«Я – АНГЕЛ!». Часть третья: "Клякса бифуркации"

Глава 11 Возвращение Серафима

Итак, в начале славного месяца октября, после неожиданно долго затянувшейся проволочки в славном своими ганзейскими традициями порту Гамбурга, вся наша дружная компашка, так сказать — «отдала концы» и отчалила в сторону не менее славного российского «окна в Европу», прорубленного гением Петра Великого.

Морское путешествие принесло немало неожиданностей — как приятных, так и не очень. Оно казалось, совершалось при худших из всех возможных погодных условиях, которые норовили ухайдакать и без того убитый в хлам пароход. Например, как-то ночью лопнула приводная цепь к рулю и, мы должны были болтаться в открытом море подобно куску вполне определённой «субстанции» в проруби, пока ее чинили.

Бытовые условия, опять же…

Оказывается, «второй класс» в каюте парохода, сошедшего со стапелей ещё задолго до начала Великой войны (а то и Русско-японской!) — это совсем не наш «эконом-класс», а нечто гораздо хуже. Рыл двадцать интернациональной публики в душной стальной коробке даже без намёка на иллюминаторы, это я вам скажу — нечто!

А «первого класса» на этом старом плавающим корыте не было по определению.

Кроме того, пища на общем камбузе была просто ужасная…

Впрочем, мы с Александром Александровичем Прасоловым, Иохелем Гейдлихом, Вилли Мюнценбергом и нанятыми во Франции и Германии специалистами — там практически не появлялись, предпочитая столоваться в просторной кают-компании с капитаном и его первым помощником, а остальное время проводить на палубе или в трюме, охраняя хабар… Даже ночевать в кабинах «Мак-Бульдогов», обложившись со всех сторон голубоватыми французскими шинелями.

Ибо второй неожиданностью было то, что на капиталистических судах — груз дербанят не хуже, чем на коммунистической железной дороге.

К счастью меня вовремя об этом предупредили, я предпринял кой-какие вышеописанные меры и, хотя попытки что-либо стырить неоднократно предпринимались — по большему счёту всё обошлось.

Кроме того, забот был полон рот об сохранности семенного французского картофеля и племенного стада нутрий. Первый норовил сгнить, вторые слишком много жрали и кажется только и, думали как куда-нибудь сбежать… В том числе сбежав, жрали они и картофель — успешно конкурируя в этом неблаговидном деле, с многочисленными трюмными крысами.

Правда в отличии от клубней, эти зверьки свою склонность к побегам — с лихвой компенсировали способностью усиленно размножаться и, до пункта назначения — их прибыло как бы не больше первоначального списка.

А вот картохи, увы мне — не более трети.

Во время плавания, на борту судна произошло несколько чрезвычайных происшествий.

От вынужденного безделья некоторые пассажиры стали пить много спиртного, а выпив — выяснять меж собой отношения. Всё бы хорошо, тихо-мирно, но почему-то трое немцев невзлюбили двух прибалтов и постоянно с ними сцеплялись в потасовках.

Хотя народу это до ужастиков нравилось — за неимением других развлечений, капитану судна — это вскоре до чёртиков надоело.

Согласитесь, сильно напрягает и раздражает, когда стоишь в рубке у штурвала и напряжённо думаешь, как бы половчее проскочить вдоль шведских берегов мимо патрульных кораблей — а снизу «мать-перемать» на трёх языках и, смачные удары по морде.

Сперва, капитан с мостика громко обзывал дебоширов «свиньями» — взывая к их совести… Но после особо крупного замеса — когда «прилетело» под левый глаз и ему, терпение нашего «морского волка» лопнуло и, посчитав по показаниям многочисленных свидетелей — зачинщиками именно двух горячих эстонских (или латышских) парней, он приказал запереть их в одной из кают — хотя те ожесточённо возражали против такого произвола, нанеся побои разных степеней тяжести нескольким матросам.

Вскоре, про них и забыли.

Вспомнили лишь после довольно-таки свирепого шторма — застигшего нас неподалёку от какого-то крупного острова, во время которого — я уж было подумал, что мы все вместе с «Бульдогами», картошкой и нутриями — отправимся в гости к Нептуну и его лупоглазо-рыбьехвостым дочерям…

'Корабли лежат разбиты,

Сундуки стоят открыты…'.

Помните, да?

Кинулись проверять как они там, а прибалты из запертой каюты — таинственным образом исчезли. Как и, два ведра с пожарного щита и мешок гипса из моего хабара в трюме…

Правда про существование последнего и про его исчезновение последний, знали довольно-таки ограниченный круг лиц. Но за вёдра, капитан-крохобор шибко сильно ругался.

Начатое было расследование капитаном тут же зашло в тупик, хотя в числе подозреваемых — сперва оказалось трое граждан Веймарской Республики, служащих компании «Zепtга1е Moskau».

Однако, кроме личных неприязненных отношений — испытываемых подозреваемыми к двум исчезнувшим телам, других — хоть сколько-нибудь правдоподобных доказательств этой версии происшествия, следствием найдено не было.

Дверь каюты заперта изнутри, единственный иллюминатор открыт настежь, все их вещи на месте, обыск судна ничего не дал и, прибалтов посчитали естественно утонувшими в результате неудачного побега.

Составили соответствующий акт, расписались, судовой капеллан пошатываясь пробухтел на латыни отходняк и, до прибытия в Ленинград, про них забыли.

Второе чрезвычайное событие не заметил никто — кроме лиц непосредственно в нём участвующих — то есть меня и трёх немцев из охранного агентства.

Хотя, привычные для второй половины 20-го века стандартные железнодорожные и морские контейнеры ещё неизвестны (надо будет чуть позже Гейдлиха напрячь, чтоб застолбил эту «жилу»), однако кой-какие меры в этом направлении — всё же уже предпринимаются.

В Германии, в частности — уже существуют стандарты транспортировочной тары, хотя жёстких требований по её унификации ещё нет.

Видимо поэтому, деревянные ящики с «Mechanische Ersatzteile für Autos» и один-единственный с «вещевыми посылками» из советского консульства — оказались похожие друг на друга, как единоутробные близнецы.

Это навело меня на мысль проделать одну штуку-шутку.

После того шторма и таинственного исчезновения двух «раздражителей», ряженные немецкие офицеры несколько расслабились и стали реже посещать трюм, предпочитая почаще находиться в компании Бахуса. В их отсутствие мне ничего не стоило, сперва изготовив соответствующие трафареты — на ящике с наркотой воспроизвести немецкую надпись, а на «вещевом» — русскую. Гораздо сложнее было поменять местами пломбы, но я справился — комар носа не подточит.

Нет, нет!

Отличия и причём — весьма существенные всё же присутствовали и, не пропади во время шторма эти двое коминтерновцев — они бы влёт заметили подмену.

А вот троим немцам, сопровождающим многочисленные ящики с «деталями машин» — сделать это было несколько затруднительно, не обладай хоть один из них феноменальной — прямо-таки фотографической, памятью.

Ржу, не могу!

Не знаю, насколько «обрадуются» наши доморощенные наркодилеры — получив вместо «дури» немецкие железяки военно-прикладного назначения, но германские инструкторы и курсанты на объектах «Кама», «Липецк» и «Томка»…

Безусловно, оценят халявную дурь!

Наконец-то, наше с Прасоловым заграничное турне подошло к концу.

Но не успели обрадоваться, как у нас ним сразу же начались проблемы…

По прибытии в Ленинград, пограничники не хотели пропускать нас на берег:

— В Вашем паспорте в данной Вам Московским ГПУ визе, было указано, что Вы должны были вернуться не позднее 5-го октября, а сегодня уже 10-е.

Пришлось ткнув носом, показать им отметку в Берлинском консульстве где виза была продлена до конца месяца.

Однако, те настаивают:

— Если сойдёте на берег, мы будем вынуждены препроводить Вас в ГПУ Ленинграда.

Пришлось прикрикнуть с барскими нотками:

— Если я не сойду на берег вовремя и провалю важное правительственное задание, то вы всем своим «Ленинградским ГПУ» — поедите в Мурманск и возможно с «сопровождением»!

Впрочем, моя угроза их не шибко смутила.

Лишь когда Фриц, стоящий с Ганцом и Францем рядом, лениво предложил…:

— Шеф! Может, их за борт выкинуть?

…Начались движняки:

— Да дайте, хоть что-нибудь!

Фи… Уж было испугался, подумав, что это какая-то подстава от Погребинского или Ягодки, а это лишь обыкновенные крохоборы-мздодавцы.

Облегчённо вздохнув, я как отрезав, рявкнул:

— Раньше надо было по-человечьи разговаривать, а не ГПУ пугать! А сейчас — ПШЛИ ВОН!!!

И без малейшей боязни ступил на отеческую землю.

Хоть и не впервые здесь, но после Гамбурга — Ленинградский порт неприятно поразил сравнительно малым числом швартующихся судов, низкой механизацией разгрузочно-погрузочных работ и на пару порядков большим организационным бардаком. Кроме того, ещё одна нежданка — здесь происходила забастовка докеров… Если кто не знает: право на стачку — законодательно закреплено за рабочим классом в СССР.

Вот он и этим пользуется — бузя по каждому поводу и без оного!

Впрочем, у меня здесь всё заранее схвачено: начальству порта «на лапу», пролетариям по комплекту французской военной формы и, весь груз был без особых проблем выгружен с борта парохода, складирован на железнодорожных складах и взят под охрану прибывшей группой «Вагнера».

Чуть позже меня удивило, что встречать ящик с «посылками» из советского консульства в Гамбурге — приехало одно из подразделений моего «Вагнера»…

Бывшего моего!

Ныне, они «ходят» под Ягодкой, чтоб ему…

Разумеется, интересуюсь:

— Что за дела, товарищи бойцы?

Те, предъявив соответствующие документы — хотя и не обязаны были это делать, не совсем весело:

— Нас наняли для сопровождения груза. Обычное дело, тов… Товарищ бывший Заведующий.

Ничего не оставалось делать, как только посоветовать:

— Хорошенько проверяйте пломбы, чтоб не было потом к вам никаких претензий.

— Как Вы учили, тов… Товарищ Свешников: «Чтоб не было пизд…ежу — делай всё по чертежу. Будет пиз…дёж — покажи чертёж».

— Молодцы! Ну, удачи всем нам…

Те, воспользовавшись моим советом, приняли груз и умчались на уже знакомом красном «АМО».

В Ленинграде, нас уже давненько поджидала весьма представительная делегация из Ульяновска во главе с самим Председателем «Красного рассвета» Климом Крынкиным.

Тот, даже не поздоровавшись:

— Вернулся?

Я тоже, даже без обычного «здрасьте»:

— Очки носить надо.

— А говорили ты у буржуев остался…

— Кто говорил? Плюнь тому в морду.

— И плюну!…Крючки привёз?

— Британский бамбуковый спиннинг с катушкой и целый чемодан крючков, блёсен и лессы. Всё, как заказывал, Клим.

— Американские, как те?

Счас, ага! Счас, я через портал в 21-й век сгоняю и по Инету на «Али-Экспресс» — специально для тебя крючки закажу.

Развожу руками:

— Извини, но «американских» не было — не сезон, должно быть. Всё европейское.

Тот, заглядывая мне за спину:

— Где они?

Показываю рукой:

— В кабине этой «слегка сиреневой» легковушки. Она тоже твоя, как и вон тот грузовичок…

Едва не задохнувшись от переизбытка чувств, прослезившись до сырости на бороде, Клим бросается на меня Отеллой с гнусной целью задушить в объятиях:

— Серафим… Чёртушко ты наше контуженное… Я тебя ужасно люблю!

— Да, подь ты к лешему со своей «любовью».

Ловко увернувшись, я скрылся от горячих проявлений благодарности меж «сопровождающих лиц», среди которых оказалась пара представителей Нижегородского Губкома ВКП(б).

Кроме «объятий и поцелуйчиков» от друзей и знакомых, меня ждало и несколько приятных известий из столицы моей «промышленной империи».

На III Всесоюзных Планерных Состязаниях в Крыму, все три планера Александра Яковлева: рекордный «Як-1 РСС», учебный двухместный «Як-2 Октябрёнок» с двойным управлением и учебно-тренировочный «Як-3 Красный курсант» — заняли первые места.

Главному конструктору это принесло премии, почёт и уважение (даже назад в Военно-воздушную академию звали!), кооперативу «Красная жара» — многочисленные заказы.

По словам Клима:

— На год вперёд всё продано.

— Напомни, сколько планеров мы сможем производить в месяц?

— Не более пятнадцати.

Так, так, так…

— А если подключить другие «кустарные гнёзда» губернии?

Тот, грудь колесом:

— Да, там же — жоппорукие!

С усмешкой на него глядучи:

— Сам-то каким недавно был, вспомни! Ничего — снабдим инструментом, плазами да пластвудом: через год — не хуже наших артельщиков работать будут.

— Ну, разве что через год…

Ещё вот новость из разряда приятных: для не так давно образованной Ульяновской «Станции селекции сельскохозяйственных культур» (СССК) — по задумке для обеспечения нашего Подхоза семенной картошкой, я дал задание «Бюро по трудоустройству „Шанс“» отыскать Заведующего с организационными способностями «выше среднего уровня». За время моего отсутствия, они нашли одного такого — паренька старше меня всего на два года, недавнего выпускника Киевской сельскохозяйственного института, по фамилии Лысенко[1]… Убей меня гром — молнией в дупу, но никак не могу вспомнить — где и в связи с чем, эту фамилию слышал.

Должно быть, после удара чем-то тяжёлым по голове в Париже — меня мимолётным видением «déjà vu» посетил!

А так же, меня обрадовали тем, что: в Ульяновске начались занятия в двух новых школах первой ступени, одной второй ступени и трёх фабрично-заводских училищах…

Профессор Чижевский Дмитрий Павлович рапортует, что в лабораторных условиях — удалось получать уже более центнера чистейшего диоксида титана в сутки…

Вернув свой «УАЗ», Кузя-Домовёнок заканчивает очередной апгейд своей мототелеги — ставя её на «резиновый ход»…

В городке педологов, дети из «Поколения-next» делают первые шаги и учатся говорить слово «мама»…

Председатель Совета директоров АО «Россредмаш» рапортует о сходе с конвейера 5-ти тысячного «Мужика»…

На московской киностудии «Красная Русь-Межрабпом», режиссёром Владимиром Маяковским — заканчиваются съёмки фильма «Место встречи изменить нельзя», по сценарию Валентина Константиновича Туркина… Исполняющая главную роль актриса Лили Брик — молодой оперативницы МУРа Шараповой, шлёт горячий и «влажный» привет Азазелю и мечтает, как можно быстрее с ним свидеться.

Столько хороших новостей — голова на радостях пухнет!

Буквально через два часа, ещё выгрузка основного хабара не окончилась, примчалась группа решительных парней с прибалтийским акцентом, до зубов вооружённых и с казёнными ксивами и, началось следствие сразу по двум делам: исчезновение двух коминтерновцев и подмена содержимого ящика с «посылками».

Были и ко мне вопросы, как им не быть…

А я в этой истории, кто?

Напомню: официально, я как руководитель-представитель «ОПТБ-007» — сопровождаю архитектора Прасолова Александра Александровича с Парижской выставки:

— Ещё будут вопросы, товарищи? Нет? Ну, если нет — давай до свиданья!

После короткого опроса свидетелей, горячие прибалтийские парни намертво прицепились к сотрудникам германской фирмы «Zепtгаlе Moskau». Те, категорически отказались отвечать на вопросы без присутствия консула Веймарской Республики и вскрывать свои ящики без представителей получателя. Затем, в порту появился консул с дипломатической неприкосновенностью, командиры из Главного штаба РККА — с вооружёнными бойцами и не менее грозными ксивами.

Разгорелся настоль грандиозный кипешь, что описать его — по силам только самым выдающимся мастерам пера, а я себя к таковым не отношу.

Не знаю, да и знать не желаю, чем всё дело закончилось: у меня в Питере были свои движухи — про которые расскажу чуть ниже.

Но, кроме многочисленных приятных новостей, были и немногочисленные — но неприятные.

Весьма неприятные!

Напомню, в Ульяновске я официально числился Начальником невоенизированной охраны Ардатовского сектора НКПС, Начальником Ульяновской вневедомственной милиции и Заведующим «Школы подготовки и переподготовки рядового и младшего комсостава транспортной и вневедомственной милиции» — (ШППРМКТВМ).

Погребинский скинул меня с этих должностей — взамен предложив стать его заместителем. Пообещав подумать над его до жути щедро-заманчивым предложением, я тем не менее — остался Начальником «Особого проектно-технического бюро № 007» (ОПТБ-007) при Ульяновской исправительно-трудовой колонии. Если не считать неофициальной должности Главного технического консультанта при промышленно-торговом кооперативе «Красный рассвет», конечно.

Теперь узнаю, что меня лишили и «морковки»!

Товарищ Кац — Начальник Ульяновского волостного (районного) управления НКВД (милиции), стал Первым заместителем Погребинского…

Ну, не особенно-то удивило, зная натуру Абрама Израилевича.

На освободившиеся места, Погребинский, разумеется, тотчас назначил своих людей — которые принялись тут же наводить свой «орднунг».

— Представляешь — требуют, чтоб в каждой артели численность свыше полутора десятков человек, была своя партячейка, — жаловался Клим, — а я ему: а кто тогда работать будет? А он меня «контрой» обозвал и обещал на первом же собрании дольщиков выкинуть из председателей…

— Понятно. Всё это в принципе не так страшно — ты знаешь, что делать и, Краснощёков — если, что подскажет.

— Дык, уже полным ходом разукрупняемся и переоформляемся — хрен нас возьмёшь так просто.

Как уже неоднократно упоминал: «Красный рассвет», даже без какого-то моего участия — стал непроизвольно формироваться, как некая сетевая структура — не имеющая чёткого управляющего центра. Артели в него входящие, как будто жили своей жизнью: рождались, развивались, налаживали связи меж собой и, с сторонними производственно-торговыми структурами и даже…

Умирали, распавшись — чтоб, снова соединиться в новом качестве.

Какое-то «броуновское движение», иначе не назовёшь!

Я, через «Отдел главного технического консультанта» (состоящий из «Отдела надомной-кустарной промышленности», «Отдела по связям с общественностью» секретариата, архива, технической библиотеки) — лишь слегка корректировал сам процесс в нужном направлении и давал рекомендации организационно-технологического характера.

Рассказывал уже, да?

Заметив и оценив естественно происходящий процесс, я дополнительно ещё изрядно потрудился в этом направлении и, теперь контроль над моей «империей» — не так-то просто установить. Уничтожить да, можно: законодательно — по-хрущёвски, запретив кооперативное движение. Да и то: она, скорее всего уйдёт в «тень», станет нелегальной организацией «цеховиков» или останется в виде каких-нибудь полуподпольных бригад шабашников.

Меня, больше интересует другое:

— Много нашей собственной «шелупони» из-под плинтуса вылезло?

— Прилично! Наш Федька снова бузит и с ним почти все те партийцы, что с прошлого и в этом году, приняли. Фролу Изотовичу на собраниях Волисполкома — уже и слова не дают сказать, перебивают криком. Только из опаски перед его сыном — Ефимкой, до сих пор ещё не вышибли с кресла.

А вот это уже гораздо хуже…

Итак, Погребинский сделал первый ход!

Второй ход от Погребинского не заставил себя долго ждать

Как рассказал мне курьер от моих ребят, не так давно — произошёл плотный наезд на Ефима Анисимова и всю возглавляемую им Нижегородскую комсомольскую организацию.

Сам Лазарь Шацкий — основатель и в течении долгих лет бессменный руководитель комсомола… С ним прибывшие секретари крупнейших ленинградских заводов — Оскар Тарханов и Иван Кострицкий, члены Секретариата РЛКСМ и «Коммунистического Интерационала Молодёжи» (КИМ) — Оскар Рывкин, Ефим Цетлин…

И ещё множество народу:

— С ними было человек сто — больше, чем вся комсомольская организация завода «Красное Сормово»!

Снюхавшись с недовольными из местных, коих везде и всегда хватает — они сперва инициировали внеочередной съезд и перевыборы, а затем в ультимативной форме потребовали переизбрать заводской комитет — поставив в его главе его неких Петра Смородина и Александра Мильчакова…

— Насколько я понял, все это — питерцы? Ну, кроме Шацкого, разумеется. Так какого хунта, их назначают к нам? С какой такой радости, наши стали бы за них голосовать?

— Нет, не все они питерцы… Петр Смородин — наш, нижегородец, но уже давно «ходит» под Зиновьевым.

Далее, произошла настоящая битва за крупнейшую губернскую комсомольскую организацию на крупнейшем в Нижегородчине заводе. Ставки были очень высоки и это все наши ребята отчётливо понимали:

— Если бы мы потеряли «Красное Сормово» — мы бы потеряли всё!

А я понимал, что потеряй я комсомольскую организацию Нижнего Новгорода — мне оставалось бы только линять куда-нибудь в тайгу и искать там семейство Лыковых.

После многодневных баталий, во время которых — знамя победы склонялось то в одну, то в другую сторону, на съезде вдруг появился Погребинский и начал угрожать, применяя такие слова и выражения, как:

«Сопляки», «Я вас в порошок сотру», «Отправлю вас всех в Красную Армию, а там — вас научат старших уважать»…

Выступавшим представительницам противоположного пола, он не постеснялся заявить:

«С вами то, полоумными бабами — мы меньше всего будем считаться»!

«Флаги на башнях», говорите⁈

Вот же педагог, фуев!

Когда, после речей Ефима Анисимова и Кондрата Конофальского, большинством голосов решили, что голосовать за переизбрание — имеют право только работники завода, Погребинский вышедши из себя крикнул:

«Сволочи, саботажники, контрреволюционеры! Привлеку к ответственности и сотру в порошок, вы так и знайте!».

Наконец, он предложил, чтоб все кто за переизбрание — отошли налево, а кто против — направо… Чтоб, как говорится — отделить «зёрна от плевел».

На такое, возмутились даже питерцы!

Короче, несмотря на то, что мы все вместе были на грани фола — «Красное Сормово» удалось отстоять, а значит — ещё повоюем[2].

После Берлина, Парижа и Гамбурга — Ленинград неприятно поразил грязью даже на мостовых, обшарпанными зданиями, большим количеством военных патрулей, проверкой на каждом шагу документов милиционерами — одетых как бандиты, то есть — «кто во что горазд» и, от последних отличимых только по нагрудным значкам.

Поселился в арендованной комнате в бывшем особняке Нарышкиных — где у меня «заначен» на чёрный день их клад фамильного серебра, отдохнул чуть-чуть и начались «мероприятия» — гори они синим пламенем.

Первым делом была «презентация» — то бишь грандиозный митинг, на котором весь купленный мной хабар был представлен — как подарок германского пролетариата, пролетариям Ульяновска.

Рисунок 23. Ленинград, 20-е годы.

Однако, хотя на торжественном митинге от вышестояще-руководящих ленинградских товарищей слышались сплошь мажорные речи — просто так не пролезло!

Таможня дала «добро», но ленинградские власти вывозить груз не разрешили — в наглую и едва ль не открытым текстом, требуя «поделиться». Подобные же хотелки предъявили железнодорожники, мурыжа подачу вагонов. Причём, заморская картоха и непонятные зверьки страхолюдного вида, их почему-то не интересовали… Все вместе, они претендовали, не много ни мало — на половину моих грузовиков и особенно на легковушки.

Я то в принципе привык, но на бывших со мной иностранцев — неизгладимое впечатление произвело убойное сочетание крайней бестолковости советских чинуш и их же беспримерной наглости.

Дело дошло до того, что мой хабар пытались арестовать!

Охрана состоящая из немцев, чуть ли не стреляя в воздух их дробовиков — отбила первый натиск ментов и чекистов, но дело конкретно запахло керосином и я уже было всерьёз подумывал, чтоб раньше времени применить своё «оружие массового поражения» — грибной антиалкогольный порошок…

Ну, чтоб отвлечь внимание и потихоньку слинять из города трёх революций, гори он неугасимым синим пламенем.

К счастью, у меня в Питере был «свой» человек и довольно высокопоставленный.

Это Шапошников Борис Михайлович — ныне Заведующий Ленинградским военным округом. Стоило позвонить и передать ему привет от Елизаветы Молчановой, как тот тут же оказал нашей миссии полное содействие — прислав в подмогу немцам целую роту вооружённых красноармейцев с пулемётом, для охраны и сопровождения груза.

Последовал грандиозный скандал, чуть не перешедший в грандиозное мордобитие высокопоставленных лиц, но хабар удалось отстоять.

Правда в ответку, в знак так сказать — «доброй воли», Председателем производственно-торгового кооператива «Красный рассвет», в дар от ульяновских рабочих — одной из кадровых частей ЛенОВО РККА, было безвозмездно передано пять «Мак-Бульдогов».

Снова торжественный митинг, уже в одной из частей округа, сменивший его торжественный ужин, то да сё…

Отбояриться в этот раз не смог — наговорился до благородной хрипотцы, как у Никиты Джигурды!

Содержимое же их пятитонных кузовов (в основном, это всё та же французская военная форма и обувь, зачастую уже ношенная) — ушло к железнодорожникам за вагоны.

Питерское руководство я тоже не обидел, подарив им в знак примирения кой-какие заморские финтифлюшки, всё больше по мелочи. Брали всё: дефицит в стране был страшенным — но почему-то в особом тренде у начальства были женские чулки.

Интересно: сами носят — гомосеки, иль жёнам и любовницам дарят — прелюбодеи?

Нечто подобное предполагал ещё в Париже, поэтому заранее позаботился об изрядном запасце, как средневековый купец плывущий к папуасам — об красных ленточках в их кучерявые волосы, об бубенчиках в их широкие ноздри, да зеркальцах — всем этим самозабвенно любоваться.

Короче, несмотря на некоторые возникшие поначалу недоразумения — расстались мы с питерскими властями, чуть ли не друзьями…

Пока суд да дело, тёрки-разборки — занимался в Питере, ещё кой-какими делами-делишками…

Как уже рассказывал выше, весной этого года в Чуйскую долину Киргизии ездила экспедиция вермикологов за одноимённым — Чуйским же, дождевым червём. Где-то в начале августа, учёные вернулась в Ульяновск с неплохим расползающимся «уловом» и теперь усиленно — скрещивает его с ранее приобретённым маньчжурским и нашим владимирским.

По их и моей задумке должен получиться мутант — который своей прожорливостью, плодовитостью и неприхотливостью — должен если не превзойти, то быть не хуже моего «современника» — красного калифорнийского червя.

А это, в свою очередь — вызовет переворот в сельском хозяйстве страны!

Под прикрытием экспедиции вермикологов, за «травкой» для центрового финского контрабандиста Вели — ездил мой пройдоха-порученец и, с ним — двое врачей из «Клиники душевных болезней» при ленинградской Военно-медицинской академии, где будущий профессор Николай Иванович Бондарев, финансируемый «Красным рассветом» — проводит смелые эксперименты по лечению безнадёжного алкоголизма курением марихуаны.

Первые результаты эксперимента обнадёживали: подавляющее большинство подопытных хроников бросили пить — даже после возвращения их в «естественную среду обитания». Хотя, имелись и «неподдающиеся» и, даже предпочитающие совмещать оба этих «достойных» занятия.

Двое врачей клиники, ездившие с экспедицией вермилогов, привезли научно зафиксированные наблюдения: курение гашиша в советской Средней Азии носит достаточный массовый характер — но нигде не увидишь валяющихся по канавам и вдоль заборов «обдолбышей», как в России упившихся вусмерть пьяниц.

Зная ответ, тем не менее спрашиваю:

— Так, если верить научно доказанным фактам — курение гашиша менее вредно, чем употребление спиртных напитков?

Кивают:

— Если верить фактам, то это именно так. Хотя, чтоб научно доказать — ещё требуются исследования.

И смотрят на меня, как эфиопцы на мать Терезу.

Ничего конкретно обещать не стал — здесь, ещё ломать и ломать голову:

— Ладно, пока отдыхайте до следующей весны, а там посмотрим…

Почему именно гашиша, а не анаши?

Хлопайтесь в обморок, но узбеки, таджики и прочие киргизы шмалят именно его — гашиш, контрабандно поставляемый из Афганистана.

Про «чудодейственные» свойства Чуйской конопли, среднеазиаты ещё не знают!

Как так произошло?

По словам этих двоих членов экспедиции, это растение появилось в Чуйской долине сравнительно недавно. Её, в целях борьбы с опустыниванием земель, во второй половине XIX века приказал посадить генерал-губернатор Туркестана — генерал Герасим Колпаковский.

Недоумённо вопрошаю:

— Почему местные не делают свой любимый гашиш из чуйской конопли? Соображалка у них не так варит, что ли?

Ответ, меня просто убил:

— По содержанию психотропных веществ, чуйский сорт не годится для приготовления гашиша. Из него возможен только самый лёгкий вариант наркотика из сушеных листьев, цветов и соцветий, называемый анашой, марихуанной или «собачкой».

«О, сколько нам открытий чудных…».

В таких случаях, лучше Александра Сергеевича — никто не скажет!

Но это ещё не всё, держитесь за стулья покрепче.

По словам моих вермикологов и особенно Ипполита Степановича, экспедиции была оказана всесторонняя помощь местных властей, к которым они естественно обратились за содействием. В деле привлечения местного населения к копанию червей, сбору «сырья» и его сушке, особенно помог…

Угадайте с трёх раз, кто?

Правильно: Николай Иванович Ежов.

Да, да — тот самый!

Направленный два года назад Валерьяном Куйбышевым, будущий «Кровавый карлик» сперва занимал пост Ответственного секретаря Семипалатинского губкома РКП(б), затем — Заведующего орготделом Киргизского обкома, а в данный момент — Заместителем Ответственного секретаря Казахского крайкома партии, являясь вторым по величине человеком в огромном по площади регионе.

Я сперва ушам своим не поверил:

— Ипполит Степанович, а ты часом не свистишь? Ты точно именно с Ежовым общался?

— Точно с ним, прям как сейчас с тобой говорю, Серафим Фёдорович.

— Жесть! Опиши мне его.

— Плюгавенький на вид, конечно! Но, что-то в нём есть… Что-то такое…

— Что «что-то», что «такое»? Конкретнее!

Тот, морща в раздумьях лоб:

— Глянулся я ему чем-то, в ресторацию меня приглашал… Я ещё подумал: «А не пидараст ли он, часом…»?

Жестом руки останавливаю дальнейшие разглагольствования:

— Достаточно. Это он.

Почти дословно, вспоминаю характеристику Ежова, данную одним из его современников:

«Я не знаю более идеального работника, чем Ежов. Вернее, не работника, а исполнителя. Поручив ему что-нибудь, можно не проверять и быть уверенным — он всё сделает. У Ежова есть только один, правда, существенный недостаток: он не умеет останавливаться…».

Очень перспективный товарищ и знакомство с ним через моего порученца-пройдоху, обещает быть весьма перспективно-полезным.

…Пидараст, говорите?

Ну и, что? Ведь, он же пока(!) пидараст — «в хорошем» смысле этого слова⁈

Эта «категория» — любимый объект вербовки всех спецслужб мира, из-за лёгкости шантажирования и следовательно — манипулирования…

Так почему попаданец мимо этого «контингента» должен брезгливо проходить?

Да ведь, через такого пидараста как Ежов — можно горы свернуть и моря на их месте выкопать.

«Не умеет останавливаться»?

Ничего страшного: «кто предупреждён — тот вооружён»!

Остановим товарища — коль, уж столь жизненно необходимо понадобится.

Так, так, так…

Надо срочно найти ему «единомышленника» среди наших комсомольцев и, после курсов секретарей-референтов — подсунуть будущему «Кровавому карлику», так сказать — «партнёра».

Ладно, разгребу возникшие проблемы — поговорю на эту тему с Елизаветой. Она у меня «на кадрах» — наверняка знает и, про «нетрадициалов» в комсомольской среде.

Но пока все эти довольно смелые замыслы в будущем!

В данный момент, с далекоидущими целями, я медленно — но последовательно и настойчиво подсаживаю на «Ruoho» финнов.

Регулярные поставки марихуанны в страну «тысячи озёр», начались с конца августа — спустя некоторое время после возращения экспедиции вермикологов. Как раз удачно совпало так, что приплыв в Ленинград из Гамбурга — я обрадовал своего партнёра по финскому наркотрафику Вели не только своим появлением, но, очередной партией товара из Чуйской долины и познакомил его с Иохелем Гейдлихом.

Посидели втроём в отдельном номере ресторана, поговорили о текущих делах и перспективах и, нашли что наш совместный бизнес обещает быть весьма прибыльным.

Конечно, решающее проникновение в финскую экономику — а, следовательно и, в политику — произойдёт в разгар «Великого депресняка». Сейчас надо лишь создать «плацдармы» и закрепиться на них.

— Иохель! Мы с тобой эту тему уже не раз жевали, но ещё раз: организуйте и зарегистрируйте с Вели какое-нибудь акционерное общество в Финляндии и начинай скупать акции «Enso» и «Stora Kopparbergs Bergslag». Последняя — «крепкий орешек», конечно… Но, двенадцать процентов акций принадлежит американской компании «ADR»…

— Помню, ты мне уже говорил.

Вспомнив фильм «Однажды в Америке»:

— Если не получится уговорить продать по-хорошему — то надо искать подходы к еврейской мафии.

— К кому, Buddy?

— К организованной преступности, Бро.

Тот, задумчиво:

— Разве что через профсоюзы: там в руководстве сплошь бандиты — прям, как у вас в Кремле.

Вдруг спохватившись:

— Бандиты из профсоюзов разговаривать со мной не будут, если нет много «money»…

Вот, сволочь!

Знал бы заранее, что такой крохобор мне попадётся на стезе прогрессорства — рецепт противозачаточных таблеток бы захватил из будущего.

Чтоб, подобные ему не размножались.

Чтоб такое вспомнить на скорую руку…?

Во!

— Я научу тебя делать «мани» прямо из воздуха, Бро.

— «Из воздуха»? Такое не может быть, Buddy!

— Может, если ты создашь в Штатах сеть предприятий каршеринга.

— «Car» и «sharing»?

— Вот именно! Прокат легковых автомобилей, говоря по-русски. Представь себе: приплывает некий джентльмен по делам в Нью-Йорк, где у него полно движнячков, но не хочет пользоваться услугами такси — а покупать автомобиль на неделю или месяц, ему накладно…

Вроде бы идея — проще паренной репы, но первый подобный сервис — впервые возник лишь в послевоенной Германии.

Йохель, ухватился буквально на лету:

— Я всё понял, партнёр!

Идём дальше…

Наши грешные земные деяния, должны перекрываться благими благодеяниями — чтоб воздалось на Небесах, как говорится.

— Йохель! Много ли головняка организовать Благотворительное общество по стимулирования эмиграции безземельно-безработных финнов в Америку, Канаду и Австралию?

— Сделаю через Американский красный крест — там у меня имеются кое-какие полезные знакомства.

Немного ещё поболтали, прикинув приблизительные ближне и среднесрочные планы, затем мой американский партнёр, посмотрев на часы:

— Sorry gentlemen, но у меня через час московский поезд…

Йохель в тот раз сильно торопился: ведь, кроме всего прочего, у него были дела в Москве, связанные с уже стагнирующей «РАИК» — в Совете управляющих которой, он до сих пор числился.

Узнав у Вели его «координаты» в Хельсинки — он распрощался и, прежде всей нашей — уже крепко сдружившейся компашки, уехал в столицу.

Оставшись наедине, обращаюсь к контрабандисту:

— Как насчёт моей прошлой просьбы, Вели?

Тот, ехидно ухмыляется:

— Что-то не пойму я тебя, Брат! С одной стороны, ты хочешь всех безработных финнов вывести в Америку… С другой стороны — уменьшаешь эту саму безработицу, заказывая в Финляндии оборудование для своих фанерных фабрик.

Угрожающие огоньки вспыхнули в его невыразительных рыбьих глазках, но быстро погасли и, крайне доброжелательно улыбаясь, он:

— Если бы не последнее обстоятельство, я бы подумал что ты затеял нечто нехорошее в отношении моей страны.

Согласен: выглядит несколько нелогично, как если бы левая рука не ведала, что творит правая…

Но мне нужна фанера, чёрт бы её побрал и, причём — много фанеры.

Очень много фанеры!

А финская фанера — самая лучшая и, производимое в Финляндии оборудование для её производства — наиболее дешёвое из всех, по крайней мере — из мне доступных.

Однако, как-то надо выкручиваться:

— Всё очень просто, Вели: много безработных — много недовольных властью. Много недовольных властью — много революционеров. Много революционеров — мало денег у деловых людей…

От уха до уха, как ножом проведя ладонью по горлу:

— … А мне всё это, Брат — уже до самых чёртиков надоело в России!

Пригнувшись к самому его уху, доверительно шепчу:

— К тому же сам подумай: куда мне бежать, если в Росссии меня комиссары возьмут за «самое сокровенное»? В Америку к этому жиду, что ли? Обманет и продаст!

Тот, в озарении:

— Так ты значит…

— Если в России отменят НЭП — а к этому дело и идёт, то я переберусь в Финляндию — где у меня уже будет наш с тобой бизнес! Короче считай, что в твоей стране я готовлю себе «запасной аэродром».

Заговорнически подмигивая, незаметно сложив за спиной пальцы «крестиком», безбожно вру:

— Кстати, я до сих пор не женат, Вели! Невесты в Финляндии есть?

Тот, растаяв душой как воск в мартеновской печи, стал перечислять первых приходящих на ум кандидаток мне в жёны:

— Hannelle Seppälä — девка ещё сопливая, но зато Kalevi — даст за неё yksinänen talo с хорошими покосами…

А я глядя в его белёсые очи, неприязненно:

«Да я на первой же вашей рыбьеглазой чухонской „салаке“ — готов жениться и, плодить такую же „плотву“, лишь бы заполучить никель Петсамо»!

Хотя, надеюсь без свадьбы-женитьбы обойдётся… Не хочу быть многожёнцем, это ж какие нагрузки на нервную и мочеполовую систему.

Вскоре после этого разговора, мы уезжали из Ленинграда в изрядно увеличившемся составе: кроме немцев — мой хабар охранял взвод красноармейцев Ленинградского военного округа. Это — будущие шофера, которые пройдя обучение в Ульяновской автошколе — затем будут управлять даренными мной пятитонками.

Полученные по приезду в Москву новости из Ульяновска -вполне располагали к нешуточной панике…

Итак, Погребинский первым сделал два хода!

Следующий его «ход конём по голове» застал меня в Москве.

Новость была настоль важная, что сообщить её в столицу приехал сам Ксенофонт Мартьянов — главный редактор единственной ульяновской газеты «Красный глас» и одновременно глава моей главной тайной спецслужбы.

— Серафим! Неделю назад, погиб Председатель Ульяновского Волисполкома, Фрол Изотович Анисимов…

Рука, без команды потянулась снять шляпу:

— Как погиб? Как это произошло?

— Ты же знаешь нашего Изотопыча? «Какой русский не любит быстрой езды…».

Жёстко перебиваю:

— … Тот, на котором быстро ездят. Давай без «прелюдий», Ксенофонт — ты не газетную статью пишешь, а даёшь отчёт о происшествии.

— Несся он по дороге на своём «Призраке», да врезался в встречный трактор и убился насмерть.

— Вот, значит как…

«Но примешь ты смерть от коня своего!», — хотелось мне процитировать пророчество древнего волхва князю вещему Олегу, из Александра Пушкина.

Британский «Роллс-Ройс 40/50 Сильвер Гоуст» — «Серебряный призрак».

Такой автомобиль типа «кабриолет», оснащённый 48-ти сильным 6-цилиндровым двигателем объемом 7 литров — закупался «Внешторгом» для высшей партийной элиты Советской России в период с 1922 по 1925 год. Позже, когда в страну потоком хлынули более современные «Бьюики», «Линкольны», «Кадиллаки» и наконец — любимые Сталиным «Паккарды», «Серебряных призраков» — решено было передать «вождям» на местах.

Я расстарался ради «крыши» и, один из семидесяти «Серебряных призраков» — минуя губернские и уездные комитеты, достался нашему Ульяновскому волостному исполкому ВКП(б).

И вот тебе, на…

Придя в себя, начал соображать.

Хм… «Несся», это по понятиям хроноаборигенов — еле-еле тащиться со скоростью порядком пятидесяти вёрст в час, на большую — наши «автобаны» не рассчитаны. Несколько утрирую конечно, но на такой «бешенной скорости» — краску поцарапать об «встречный трактор» конечно можно, но чтоб на смерть убиться…

Не верю!

— Кто расследовал?

— Новый начальник волостного отдела НКВД и, с ним двое его людей — тоже пришлых.

— А наши местные менты, что?

— Наши, местные дознаватели и прокурор допущены не были. Мол, дело и так — ясное и понятное.

Эге…

— Детали расследования известны? К примеру — тормозной путь анисимовской машины измеряли?

Тот, лишь глаза таращит:

— Не понимаю, про что ты?

Мда… Ему простительно не знать: это — первая автомобильная авария в наших заповедных «палестинах», да к тому же — со смертельным исходом. Сильно сомневаюсь, что даже в Москве — имеют понятие про «тормозной путь».

Наскоро объяснив — глядишь тому когда-нибудь пригодится, продолжаю:

— Каков был характер повреждений у автомобиля? В хлам?

Наморщив лоб:

— Да я бы не сказал… На «Призраке» уже наш новый главный мент гоняет. Правда, сам баранку крутить не умеет и заставил шоферить преподавателя из автошколы.

Невольно сжав кулаки: а кто ребятишек учить будет?

Ведь, он же у нас единственный!

Вот падла, а⁈

Ладно, идём дальше:

— А какие телесные повреждения — приведшие к смерти, получил Анисимов?

— У Фрола Изотовича голова была разбита и… Руки сломаны.

«Картина маслом», как говорится!

При встречном ударе, прежде всего — повреждается грудь об руль, но никак ни голова и тем более руки.

Скорее всего, каким-то образом остановив автомобиль, Анисимова вытащили из кабина и забили насмерть. Возможно ударами трубой, железным ломом или просто каким-нибудь дрыном по голове. Защищаясь, он подставлял руки — вот почему они поломаны.

После этого (а может быть и заблаговременно) остановили идущий по той же дороге трактор и довольно топорно сымитировали ДТП.

Иномарку же, им вовсе разбивать «в хлам» не хотелось!

На чём тогда главный ульяновский мент будет ездить? На бричке с бубенцами? Иль, на пыхтящем вонью «чуде» местного автопрома?

Так, слегка помяли небось передок…

Объяснив все эти банальные в начале двадцать первого века истинные — известные любому моему современнику, прочитавшему за жизнь хотя бы пару детектив, спохватываюсь:

— А что тракторист по поводу происшествия говорит?

— Тракторист ничего не говорит и, уже никому не скажет… Ибо перепугавшись до смерти (ещё бы — самого главу местной Советской Власти убил!) побежал в ближайший лесок и повесился на дереве.

— Посмертную записку оставил?

Наморщил лоб вспоминая, затем несколько неуверенно ответив:

— Насколько мне известно — нет.

— Тракторист — семейный? Дети имеются?

— Конечно! Молодой ещё, но трёх детей уже успел настругать… Говорят, его вдова — так убивалась, так на похоронах выла… Сама чуть не вздёрнулась — едва из петли успели вынуть.

Траурно помолчав, я резюмировал:

— Если нет предсмертной записки, стало быть скорее всего — это не самоубийство, а убийство. Как и в случае с Анисимовым.

Про себя добавил:

«Значит, Погребинский начал войну на уничтожение».

Ещё один немаловажный вопрос:

— Кого вместо Анисимова выбрали? Того, про кого я подумал?

Угрюмо кивает:

— Того самого… Федьку-ассенизатора. То, сразу же стал всюду расставлять своих дружков.

Это — бывший анисимовский кучер, с которым у меня с самого начала рамсы. Нелюбовь с первого взгляда, то бишь. Стало быть теперь — мне ходу в Ульяновск нет…

Сживёт со свету!

— Сверху утвердили?

— Рассматривают.

Кивнув:

— Хорошо… Хотя, что тут хорошего… Теперь давай рассказывай как идёт сбор информации по известным нам с тобой лицам.

После того, как глава моей спецслужбы рассказал всё, меня интересующее и, как и положено в таких случаях — получил умеренно-лестную похвальбу его талантам, ехидно-вьедливые критические замечания по поводу его умственных способностей и, дальнейшие инструкции — как руководство к действию, несколько минут подумав, я:

— Вот что, Ксенофонт… Сейчас мы с тобой посидим и вместе напишем газетную статью про смерть… Так и назовём: «Смерть председателя»!

Как обратить явное поражение в безусловную победу?

— И зададим в ней очень много вопросов… Очень много! И напечатана, она должна быть…

— Во всех газетах, где у меня знакомые рабкоры имеются.

Молодец, парнишка — прямо всё на лету схватывает!

— Правильно! Но ещё один нюанс: газеты с этой статёй должны выйти…

Эта ситуация, напоминает таковую же дилемму — вставшую перед главным героем по вопросу со взрывом стратегически важного моста, в романе Хемингуэя «По ком звонит колокол»: раньше нужного срока это сделать — хуже прямого предательства, а позже — просто бессмысленно.

Поэтому, повторяю:

— Статья «Смерть председателя», должна выйти…

— ВОВРЕМЯ!!!

Тот, слегка офанорев:

— А как определить срок, Серафим? Ты скажешь?

Откуда я знаю — какой фокус, какой фортель? Что, где и когда — в следующий момент выкинет Погребинский?

Поэтому не сказав ничего определённого, отвязываюсь на нём, от всей души:

— ДУМАТЬ НАДО!!!

Уже прощаясь, одев пальто и подзадержав над головой шляпу:

— «Ты скажешь…». А если меня в это время будут по почкам бить, прессуя? Так и будишь сидеть — команды ждать?

Проезд через московский железнодорожный узел обошёлся мне намного дороже, чем через питерский…

Представители Наркомата обороны, просто-напросто реквизировали у меня десять грузовиков «для нужд Красной Армии», к счастью — почему-то не проявив особого интереса к спецтехнике. Видимо, не понимая — что это и для чего предназначено.

Правда, прибегнув к помощи своего «суперинтенданта» — Осипа Фёдоровича Всеволодова, мне удалось несколько нивелировать потери — срубив с Военного ведомства некоторую компенсацию.

Впрочем, включая мои транспортные издержки, эту «компенсацию» можно назвать скорее «моральной»…

Преуспели в моём «доении» и железнодорожники: ведь в столице — Октябрьская (до 1923 года — Николаевская) железная дорога кончилась и началась Московско-Казанская. А там своя «мафия» — которая об моих договорённостях знать не знала и, ведать про них не ведала.

Да и скачать честно, смотря правде в глаза — и знать про эти договорённости не желала!

Прям, удельные княжества какие-то, в эпоху феодальной раздробленности — чес слово…

Переговоры о предоставлении подвижного состава, были не столь длительными — как трудными, но мне вновь удалось отбояриться ширпотребом — хотя и в изрядном количестве.

Нет, так дело не пойдёт!

Пожалуй, надо искать другие транспортные коридоры. Например, через Мурманск и Архангельск.

Однако узнав, что даже из наиболее близкого до центра Архангельска — груз по железной дороге идёт не менее сорока пяти(!) суток…

Я понял, что надо как-то договариваться с «железнодорожной мафией» на долгосрочной основе.

Вот только, как и с кем? Что предложить взамен?

Пока не знаю.

Однако, недолго я грустил-печалился!

Вдруг, нежданно-негаданно, благодаря архитектору Александру Александровичу Прасолову — мне удалось не только вернуть своё по «бабкам», но и изрядно навариться.

Где-то побывав, с кем-то переговорив-пообщавшись, он как бы между делом — рассказал мне о трудностях, которые испытывают строители каменного Мавзолея для Ленина, с транспортировкой гранитных блоков массой до шестидесяти тонн.

В то время, даже серийных железнодорожных вагонов такой грузоподъёмности не существовало!

Хорошо, нашлась-таки такая эксклюзивная платформа — на которой в Первую мировую перевозили подводные лодки… Но это только от карьера до московской товарной станции.

А дальше, как?

Железнодорожную ветку до самой Красной площади прокладывать⁈

Не знаю, как они там в «реальной истории» выкрутились-вывернулись, а в «текущей» реальности — строителям Мавзолея, я продал за наличные австрийский артиллерийский тягач–генератор «Austro-Daimler M.16 B-Zug, C-Zug».

Хотя и «жаба» по такой игрушке — прямо-таки меня душила-давила и, напоследок — отложила огромную «личинку» на душу.

Средств на подобные мероприятия большевики не жалели — поэтому я сторговался невероятно выгодно, да меня ещё и хвалили за «сознательность»…

Не напрямую, конечно — а через Клима Крынкина, Председателя кооператива «Красная жара» — которому формально принадлежало это чудо техники. Но и мне было весьма приятно — как лицу причастному.

Даже обещали ему какой-то орден дать, да надули… Ибо, вскоре такое началось — не до орденов стало «власть предержащим» и даже не до Мавзолеев.

Без митингов, тожественных собраний и ещё более торжественных застолий, конечно — в Москве не обошлось, но я их удачливо избежал, предпочтя другие занятия.

Первым делом вызвал в «13-й отдел ОГПУ» Модеста Карловича — главу «Могучей кучки»… Сперва, премировав его и сотрудников: Лерочку, Жоржика и Петюню — парижским ширпотребом и крупной суммой денег за успешное выполнение предыдущего задания по дискредитации Авербаха, Киршона и прочей гоп-компании из несостоявшегося РАППа. Затем, проверил как идет ход текущего — по дискредитации Ягодки и всей его шайки-лейки.

Всё шло, как надо!

Не ограничившись вопросом о его происхождении и сфабрикованным участием в революционной деятельность при царизме, в подтверждение распространяемых буржуазной прессой слухов — о заговоре с целью государственного переворота, бдительные граждане Советского Союза — тоже донимали своими письмами правительство, контролирующие и правоохранительные органы — такими вот образчиками народного творчества:

'В разговоре с неизвестным мне гражданином, гражданин Ягода позволил себе заявить:

«Совершенно ясно, что никакой Мировой революции не будет, никакого социализма мы не построим и никакой Советской власти в капиталистическом окружении быть не может. Поэтому, нам необходим такой строй — который приближал бы нас к западноевропейсклй демократии. Довольно революционных потрясений! Нужно наконец зажить спокойной обеспеченной жизнью, открыто пользоваться всеми благами, которые мы, как руководители государства, должны иметь…»'.

Ягодку, одного не сковырнёшь!

Здесь, надо уничтожить всю эту кодлу — чтоб за него никто не смог впрячься.

Поэтому, следующий шедевр эпистолярного жанра:

'Товарищи!

Дорогие мои!

Среди коллектива нашего завода и не только нашего, ходят слухи что Авель Енукидзе — ездит на автомобиле по городу, разыскивает красивых десятилетних девочек и мальчиков(!), похищает их и развращает…

(Длинный список похищенных детей).

…И затем подкладывает в целях морального разложения членам Центрального комитета и Политбюро…

(Длинный список прелюбодеев-педофилов из вышеназванных партийных органов).

…И делает он нарочно — для дискредитации Советской власти, коммунистической партии и самой идеи Мировой революции! Чтоб затем, с приспешниками захватить власть.

Кто стоит за ним? Неужели, правду люди говорят — товарищ Сталин, крёстным отцом чьей дочери приходится Енукидзе?'.

Ещё вот, образчик:

«Обращаясь к Енукидзе в присутствии неизвестного мне высокопоставленного военного с орденом 'Красного знамени» на груди, комендант Кремля Петерсон сказал:

«С таким аппаратом, как наш, не пропадешь! Мои орлы из находящейся в Кремле Школы имени ВЦИК — сделают всё нужное за минуту. Ни в одной капиталистической стране мира, министр внутренних дел не в состоянии произвести дворцовый переворот. А мы это сумеем, если потребуется. Вы — военные и оглянуться не успеете, как всё будет сделано»…'.

«Подмётные письма», тревожным набатом — шли со всех концов страны, всем высшим должностным лицам, во все инстанции.

Ещё вот:

«Товарищи! Пока вы там ушами своих будёновок хлопаете — Енукидзе, Петерсон и Ягода готовятся свернуть Советской Власти шею и посадить на трон Сталина! Не верите? А вы обыщите Кремль — обязательно склад с оружием найдёте. А в 'тайной ленинской комнате» — сейф с подложными документами и царскими драгоценностями: для побега за границу — в случае фиаско…

Насколько мне известно, что-то подобное этому — в Кремле действительно нашли, но уже в тридцатые годы.

«…Торопитесь, товарищи! Вчера было рано, завтра уже будет поздно».

Доносительство — вполне себе нормальная политическая практика всего советского периода, почему бы и мне не прибегнуть к нему?

«A la guerre — comme à la guerre», — как говорится, а победителя не судят!

Затем, встретился с Михаилом Гешефтманом.

Напомню, тем кто не знал — а потом забыл: тот, сразу по окончанию ульяновской трудовой школы второй ступени (средней, стало быть — в отличии от начальной «первой ступени») — поступил на службу в недавно сформированную «Дивизию особого назначения (ДОН) при Коллегии ОГПУ».

Да не простым рядовым бойцом-красноармейцем — а сразу оперуполномоченным в Особый отдел!

Согласитесь: особист в Особом отделе Особой дивизии, это — неимоверная круть.

Такая карьера вчерашнего школьника, никого не должна удивлять: в революционные и постреволюционные годы — это было довольно распространенным явлением. Вспомнить хотя бы Егора Гайдара… Не того жирненького гадёныша с нагленькими крысиными глазёнками, конечно, а его деда — Аркадия Голикова.

Опять же, если кто забыл: Мишка-Барон, всего лишь повторяет карьеру немногим более старшего Александра Голованова — который поступил туда же и на ту же должность, всего лишь на год ранее.

В ту противоречивую до изумления эпоху, смотрели не на года — а на заслуги: несмотря на относительную молодость — за плечами моего выдвиженца было официальное участие в Гражданской войне, служба воспитанником в Отряде Военизированной Охраны (ОВО), участие в двух спецоперациях и даже раскрытие контрреволюционного заговора в Ульяновске…

«Дело Сапрыкиных» помните?

Короче, товарищ с немалым послужным списком!

Вызвав Мишу через дежурного на ККП, я некоторое время наблюдал через забор на территорию части, где как раз проводились строевые учения.

«Дивизия особого назначения» (ДОН) — выглядела гораздо зрелищней, чем обычные части РККА. Её отборные бойцы были одеты в новенькую форму, имели сыто-откормленный вид и, пользовались многими льготами — недоступными простым красноармейцам.

Да, это — каратели, ну и что?

Жандармерия в западно-демократических странах, тоже — создана и существует, вовсе не для игр с электоратом в песочнице.

«Демократизатором» в лоб никогда не получали?

Ну дык выйдите на площадь где-нибудь в Нью-Йорке и попробуйте побузить, уподобясь нашим белоленточным глистам…

Огребёте сей же момент!

Ибо демократия, это диктатура закона, а не право каждого индивидуума творить, всё что ему заблагорассудится.

Зато, служба в элитной дивизии послужит хорошей стартовой площадкой — как для карьеры самого Михаила, так для всей нашей «группы альпинистов» — карабкающейся к вершине власти.

Поздоровавшись с Мишей, я кивнув на строевой плац, восхищённо:

— Зачётная муштра! Прям, как у нас в Ульяновске на занятиях по строевой подготовке, которые проводит Товарищ Яша.

Яков Александрович Борщёв, а на самом деле — такая хорошо в истории Гражданской войны известная личность, как белогвардейский генерал-лейтенант Слащёв… Он же — «Слащёв-вешатель», или по-простецки меж своими — «Генерал Яша».

Кто он самом деле, в Ульяновске кроме его жены и нас с Мишей — никто не знал, да и встреться с ним — навряд ли узнаешь, если просто «шапочный» знакомец. Он отпустил усы и «профессорскую» бородку, стал брить голову наголо и носить очки с «фальшивыми» стёклами.

Официально, Яков Александрович — преподавал в Ульяновской трудовой школе «второй ступени» немецкий язык, иногда подменял нашего старенького математика, всецело помогал не менее старенькому директору школы… Неофициально же, он возглавлял задуманную мной, уже фактически существующую — но пока не утверждённую в верхах «Школу первоначальной военной подготовки», какие я хочу внедрить повсеместно.

Кроме того, что Слащёв-Борщёв является лучшим военноначальником периода Гражданской войны — он ещё и отличный педагог, преподавший в Пажеском корпусе тактику. Он с превеликим удовольствием возился с моими юнымифанатами воинского искусства и, те его шибко уважали — называя не иначе, как «Товарищ Яша».

Рисунок 24 . Пистолет «Люгер-Парабеллум». По-немецки сложный и дорогой в производстве, он компенсирует этот недостаток малым весом и размерами, удобной рукоятью, лёгким спуском и соответственно — точностью стрельбы.

Миша, понимающе кивнул:

— У нас многие командиры из бывших офицеров царских гвардейских пехотных и кавалерийских полков. Их специально взяли на службу в нашу дивизию для надлежащего обучения красноармейцев и насаждения в части суровой дисциплины.

Из уст Барона, звучала не наигранная гордость:

— Ведь наш шеф — сам Президиум ВСНХ! Это тебе не какой-нибудь Великий князь, как прежде! Который, мог и ни разу не появиться перед подшефными.

За исключения этого, наша с ним встреча была по-деловому краткой — ибо дел у обоих не в проворот… Немного поговорили про смерть Анисимова, траурно помолчали, почитая память Фрола Изотовича…

Сперва, я порадовал моего юного выдвиженца подарком — пистолетом, правильно называющимся «P08, Parabellum, Borchardt-Luger)» и, глазом не моргнув — выслушал целую лекцию конкретно по этому стволу, с оттенком тщательно скрываемого разочарования: «…патроны для него днём с огнём не найти».

Потом спросил:

— Всё исполнил, что я просил?

— Всё. С Аркадием Максимовым… Точнее, с перекрасившимся в него Айзеком Биргером — подружился, не разлей вода!

— Он действительно следит за Борисом Бажановым — Секретарём Центрального комитета, или меня дезинформируют?

Пренебрежительно махнув рукой:

— Скорее, это прохвост делает вид, что следит.

— По приказу Ягоды?

— Мы не настолько дружны, чтоб он делал такие откровения! Хотя… Подходили к нему недавно двое — таких же жид… Если судить по рожам. Но, не из ОГПУ, зуб даю! Какие-то из «цивильных» и, причём — молодых «пташек», да ранних.

А это уже становится интересным!

Неужели инфа про «Фонд Второва», верна?

— И, что?

— Шептались о чём-то и, тот стал рьянее относиться к своим обязанностям… Но не надолго — сущность не та! Тогда, этот меня подговорил, обещая подкинуть полсотни к окладу. Ну, а я чтобы — вообще уж «подружиться», как ты просил — приставил к Бажанову двух своих «босяков» из самых лучших…

Не увидев моей реакции, он с сомнением:

— Я правильно поступил, Серафим?

— Ты всё правильно сделал, Барон! А теперь слушай сюда…

Взяв Мишу за поясной ремень, рывком подтягиваю к себе:

— Возможно, в самом ближайшем времени — произойдёт пытка похищения Бажанова с целью вывести за границу. Ты должен любыми способами предотвратить это! Получится, как только почуешь «запах жаренного» — срочно вызови меня. Не получится — действуй сам. Если вообще дело кисло — убей Бажанова, но не дай его живым вывести «за речку»… Понял?

— Понял.

Отпустив, помолчав чуток, спрашиваю по следующей теме:

— Яков Блюмкин не появлялся?

— Уже месяц, как наш жидо… Гм, гкхм… Еврейчик в Москве. Правда, как обычно — в кафе «Стойло Пегаса» нос не кажет и, вычислить его было делом далеко не таким тривиальным, как казалось. Так мы ж — ОГПУ!

— Он тоже, напомню. А с чего, это вдруг наш жид… Тьфу, ты! Чего, это он повадки изменил, не подскажешь?

— По ходящим среди поэтической богемы слухам, в Тифлисе поругался из-за своей жены с Есениным и даже угрожал тому своим «Кольтом». А ведь, в народе уверены, что «Стойло» принадлежит Сергею!

Эта «народная уверенность», приносит нам с Надеждой Павловной — управляющей кафе и по совместительству — мой тёщей, неплохой дополнительный доход в «деревянных».

— Вот, как? — задумываюсь на пару минут, — так значит, наши закадычные друзья — поссорились и, по ходу — смертельно… Так, так, так…

Про этого ушлого парня, не знаешь где в моём «послезнании» верить, а где нет!

Якобы, прослужив с 1921 года начальником штаба бригады(!), а затем и комбригом(!!) — тот по протекции самого Дзержинского(!!!), став три года спустя агентом ИНО ОГПУ — является чуть ли не одним из отцов-основателей советской разведки. Мол, в том же году — создав антибританскую разведывательную сеть (три раза «хахаха!») на Ближнем Востоке, он даже успел побывать в Индии — где будучи арестованным британской разведкой, сбежал из тюрьмы — не забыв прихватить с собой в Союз секретные документы…

И смех и грех!

Чудеса продолжаются: в этом же — 1924 году, Блюмкин работает в Закавказье политическим представителем ОГПУ и членом коллегии Закавказского ЧК. Одновременно являясь помощником Командующего войсками ОГПУ в Закавказье и уполномоченным Наркомвнешторга по борьбе с контрабандой…

Ржу, не могу!

Этот террорист-затейник, якобы участвовал в подавлении восстания в Грузии, командовал штурмом захваченного персидскими войсками города Баграм-Тепе и даже участвовал в советско-турецких пограничных комиссиях по урегулированию спорных вопросов…

БУГАГАГА!!!

В будущем, его ждёт отдельная статья в Большой Советской Энциклопедии ещё при жизни, карьерный рост, поиск золота Унгерна, курирование молодой разведки в Монголии, секретные задания в Китае и Германии. И бесславная смерть у расстрельной стенки в 1929-ом году, как курьера от Троцкого — привёзшего инструкции и деньги для подрывной деятельности его оставшимся в стране единомышленникам.

Слова Мишки о ссоре Блюмкина с Есениным, заставили меня настроиться на серьёзный лад.

Есть версия, что великий русский поэт не покончил жизнь самоубийством в ленинградской гостинице «Англетер», а был убит в каком-то другом месте группой чекистов под руководством Блюмкина.

Затем, труп перевезли в гостиничный номер и сымитировали повешенье.

Не исключено, значит — вполне может быть!

Однако, всё это не суть важно: спасение спившегося в ноль поэта в мои первостепенные задачи не входит, поэтому меня больше интересует другое:

— Его «Кольт» при нём, или наш герой где-то его уже пролюбил?

— Если мой босяк не врёт — всегда при нём.

Как уже говорил, Барон ещё полтора года назад, во время операции «Вернисаж» — сколотил в Москве агентуру из беспризорников, которая хорошо помогла мне и во время операции «Нарсес». Сейчас же, он пробивает другой проект: ссылаясь на собственный опыт воспитанника ОВО — Миша добивается создания в «Дивизии особого назначения» целой команды «сынов полка» под своим началом. Хотя, бумаги на самом «верху» ещё не подписаны, но негласно начальство дало добро. Пока всего лишь семеро, специально им отобранных подростков лет двенадцати-четырнадцати — прошедших, как говорится «Крым и Рым». Я с ними, буквально на ходу ознакомился перед поездкой в Париж…

Мда!

Весьма перспективные ребята.

Одному, даже пришлось хорошенькую плюху отвесить, чтоб повежливее разговаривал со взрослым дяденькой.

Впрочем, а не таким ли и сам Барон был вовремя и, ещё довольно долго после нашего знакомства?

Идём дальше:

— Я просил тебя установить наблюдение за Валерьяном Куйбышевым…

— Всё сделано в самом наилучшем виде, Серафим! Знаю где живёт, по каким улицам ходит-ездит, на каком боку и с кем спит и даже — сколько и с кем пьёт…

Как кажется я уже говорил, этот сын угнетённого Самодержавием пролетария…

Извиняюсь: сын потомственного дворянина, полковника Русской императорской армии, выпускник кадетского корпуса — Валерьян Куйбышев, ныне «ходил» под Сталиным и руководил Рабоче-крестьянской инспекцией (РКИ).

— … И, что? Много пьёт?

— Не то слово — калдырит, просто безбожно!

Известия из Ульяновска заставляли поторапливаться, поэтому положив руку на плечо — пристально глядя в глаза, вполне недвусмысленно — гружу максимально:

— Есть у меня подозрение, что с Валерином Владимировичем — в самое же ближайшее время произойдёт несчастный случай… Точнее сказать, на него будет совершенно злодейское покушение и он будет убит.

У Миши бегают глаза:

— Да, что ты говоришь⁈ И что же ставится моей целью? Предотвратить покушение?

— Ммм… Пожалуй, нет. Установить исполнителя и главное — заказчика и группу заинтересованных лиц.

— А если это будет несчастный случай?

— Тем более! У каждого «несчастного случая», Миша — есть фамилия, имя и отчество.

Товарищ Каганович, извините за плагиат!

Мишка, дурашливо раскланивается:

— Спасибо, запомню эту мудрость от самого Ангела… Затем, что?

— Затем, через подставное лицо желательно, к примеру: через вышестоящего Начальника своего Особого отдела — ты должен раскрыть антиправительственный заговор. Участники заговора: Авель Енукидзе, Рудольф Петерсон и обязательно Генрих Ягода — как непосредственный организатор убийства Куйбышева. Исполнителем же пусть будет Яков Блюмкин, а орудием убийства — его «Кольт»… Усёк или повторить, Барон?

У Мишки глаза круглые — как у героя японского мультика, присевшего покакать:

— Если ты — Ангел, Серафим, но я-то — не Господь Бог!

Угораю со смеху, от его вида:

— Ты просто недостаточно о себе знаешь, Барон. Хахаха!

Посерьёзнев:

— Миша… Главное правило — которым я руководствуюсь уже несколько тысячелетий, гласит: «Никогда не отдавай невыполнимых приказов». Поэтому у меня нет никакого сомнения, что ты справишься.

Протягиваю компромат на Ягоду и некоторых других товарищей из ИНО ОГПУ — найденный на парижской квартире безвременно от нас ушедшего товарища Отто… Ничего, конечно серьёзного. Так — галимое и морально-бытовое разложение, максимум наказания — исключение из партии и лет десять понижения в правах.

— Это тебе «запал», а «бомбу» — ты должен сделать сам.

Миша, по моему настоянию — брал уроки у «фармазона» Филина, был тем признан «невероятно способным» — мог подделать любой почерк и, даже за ночь нарисовать денежную купюру — чего я, например, так и не постиг.

Коротко проинструктировал, предложил несколько своих вариантов и в ответ выслушал пару его:

— Строгого плана всё одно не получится, действуй по обстоятельствам, Барон.

Напоследок поощряюще-дружески хлопнув по плечу:

— Да, ты не очкуй! Из «небесной канцелярии» уже пришла депеша, что скоро такое начнётся… Любая «липа» пролезет — лишь бы она помогла найти «крайних» и отвлечь внимание электората. Да и тебе, «посильное» участие в раскрытии заговора — лишним в карьере чекиста не помешает.

Наконец, уже попрощавшись, спохватываюсь:

— Блин, чуть не забыл! Миша, если будет возможность — пробей там по вашим каналам про некого Якова Ганецкого… Кто такой, чем занимается и под кем «ходит». Хорошо?

— Сделаю!

Естественно, не мог не посетить самого Ягодку!

С моей стороны это был бы совершенно канифольный моветон.

На Лубянку разумеется не пошёл — делать там мне абсолютно нечего, без приглашения заявился к нему домой по известному адресу.

Замечаю: что-то здесь как-то малолюдно по сравнению с прошлым разом и, в тоже время — несколько суетливо. Все домочадцы и, их прихлебатели — какие-то перепуганные, да?

Как будто сидят на чемоданах, готовясь к «рывку»…

Никак «пригорает», да⁈

Оставляю внизу трёх своих немцев-телохранителей и, плечом отстранив с дороги какого-то, что-то вяло вякнувшего хлюста, поднимаюсь в хозяйский кабинет.

В этот раз перед ним лебезить не надо было, ибо в ближайшее время я не собирался в загранкомандировку…

От этой, впечатлений на две жизни хватит!

Но согласно заветам Петра, перед начальством надо иметь вид лихой и придурковатый.

Поэтому, в соответствии с уставами козырнув, высокопарно отрапортовал:

— Таащ, задание выполнено! Предатели уничтожены, а другие — ещё сто раз подумают, прежде чем изменить делу Мировой революции!

И поставил на стол пред ним, уже сказать по правде — осточертевшую коробку из-под шляпы.

Сперва потянув носом, Генрих Григорьевич Ягода поднял крышку, вскочил — как шилом через кресло кольнуло и, у него чуть глаз не выпал:

— ЧТО ЭТО⁈

Я, стоя на вытяжку, невозмутимо:

— Сверху — искусственный мужской половой член, по-научному — «фаллоимитатор». Под ним — вещественные доказательства выполнения задания: скальпы изменников пролетарскому делу.

Тот, буквально остекленевши до состояния богемского хрусталя, аж звон послышался:

— «СКАЛЬПЫ»⁈ ЗАЧЕМ СКАЛЬПЫ⁈

— Товарищ Лейман сказал, что раз не удалось вернуть деньги — скальпы предателей будут лучшим подтверждением выполнения задания.

— Да, он с ума сошёл!!!

Склонив голову:

— Вы тоже это заметили?

С подозрением глядя на меня:

— Нет, я этого не заметил! Уезжал то он вполне нормальным.

Задумчиво-озадаченно, предлагаю рабочую версию, опровергнув разом все подозрения в своей причастности:

— Возможно при первом задержании в Берлине, Давида — излишне сильно ударили по голове?

Тот, психуя не по-детски:

— Да, лучше бы его там сразу и убили, чем…!

Через пару минут придя в себя, осторожно-брезгливо потрогав пальчиком чёрную резину, поднимает на меня недоумевающие глаза:

— Сперва решил, что это настоящий «хер» — от какого-то здоровенного негра отрезанный… Но, зачем?

Пожав плечами, слегка лебезиво:

— Подарок лично от меня, Генрих Григорьевич! Долго был в сомненьях тяжких, выбирая что Вам подарить… Давид же сказал, что Вы обожаете всякие заграничные диковинки — а ничего диковиннее этой «хреновины», мне за границей не попалось.

— Идиот!

— Как прикажите, Генрих Григорьевич!

Долго он меня «ел», видимо желая убить взглядом, но вдруг спохватился:

— А почему не удалось вернуть деньги?

— Товарищ Иванов сказал, что приоритетным будет именно наказание перебежчиков — что сохранит ещё большие народные средства в будущем.

С досадливым раздражением:

— Старый дурак!

— Вам чекистам виднее, кого вы в ИНО ОГПУ держите.

Закрыв глаза на явную издёвку:

— А что произошло с товарищем Лейманом?

— Выполняя ваше задание, геройски погиб на своём боевом посту за дело освобождения рабочего класса.

— А точнее?

— Увы, но с ним по борделям я не шлялся и, подробности мне не известны. Сам, совершенно случайно узнал о происшествии из газет.

Изрядно затянувшаяся пауза, затем:

— Ты — ловкий парень, товарищ Свешников, я в тебе не ошибся…

Помолчав, Ягода как-то по-собачьи просяще взглянул мне в глаза:

— … Не желал бы работать на меня?

Так же, прямо глядя в его глаза, положа руку на коробку с «самотыком» и скальпами, я от чистого сердца ответил:

— А какой мне интерес, Генрих Григорьевич, работать на труп?

Тот, изумлённо буча на меня буркалы:

— Извините… В каком смысле «на труп»?

Во! На «Вы» заговорил — спешите видеть!

По ходу, совсем немного осталось, чтоб «клиент» совершил нужный мне поступок.

— Да, в самом прямом смысле! Всё это, с самого начала была подстава с целью искоренения всей вашей свердловской кодлы — скажу тебе откровенно. Неужели, до сих пор ещё сам не понял? Вроде не дурак же и, знак «Почётного чекиста» не зря носишь.

В его глазах синей искрой вспыхивает огонёк позднего «зажигания»:

— Так, Вы…?

— Так я, уже давно «работаю». На кого, спросишь? А про кого твой самый страшный кошмар?

Поднимаюсь и, не прощаясь иду к дверям:

— А что делать дальше — сам думай: «кочерышка» на плечах — у тебя покамест(!) имеется.

Давайте забьём пари — ставлю мой комп против прошлогоднего прогноза погоды, что он подумает на Валерьяна Куйбышева? А подумав, он станет искать «мокрушника», чтоб того вальнуть — решив все свои проблемы разом.

Что мне и требуется!

Вопрос в спину:

— А Погребинский?

— Догадайся сам.

Мысленно, я всё же подсказал:

«А через кого я на тебя вышел»?

В который раз повторяю: передо мной не всемогущий Генеральный комиссар государственной безопасности Генрих Григорьевич Ягода — а не успевший им стать «завхоз» Ягодка, неудачно встрявший в какие-то тёмные делишки.

Второй заместитель Председателя ОГПУ, с сентября 1923 года, скажите?

Э, бросьте!

Надо смотреть не на должность, а на влияние.

Формально, в данный момент страной правит Председатель Совнаркома Рыков. Должность — ленинская, а где у него влияние?

Его у Алексея Ивановича практически нет.

К данной эпохе, как ни к какой другой подходит народная поговорка:

«Не место красит человека, а человек место».

Все 30-е годы, страной официально руководил не Сталин — а всенародно любимый «дедушка Калинин», за нездоровую предрасположенность к молоденьким балеринам — прозванный среди своих «Козликом».

Напомнить, кто такой Сталин и где было место у этого старого козла?

Думаю, все и без моего напоминания всё прекрасно знают…

То же самое и в данном случае. Это позже, после смерти в 1926 году Дзержинского — должность Председателя ОГПУ займёт лежачий на диване «живой труп» Менжинский и, Ягода — тихой сапой подберёт под себя всю «контору», став к концу 20-х тем — кем мы его знаем по «реальной истории».

Пока же он, хотя и имеет определённое влияние (как и каждый ловкий завхоз в любой организации), Ягода — никто и звать его «никак»!

И, в «альтернативной истории» судя по всему — таковым и останется.

Кто придёт на его место?

Я не знаю!

Будет ли лучше? Или, наоборот — хуже?

Совершенно без понятия… Такова уж судьба у нас, у попаданцев — менять естественный ход событий, смутно понимая к чему это приведёт.

По приезду в Москву, поселился у тёщи «на блинах» — в поэтическом кафе «Стойло Пегаса», на втором этаже.

В первый же вечер, подарив Надежде Павловне автоматический фонограф — электромеханический аппарат для автоматического воспроизведения музыкальных граммофонных пластинок, приводящийся в действие монетой или жетоном (другие названия — «никельодеон», «джук-бокс») и, поджидая приезда Елизаветы — при случайном упоминании Есенина, я вдруг неожиданно для самого себя, выпалил:

— Сон мне нехороший приснился… Будто повесился наш Серёжа в ленинградской гостинице «Англетер», в кабинете номер пять.

Наверное, что-то такое было в моих глазах или в тоне голоса, что управительница кафе вздрогнула и побледнев, переспросила:

— Повесился?

Кивнув, уточняю:

— Повесится… Двадцать восьмого декабря сего года. А вот точное время в часах и минутах — уж извините, Надежда Павловна, не помню.

Та, помрачнев задумалась и весьма надолго…

Когда приехала Елизавета, мы поужинав и оживлённо-взахлёб поболтав об пустяках, как это водится после длительной разлуки, направились в спальню.

Как только за нами закрылась дверь, она обняв меня за шею и жарко поцеловав, томно спросила:

— Что ты привёз своей Королеве из Парижа?

— Ах, да…

Пошарив в принёсённом с собой саквояжнике, достаю пару стальных наручников британской фирмы «Peerless» и, в свою очередь целуя:

— Это, чтоб ты вдруряд не мучилась с моими подтяжками и галстуками.

Несмотря на плохо скрываемое разочарование в её чудных глазках, она приковала меня ими к кровати и между нами в ту ночь был безумный трах…

Трах-тарарах-тарарах!

Должно быть, гром где-то гремит — видать к дождю.

Затем, мы поменялись местами, и…

Ну, вот опять где-то «громыхает»!

В перерывах между «раскатами грома», она информировала меня о происходящих событиях, о ходе выполнения моего задания по подготовке секретарей-референтов и прочей приторно-скучной текучке. Обсудили в общих чертах кое-какие планы, связанные с развитием событий и, наконец под утро заснули.

Проснувшись, я подарил своей Королеве пистолет «Баярд» — за что был вновь прикован к койке и, причём очень надолго.

Когда «отгремело», наручники забрал…

Ибо, ну его нах!

Да и изначально, они предназначались вовсе не для «этого» — а для копийратства в ульяновских артелях с целью сбыта родным правоохранительным органам. Я даже название им придумал: «Ежовые рукавицы».

Осуждаете?

А, что? Лучше когда по старинке — руки задержанным, «до синевы» верёвкой стягивают?

Я так не считаю.

Перед самым отъездом из столицы в Нижний Новгород, ко мне от имени Погребинского обратился какой-то незнакомый человек:

— Тебе лучше бежать, Серафим!

— «Бежать»⁈ С какого такого — шибко сильного перепуга, не подскажите?

— Твои архаровцы-вагнеровцы были застуканы за ограблением товарного поезда. Васильцев, Купцов и ещё несколько человек арестованы и, уже дали признательные показания на тебя.

Ну, что тут скажешь?

«Ай да Матвей Самойлович! Ай да сукин сын!».

Вслух, только промямлил:

— Это — какая-то ошибка. Я НЕ ВИНОВАТ!!!

Внимательно следя за моей реакцией, неизвестный приободрившись продолжает:

— Товарищ Погребинский не верит в твою причастность — но факты есть факты, а статья за бандитизм — очень серьёзная. Могут и «шлёпнуть» не разобравшись!

Решив подыграть и посмотреть, что из этого выйдет — я прикинулся очень перепуганным и, достаточно правдоподобно заикаясь:

— И-и-и, ч-ч-что мне т-т-теперь д-д-делать⁈

Суёт мне в руки какой-то свёрток:

— Бежать! Здесь деньги и «чистые» документы. Отсидишься где-нибудь в Ташкенте, а там глядишь — если не образуется, так всё забудется.

Хватаю «босячий подгон» от «доброжелателя» и, прижав его к сердцу — со всей искренностью, на которую был в тот момент способен:

— Т-т-так и с-с-сделаю! П-п-передайте т-т-товарищу П-п-погребинскому, что я н-н-никогда н-н-не забуду его з-з-заботу и д-д-доброту.

После чего, рванул вприпрыжку в сторону Казанского вокзала.

Через кассу и вокзальный туалет, сделав большой круг, я вновь появился на Курско-Нижегородском вокзале, где купил с рук билет на поезд — отправляющийся в сторону Нижнего, незадолго до нашего эшелона.

Одно плохо: до того вошёл в образ, что аж до самого Нижнего заикался.

[1] «В реале», в октябре 1925 года Трофим Денисович Лысенко, закончив Киевской сельскохозяйственного института — был направлен в Азербайджан, на селекционную станцию в городе Гяндж.

[2]Примерно такое, но с точностью наоборот, было в Ленинграде в 1927 году. По словам И. С. Кострицкого — бывшего секретарем ячейки ВКП(б) завода «Красный треугольник», приехавшие в эту колыбель оппозиции Калинин, Ворошилов и Молотов — очень грубо себя вели на перевыборах в ячейку, употребляя вышеприведённые выражения.