«Я – АНГЕЛ!». Часть третья: "Клякса бифуркации"

Глава 4 Берлинский инцидент

«Крепко подружиться», в понимание Давида Леймана означало прицепиться «банным листом» и не отлипать.

Я его с первого же взгляда невзлюбил, хотя и умело скрывал эту личную неприязнь. Наоборот, если посмотреть со стороны: идут два лучших — хотя и предпочитающих дружить молча, друга. Слава Богу, в отличии от того же Блюмкина — не болтливый «репей» попался, а то бы я завел его в самый дальний безлюдный сортир и там пристрелил, нах…

А потом — пусть со мной что хотят делают!

Познакомил Давида со своими двумя архитекторами и, началась — казалось бы бесконечная подготовка к загранпоездке.

На сборы, на оформление загранпаспортов, визы и всего такого прочего, у нас оставалось чуть менее недели. За это время, пока готовились загранпаспорта и визы, в Наркомате иностранных дел — куда наша «великолепная четвёрка» ходила как на работу, нам настойчиво внушали — что мы являются бойцами великой армии строителей социализма, отправляющихся во вражеское окружение. Находясь на территории врага, мы должны являть собой образец скромности, стойкости перед искушениями буржуазной среды и преданности пролетарскому долгу…

Бла, бла, бла…

Но время провели в общем-то с пользой!

За это время мой руководитель секретной миссии успел переодеться в культурно-европейское и, стал выглядеть уже не как древне-библейский беспредельщик Голиаф — а как голливудско-культовый Арни Шварц из нашего светлого некоммунистического будущего.

Ещё б ему чёрные очки вместо этих круглых «стекляшек» — не отличишь от молодого Шварцнеггера, в самом начале его актёрской карьеры!

За это время я его достаточно хорошо изучил, полностью изменив свое мнение об этом человеке. Это, не тупой «шкаф» — посланный выбивать долги, а довольно умный, осторожный и очень опасный человек — намеренно скрывающий свою сущность за личиной недалёкого увальня, со сдвигом на почве марксизма.

Тем более и языки, оказывается, знает.

— Давид! Как будет по-немецки: «коммунист»?

— «Kommunist»!

Ну, а что говорил? Чешет, как по-писанному!

— А как «Коминтерн»?

— «Komintern».

— Рот фронт?

— «Rot front».

Только диву давясь:

— До чего же наши языки схожи! А как будет: «Не бейте меня и дайте покушать»?

— «Schlag mich nicht und lass mich essen». Ты мне уже надоел, заткнись!

Чешу в затылке:

— Не… Лингвистические различия всё же имеются.

Неимоверно-жутчайшая круть и лингвистические способности моего Большого босса — выяснилась после первого же покушения, устроенного мной на него через Барона.

Нанятый тем уголовник в линялой тельняшке под кургузым — видно с чужого плеча пиджачком, не успел даже как следует замахнуться ножом — как был прямо на моих глазах обезоружен и скручен. Выматерившись на совершенно неведомой мне фене, Давид заломил ему руку — к чуть ли не затылку и, почти спокойным голосом спросил:

— Кто послал?

Тот, враз заверещал жертвенным поросёнком:

— Я его не знаю! Сунул сотню и показал тебя! Сказал: «Пырни этого жида пером в жопу и убегай — получишь ещё столько же».

Тот задумчиво глядя на меня:

— Кто бы это мог быть?

— Богом клянусь — я его не знаю, — злоумышленник от боли, уже волком выл, — отпусти, кореш — ты мне сейчас руку сломаешь!

Чуя беду, не дожидаясь вопроса: «для чего, кому это выгодно?», предложил было:

— Давай отведём его в милицию, Давид? Там, враз расколется: «МУР» есть «МУР»!

Машет головой:

— Больше чем знает, он не скажет.

И довольно ловко свернул этому бедолаге шею — благо вокруг было довольно безлюдно, а проходившие редкие прохожие сделали вид, что ничего не видели.

Такое, простому человеку доводится видеть не часто — а я так, вообще — вижу в первый раз… Поэтому тут же на месте «вытошнил» весь обед — упав в глазах руководителя операции, сразу на несколько пунктов:

— Да ты слабак оказывается, товарищ Свешников. А говорил — воевал, в польском концлагере сидел…

Вдруг, схватив за грудки, подтягивает к себе и уставившись чёрными как дуло пистолета зрачками:

— Название концлагеря, быстро!

Первое, что в голову пришло:

— Биркенау!

— Где это?

— Близ Освенцима!

Рисунок 5. НЕ ЗАБУДЕМ, НЕ ПРОСТИМ!!!

Польский концлагерь для пленных красноармейцев. По приблизительным прикидкам, в подобных лагерях смерти было зверски замучено от 50 000 до 80 000 человек.

В принципе, всё верно: прежде немецко-фашистского для евреев — в той местности находился польско-демократический концлагерь для пленных красноармейцев, с практически теми же порядками. Разве что без газовых камер и крематориев для сжигания трупов по причине технической отсталости.

— Комендант?

Польские фамилии тяжело запоминаются, поэтому вместо настоящих военных преступников — которым место только в Катыни, называю первые на ум пришедшие:

— Капитан Лех Валенса! Этот, платил часовым по три сигареты за каждого убитого красноармейца.

— Офицеры?

— По фамилии знаю одного лишь братьев Качинских — оба поручики. Старший, любил наказывать розгой из колючей проволоки, скотина, забивая насмерть… Младший, заставлял руками выгребать дерьмо, а отказавшихся — пристреливал.

Вроде поверив, отпускает.

Кивнув на собственную блевотину, я извиняющим тоном:

— Уже с утра подташнивало — должно быть чего-то несвежего съёл, а тут и ты ещё… Предупреждать надо!

Хлопнув меня по плечу, я чуть на оппу не сел, примиряющим тоном:

— Извини, Серафим! В следующий раз — обязательно предупрежу.

Смотрю на него, улыбаюсь и думаю:

«В следующий раз, я буду стрелять через карман без предупреждения и последующих извинений».

А вслух говорю:

— Всё пучком, Давид! Понимаю — вспылил, с каждым может быть.

Иду и думаю:

«Интересно, а что с ним в „реальной“ истории было? В смысле — без меня, без моего вмешательства? Выполнил ли он задание и стал в тридцатые годы большим человеком в НКВД? Начальником лагеря на Колыме, например? Или не выполнил и, ему самому свернули шею? А может, сам стал „невозвращенцем“? Сколько ему, интересно — Ягодка на операцию отвалил?».

Однако несмотря на мои рефлексии, я самым решительным образом решил избавиться от такого попутчика-начальника на пути в Париж!

Вторая попытка срубить его с хвоста, была более успешной.

Уже за тысячу(!) рублей, нанятый Мишкой более квалифицированный уголовник — «щипач», украл у того документы и руководитель операции по изыманию краденных народных средств у невозвращенцев, опоздал на поезд.

Стоим на перроне Белорусско-балтийского вокзала и слушаем, как музыку:

— Внимание: Скорый поезд «Москва-Берлин» отправляется с первого пути. Всем пассажирам занять свои места, провожающим — покинуть вагоны.

— Да, где ж он? — беспокоится Сан Саныч, — ведь, не маленький же мальчик — должен понимать: поезд не извозчик — ждать не будет!

— Должно быть, что-нибудь случилось — «фарс-мажор», так сказать! Ну, что ж… — смотрю на часы и, внутренне ликуя, траурно-печально говорю обоим своим архитекторам, — боюсь ошибиться, но кажется — мы его потеряли.

Сентиментальный, не обладающий атлетическим телосложением Прасолов, чуть не всплакнул:

— А жаль: вот бы кто на обратном пути, чемоданы нам тащил!

Немец промолчал, но выглядел весьма довольным: по-моему — он не любит евреев.

Ехали на поезде, в довольно современном и комфортабельном «дипломатическом» вагоне. Я уж и успокоился было: нет «старшого» с инструкциями, явками и паролями — нет и задания от Ягоды.

Как вдруг уже в Смоленске, он догоняет нас на автомобиле!

Чёрт бы тебя побрал… И твою уважаемую матушку с бабушкой… И всех до одного ваших пророков, Содома с Гоморрой, Царя Соломона и Ирода… И, того козла — что вас из ебипетского плена вывел!

Сидим все вчетвером в вагоне-ресторане — кушаем, пьём, охаем и ахаем — слушая лаконично-короткий рассказ Давида о совсем распоясавшихся московских карманниках. И, о очень чутких, внимательных и заботливых сотрудниках внутренних и иностранных дел из соответствующих наркоматов — которые войдя в положение, быстро и без проволочки восстановили все документы…

Вот сволочи, а⁈

Нас они почти неделю мурыжили!

— И, что? Даже ещё раз о правилах поведения за границей не рассказали?

— Нет.

Я Ж, ГОВОРИЛ — СВОЛОЧИ!!!

Смотрю, наблюдаю и приятно удивляюсь: а наш «Терминатор», то — гурман и довольно неравнодушен к спиртному, оказывается.

То, что он — любитель вкусно пожрать (с его то, габаритами и весом под центнер, это не удивительно) подтвердилось буквально через час на первой же станции, где поезд остановился заправить водой паровоз. Этот здоровяк, накупил пирожков у местных торговок для всей нашей компашки — что для еврея очень удивительно, но большую часть из них умял самостоятельно — что подтверждает его жидовскую натуру.

Подъезжая к следующей станции, я вызвался добровольцем сбегать за едой:

— Теперь моя очередь!

Мои попутчики и соседи по купе — убивая время азартно играли в карты, поэтому не возражали.

Вернувшись, я протянул этому обжоре беляш, второй дожёвывая сам и, не моргнув глазом:

— Извините, друзья-камрады — но эти последние были, да и те — чуть ли не из рук выхватил!

Конечно, сильно упал в глазах у Александра Александровича Прасолова и его коллеги из Германии — Рудольфа Вульфа:

— Я считал Вас более расторопным, Серафим Фёдорович!

— Дас ист плёх!

Зато во время ужина с лёгким белым сорокоградусным «винцом» — Лейману стало плохо прямо в вагоне-ресторане. Имеющиеся на борту поезда медики ничем ему не могли помочь, но за небольшую мзду через проводника — заподозрили какую-то заразную инфекцию. Моего, покрасневшего, покрытого пятнами и перепуганного до смерти Большого босса, высадили в Минске и увезли в больничку — хотя тот и всячески упирался.

УУУФФФ!!!

Как гора размером с «Планету-X» с плеч моих упала.

При пересечении границ, слегка напрягало откровенно-хамское поведение польских таможенников — узревших наши «краснокожие паспортины». А в общем-то — такие же славяне-раздолбаи, как и наши русаки. Облаяли на своей лающей пшекской мове, но к досмотру отнеслись вопиюще халатно.

Затем, зело злили вежливо-гадливенькие улыбочки, дотошно-въедливых немецких стражей таможни, перерывших все вещи:

— Что это у Вас в саквояжнике?

— Это? — игриво подмигиваю, — это мужская косметика.

— Это что? Спиртное?

— Нет не спиртное, камрад, — подмигиваю ещё раз, — это мужские лекарства.

Буркнув под нос «Rot Schwule», офицер поставил штамп в паспорте и пропустил меня на территорию Веймарской Республики.

Что, что?

«Рот» то понятно: это такая «мясорубка» — куда кушать кладут… А что такое «швуле»?

Эх, жаль нет с нами Давида, он бы перевёл.

Рисунок 6. Советский заграничный паспорт 20-х годов, мог быть и на целую семью.

Озираюсь: слышали ли мои спутники? Нет, навряд ли — они тоже заняты процедурой таможенного досмотра, у них свои небольшие проблемы. Ну, а потом как-то забылось…

Пока делать нечего, с какой-то «профессиональной» внимательностью присматриваюсь к паспортам других стран — авось пригодится. В большинстве своём — маленькие серенькие книжечки, сшитые цветной ниткой. В большинстве своём — даже без фотографий. Указаны личные биометрические данные, такие как рост, цвет глаз, пол и имеются синие печати, проставленные обычными штампами.

В общем — ничего сложного.

Советский «краснокожий паспорт» — другое дело!

Рабоче-крестьянская, истинно народная власть — первым делом позаботилась о том, чтоб через границу туда-сюда — кто попало не шляндрал.

Однако, как велико было моё удивление — когда по прибытию в Берлин, на Силезском вокзале нас встретил…

Нет, вовсе не Канцлер Германии — Ангела Меркель с группой «Rammstein»!

Давид Лейман — живой, здоровый и, даже слегка поправившийся на ряху. Сказать, как на духу — давненько не доводилось испытывать таких горьких разочарований.

В последний раз это было в далёкой юности, когда купив на рубль билет лотереи «Спринт» — сперва выиграл пять, а затем последовательно спустил всю первую стипендию.

Дьявол тебя подери… Кинг Конг тебя полюби… Годзилла тебя поимей!

Ну, естественно — неподдельная радость от удовольствия вновь лицезреть во всей его красе, ахи, охи и расспросы — что, да как.

Оказывается, уже через несколько часов его «отпустило» (и это несмотря на лошадиную дозу «грибного порошка»?), а после обследования в больнице — первоначальный диагноз не подтвердился. По звонку из Москвы местные чекисты подсуетились и, мой шеф по спецоперации — сперва был доставлен на автомобиле в польский Вильно, затем первым же рейсом «Люфтганзы» — в Берлин.

Так что, в результате он очутился здесь — даже раньше нашей архитектурной троицы.

Ну, что ж тут поделаешь?

Не фортит мне категорически!

Но, ничего страшного — жизнь не смотря ни на что, продолжается.

В запасе, до посадки на поезд, следующий до Парижа — у нас было чуть более трёх суток.

Рудольф Вульф тотчас куда-то свинтил, должно быть в свою Баварию, пообещав нарисоваться перед самой отправкой в Париж, а мы с Прасоловым и Лейманом — отправились на извозчике в Советское посольство. Отметившись там, мы по очень выгодному курсу обменяли командировочные червонцы на марки в банке на Унтер-ден-Линден — организованном советским правительством и, поехали в рекомендованный нам «Kurfiirst Hotel» — который находился около «Zoologischen Garten» и, где нас ожидал грандиознейший облом в виде отсутствия свободных номеров.

Маркс помог — послав нам возницу, отвёзшего нас в маленький отель на углу Нюренбергер- и Курфюрстенштрассе. Здесь, на нас посмотрели как-то подозрительно:

— Russische Touristen?

Опередив всех, я жизнерадостно:

— Я, я! Обликом орале!

Тот, залопотал что-то:

— Ein Zimmer für drei? Ich bitte um Verzeihung, meine Herren, aber das Bett für drei auf einmal wird zu eng…

Давид, переводит:

— Он предлагает нам общий номер, но предупреждает, что кровать узкая.

Я поспешно, опережая Сан Саныча:

— Нет, нет! Только отдельные номера — чего бы, это не стоило!

После чего, взяв сравнительно недорого, нас по одному поселили в небольшие комнаты, в которых из мебели — была только широкая кровать и пара стульев, а из «удобств» — кувшин с водой и таз.

Правда, бельё — свежее, а вода в кувшине — чистая, хотя и тёплая.

Позже, мы узнали что этот отель, вовсе не предназначался для длительного проживания приезжих, а сдавался по часам прелюбодеям для любовных свиданий… Но было уже поздно — из кувшинов, мы уже успели испить.

Перекусили в уютном ресторанчике при отеле сосисками с тушёной капустой, сходили в парикмахерскую, «прикинулись» по-европейски пошитой одеждой в магазине готового платья и обзавелись просто роскошными шляпами. Раньше, я в таких — только гангстеров в американских видосах видел.

Как их там, мать их так?

Фрэнки Костелло, Лаки Лучано, Аль Капоне, Фредерика Феллини, Фрэнсис Альберт Синатра…

Затем, Давид предложил нам сходить в «весёлый дом», типа на экскурсию:

— Посмотреть, как буржуазия морально разлагается.

Но мы с архитекторами дружно отказались:

— Буржуазия, «разлагается» точно так же, как и пролетариат — максимум в три естественных «отверстия».

Ну и так — пошатались до вечера по столице Веймарской Республикой — архитектуру, людей посмотрели, себя показали. Как раз не так давно, немцы «голосами домохозяек» — выбрали президентом небезызвестного Гинденбурга, который через восемь лет назначит канцером Гитлера.

Дык, они ж не знали!

Ну, что сказать?

Мне Берлин очень понравился!

Чистенько, опрятненько, аккуратненько… Народ одет хорошо, недостатка продовольствия не чувствовалось. Хотя, проигравшая мировую войну Германия переживала далеко не лучшие времена — но даже берлинские трущобы, по сравнению с центральными московскими жилыми кварталами — выглядели гораздо выигрышней. Не так давно выданный немцами кредит в 300 миллионов золотых марок, для закупок Советским правительством машин и оборудования для заводов и фабрик — тоже о многом говорит.

Такое ощущение, что проигравших — кроме нас нет…

Особых проблем с языком не было. Александр Александрович Прасолов, по-немецки понимал — хотя и «с пятое по десятое» и, даже Давид Лейман — вполне сносно общался с местными на какой-то татабарщине.

Лишь ваш покорный слуга ходил дурак-дураком, со скуки встревал со своими компьютерными американизмами в разговоры или читал вслух часто попадающиеся вывески на русском.

Да, да!

Однако, даже не зная дойче шпрехе — в Берлине не пропадёшь.

Этот город, а вовсе не Париж, в этот самое время — считается «столицей» русской эмиграции. Всюду слышится родная речь и даже довелось по этому поводу иметь удовольствие слышать такой анекдот, в переводе:

'Встречаются два наших:

— Ну, как тебе Берлин?

— Отличный город, но два недостатка.

— Это какие же?

— Слишком много немцев и они всё ещё плохо говорят по-русски…'.

Зацепился тут с одним в котелке и нафабренными усами, который явно намекая на Леймана, запел было о «жидовском засилье» в России — которую они потеряли.

А я, чуть не за грудки хватая:

— Ну, а что поделаешь коль те, кто должен был править Россией и защищать «мышцей бранной» русский народ — русские аристократы, все эти Голицыны да Оболенские — ещё до Революции разбежались по Парижам? Свято место не бывает, господин без Отечества! Так что, скакал бы ты лесом — пока я тебе в бубен не зарядил…

Мда… А ведь перспективы, с помощью русской диаспоры в Германии, в 20-е годы — несколько подкорректировать будущую историю, были просто блестящие. Но мы их как всегда — торжественно просрали.

Кстати, о «перспективах», пусть и не столь радужных.

Мне через день, через Фрица Юнгера — назначена встреча с Председателем «Межрабпома» Вилли Мюнценбергом. А этот Давид-Голиаф, за мной как привязанный ходит.

Как бы и, мне «не просрать», а?

А что же делать, то?

Никого из берлинской шпаны я не знаю, «грибной порошок» его не берёт…

Терминатор из жидкого металла, иттить его мать!

Вдоволь нагулявшись, ещё пару раз поскандалив-поругавшись с нашими бывшими соотечественниками по идеологическим причинам, просто со скуки, иль из хулиганских побуждений — уставшие и довольные возвращаемся в отель, чтоб поужинать и отправиться по своим камерам… По номерам, то бишь — отдыхать до утра лёжа.

Настроение у меня, я бы не сказал — что шибко «ахти», но тут…

Вроде ресторан — а одни лишь «парочки», свободных женщин нет и, некому «присунуть» — поднимая собственную самооценку и вместе с ним настроение.

Смотрю, а наш кучерявенький оказывает знаки повышенного внимания официантке в ресторане при отеле — молодой белокурой немочке, чем-то похожей на Мерилин Монро. Такая глупенькая, болтающая всякую ерунду милашка — от которых, обычно без ума мужики.

Сидим за столиком вдвоём с архитектором, не торопясь кушаем, изредка делясь впечатлениями об насыщенном событиями прошедшем дне. Внимательно наблюдаю за развивающимся, прямо на глазах, романом и подумываю о групповушке.

Интересно, интересно: наш то «Терминатор» оказывается — на поверку оказался живым человеком, которому ничто не чуждо!

А что же чистокровная арийка?

По некоторым признакам — наш ухажёр вызывает у неё лишь одну лютую неприязнь. Но она не может прямым текстом отшить клиента — видимо опасаясь за своё рабочее место. Тоже не открытие: гостиничный бизнес и проституция — сиречь синонимы. Даже если и не заставляют «ноги раздвигать» — ты должна привлекать клиента, а не отталкивать…

Иначе, для чего мы тебя такую красивую на работу взяли?

Впрочем, на мой взгляд — пока всё в рамке приличий, даже за задницу её — в отличии от постояльцев, не лапает. Заметил я уже такой местный обычай.

Но, вот немец за соседним столиком — вся морда в шрамах, должно быть ветеран войны, так не считает и, от злости кусает губы.

Определённо, он очень сильно не любит евреев!

Наш Просолов — тоже туда же, то и дело бурчит:

— Привыкла эта публика к вседозволенности.

Я, со смешком:

— Александр Александрович! Давайте завидовать молча. Люди молодые, взаимно-привлекательные — как-нибудь сами разберутся в своих отношениях.

Немец угрюмо сопит, Прасолов опять за своё:

— Да, что он себе позволяет?

— Александр Александрович, успокойтесь! Не насилует же он её в конце концов.

Немец за соседним столиком, оказывается, немного понимал по-нашему: видать морду — ему «покарябали» где-то на Востоке:

— Пусть попробовать! Deutschland, das ist nicht Russland! Управа быстро auf diesem jüdischen Schwein найдёт!

«Так, так, так… — соображаю, — ага».

Эврика!!!

Не всё ещё потеряно: есть ещё у меня одно — последнее, но очень действенное средство. Похлопав по карманам:

— Сан Саныч! Я Вас на минуту оставлю. Кажется, портмоне в номере оставил…

— Не извольте беспокоиться, я заплачу за Вас.

— Извините, но с детства приучен — не разрешать расплачиваться за себя взрослым мужчинам!

Впрочем, когда несколько задержавшись, я вернулся из номера за столик — архитектора, уже след простыл. Возможно, закончив с ужином — он решил посетить «комнату для мужчин», чтоб потом до утра не вставать.

Еврей-переросток же, всё также крутится возле предмета своего вожделения и, видно ждёт — когда клиенты постояльцы отеля разойдутся по номерам, чтоб приступить к более решительным действиям.

Доев, жду когда «Большой босс» проголодается — когда инстинкт самосохранения перевесит «основной» инстинкт. Его ужин почти не тронут, а ведь за него деньги плачены.

Его деньги, между прочим!

Наконец, «натура» взяла своё и, вновь усевшись на своё место — тот буквально в один присест смёл всё со своей тарелки и вновь умчался к своей «белокурой бесовке».

Ну, что? Дело сделано и, пора идти баиньки…

Проснувшись утром, зевая и потягиваясь выхожу, нахожу Прасолова и поздоровавшись, спрашиваю:

— Мне привилось или ночью действительно был какой-то шум?

— Ну и сон у Вас, Серафим Фёдорович — я прямо завидую! Я Вас уж и тормошил, и…

— И, всё же?

— Представляете, ваш жидовчик…

— Фи, Александр Александрович! Не уподобляйтесь старорежимного околоточному надзирателю с Крещатика.

— Ну, а как ещё назвать вашего знакомого? Зверски изнасиловавшего официантку? Великодержавным русским шовинистом, что ли?

Напрягаю извилины, морщу лоб:

— Это он ту — беленькую?

— Да, её!

— Одобряю выбор! А почему сразу «изнасиловал»? А может, у них… ЛЮБОВЬ!!!

— Вот именно, что изнасиловал, — того трясёт как при лихоманке, — причём — зверски! Привыкли у нас, понимаешь к вседозволенности…

— Зачем сразу думать о самом плохом? Может это — провокация германской военщины? Британской разведки? Эмигрантских белогвардейских организаций? Масонов, наконец⁈

Психует:

— Серафим Фёдорович! Вы — умный человек, но иногда… Как будто бредите!

По его словам, преступление было совершенно — чуть ли не на глазах у почтенной публики.

Сперва, более-менее адекватно ухаживающий за девушкой постоялец — казалось бы, в один момент сошёл с ума!

Затащив жертву в подсобное помещение, он сорвал с неё одежды и рыча принялся за своё «чёрное» дело. На крики прибежали люди — которым с большим трудов оторвать насильника, до последнего пытавшегося продолжить коитус:

— Его так и увезли в полицию — рычащего, голого… С эрегированным пенисом! Представляете, Серафим Фёдорович?

Мотаю головой, протестуя:

— Нет, не представляю. И даже не хочу этого представлять!

«Разве что с Кисой разок так попробовать, в нашей „ролёвке“? Всего пару ложек из пузырька и, пока у меня — „в ноль“ не „сточится“, а у неё — пополам не треснет… Бугагага!».

— Девушку увезли на «карете скорой помощи»… Совершенно голую… Окровавленную… Боже ж, ты мой… Он её чуть не порвал — зверь, истинный зверь!

'Блин… Определённо передоз!

Однако, попробуй рассчитай правильно дозу «Пролетарской стойкости» для такого бугая — не имея нужных навыков ни в химии, ни в фармацевтике!'.

— Мда… Нехорошо получилось.

— Так, ваш знакомый ещё и немца искалечил.

Ну, а это — вообще хорошо и, даже — очень прекрасно!

— Того, со шрамами? И насколько сильно? Часом не убил — с него станется…

— Челюсть сломал и четыре зуба одним ударом выбил.

Пилять, от Давидки я ожидал большего…

Слабак!

— Ничего страшного! До Второй мировой — как на собаке заживёт.

— Что Вы сказали? До «Второй мировой…»? Войны⁈

— Да, так — мысли вслух. Не берите в голову, Александр Александрович.

Этот день прошёл на удивление бестолково — полиция, работники советского посольства, уйма назойливых журналистов… Расспросы, опросы, попытки взятия интервью. Я от всего этого ловко уклонялся, а вот Прасолов…

Блин, вот что значит — язык без костей!

Забавно, конечно, но уже под вечер конкретно задолбало.

На следующий день с утра почитал успевшую выйти свежую эмигрантскую прессу, попросил Александр Александрович перевести немецкоязычные газеты — которые постояльцы отеля буквально рвали из рук и, досадливо поморщился:

«Блин, эти газетчики в погоне за рейтингом — вечно смакуют все „пикантные“ подробности и преувеличивают их в несколько раз… Поубивав бы!».

Сам не видел, но навряд ли у этого Давида-Голиафа «Penis» — размером с «бейсбольную биту». Ведь, как любила повторять одна моя хорошо знакомая, «там»:

— Чем крупнее «шкаф», тем меньше торчащий из него «ключик».

А она в таких делах отлично шурупила!

Прасолов, со вчерашнего дня не прекращает бухтеть:

— Прославились на века! Теперь из-за этого жида, нас в Германии вечно будут помнить… Вон король английский Эдуард I приказал депортировать всех евреев в Польшу и четыреста лет их в Великобританию вообще не пускали. А у нас… После раздела Польши Екатерина II притащила евреев в виде слуг, надо полагать. Теперь же слуги захотели сами стать господами.

— Поздно пить боржоми, когда печень отвалилась!

Почитав прессу под ворчание своего главного архитектора, поразмышляв недолго, стал собираться в дорогу.

— Куда Вы, Серафим Фёдорович? На улицах неспокойно, толпы народа собираются — а Вы ни слова по-немецки. Побить могут!

— Иду собрать камни, Александр Александрович.

— Какие «камни»?

— Какие были разбросаны вчера. Кстати, напомните мне: как будет по-немецки «не бейте меня»?

В назначенное время, по письменной рекомендации представителя «Межрабпома» при Коминтерне Франца Юнга — состоялась моя встреча и довольно продолжительная беседа с Вилли Мюнценбергом — Председателем этой организации.

Хотя и через переводчика: он — ни слова по-русски, я — только «Гитлер капут»… Но ничего — переговоры прошли в конструктивном формате.

Конечно, основной темой тёрок были нюансы с киностудией «Красная Русь — Межрабром», которую я буквально увёл из-под его носа. Это обстоятельство Вилли изрядно напрягало — но уже полученное от «Совкино» разрешение на заграничный прокат «Аэлиты», всё же настроило его на более позитивный лад.

Закончив с делами творческими, перешли к производственным.

Прежде всего, товарищ Мюнценберг не таясь рассказал мне про планы организации относительно Советского Союза. И здесь, я вынужден с горечью констатировать: немецкие коммунисты, иначе Россию не видят — как сельскохозяйственно-сырьевым придатком будущей социалистической Германии…

Я ему про заводы и фабрики, да передовые технологии — а он мне про колхозы, леспромхозы и рыбные хозяйства.

И как рогами об каменную стену!

В его видении, в будущей «Всемирной Федерации Советов» — место России «у параши». Вроде Монгольской Народной Республики при СССР — как в «реальной» истории.

Всё же договорились об сотрудничестве «Красного рассвета» и «Межрабпома» в создании «на паях» двух десятков рыбо-перерабатывающих заводиков вдоль Волги и на северных берегах Каспия.

Почему-то в окружённой морями Советской России — с её то, неисчислимыми реками, речушками и озёрами — продаётся на удивление мало рыбы, не говоря уже про морепродукты.

Конечно, я не про «осетрину первой свежести» на столах ресторанов и «спецбуфетов» — для нэпманов и партноменклатуры. Я про массового потребителя — про народ, то есть.

Стоит только немного отъехать от водоёма — как не встретишь ни одного продавца этими видами продовольствия. По-моему, дело в способах хранения, переработки и транспортировки этого скоропортящегося продукта — они были крайне отсталыми, оставшимися ещё со времён царя Гороха.

И я намерен — хотя бы в среднем Поволжье, эту ситуацию несколько исправить.

Было решено попробовать создание сети автозаправочных станций «АЗС» в крупных советских городах, начиная с Москвы. В Германии они, хотя и не «на каждом шагу» как в «моём» времени, конечно, но когда ехал на поезде — попадались на глаза довольно частенько, даже в сельской местности.

На просторах «одной шестой» — ни одной бензоколонки, я за три года не видел…

Заправляют технику буквально вёдрами!

Хотя, есть повод для личной гордости: уже, всё чаще и чаще — из двадцатилитровых канистр, производства ульяновского кооператива «Красный рассвет».

Кроме того, было подписано «намерение» о помощи в организации Ульяновской «Станция селекции сельскохозяйственных культур», участии в деятельности АО «Красный лесхимпром» и кое о чём ещё, «по мелочи».

Ну, с паршивой арийской овцы — хоть шерсти клок!

Закончив дела производственные, перешли в политике.

— … Вилли, — перевоплотившись в библейского Змея-искусителя, говорю я ему, — а не кажется ли тебе, что «Межрабпом» — может и должен играть более важную роль в Веймарской Республике, чем Коммунистическая Партия Германии?

Бла, бла, бла и, по глазам вижу — осторожно пробует наживку:

— Это было бы весьма желательно.

— Мало того и в международном движении, твоя организация — могла бы играть более важную роль, чем даже Коминтерн.

— Почему, камрад?

Между нами, определённо уже установлен некий «вербальный контакт» и поэтому, я могу позволить себе говорить вполне откровенно:

— Что сам Коминтерн, что компартии в него входящие — суть есть пустопорожняя говорильня…

«И террористические организации, — хотелось добавить мне, но я не рискнул, — которые рано или поздно, прижмут к ногтю. Теперь уж скорее рано — после вчерашнего прискорбного инцидента».

— … Мы же с тобой, камрад Вилли — люди дела. Ведь верно?

— Oh ja! Sie haben vollkommen recht, Genosse Seraphim!

— А люди дела всегда нагнут болтунов, ведь так?

Хотя фриц-переводчик довольно долго пыхтел — ища в немецком подходящие слова для «нагнуть», камрад Вилли вновь согласился со мной.

— А теперь, давай вместе подумаем, как этого достичь…

Когда хорошенько подумали и, кой что наметили, я:

— Вилли! Тебе известно, что между деловыми людьми положено так: «Ты — мне, я — тебе»? Я тебе — место на германском «политическом Олимпе», а ты…

Снова трудности перевода, но всё же:

— Что ты хочешь?

Предъявил свои хотелки:

— Если «Межрабопром» подвинет Компартию Германии в Коминтерне, камрад — ты от меня «колхозами» не отбояришься! Мне нужны небольшие — не более сотни персонала, специализированные, предельно механизированные и автоматизированные предприятия.

Толмач-немец снова тупил — подыскивая перевод слову «отбояриться», но всё же мы с Вилли пришли к консенсусу. Если события будут развиваться по моему сценарию, «Межрабпром» поможет со строительством и оборудованием в Ульяновске «Фабрики пластических масс», «Завода поршневых колец», «Завода автомобильной электроники и свеч зажигания», «Завода зубчатых передач», «Завода резинотехнических изделий», «Оптико-механического завода»…

Да, что там «резинотехнические иделия»!

Не хватает самого элементарного и Дыренков постоянно жалуется, что из-за отсутствия обыкновенных болтов и гаек — простаивает конвейер АО «Россредмаш».

— В первую очередь — «Завод метизов», камрад Вилли!

Воспользовавшись услугами «Межрабпрома», на свои кровные приобрёл для профессора Чижевского бинокулярный микроскоп фирмы «Линц» — позволяющий различатьодни кристаллы от других, нужный ему для исследования шлака ульяновского чугунолитейного завода и песков Лаврищенского карьера. Кроме этого — рентгеновский аппарат для Ульяновской волостной больницы, компрессор высокого давления для своих химиков и наилучший фотографический аппарат «Kodak AG», с солидным запасом плёнки, со всеми необходимыми приспособлениями — в том числе для уменьшения или увеличения снимков…

Последний, для Ксенофонта Мартьянова — главного редактора единственной ульяновской газеты «Красный глас».

Остаток времени и имевшихся средств убил в Берлинском Торгпредстве для преодоления всех бюрократических препятствий — чтоб переслать покупки на Родину и, уж было отчаялся… Но нашёлся один хороший человек, который всего за пятьсот марок, помог их мне преодолеть.

На следующий день перед отъездом в Париж, Прасолов показал мне чемодан с личными вещами Давида Леймана, арестованного и ныне чалившегося на нарах за нападение и изнасилование гражданки Веймарской Республики:

— Что будем с ним делать?

И тут я вспомнил про «инструкции» Ягоды!

А вдруг они там?

Мля, так аблажаться…

Досадуя на себя что прощёлкал этот момент, зло на него посмотрев (а оно тебе надо было?), предлагаю:

— Давайте отвезём в посольство.

— Тогда не успеваем на поезд. Сами понимаете, у нас ничего без волокиты не делается.

— Что Вы предлагаете, Александр Александрович?

— Давайте посмотрим что внутри и, если ничего запретного — возьмём с собой в Париж и там передадим в посольство.

— А если там есть что-то 'запретное?

Пожимает плечами, умывая руки:

— Тогда не знаю — Вам решать.

— «Вам решать…». Вот так вы — всегда, чёртовы интеллигенты! Сперва загоните ситуацию в безвыходное положение, а потом — «вам решать»! А потом ругаете, что не так сделали.

Обидевшись за «интеллигента»:

— Вот от кого-кого — а от Вас, Серафим Фёдорович, такого не ожидал! Ну так давайте оставим в номере…

С бешенством на него смотрю и, про себя:

«А когда по возвращению, тебя в ОГПУ — за нежные яйца возьмут, заверещишь: „А я ему говорил! А он…“».

Успокаиваясь, осматриваю чемодан:

— Заперт на замок. Ключ есть?

— Да, вот он…

— Ну, тогда берите карандаш и составляйте опись.

Ничего «запретного» в чемодане нашего незадачливого попутчика не было — даже сверхпопулярного среди кабинетных чекистов «Маузера» в деревянной кобуре, из которого он валил бы десятками и сотнями диссидентов-невозвращенцев. Кроме личных вещей — достаточно внушительная сумма денег в английских фунтах и…

И всё!

А где инструкции?

«Сидят» вместе с Лейманом в немецкой тюрьме, или зашиты где-нибудь за подкладкой чемодана?

Как бы там не было, я от них избавился.

СВОБОДА!!!

— Ну что, Александр Александрович? Поедимте в Париж?

Уезжали из Берлина под разгорающуюся антисемитскую истерию.

Случай изнасилования немецкой девушки евреем-комиссаром из Советской России — получив самую широкою огласку в Германии, вызвал взрыв возмущения немецкой общественности. Мальчишки-газетчики хорошо на мне заработали — продукцию многочисленных берлинских типографий буквально рвали с руками. Скандал получился знатный — вплоть до демонстраций возмущённой общественности, драк с полицией и бросаний камней в окна советского посольства.

По моим приблизительным прикидкам, в берлинском Торгпредстве служило до 98 процентов евреев и, им можно было только «позавидовать»!

Но, я не стал…

Немецкие мужчины 20-х годов, сплошь ветераны Великой войны — по самый пуп увешанные «Железными крестами», это — не их «толлерантные» потомки начала 21-го века.

Эти, бабские юбки — в знак протеста и солидарности с жертвой изнасилования, надевать не стали!

На улицах Берлина практически шли уличные бои.

Было множество случаев избиения на улицах русских эмигрантов, но особенно — людей с яркой семитской внешностью. Озверевшие толпы добропорядочных немецких бюреров били стёкла, громили и поджигали еврейские магазины, синагоги, банки… Под раздачу попали ни в чём не повинные румыны, цыгане, болгары и, даже один «справжній расовий галичанин».

Его то, за шо?

Думаю, в конечном итоге это пойдёт на пользу многострадальному еврейскому народу. Чем больше его представителей уедет из Германии, ещё задолго до прихода к власти Гитлера — тем меньше будет истреблено во время Холокоста.