площади в десять тысяч му»[507]. В цитируемом здесь отрывке земельный участок, предназначавшийся для придворных певцов, выступает как комплекс пахотных угодий, принадлежавших земледельцам-общинникам.

Однако в свидетельствах источников можно обнаружить признаки того, что в период Чжаньго на основе царских пожаловании сановникам развивалась система частного землепользования. Имеется ряд упоминаний о владельцах земельных пожалований, которые обладали более широкими правами на переданные им угодья, приближавшимися к рабовладельческой частной собственности.

Общая картина этого явления дана в следующей полемической тираде, написанной в конце Чжаньго: «Женщины и сестры, обладающие красотой, сановники и придворные, не имеющие заслуг, выбирают усадьбы и присваивают их, выбирают полевые наделы и кормятся ими»[508]. Трудно сказать, в каких царствах Хань Фэй-цзы наблюдал подобные порядки, вызвавшие его гневное осуждение. Однако имеющиеся в нашем распоряжении конкретные известия о такого рода земельных владениях связаны лишь с территорией царства Цинь. Датируются они также последними годами периода Чжаньго. Так, в 223 г. до н. э. циньский полководец Ван Цзянь, отправляясь в поход против царства Чу, потребовал обеспечить его «великим множеством прекрасных полей, усадеб, парков и прудов»[509]. Мотивируя свое требование, Ван Цзянь говорил: «По той причине, что твой военачальник, великий ван, даже одержав победу, никогда не получит титула хоу, я, оказавшись в числе твоих приближенных, также воспользовался случаем, чтобы просить [полей, усадеб], парков и прудов, предназначенных стать достоянием [моих] детей и внуков»[510]. Следовательно, те участки, которыми циньские сановники наделялись из фонда свободных земель государства, могли быть в отличие от жалованных поселений переданы по наследству. Аналогичные сведения содержатся и в жизнеописании Гань Ло, внука известного циньского министра Гань Моу: когда Гань Ло отличился в роли дипломатического агента Чжэн-вана (будущего Цинь Ши-хуанди), последний пожаловал ему ранг шан цина и «вновь подарил то поле и ту усадьбу, которые принадлежали некогда Гань Моу»[511]. Здесь мы сталкиваемся с интересным примером восстановления наследственных прав на совершенно определенные земельные угодья, конфискованные в свое время государством[512].

Несомненный интерес представляет организация сельскохозяйственного производства в имениях чжаньгоской военно-служилой знати. К сожалению, ввиду невероятной скудости источников чрезвычайно трудно судить, какие в них применялись формы труда, какие категории производителей материальных благ подвергались эксплуатации. Известно лишь, что в принадлежавших аристократическим семьям крупных садово-огородных хозяйствах, получивших в источниках наименование садов[513], в оросительном деле применяли труд наемных работников[514]. Весьма важным для характеристики хозяйства периода Чжаньго представляется свидетельство «Планов Сражающихся царств» о том, что некоторые из этих садов могли приносить значительный денежный доход: «Си У потерпел поражение под Ицюе. Правитель Чжоу отправился в [царство] Вэй просить помощи. Вэйский ван, сославшись на то, что Шандан находится в затруднительном положении, отказал ему. На обратном пути правитель Чжоу увидел сад близ [Да]ляна, который понравился ему. Ци У-хуй сказал правителю Чжоу: "Сад близ Вэнь[515] не уступает этому [саду], кроме того, он еще и расположен поблизости [от твоих владений]. Я могу приобрести его для тебя, господин". Повернув назад, [Ци У-хуй] явился на аудиенцию к вэйскому вану. Ван сказал: "Правитель Чжоу обиделся на меня, не так ли?". Тот ответил: "Если он не обиделся, то кто же обиделся [на тебя]? Я беспокоюсь за тебя, ван. Правитель Чжоу — находчивый владыка, вот он и задумал, чтобы ты защитил его государство от [царства] Цинь, но ты отказался его защищать. На мой взгляд, он непременно подчинит свое государство [царству] Цинь. Последнее соберет все свои войска, находящиеся за пределами страны и, объединив с армией Чжоу, атакует Наньян, тогда обе части Шандана будут отрезаны друг от друга"[516]. Вэйский ван сказал: "Что же мне в таком случае делать?" Ци У-хуй сказал: "Положение правителя Чжоу таково, что ему нет выгоды служить Цинь, но он любит мелкие прибыли. Если ты, ван, дашь согласие предоставить [Чжоу] пограничные войска численностью в тридцать тысяч человек и вэньский сад, то правитель Чжоу, с одной стороны, будет иметь что сказать своим близким и своему народу, а с другой — получит удовольствие от приобретения вэньского сада; [тогда-то] он ни за что не вступит в союз с Цинь. Я слыхал, что годовой доход от вэньского сада исчисляют в восемьдесят цзиней[517]. Если правитель Чжоу получит вэньский сад, то он, чтобы услужить тебе, ван, [будет платить] ежегодно сто двадцать цзиней. Таким образом, ты избавишься от забот в связи с Шанданом и получишь прибыль в сорок цзиней". Вэйский ван послал поэтому Мэн Мао, чтобы передал вэньский сад правителю Чжоу, дал согласие [предоставить Чжоу] пограничные войска»[518].

Отсутствие прямой информации затрудняет восстановление конкретной картины организации труда в хозяйствах царских садов. Имеющиеся в нашем распоряжении косвенные данные дают основание допускать, что наряду с крупномасштабным хозяйством, основанным на применении наемного труда, существовала возможность другого способа извлечения дохода с земель вэньского сада. Действительно, в позднечжоуских и ханьских исторических сочинениях мы нередко сталкиваемся с интересными сообщениями о «снятии запрета с царских садов». В 598 г. до н. э. к этой мере прибег циский Цин-гун[519], в 250 г. до н. э. — циньский Сяовэнь-ван[520]. «Снятие запрета» в этих случаях, по-видимому, сопровождалось передачей царских угодий земледельцам. В аналогичном по своему содержанию сообщении «Погодовых записей на бамбуковых планках» сказано: «Лянский Хуй-ван отменил [запрет] на пользование озером в Фэн-цзи, чтобы подарить его народу»[521]. Еще более убедительны свидетельства «Истории Ранней Хань». Здесь под 79 г. до н. э. записано: «[Императорский] сад в Чжунмоу был упразднен, и [его земли] были распределены среди бедных людей»[522]. Более поздняя запись, относящаяся к 49 г. до н. э., сообщает, что распределение земель императорских садов между «бедными людьми» означало не что иное, как передачу их в аренду[523].

В свете этих свидетельств можно предположить, что упоминаемый в тексте вышеприведенного повествования сад вэйского вана, подобно императорским садам эпохи Хань, сдавался небольшими участками в аренду и, следовательно, годовой доход с него представлял собой сумму арендных платежей земледельцев.

На протяжении V-III в. до н. э. война и производство для войны занимали главенствующее положение в общественно-политической и экономической жизни Сражающихся царств[524]. При возникновении военной ситуации создавались огромные армии-ополчения численностью в несколько сот тысяч человек[525]. Эти мероприятия требовали большого числа специально обученных людей для выполнения функций младших командиров. Кроме того, с наступлением периода Чжаньго появились новые, неизвестные доселе рода войск: арбалетчики и кавалерия. Для службы в них также были необходимы высокая профессиональная выучка и постоянная тренировка. Перечисленные обстоятельства стимулировали выделение в недрах земледельческого класса особой социальной группы служилых, которые в отличие от основной массы ополченцев-общинников были постоянно связаны с военной организацией Сражающихся царств.

В позднечжоуской литературе представителей этой социальной группы обычно называли чжаньши[526] или гэнчжаньчжи ши[527]. Содержание последнего термина, а также ряд прямых свидетельств указывают на то, что они, как правило, не порывали с земледельческим трудом[528]. В связи с этим большой интерес представляют сведения источников о наделении служилых небольшими участками плодородной земли, предназначавшимися для ведения индивидуального хозяйства. Так, в царстве Вэй воинам-арбалетчикам, выдержавшим специальные отборочные испытания, «предоставляли выгодные полевые наделы и усадьбы»[529]. Сообщения о раздаче участков земли за службу содержатся и в источниках, рассказывающих о реформах Шан Яна в царстве Цинь. Как известно, в результате этих реформ в Цинь произошла заметная милитаризация всех звеньев внутренней территориально-административной организации. В укрупненных сянях был создан штат специальных представителей военного ведомства на местах, выполнявших в период военных действий функции младших командиров[530]. В приписываемом Шан Яну собрании правил, определявших порядок присвоения почетных званий за Боннские заслуги, этим чиновникам посвящен особый раздел. Он гласит, что за убийство вражеского воина им «жалуют почетный ранг первой степени, полевой надел [размером] в один цин[531] и усадьбу [размером] в девять му»[532].

Конкретизирующие известия о применении земельных пожалований для поощрения полупрофессиональных воинов в отдельных царствах периода Чжаньго исчерпываются данными примерами. Однако система индивидуальных военных наделов была, по-видимому, характерна не только для Вэй и Цинь. Некоторые позднечжоуские авторы говорят о ней как о явлении, универсальном для тогдашнего Китая[533]. Есть признаки того, что и в царстве Чжао во время Улин-вана получило развитие мелкое землевладение воинов. Улин-ван, готовясь к захвату земель соседних кочевых племен, ввел в свое войско легковооруженные конные отряды, соответственно сократив традиционные виды вооруженных сил: пехоту и боевые колесницы. Об этом повествует один из текстов «Планов Сражающихся царств»: «Чжаоский ван очистил Юаньян, чтобы превратить его в поселение для конных отрядов. Ню Цзань стал порицать его: "В царстве есть постоянные списки населения[534], а в военном деле есть неизменные основы. Если изменить списки населения, то возникнет смута; если отбросить основы, то [армия] будет ослаблена. Ныне ты, ван, очистил Юаньян, чтобы превратить его в поселение для конных отрядов; значит, ты изменил списки, отбросил основы. Овладевший своим оружием с пренебрежением относится к врагу, облегчивший свое снаряжение с пренебрежением относится к трудностям. Если народ начинает заботиться об удобстве своего снаряжения, а ты, ван, начинаешь изменять его, то это наносит тебе вред и ослабляет царство. Поэтому без стократной прибыли не изменяют обычаев, без десятикратного успеха не изменяют оружия. Вот ты, ван, распустил пеших солдат, привел в негодность их снаряжение, чтобы собрать обеспечение для конных лучников. Я боюсь, что прибыль от их военной добычи будет уступать произведенным тобою расходам". Ван сказал: "В древности по-иному [смотрели] на прибыль, чем сейчас; для дальних и ближних войн меняют снаряжение, у мужского и женского начал несходные пути, по-разному используют четыре времени года, поэтому мудрый человек [действует] в соответствии со временем, а не является его рабом; распоряжается оружием [и воинским снаряжением], а не является его рабом. Ты знаком со списками населения, хранящимися в государственном управлении, но тебе неведомы выгоды от орудий и приспособлений, ты знаком с применением оружия и панцирей, но тебе неведомо, чему соответствуют мужское и женское начала. Поэтому, если оружие неудобно в употреблении, то почему его нельзя изменить? Если обучение [воинов] не соответствует действительным [потребностям], то почему нельзя изменить обычаи? Некогда покойный правитель Сян[535] завладел землями, принадлежащими к области Дай[536], возвел там пограничную стену, в которой были ворота, называвшиеся Воротами в беспредельное, таким образом он ясно высказал [свою волю] потомкам и выразил надежду, что дальние земли [будут приобретены]. Ведь с двойным панцирем, с обычным вооружением невозможно будет пройти по труднодоступным местам, гуманность и долг, путь и добродетель не смогут прибыть ко двору. Я слыхал, что человек верный не забывает о доблести, человек мудрый не пренебрегает [требованиями] времени. А ты с помощью списков населения, хранящихся в государственном управлении, вносишь смуту в мои дела, в которых ничего не смыслишь!". Ню Цзань, склонив в двойном поклоне голову, сказал: "Разве смею я ослушаться приказа?!" Вслед за тем ван ввел [в армию] одеяние ху[537], повел конные [отряды] против ху. Он вышел из ворот Забвения, преодолел преграды Девяти пределов, пересек труднодоступные места Пяти троп, достиг центра [расселения] ху, открыл земли протяженностью в тысячу ли»[538].

Что же могло означать упоминаемое в этом тексте превращение чжаоского Юаньяна в поселение для конных отрядов? Вряд ли за ними скрывались лишь меры по созданию в Юаньяне военных лагерей. Из полемического замечания Ню Цзаня о том, что передача Юаньяна конным отрядам внесет изменения в податные списки, следует, что эта мера предполагала перемену статуса для каких-то групп чжаоского населения и перемещение их в новые районы. Вполне резонно предположить, что и в царстве Чжао во время Улии-вана содержание кавалерии покоилось на системе военно-служилого землевладения. Тогда за «превращением Юаньяна в поселение для конных отрядов» могли скрываться меры по созданию в этом районе мелкого землевладения воинов конных отрядов, получивших здесь участки земли за службу.

Собранные и систематизированные в этой главе сведения источников по большей части не были предметом специального исследования. В особенности это касается сведений, которые заимствованы из текста «Планов Сражающихся царств».

Несмотря на то что использованные нами данные весьма отрывочны, они не могут не привлечь внимания историка ввиду отсутствия материалов документального характера по истории аграрных отношений в древнем Китае в V-III вв. до н. э. При этом следует оговориться, что картина, создаваемая на основании отдельных, часто очень мелких деталей, не может претендовать на полноту и точность. Тем не менее эти данные значительно расширяют круг знаний об особенностях владения административными районами (поселениями) и о вытекающих из него социальных и юридических явлениях. Они раскрывают значение и указывают на распространенность различных форм повинностного землевладения в жизни крупнейших царств периода Чжаньго.