«Я – АНГЕЛ!». Часть третья: "Клякса бифуркации"

Глава 7 «Как подружиться с скелетом из шкафа?». Руководство для чайников

Билеты на поезд удалось приобрести только через сутки — стало быть имеется достаточно времени довести свою задумку со скальпами «невозвращенцев» до конца: подбросить коробку с ними «голубому резиденту» и позвонить в полицию.

И не только коробку.

Воспользовавшись образцом почерка из корзины, я на скорую руку создал целый архив переписки товарища Отто с товарищем Ягодой и приплёл ещё сюда до кучи генералов Кутепова и Миллера из РОВС.

Не знаю, что из всего этого выйдет в конечном итоге — но говнища из-под вентилятора достанется всем!

В тот же день ранним вечером, зашёл в знакомый четырёхэтажный дом на площади Madeleine. В первый раз, в своём истинном обличии, уже привычно предъявив визитку мсье Андре Айвена — я к своему крайнему удивлению, получил «ответку». То бишь записку от того на русском, с одними лишь восклицательными занакми:

«Товарищ Свешников! Срочно зайдите ко мне! СРОЧНО!!!».

Сравнивая, вспоминаю образец его писанины из мусорной корзины и слегка озадачиваюсь:

«Что-то почерк какой-то неровный…».

Но быстро нахожу объяснение и успокаиваюсь:

«Нервничает должно быть из-за убийства тех шестерых. Я б на его месте тоже нервничал, это однозначно!».

Жестами пытаюсь объясниться с консьержем:

— Мсье Андре Айвен у себя?

— Oui, oui, monsieur! Il n’est pas seul, il a des invités.

Что он сказал?

Одно хорошо понял — этот педрило дома.

Блин, это уже хуже — рассчитывал, что тот как обычно задержится до полуночи в каком-нибудь злачном заведении для себе подобных. Ладно, ничего страшного — подкину вещьдоки, когда они там с «партнёром» угомонятся.

Ещё бы спросить его — принёс ли тот записку сам или передал через кого-то… Но в моём франко-русском «словаре» таких жестов нет.

Тычу в наручные часы и показываю на пальцах, в буквальном смысле:

— Передайте этому гомику — приду через три… Понимаешь? Через три часа! Понял, жабоед?

— Oui, je comprends — tu seras de retour dans trois heures.

— «Уи, уи…», — передразниваю, — ты тоже небось, какой-нибудь «заднеприводный».

— Excusez-moi, monsieur, je ne vous ai pas compris…

— Русский учи, — выхожу бурча, — пригодится.

Через час, загримировавшись и одевшись во второй квартире под графа Дрякулу, уже поздним вечером, вновь появился здесь. Выйдя из такси и задрав голову, присмотрелся: свет в интересующей меня квартире горит, причём — сразу во всех комнатах. Чё это с ним, интересно? Ни хрена энергию не экономит — а цена на неё у буржуинов, весьма «кусается»…

Неуж у него там — какая-нибудь супер-пупер-грандиозная оргия и, он просто звал меня к ней присоединиться? Третьим?

Хахаха!

Да, ну его на фиг…

Попав в съёмную квартиру, первым делом прижавшись ухом к стене — прислушался минут пять… Вроде у соседа тишина. Жуткая тишина. Потом, как будто отдалённо что-то тяжёлое деревянное упало на пол.

Стул уронил?

Зрение — основной орган чувств у человека, с помощью которого мы получаем практически всю информацию.

Пока своими глазами не увидишь — не поймёшь, что происходит!

Снял пиджачок, туфли, надел припасённые заранее тонкие перчатки и босиком (надеюсь, по отпечаткам пальцев ног меня не вычислят) по скользкой крыше мансарды пробрался к первому окну (спальни) квартиры где проживал резидент ИНО ОГПУ в Париже.

Осторожно глянул…

Вроде бы в спальне никого нет, но какой здесь дикий бедлам!

Как будто целое стало павианов-гомосеков резвилась.

Принюхался… Хоть не насрано, интересно?

Чем-то нехорошим определённо пованивает. Ладно, я сюда ненадолго.

Потихонечку открыл окно и прислушался… Из зала явно слышится какое-то пыхтение, приглушённые стоны, неясное бормотанье, какой-то жалобно-писклявый лепет — перебивающийся чьим-то-то тихим, но злобным шёпотом.

Что у них там? Ролевые игры с искусственным членом⁈

БУГАГАГА!!!

Стараясь не издать ни звука, перелезаю через подоконник, ползу на четвереньках, путаясь в свисающей с кровати чёрной простыне…

Что это⁈

ЧЁРТ, БЛЯТЬ!!!

Да, здесь труп!

Под простынёй — уже остывший, абсолютно голый труп незнакомого мужика, с неестественно вывернутой на бок — чуть ли не за спину, головой. Из зала продолжается какой-то бубнёж, какая-то подозрительная возня…

Блин, мне это — всё меньше и меньше нравится!

Глаза боятся, сердце колотится, руки трясутся, но мозг требуя — «надо доделать дело», включает силу воли. Загнав под шконарь инстинкт самосохранения — требующий от тела «рвать отсюда когти» и как можно скорее, засовываю под «траходром» картонку со скальпами и, шарю руками, чтоб достав чемодан — подложить туда «архив».

Его тут нет. Чемодан с архивом резидента и его резиновым членом бесследно исчез.

Чёрт, с ним!

Потея как в бане, подползаю к шифоньеру и приподняв тощую стопку постельного белья на нижней полке, засовываю папку с бумагами туда.

Уффф!

Дело сделано, пора выбираться…

Думаю, когда французская полиция найдёт эту переписку, у французского правительства появится очень много дополнительный вопросов к некоторым представителям Советского посольства. А через это, по шапке получит Начальник ИНО Трилиссер, который не станет молчать, а в свою очередь — подставит задницу Ягодки, вмешивающего своими сомнительными делишками в работу заграничных представительств его отдела.

Когда полз обратно, непроизвольно глянув в сторону полуприкрытой двери в зал.

МАТЬ ТВОЮ!!!

Встаю и на цыпочках подхожу поближе: до боли знакомая могучая спина, склонившаяся над кем-то голым, привязанным к стулу.

Прислушался к вполголоса произносящемуся:

— Если он не придёт через час, я сломаю тебе ещё один палец, понимаешь?

Плаксиво, с дрожью и болью:

— Что я могу сделать, Давид? Он не придёт! Он никогда сюда не приходил…

— Думай, как вытащить сюда эту сволочь! НУ!!!

— Я не знаю…

Оглушительная плюха:

— ДУМАЙ!!!

Я аж глаза три раза протёр и больно ущипнул себя…

Но это был Давид Лейман и никто другой. А под «сволочью» — он подразумевал меня и никого более.

Я, даже чуть было не сорвался в крик:

— Да ты что, сцуко, бессмертный штоль⁈

Как в кошмарном сне или фильме ужасов: ты убегаешь, а «оно» всюду следует за тобой…

Также на цыпочках пробрался к окну, затем чуть не сверзившись с крыши, перебрался к себе. И собирая манатки, шипел как рассерженный питон:

— Значит, говоришь — от немецкого полицая ушёл, да? Ну красава, Давид… Посмотрим теперь, как ты теперь уйдёшь от французского ажана и тётушки Гильотины!

Однако, уже подойдя к двери и взявшись за ручку, подумал:

«А если опять вывернется? А если поедет за мной в Союз? Там мне с ним совладать, на несколько порядков сложнее будет».

Что делать?

Посидев, подумав я сказал сам себе:

— Если не можешь победить какое-то явление, поставь его себе на службу. А не провернуть ли мне с помощью этого «неубиваемого» парня ещё одну грандиозную аферу, не корысти ради, а так сказать — во славу попаданческого дела?

Инстинкт самосохранения вякнул было что-то против, но мы, с вылезшей на Белый свет моей личной «жабой» — быстренько загнали его под плинтус.

Приняв окончательно решение, не раздумывая более, снял накладную бородёнку, усы и парик и выкинул их в окно… Нищих в Париже много — утром подберут.

Смыл грим, оделся в «парадное» и, держа туфли в руках снова перебрался по крыше в спальню квартиры Резидента. Обувшись, вытащив из-под кровати и взяв в руки картонную коробку со скальпами, осторожно заглянув в приоткрытую дверь…

Ба, да у них здесь веселье в полном разгаре!

Товарищ Лейман, поставив голого и связанного товарища Отто в удобную для себя позу — прицеливался резиновым самотыком в одно из его, так сказать — «естественных отверстий»:

— Ну и где он? Я, счас тебе жоппу порву!

Тот, плаксиво, всхлипывая:

— Прошу тебя — не надо! Консьерж сказал — через три часа… Давай, ещё подождём, Давид!

— Уже четыре часа прошло! Сцука, счас я тебя…

Однако, надо спасать резидента.

Поколебавшись минуту, с великим усилием отогнав довольно навязчивый собственный образ — оказавшийся в точно-таком же «интересном» положении, решительно открываю нараспашку дверь, и:

— Это ничего, что я без стука, друзья? Извиняюсь за опоздание: должно быть виной — разность в часовых поясах…

«Немая сцена», как на широко известной и весьма популярной в народных массах картине Репина «Приплыли»…

Или, «Не ждали»?

Товарищ Отто, более известный в миру как Мсье Андре Айвен, резко взбледнув (побледнев как смерть) как-то подозрительно ойкнул, закатил глазки и обмяк… Должно быть, чувств лишился от радости меня лицезреть. Давид Лейман напротив — ликом начал красно-свекольно багроветь.

Воспользовавшись замешательством, по-шурику проскочил к балкону, отдёрнул плотную штору, открыл дверь и уселся задницей на перила, свесив ножки.

Сравнительно быстро опомнившись, реальный Давид взревел библейским Голиафом:

— ТЫ⁈

И, с грацией орангутанга — удивительной для столь громоздкой туши, вмиг оказался подле меня, потрясая огромным резиновым членом в не менее громадном кулаке…

Предупреждающе качнувшись назад на перилах, восклицаю:

— СТОЙ!!!

Он, в нерешительности замер.

— Ближе не подходи, а то рискуешь не узнать много чего интересного!

Здесь, в такой ситуации — только дрогни-сморгни и ты пропал!

Он вновь, словно глазам своим не веря:

— ТЫ⁈

Судя по его реакции — порвёт голыми руками, даже не прибегая в помощи резинового самотыка — всё ещё находящегося в руке.

Однако, я с такими типами имел дело ещё в наши «Лихие-90-е», там даже покруче изредка попадались, поэтому уставившись своими наглыми зенками в его выкатившиеся бельма:

— Да, это я! А кого ты ожидал увидеть, Давид? Иакова с сыновьями, что ли?

Уставившись на меня, переведя дикий взгляд в сторону спальни, вновь на меня, ошарашенно-недоумённо вопрошает:

— Откуда?

— Оттуда!

Не давая опомниться, сую ему под нос картонку из-под шляпы и несколько дурашливо, приложив ладонь к «пустой» голове:

— Разрешите доложить, товарищ командир: задание выполнено!

Тот, явно сбит с толку и растеряно:

— Что это?

— Отчёт о проделанной работе для твоего Ягодки.

С подозрением на меня глядя, с опаской принюхивается:

— Воняет…

Я, с брезгливой гримасой на лице:

— Как говорил Цезарь: «Труп врага хорошо пахнет»… Кстати, если не секрет — что вы с товарищем Отто не поделили?

— Не люблю пидарастов… Особенно среди товарищей.

Поискав глазами куда бы положить фаллоимитатор и не найдя лучшего — как метнуть его в товарища Отто, угодив тому со шлепком плашмя по голой тощей заднице. Затем, вновь подойдя, взяв из моих рук коробку и взвесив её в руках, он не был бы евреем — если бы не спросил:

— Где деньги?

Маякнув на «третьего лишнего»:

— Только не в присутствии человека — работающего как минимум на три разведки и РОВС.

Леймана, это не интересовало. Напряжённо уставившись мне в очи, с нажимом:

— Но их можно будет заполучить? Так?

Раслабленно-спокойно, как отвечая на хорошо выученный урок:

— Конечно это будет трудно… Но теперь, когда нас двое — вовсе не нереально, сделать.

За этим стояло: «Без меня ты, Давидка, до этих грошей не доберёшься. Поэтому если у тебя в отношении меня имеются какие-то гнусные помыслы — отрекись от них ещё на стадии робких замыслов».

И он это отчётливо понял!

Здесь, надо ещё учитывать один немаловажный нюанс…

Из нашей «троицы» прибывшей в Берлин накануне происшествия в отеле, архитектор-немец Рудольф Вульф — почти не таясь открыто демонстрировал свой культурно-европейский антисемитизм. Наш Александр Александрович Прасолов, конечно же, тщательно скрывал свою дико-пещерную русскую жидофобию…

Но «шила в мешке не утаишь»!

Неприязнь того к Давиду Лейману, читалась в каждом его взгляде, каждом слове, каждом жесте и даже на спине — демонстративно к нему повёрнутой при каждом подходящем случае.

Я же, проживая уже вторую по счёту жизнь — ещё в первой половине первой понял: открыто показывать человеку своё неприязненно-отрицательное отношение — есть самая непроходимая глупость, из всех возможных. Поэтому, отнюдь не набиваясь в друзья, всегда помня об своём подчинённом положении, я тем не менее — всячески являл нашему нежданно-нежелательному попутчику самое благоприятное отношение.

И уверен — Давид Лейман это ценил.

Однако, непонятки между нами ещё остались:

— Это были твоих рук дело? Там — в берлинском отеле…?

Вижу, он на грани нервного срыва — значит, ответ для него однозначен и врать бесполезно. В том, что он догадался про мою роль в своём гипертрофированном сексуальном возбуждении — приведшем его в немецкую кутузку, ничего удивительного. Ведь, это я маячил последним возле его ужина в тот вечер и, значит только я мог подсыпать туда какое-то средство — приведшее к столь «неоднозначному» результату.

И никто другой.

Моё скорбное молчание он понял правильно — поэтому больше с укоризной, чем с угрозой взревел:

— … ЗАЧЕМ⁈

С простодушно-покаянной улыбкой на роже лица, состроив как можно более невинные глазища, я:

— Как говорил в таких случаях один мой хорошо-шапочно знакомый: «Хотели как лучше, а получилось как всегда!». Видя, как та «блонди» воротит от тебя свою арийскую мордашку — я из самых благих пожеланий, подсыпал в твой ужин противоротное зелье…

Тяжело вздыхаю, и:

— Но видно неверно «на глазок» определив твой вес — неправильно подсчитал разовую дозу… Прости, если сможешь, Давид…

Тот, сперва онемев, затем разразился бурной тирадой — общий смысл которой был такой:

— «Приворотное зелье»? Что за бред⁈ Ты — круглый дурак, если считаешь меня идиотом!

Несколько обиженно:

— Может я и «дурак»… Может и совершенно «круглый» — как глобус Украины, со стороны видней… Но за остатки зелья — срубил с одного американского туриста три тысячи долларов.

Упоминание про заработанный гешефт, всегда заставляет еврея серьёзно относиться к вашим словам. Лейман, разявив рот:

— «Три тысячи долларов»⁈

— Конечно! Тот, сперва тоже не верил, но после того как мы с ним за ночь перетрахали один парижский бордель…

Последняя проверка:

— Название борделя! БЫСТРО!!!

Я практически без заминки, отчаянно грассируя и безбожно искажая — произнёс французское название «весёлого заведения», где мы были с Иохелем Гейдлихом и, тот заметно расслабился.

Крайне заинтересованно спрашивает:

— Где взял?

— В Нижнем Новгороде, у одного старика-китайца. Забавный тип! Учит драться ногами и лечит иголками — втыкаемыми в тело…

— Зачем тебе было «приворотное зелье»?

С нескрываемо-жгучей завистью, как будто в первый раз, оглядев с ног до головы его могучую аполлоно-геркулесовскую фигуру:

— Конечно, тебе этого не понять, Давид! На тебя девушки и так — штабелями вешаются… Не считая, конечно, лезбиянок и расисток — вроде той… Хм, гкхм… Не к ночи будет упомянута.

Повожу ладонью по собственной лысой головушке и поникшим голоском, демонстрируя комплекс размером с внешнее кольцо Сатурна:

— Мне же, с моей ничтожной внешностью и крохотным размером полового члена… Даже родная мать говорила мне, что с таким пенисом — мужчину способна любить только его собственная мама.

Вижу — проникся. Ведь евреи сентиментальны и очень любят свою еврейскую матушку…

По-моему, ему даже стало меня жаль!

Траурно помолчали и первым его вопросом было, крайне заинтересованное:

— А скажи, Серафим: того приворотного зелья больше не осталось?

Хохотнув в душе, внешне с понурым видом отвечаю:

— Увы! После того досадного недоразумения, я решил от него избавиться.

Сожалеющее цокнув языком, добавил:

— Согласен, я — идиот! Мог бы раскрутить этого пиндоса и на три с половиной штуки баксов.

Тот, непонятно к чему относящемуся, угрожающе:

— Ну, если соврал…

Не объяснив, к каким именно моим словам-утверждениям — он испытывает сомнения и, каким образом собирается проверять их правдивость, зато заметно успокоившись, Давид буркнул:

— Ладно, заходи — не трону.

Вернувшись с балкона в гостиную, он поставил картонку на обеденный стол, развязал ленточку, снял крышку, и… Вскрикнув что-то по-еврейски, что-то типа «О, Боже мой!», он восхищённо-опасливо — как обращаясь к кобелю бойцовой породы:

— Это сделал ты, Серафим?

Косясь на «товарища Отто», мол — опасаясь откровенничать в его присутствии:

— Нет, это сделал вовсе не я. Мне эти «вещдоки» в трамвае подкинули — пока я кемарил.

Ответил честно, правдиво — но таким тоном, что он мне явно не поверил.

Не став выяснять подробности, Лейман деловито пересчитал скальпы и, несколько недоумённо вопросил:

— Этих пятерых я знаю… Кто, кем был этот седой?

— Так, «статистическая погрешность», — с деланной небрежностью маньяка, — сам знаешь, Давид: «лес рубят — щепки летят».

Почесав голову:

— Зачем?

— Для доказательства. Ведь, в вашей «конторе» — на слово не верят.

— Вот здесь ты прав, — посмотрев в глаза, — но лучшим доказательством были бы деньги…

— Прекрасно это сам понимаю! Но товарищ Иванов из Посольства сказал, что приоритетным — является наказать отступников и, в приказной форме — потребовал их ликвидировать… Кстати, приказ тоже здесь — на дне коробки. Завонялся конечно среди этой падали, но если ты не шибко брезгливый…

Товарищ Лейман брезгливым не был. Достав приказ и прочтя, он воскликнул в сердцах:

— Старый дурак!

Срывая злость, Лейман изо всех сил пнул лежащего ничком Резидента.

Я, очень осторожно:

— Может он и дурак — тебе видней. Но кроме этого досадного обстоятельства, товарищ Иванов ещё — старый революционер и представитель ИНО ОГПУ. К словам которого, таким как я — надо прислушиваться, а приказы — беспрекословно выполнять.

— Да, я тебя не обвиняю.

Несколько раз глубоко вздохнув и успокоившись, помолчав и подумав, Лейман покосившись на подозрительно неподвижного Резидента:

— Ладно, давай про деньги.

Смотря в том же направлении, предлагаю:

— Может, на балкон выйдем?

— Говори здесь — этот уже остывает… Должно быть, разрыв сердца случился — после того, как ты из спальни — где покойник, вышел.

«Ага… Вали теперь всё на меня!».

— Ты уверен?

Он, со знанием дела:

— Что я — свежих покойников мало видал?

Приглядываюсь:

— Вроде точно — зажмурился товарищ Отто… Так сказать — погиб на боевом посту.

— Да пидорас он, а не товарищ! Был всегда пидарасом — пидарасом и подох.

Изрядно покоробило такое отношение к смерти — пусть даже и пидараста, но всё же человека:

— Давид! Про мёртвых только хорошее или ничего.

— А что хорошего можно про него сказать?

— Ну… Может, он пролетарского происхождения?

Возмущённо:

— Ты, что? Издеваешься?

— Нет. А что — похоже?

Ну да ладно, это их — чекистов-нелегалов «тусовка» и, мне туда со своим «уставом» — лезть не след.

Давид Лейман становится несколько назойлив:

— Так что там с нашими деньгами?

Приятно удивляюсь, захлопав ресницами:

— Эти деньги уже стали «нашими»? Нашими с тобой, Давид⁈

Резко:

— Даже не думай! Эти деньги принадлежат…

Глядя на забегавшие карие семитские глазки, я разочаровано:

— Понятно… Эти деньги того — кого надо, деньги.

— Совершенно верно. Так, где они?

— Не знаю, как там у вас — евреев, а у русских — неприличного говорить о деньгах при покойнике. Выйдем на балкон или отнеси его в спальню.

Лейман предпочёл второе, как оказалось позже — у этого верзилы-отморозка был страх высоты. Когда он как пушинку вскинул то, что когда-то — буквально десять минут назад, было Андре Айвеном на плечи, появилась новая идея:

— Постой-ка минутку, Давид…

— Что ещё?

— Нужно подготовить «место происшествия» для полиции. Чтоб направить расследование на ложный путь.

— … ???

— Ты развяжи его как можно быстрей — пока не закоченел и, сняв люстру — на какой-нибудь верёвке подвесь труп за шею к потолку в спальне. О, кей?

— Зачем?

— Типа, повздорив с любовником, наш резидент свернул ему шею, а сам повесился… Смекаешь?

— А сломанные пальцы?

Пожав плечами:

— Всякое средь этой публики бывает… «Садо-мазо», например, или ещё какие половые совращения. Но в таких случаях — следователи в первую очередь обращают внимание на задницу, что даст нам время свалить куда подальше…

Восхищённо цокнув языком:

— Ну, голова… Однако, «шито белыми нитками».

— Согласен, но возможно — пару суток нам с тобой удастся выиграть.

Подобрав с пола невесть как оказавшийся там носовой платок, аккуратно — хотя и не без брезгливости, я поднял «самотык» и положил его в коробку со шляпами.

Давид, пуча гляделки:

— А зачем эту «штуку» туда?

— Ещё не знаю для чего, но чую — пригодится. Не нам с тобой, так товарищу Ягоде. Слышал — любит он всякие буржуйские диковинки.

Недоумённо пожав плечами, типа — «тебе видней», Лейман движением плеч подкинув поудобней, понёс труп экс-резидента в спальню.

Когда Лейман вернулся, я встретил его сидящим в кресле и вопросом:

— Интересно, каким образом тебе удалось уйти из берлинских застенков? Ты часом — не ученик Гудини?

Тот, несколько бахвалясь:

— Гудини — просто мелкий поц! Толпа немцев-антисемитов бросилась громить полицейский участок чтоб линчевать меня. Под шумок я придушил полицейского и сбежал. Ну а там товарищи помогли уехать в Париж.

Тоже, устроившись поудобней напротив меня в кресле, перевёл стрелки на более интересующую его тему:

— Так, где деньги?

Глаза в глаза, отвечаю без запинки, как на духу:

— У некого товарища Рейха. Якова Самуиловича Рейха. Знаешь такого? Он же — «товарищ Томас» или «Джеймс».

Тот, аж подскочил:

— Что ты брешешь⁈

Я, абсолютно спокойно и, бровью не моргнув:

— Собака брешет! А я, «за что купил — за то продаю». И сам подумай — откуда бы я тогда, вообще узнал это имя? В захолустной дыре под названием «Ульяновск», откуда я к вам с Ягодкой приехал — такие имена, ещё реже птичьего молока встречаются.

Встав, подошёл к коробке со скальпами и, стараясь не касаться резинового члена — двумя пальцами за длинные волосы вытащил один из них:

— Вот этот сказал (извини, не запомнил — как звали-величали), что товарищ Томас взяв деньги обещал перевести их на счета в швейцарский банк.

С печально-траурным оттенком в голосе:

— Его звали Иосиф Гури… А, другие что говорили?

Пожав плечами:

— А «других» — не было времени и условий «интенсивно» допрашивать. Чай, не у нас где-нибудь… Хм, гкхм… В вполне определённом «подвале» на Лубянке. Всё приходилось делать впопыхах, да на скорую руку!

В местных газетах, действительно: сообщалось лишь об одном трупе — имеющего следы зверских пыток. Остальные жертвы, видать и без применения методов интенсивного «потрошения» «кололись» специалистам из бывшей белогвардейской контрразведки и, были всего лишь «не больно» убиты и оскальпированы.

Посыпалось множество вопросов «на засыпку», на одни из которых — я уверенно отвечал, на другие — не менее уверенно, но язвительно, обещал:

— Извини, в другой раз буду всё протоколировать!

В общем — пролезло.

Лейман, глубоко задумался:

— Похоже на правду. Товарищ Томас, представитель Коминтерна в Германии — жулик ещё тот! Бывший представитель. После комиссии Крестинского — обнаружившую крупную недостачу средств, был отозван в Москву…

В душе, несколько охреневаю:

Это пятьдесят лямов марок — «крупная недостача»⁈

Да это больше, чем двести тысяч рублей николаевскими червонцами — более ста килограмм чистого золота.

Это — хищение у государства в особо крупных размерах, за которое — надо не просто расстреливать…

На кол голой жоппой сажать!

— … Последнее что я про него слышал — он ищет работу.

В моём «позлезнинии», про товарища Томаса или иначе — Якова Самуиловича Рейха, сказано: «пропал за границей».

Так, оказывается — он напоследок успел в Москве побывать!

Не иначе, как в ожидании следующего «транша». А когда не обломилось — решил «пропасть».

Прищуриваюсь и многозначительно:

— Или, ищет способ свалить из Москвы «за бугор»?

Лейман внимательно посмотрел на меня и в глазах его вспыхнуло озарение:

— «Свалить» он может только в Германию, конкретно в Берлин — там у него имеются конспиративные квартиры и нужные связи. И я знаю — через кого, нам его можно там найти.

Он сказал «нам»…

Ликование в душе:

«КЛЮНУЛО!!!».

Вслух:

— И это надо делать как можно быстрее. Прежде чем до товарища Томаса дойдёт весть об смерти этой «пятёрки».

Тот заполошно засуетился:

— И ты опять — прав! Заляжет же на «дно», сцука!

Вдруг, светлое лицо моего подельника омрачила унылая тень:

— Мне нет хода в Берлин… Сам понимаешь…

Ещё раз оглядев его с ног до головы, заострив внимание на лице, вопрошаю:

— Почему? Изменим тебе внешность, попросим у товарища Иванова «чистые» документы.

С досадой хлопнув ладонью об колено:

— Товарищ Иванов стал сущим бюрократом! Он, сперва даст запрос в Москву…

Соглашаюсь, добавив негативчика:

— С учётом того, что Советское посольство буквально вчера подверглось вандальскому разгрому белоэмигрантами — на это уйдёт не менее недели, а то и месяца. Может даже — пара месяцев.

Того, эта новость буквально сразила наповал и схватившись за голову:

— Да, ты что⁈

— А я, что? Своими глазами видел, сам едва спасся — буквально вырвавшись из лап молодчиков генерала Кутепова!

Вкратце, но несколько приукрашивая и нагоняя жути, рассказал всю историю. Естественно, умалчивая про свою роль в ней.

Товарищ Лейман, совсем было пал духом и опустив руки, растеряно спросил:

— Что делать?

Беру инициативу в свои руки:

— Начиная играть в незнакомую «стратегию», первым делом изучи и используй местные ресурсы… Ты проводил обыск у этого гомосека?

— Конечно! А чем я по-твоему здесь почти трое суток занимался?

«Трое суток⁈ То-то, тот „жмур“ в спальне уже слегка пованивал…».

— И что нашёл? Не может такого быть, чтоб этот гнусный тип не приготовил для себя полный комплект документов… На всякий случай.

— Всё что нашёл — в этом чемодане.

Действительно, по полу раскиданы бумаги, а в углу стоит уже знакомый чемоданчик из отличной кожи.

Озадаченно-озабоченно:

— Вот что, Давид… Ты бы — здесь и в других комнатах прибрался. Не горничную же звать, в самом деле! А то по виду этого грандиозного шмона, полиция сразу решит, что здесь было — не убийство из ревности и последующие самоубийство в порыве раскаяния, а преднамеренное убийство с целью грабежа. Зачем облегчать задачу криминалистам? Займись, а я пока изучу то, что ты там надыбал… Хорошо?

— Хорошо…

Удивительно, но он послушался!

— Все документы, все бумаги мне на стол! Понял?

— Понял, понял.

Впрочем, ничего удивительного. Взрослый человек, если он достаточно умный конечно и, знаком хотя бы с основами психологии — всегда переиграет ребёнка. А кто такой двадцатишестилетний Давид Лейман, в сравнении со мной? Имеющим «общий стаж», как бы уже не в восемьдесят годков?

Да, сущий сопляк!

Гомосятского белья в чемодане уже не было — оно Давиду было ни к чему, а сам сей предмет путешествий — он явно собирался прихватить с собой.

Так, так, так… Что тут у нас?

Естественно — деньги, всяческие мужские аксессуары типа бритвенного станка, подтяжки для брюк, нескольких пар носков, подтяжки для носков… Личный архив — письма, счета… Андре Айвен, оказывается — из семьи ещё дореволюционных эмигрантов. То-то произношение у него хромает…

Хромало!

'…Они все путают и имя и названия

И ты бы «Ваня», у них выл «в ванне я»'.

Эх! Лучше Владимира Семёновича никто не скажет.

В принципе, ничего интересного или полезного я не нашёл. Даже бывших в прошлый раз денег в чемодане не было — должно быть их прикарманил мой новый-старый напарник.

Тем временем, Давид собирал по всей комнате разлетевшиеся бумаги и складывал их на стол. Несколько из них меня заинтересовали.

Так, так, так…

По ходу, товарищ Отто собирал компромат на сотрудников посольства с целью их шантажа.

Задумался… Воспользоваться самому?

Решил не заморачиваться этим делом и предоставить его французской полиции. Поэтому, незаметно засунул компромат под скатерть.

Ух, ты!

По ходу, наш покойничек собирал компромат на своё вышестоящее начальство — товарищей Трилиссера и Ягоду… Ничего, впрочем серьёзного. Так — галимая бытовуха и моральное разложение.

Но пригодится до кучи!

Скосив глаза — не видит ли «напарник», незаметно ныкаю за пазухой.

Однако, ничего похожего на документы удостоверяющих личность не было!

«Да, не может того быть… Покойник конечно был дурак, но не настолько же! По крайней мере водить за нос и доить ИНО ОГПУ — ума у него хватало».

Внимательно осматриваю гостиную.

Так, где они?

«Хочешь, чтоб не нашли — положи на самое видное место».

На самом «видном» месте стоя громоздкий старинный граммофон с коллекцией пластинок на специальной тумбочке. Судя по некоторым признакам, Давид искал под ним, под тумбочкой, среди пластинок…

А в самой трубе?

Дождавшись, когда он уйдёт прибираться в спальню, залез рукой…

«Эврика!».

«Нашёл», стало быть — в переводе с древнегреческого.

Один за другим извлёк из раструба граммофонной трубы два свёртка.

В первом оказалась твёрдая валюта — американские доллары и английские фунты стерлингов…

Достаточно внушительная сумма!

Не пересчитывая, сунул их в карман: подельнику достаточно будет и «деревянных» французских франков из чемодана покойника. Половину «деревянных», ему придётся возвратить туда, так же как и гомосятской направленности нижнее бельё.

Документами же занялся плотную и, когда Лейман вышел из спальни, обрадовал его:

Рисунок 12. Нансенский паспорт беженца.

— Давид! Теперь, ты теперь у нас — турецко-поданный армянин!

У того, аж глаз захлопал:

— Почему именно «армянин», да вдобавок ещё и «турецко-поданный»?

Задумчиво-озабоченно:

— Конечно, можно было пробовать сделать тебя финном, прибалтом или ещё каким-нибудь «шведом»… — печально-удручёно качая головой, — но твой нехарактерный для северных народов шнобель никуда не денешь. А вот для армянина — в самый раз!

Здесь были документы многих европейский стран — кроме великих держав, конечно — чьи заграничные паспорта были куда как добротней и, главное — имели фотографию с печатью. Этот же, так называемый «нансенский паспорт» — выдающийся после Первой мировой войны беженцам и прочим перемещённым лица.

— Так что ты теперь армянин — бежавший из Османской империи в 1915 году от резни и теперь постоянно проживающий в Германии. Что-нибудь по-турецки или по-армянски бельмекаешь?

— Нет, ни слова.

— Тогда называйся армянским евреем турецкого происхождения — такие тоже встречаются… Наверное.

Морщу лоб:

— Конечно, всё одно — придётся кое-что подтереть-исправить. Но это уже на моей квартире, — раскладываю всё по карманам, — теперь же давай думать, как отсюда выбираться.

Как и бывшие в тайнике деньги, остальные документы, в том числе с пяток паспортов граждан Швейцарии, — я самым бессовестным образом присвоил, не поставив в известность «Большого босса».

Возникает вопрос: а не опасно ли пользоваться найдёнными ксивами?

Вдруг, они фальшивые?

Насколько мне известно, полностью поддельными документами советские спецслужбы — практически никогда не пользовались, ибо было несколько каналов получения подлинных.

Приехавший в СССР на ПМЖ иностранный коммунист передавал свой паспорт советским товарищам — это был самый простой способ раздобыть документы для нелегала.Самый простой, но не самый надёжный способ: нового владельца могут заподозрив — проверить опознанием по месту бывшего жительства. К тому же, в нужном количестве иностранцы в страну победившего пролетариата не переезжали…

Почему то!

Более надёжно, было получение настоящих документов «на местах» с помощью подкупа чиновников. Так например, один такой под псевдонимом «Сапожник», аж до самого 1942 года снабжал Коминтерн особенно ценившимися паспортами Швейцарии, позволявшими их владельцам путешествовать по странам Западной Европы без визы. И брал вроде сравнительно недорого — всего сто швейцарских франков за один экземпляр.

Владельцем, имевших такое происхождение швейцарских паспортов, видать я и, стал.

Глядишь, да пригодятся на что-нибудь!

Как выбраться, думали не особо долго, особенно я.

Перебравшись через крышу в свою квартиру, через фойе провёл в неё Давида, а затем — заперев изнутри жилище Анри Айвена, проделал это ещё раз. После чего, ровно в четыре часа утра организовав небольшой — но дюже дымный пожарчик на первом этаже. Выждав сколько надо, воспользовавшись возникшей суматохой, вместе с толпой объятых лютой паникой постояльцев, громче всех крича: «Feu! Feu!», мы смогли незаметно выскочить на улицу.

Добрались ко мне на квартиру, уже практически утром.

Сперва съездил к Прасолову и забрав у него оба железнодорожных билета, дав ему денег и особо ничего не объясняя: «Так надо, Александр Александрович!», — приказал добираться до Гамбурга в гордом одиночестве.

Сам же наскоро «подретушировал» Давида Леймана, «подтёр» ему год рождения — ибо нам достался паспорт какого-то шестидесятилетнего старика.

Где-то с полчаса свободного времени оставалось, которые я убил на обучение новоявленного «армянина» правильно выговаривать слово «ара» и, втыкать его через слово — к месту и не к месту…

Ну, всё — пора на вокзал!

Сперва хорошенько выспавшись в двухместном купе, всю дорогу читал купленные в последний момент на вокзале в Париже газеты — конечно, по большей частью русскоязычные. Но и «Юманите» прихватил и, даже «Фигаро» — которые мне переводил с французского Давид. Не только свежие, но и недельной давности.

Тот, то и дело хватался за свою кучерявую головёшку:

— Да, что такое на них нашло, ара⁈

И матерился матерным матом.

Я, каждый раз шипел:

— Давид! Не так громко по-русски! Ты же у нас — армянский еврей турецкого происхождения, не забывай. И ты, по определению не можешь знать такие слова. Неужели, на своём иврите не можешь выразиться?

— У нас — «таких» слов нет, ара… Мать, перемать… Да, что на них всех нашло⁈

— Буржуи, что с них взять?

— Золн дайнэ байнэр зих брахн азай офт, ви ди асарэс хадибрэс!

— Чего?

— «Чтоб их кости ломались так часто — как нарушаются Десять заповедей», ара!

— Ты чё злой такой, Давид⁈

Во французской прессе — сенсация за сенсацией!

Торгпредство при Советском посольстве, почитай разгромлено. К счастью, вопреки ожидаемому — пострадавших на удивление мало. Убито трое сотрудников — в том числе и товарищ Иванов, ранено свыше пятнадцати. Полицией задержано около сотни человек: как нападавших — так и «оборонявшихся». Кроме того, имеются неподтвержденные пока официально слухи, что агентами французской контразведки — найдены очень(!) интересные документы, касаемые замыслов Коминтерна.

До сих пор жуются-обсасываются подробности убийства агентами ГПУ шестерых отступников-перебежчиков, с каждым номером обрастая всё более и более жуткими подробностями.

Целые полосы, нередко целые газетные страницы посвящены «Дневникам Златы Лилиной», Запискам агента Коммунистического интернационала «Из царства ночи» и «Плану генерала Гофмана», не говоря уже про далеко идущие планы украинских национал-большевиков.

Мда… Газетчики на мне неплохо заработали — как бы, не сгореть от жгучей зависти!

В связи с обнародованием счётов некоторых коммунистических вождей в швейцарских банках (якобы только лишь у одного Дзержинского, там хранится порядка восьмидесяти миллионов) буржуазная пресса задаёт такой очень интересный и справедливый вопрос: если, ещё с дореволюционных времён, Россия задолжала французским вкладчикам огромные деньги — почему бы не надавить на власти Швейцарии, для их конфискации?

В печатных СМИ — плотный наезд на Французскую коммунистическую партию. Продажные буржуазные писаки обзывают её «наймитом Коминтерна», орудием национального порабощения шайкой интернациональных авантюристов-бандитов из Москвы, требуют запретить и изгнать коммунистов из Парламента. Своим «красным» припомнили все грехи — особенно недавние выступления против подавления французскими войсками национально-освободительных движений в Рифской области, в Марокко и в Сирии.

В главном печатном органе ФКП — газете «Юманите», самая настоящая паника.

Партию покидают интеллектуалы — дающие финансовые влияния сравнимые с коминтерновскими: Андре Бретон, Луи Арагон, Жордж Политцер и, прочие… Даже рабочие, массово переходили обратно в левое крыло Французской секции «Рабочего интернационала» (СФИО) — откуда и, произошла местная компартия.

В «реальной» истории, если моё «послезнание» не врёт, так или примерно так — произошло в феврале 1927 году, когда полиция нанесла решающий удар по обнаглевшей советской (на самом деле коминтерновской) разведке во Франции — в открытую обзавёдшуюся, даже собственной мощной радиостанцией.

Тоже — кем-то явно организованная и тщательно спланированная акция…

Но в этот раз, «режиссёром» был я!

Время в дороге прошло отнюдь не скучно и в высшей степени полезно.

Хотя после Минска, отведав моих «грибочков» — мой попутчик был в «глухой завязке» насчёт выпить, мне удалось разговорить его и вытянуть кое-какие сведения.

Я так восхищался Генрихом Ягодой, что тот не сдержавшись:

— Да «шестёрка» твой Ягодка!

— С чего бы это он был моим⁈ И на кого же он «шестерит», если не секрет?

— Какие могут быть секреты между своими? — но на всякий случай шёпотом, — Ягодка ходит под Авелем Енукидзе… Знаешь, такого?

Знать-то этого мутного типа по прозвищу «Золотая рыбка» — я знаю, но не могу понять какую должность в системе власти занимает этот педофил, чьё имя и деяния из «Дневников Златы Лилиной» — так и мелькают на страницах западной прессы. Скорее всего, это «многостаночник»: член президиума ЦКК, Член ЦК ВКП(б), Член Центральной контрольной комиссии ВКП(б), Председатель Комиссии по контролю за повседневной деятельностью Академии наук, Председатель Правительственной комиссии по руководству Большим и Художественными театрами…

Наконец — крёстный отец.

Нет, не мафии!

Крёстный отец супруги Сталина — Надежды Аллилуевой, что ещё хуже.

Ну и естественно — жертва заслуженных репрессий и незаконных реабилитаций, тут уж как водится.

— Да, откуда нам, дуракам… А под кем этот Авель «ходит»? Под Сталиным?

Давид, слегка презрительно:

— А кто такой Сталин?

Морщу лоб:

— Если не изменяет память — Генеральный секретарь…

— Вот именно, что «секрётарь»!

Мне стало обидно за лучшего друга всех советских ботаников и, я:

— А кто такой твой Авель⁈

— «Кто такой Авель Енукидзе», спрашиваешь? — Лейман закатил глаза к потолку двухместного купе и восхищённо завыл, — ооо…! Это… БОЛЬШОЙ ЧЕЛОВЕК!!!

Здесь ещё раз подтвердилось, что каждый представляет власть со своей собственной «колокольни». Если словам Леймана верить, Авель Енукидзе — самый главный в Кремле. «Золотая рыбка», исполнял среди «кремлёвских» те же функции, что и Ягодка среди «гэбни» — был всемогущим завхозом, то есть. В эпоху тотального дефицита, это действительно — непреодолимая сила…

До поры до времени, непреодолимая!

До той поры — когда всё будет решать не «блат», а «кадры».

По словам мнимого армянина, Енукидзе мог достать для кремлёвских «небожителей» абсолютно всё: от деликатесов из-за границы на стол — до девочек из Большого театра в постель.

Словами Давида, Авель мог организовать всё что угодно: от банкета в честь какого-нибудь торжественного случая — до государственного переворота… Ибо, оказывается вовсе не Сталин ему был лучшим другом — как про то «наши» историки пишут, а Комендант Кремля Рудольф Петерсон — обеспечивавший безопасность правительственных учреждений.

«Ну ни фига себе расклад, — только диву даюсь, — или, он всё изрядно преувеличивает — или всё гораздо хуже, чем я даже предполагал».

— Ну, а ты под кем «ходишь», Давид? Под «Ягодкой» или под «Золотой рыбкой»?

Однако, тот — поняв что и, так сболтнул много чего лишнего — заткнул «фонтан», лишь презрительно усмехнувшись на оба моих предположения.

«Однако, несмотря на всё своё „послезнание“, — сделал вывод, — я об многом даже не догадываюсь».

Когда перед пересечением границы в вагон зашли французские таможенники и попросили предъявить к досмотру вещи и документы для проверки, я вскинул кулак в коммунистическом приветствии и, по-идиотски лыбясь — выкрикнул выученную фразу…:

— Vive l’amitié franco-soviétique, vive Albert Tran!

Что в переводе на русский означало: «Да здравствует советско-французская дружба, да здравствует Альбер Тран (Генсек ФКП)»!

…Пассажиры вагона от меня шарахнулись как от в дерьме перепачканного, а какая-то излишне впечатлительная мадам хлопнулась в обморок. За такое хулиганство, я тут же получил от жабоеда в форме — со стороны незаметный, но сильный удар под дых и получасовой шмон.

При этом, на сидевшего в углу «турецкоподанного армянина» с надменно поджатыми губами, с шляпной картонкой в руках, таможенники почти не обратили внимание — лишь мельком глянули в его липовую «нансенскую» ксиву.

На немецкой стороне, достаточно было вскинув кулак — выкрикнуть с фанатичным блеском в глазах…:

— ФРОНТ В РОТ, КАМРАДЫ!!!

…Чтоб донельзя вежливые немецкие работники таможни, меня мурыжили с час — чуть ли не с «мелкоскопом» изучив мою «краснокожую паспортину», перешмонав все вещи в чемодане и саквояжнике, ощупав каждый шов одежды — даже на кальсонах… Осталось лишь судьбу благодарить, что не заставив снять оные — не потребовали нагнуться и предъявить к осмотру задний проход.

Хотя, такое желание на их лицах было явно написано.

Зато опять же, на насупленного Давида, с картонной коробкой в руках — ноль внимания и фунт презрения к его «липе».

В общем и целом, до Берлина добрались благополучно.