Ларин Петр и волшебное зеркало

ГЛАВА 15

Кит снова ударил хвостом по воде и начал медленно погружаться. Пётр понял намёк, лёг на живот и соскользнул с шершавой спины морского исполина в спокойную тёплую воду.

— Спасибо вам огромное, — сказал он, но кит, разумеется, не ответил.

В последний раз осторожно, чтобы не задеть Петра, хлопнув по воде огромным хвостовым плавником, исполин нырнул и сразу пропал из вида. Волна, поднятая его движением, подхватила Петра и понесла прямиком к обрывистому берегу. Он разглядел узенький каменистый пляж неподалёку от места, где со скалы падал ручей, и стал подгребать руками, направляясь к этому естественному причалу. Не прошло и пяти минут, как Пётр, снова вымокший с головы до ног, в чавкающих, полных воды кроссовках выбрался на берег.

Первым делом он разделся и старательно выжал одежду, чтобы не представать перед самым могущественным магом Островов в образе утопленника. Правда, намного лучше от этого не стало. За время странствий на лишённом элементарных удобств парусном судне брюки и рубашка Петра здорово обтрепались и запачкались, а теперь и вовсе выглядели так, словно их долго жевал телёнок. Однако выбирать не приходилось: не мог же Пётр явиться к Властимиру Могучему голышом!

Поэтому он с трудом натянул на себя мятую влажную одежду, обулся, старательно застегнул все пуговицы на рубашке и решительно двинулся вперёд по узкой извилистой тропинке, которая круто поднималась вверх от узкой полоски пляжа. На ходу Пётр сочинял речь, с которой обратится к великому чародею. Властимир Могучий, наверное, был не из тех, с кем можно разговаривать запросто. Надо полагать, он привык к почтительному обращению — «господин волшебник», или «ваше превосходительство», или ещё что-нибудь в этом же роде…

Однако все старания Петра придумать почтительное обращение к Властимиру Могучему пропали втуне. Едва поднявшись на обрыв, Пётр почти налетел на высокого худого старика в потрёпанной и запылённой тёмно-фиолетовой мантии. Капюшон мантии был откинут на спину, и лёгкий морской ветерок трепал длинные седые волосы и волнистую белоснежную бороду старика. Лицо у старика было тёмным от загара, его пересекали глубокие продольные морщины, нос напоминал орлиный клюв, а из-под нависающих седых бровей сердито смотрели неожиданно яркие, как у молодого, бледно-голубые глаза.

Несомненно, это был сам Властимир Могучий, собственной персоной. Вид у старика был суровый и неприветливый: похоже, великий волшебник не очень-то обрадовался, встретив на берегу незваного гостя. Пётр набрал в грудь побольше воздуха, готовясь объяснить своё присутствие на острове, но маг опередил его.

— Что я вижу? — скрипучим голосом старого склочника вопросил он, уперев костлявые кулаки в бока и нависнув над Петром, как тёмная грозовая туча. — Он прогуливается! Он совершает променад, дышит морским воздухом! Я мог бы догадаться, откуда этот адский шум, и не бить попусту свои старые ноги. Конечно! Кто же ещё может безобразничать на моём острове, как не этот молодой человек?!

— 3-здравствуйте, — с запинкой поздоровался Пётр, совершенно сбитый с толку таким необычным приветствием.

— Здравствуйте! — передразнил его великий маг. — Здравствуйте! Он ещё имеет наглость со мной здороваться! Может быть, ты объяснишь мне, юный негодяй, каким образом очутился совсем не там, где тебе полагается быть?

— Я… э… — пробормотал окончательно растерявшийся Пётр.

— Что ты мямлишь?! — свирепея прямо на глазах, вскричал Властимир Могучий. — Отвечай мне сию секунду, как ты здесь очутился?! Иначе я за себя не отвечаю.

Петру стало не по себе. Волшебник, который не отвечает за себя, — это действительно страшно. Обыкновенный человек покричит-покричит да и успокоится, а вышедшему из себя магу ничего не стоит превратить вас в жабу, медузу или даже в дождевого червя. Потом-то он, конечно, спохватится и вернёт вам первоначальный вид — если успеет, конечно. Ведь вы за это время свободно можете оказаться в желудке у какой-нибудь прожорливой птицы, и никакой волшебник вас оттуда не достанет…

Решив не испытывать судьбу, Пётр собрался с духом и сообщил:

— Видите ли, господин волшебник, меня только что доставил сюда синий кит.

Это была чистая правда, но Властимир Могучий отчего-то разозлился ещё сильнее.

— Ах, синий кит! — с хорошо знакомой Петру зловещей ласковостью протянул он и даже всплеснул руками от притворного умиления. — Как любопытно! Как свежо и оригинально! Ах ты маленький паршивец! До каких пор ты будешь пить из меня кровь? Во мне её почти не осталось!

Произнеся эти странные слова, великий чародей с неожиданной ловкостью протянул руку и ухватил Петра за ухо, да так быстро, что тот даже не успел увернуться.

— Я тебе покажу кита! — приговаривал чародей, с видимым удовольствием крутя несчастное Петрово ухо. — Я тебя научу, как врать старшим! Я тебе побегаю!

— Ай! Ой! Ой-ёй-ёй! — отвечал Пётр.

Ничего более внятного и вразумительного он ответить не мог, поскольку пальцы у старика оказались неожиданно крепкими.

— Я терпел целых сто лет, но и моё терпение не безгранично, — приговаривал маг, волоча Петра за ухо в сторону возвышавшейся над островом Парусной скалы. — Будешь сидеть под замком не две недели, а двадцать две… Нет! Ты будешь сидеть там, пока не выучишь назубок все заклинания из Большой Энциклопедии Белого Мага. Скажешь мне, когда будешь готов, и я приму у тебя экзамен. Надеюсь, лет через пятьсот ты снова увидишь солнце. За это время у тебя пропадёт охота хулиганить. А если не пропадёт, я придумаю ещё что-нибудь, клянусь моей бородой!

— Но послушайте… — с трудом выговорил Пётр, цепляясь за твёрдую, как дубовый сук, руку чародея, чтобы тот ненароком не оторвал ему ухо.

— Ничего не желаю слушать! — бушевал Властимир Могучий, широкими шагами направляясь к показавшейся у подножия Парусной скалы пещере и увлекая за собой торопливо семенящего Петра. — Ничего не желаю знать! Полюбуйся на себя! На кого ты похож? Откуда на тебе это дикое платье?

— Я..

— Молчи, несчастный! Я достаточно наслушался вранья! Налагаю на твои уста печать молчания. Да будет так!

Он взмахнул свободной рукой. Вселенную потряс неслышный гром, солнечный свет испуганно мигнул, и неожиданно Пётр понял, что не может произнести ни слова. Он открывал и закрывал рот, как выброшенная из воды рыба, но не мог издать ни единого звука. Между тем Властимир Могучий втащил его в пещеру, показавшуюся Петру смутно знакомой, проволок в самый дальний угол, опрокинув по дороге два табурета и сдвинув с места тяжёлый дубовый стол, и остановился перед низенькой дверцей в каменной стене. Дверца была сделана из толстых плах морёного дуба и заперта на большой висячий замок.

Волшебник подёргал замок и обнаружил, что тот заперт.

— Хм, — сказал он и покосился на Петра едва ли не с одобрением, не выпуская, впрочем, его многострадального уха. — Должен признать, ты делаешь успехи. Просочиться сквозь запертую дверь — это уже кое-что. Впрочем, лет двести ареста тебе всё равно не повредят. Ты напрасно считаешь мою строгость излишней, — продолжал он уже гораздо мягче, неловко отпирая замок свободной от Петрова уха рукой. — Когда-нибудь ты станешь великим магом и поймёшь, что я был прав, не давая тебе спуску…

Пётр уже понял, что старик перепутал его с кем-то другим — очевидно, сослепу. Понять-то он это понял, но вот объяснить, что происходит недоразумение, не мог, потому что на устах его по-прежнему лежала печать молчания. Положение складывалось безвыходное, но Пётр не очень расстроился: за последние несколько дней он столько раз попадал в безвыходные положения, что уже успел к этому привыкнуть. Он знал, что непременно выпутается, вот только поведение старика злило его всё сильнее. Мало того что он чуть не оторвал Петру ухо, так теперь ещё и нотации читает. Прямо как Карина-Скарлатина…

Волшебник между тем отпер замок и распахнул дверь. Пётр увидел вырубленную в белой известковой скале тесную каморку, в которой только и помещалось что грубая лежанка, стол, табурет и умывальник в углу. На столе, потрескивая, горела коптящая свеча, а за столом сидел какой-то мальчишка в домотканой рубахе до пят и, подперев грязноватым кулаком взлохмаченную белобрысую голову, читал какую-то толстенную книгу. Он казался с головой погружённым в чтение, но Пётр не был новичком в таких делах и сразу понял, что мальчишка притворяется. Разумеется, он вовсе не читал, а, затаив дыхание, с огромным интересом ждал продолжения.

Властимира Могучего эта мирная картина сразила наповал. Старик протёр глаза свободной рукой, сильно дёрнул себя за бороду, посмотрел на Петра, потом на мальчишку, потом снова на Петра и пробормотал короткое заклинание, похожее на детскую считалочку, — что-то вроде: «Раз, два, три, мираж, пропади!»

Никто и не подумал пропадать. Мальчишка продолжал спокойно сидеть за столом, подперев рукой лохматую голову, и делать вид, что не замечает присутствия в комнате посторонних. Тогда Властимир Могучий, волоча за собой Петра, осторожно приблизился к столу и ткнул мальчишку в плечо указательным пальцем.

Мальчишка вздрогнул и обернулся. Лицо у него было чумазое, удивлённое и очень невинное. По этому лицу Пётр сразу определил, что перед ним находится тот самый бездельник, лоботряс и хулиган, из-за которого Властимир Могучий чуть не оторвал ему ухо. Мальчишка кого-то здорово напоминал, но Пётр никак не мог вспомнить, кого именно.

Между тем удивление на лице мальчишки сменилось тем рассеянно-недовольным выражением, какое бывает у людей, которых грубо оторвали от какого-то чрезвычайно важного занятия. Скрежетнув ножками табурета по каменному полу, он встал и поклонился Властимиру Могучему — не столько поклонился, впрочем, сколько небрежно кивнул. Выпрямившись, он бросил на Петра короткий любопытный взгляд, и в его глазах запрыгали весёлые чёртики. Похоже, в отличие от Петра и Властимира Могучего, этот неумытый узник отлично понимал, что происходит.

— А… э… гм, — сказал Властимир Могучий. — Кхм… М-да. Ты… э… чем ты занят?

— Читаю Большую Энциклопедию Белого Мага, как вы и велели, господин, — бойко отрапортовал арестант. — Том первый, глава двенадцатая, параграф сто восьмой: «Снятие порчи и сглаза по портретам и скульптурным изображениям».

— Ага, — растерянно пробормотал Влас-тимир Могучий. — Глава двенадцатая — это хорошо… Параграф сто восьмой, да? А у нас, видишь ли, гости…

— Вижу, господин, — скромно потупив разбойничьи глаза, сказал мальчишка и, не удержавшись, хихикнул.

Властимир Могучий спохватился и наконец-то выпустил ухо Петра. Пётр поспешно отступил на пару шагов, потирая распухшее ухо. Ухо было большое, горячее и на ощупь напоминало петушиный гребень.

Властимир Могучий справился со смущением, откашлялся в кулак и повернулся к Петру.

— Прости, путник, — сказал он, смущённо отводя глаза, — вышло досадное недоразумение. Меня ввела в заблуждение твоя внешность, и, боюсь, я несколько погорячился. Ты сказал, что тебя доставил сюда синий кит? Это, наверное, Серафим, у него доброе сердце и отличное чутьё на терпящих бедствие… Но что случилось? Ты потерпел кораблекрушение?

Пётр сердито молчал и тёр ухо. Это было не очень-то вежливо, но ухо болело, а говорить Пётр всё равно не мог.

— Понимаю тебя, юноша, — сокрушённо сказал волшебник. — Я причинил тебе большое неудобство, но сейчас всё будет в порядке. А ну-ка…

Он сделал круговое движение ладонью возле пострадавшего уха, и боль немедленно прошла. Пётр пощупал ухо. Ухо было как ухо — тёплое, нормальных размеров и ни капельки не болело. Здоровое, в общем, ухо…

— Ну вот, — всё так же смущённо, в бороду, сказал Властимир Могучий. — Теперь, когда я хотя бы отчасти загладил свою вину перед тобой, поведай нам, каким образом ты очутился на спине у Серафима. Но прежде скажи нам, как тебя зовут, чтобы мы с моим учеником знали, как к тебе обращаться.

Пётр свирепо на него посмотрел, а мальчишка опять хихикнул. Он был не очень-то почтителен, этот ученик чародея. Пётр, который не видел в сложившейся ситуации ничего смешного, с удовольствием вздул бы этого явного двоечника.

Старый волшебник звонко хлопнул себя по лбу.

— Горе мне! — воскликнул он. — Ведь я же собственноручно лишил тебя дара речи! Вот ведь голова дырявая…

Пётр подумал, что Властимир Могучий выглядит и выражается точь-в-точь как Старик Хоттабыч из сказки, которую в детстве читал ему отец, и испугался: описанный в той книжке джинн всё время забывал, как снимать собственные заклятья. А вдруг и Властимир Могучий страдает тысячелетним склерозом? Недаром же он удалился от дел и поселился на острове Шустром, вдали от людей…

Старый волшебник щёлкнул пальцами, и Пётр почувствовал, что снова может говорить.

— Ну и ну, — проворчал он, снова принимаясь тереть ухо. — Недаром вас называют Могучим! Чуть ухо не оторвали…

— Да, рука у него тяжёлая, — поддакнул из-за спины волшебника мальчишка. — Даром что старый, а как даст подзатыльник — света белого не взвидишь!

Волшебник не глядя протянул руку, поймал его за шиворот и выдворил из комнаты, шлёпнув свободной рукой пониже спины.

— Разожги огонь, — велел он, — и приготовь гостю что-нибудь поесть!

Мальчишка прошмыгнул мимо Петра и принялся возиться у очага, раздувая тлеющие угли. Волшебник усадил Петра за стол в большой пещере и налил ему молока из пузатого глиняного кувшина. Откуда взялся кувшин, Пётр не заметил, но молоко в нём было самое настоящее и вдобавок очень вкусное. От него Пётр сразу почувствовал себя лучше.

— Итак, путник, — сказал Властимир Могучий, когда Пётр опустил на стол опустевшую кружку, — может быть, теперь ты поведаешь нам, что привело тебя на остров Шустрый?

— На наш корабль напали морские пиявки, — сказал Пётр. — В борт попал снаряд из катапульты, я упал в воду, и меня подобрал синий кит.

— А остальные? — спросил волшебник, хмуря седые брови.

— Я не знаю, — сказал Петр. — Корабли ушли так быстро… Я видел только, как гномы пошли на абордаж. Думаю, вся команда погибла. И ещё я потерял свой Волшебный Свисток. Он утонул в море, — И ты остался совсем один, — закончил за него Властимир Могучий.

Пётр кивнул и увидел, как на поверхность стола упала капля. За первой каплей последовала вторая, за ней ещё одна и еще… Пётр понял, что не сдержал своей клятвы никогда не плакать, и разрыдался. Ученик волшебника смотрел на него круглыми от испуга и жалости глазами. Он больше не хихикал, и Пётр был ему за это благодарен.

— Ну-ну, малыш, не плачь, — приговаривал Властимир Могучий, гладя его по волосам своей жёсткой ладонью. — Слезами горю не поможешь. Острова стали плохим местом, жестоким и грязным, но плакать всё-таки не стоит. Здесь и без того слишком много солёной воды, ты не находишь? Скажи лучше, как тебя зовут. Я — Властимир, прозванный Могучим, а это… — Он оглянулся, но мальчишка куда-то пропал. Волшебник пожал плечами. — Ты не видел, куда подевался этот шалопай? Впрочем, это неважно. Никуда он не денется. Так откуда ты и как тебя зовут?

— Я пришёл через Ворота, — сказал Пётр, — и ищу дорогу домой. Меня позвали, и я пришёл… Где-то здесь, на Островах, пропал мой двоюродный дядя. Может быть, вам известно, где он? Меня зовут Ларин Пётр, и дядя когда-то предсказал, что я появлюсь на Островах. Это предсказание называют пророчеством Большого Илла…

Волшебник нахмурился.

— Я не верю в какие-то пророчества, — сурово и твёрдо сказал он. — На Островах есть только один человек, способный предсказывать будущее, и он сидит перед тобой за этим столом. А я не делал никаких предсказаний по поводу прихода в наш мир чужеземного мальчишки по имени Ларин Пётр… Однако как же ты сюда попал? Ведь ключи от Ворот находятся у Королевы-Невидимки! Странно, странно… Всё это очень странно, Ларин Пётр! Куда ты смотришь?

Пётр смотрел на грубо сложенный из неотёсанных обломков известняка очаг. Из-за очага уже некоторое время высовывалась лохматая голова ученика Властимира Могучего. Мальчишка корчил страшные рожи, подавая Петру какие-то знаки, которых тот не понимал. Как только волшебник задал свой последний вопрос, голова немедленно скрылась, словно её и не было.

Пётр притворно вздрогнул, как будто вопрос Властимира Могучего вывел его из глубокой задумчивости, и виновато улыбнулся.

— Простите, господин волшебник. Я просто задумался… Вы что-то спросили?

— Я спросил, каким ветром тебя занесло на Острова, малыш. Как к тебе попал ключ?

— Ключ?

— Маленькое зеркальце, — нетерпеливо пояснил чародей. — Такое круглое, карманное…

— А! — воскликнул Пётр. — Да очень просто!

И он подробно рассказал волшебнику, каким образом угодил на Острова, умолчав лишь о том, что совершил побег из-под ареста. Маг внимательно его выслушал, кивая седой головой, и сказал:

— Всё это очень, очень странно. Я бы даже сказал, подозрительно. Как, ты говоришь, тебя зовут?

Пётр повторил своё имя.

— Так вот, Ларин Пётр, — глубоко вздохнув, начал волшебник, — дело обстоит следующим… — Он осекся. — Погоди-погоди. Ларин Пётр? Ларин Пётр… Пётр… Пётр — Трёп… Ларин Пётр — Трёп Нирал. Трёп Нирал!!!

Он вскочил, озираясь. Пётр тоже встал, не понимая, почему это Властимир Могучий пришёл в такое возбуждение, произнеся его имя задом наперёд, в зеркальном отражении. В зеркальном отражении… Зеркало… За всем этим, несомненно, крылось что-то важное, но, что именно, Пётр не успел понять.

— Вылезай! — громовым голосом вскричал Властимир Могучий. — Вылезай, мошенник! Покажись, малолетний преступник, или, клянусь океаном, ты пожалеешь о том, что родился на свет! Твоя последняя шутка зашла чересчур далеко! Вылезай из своей норы, или тебе придётся провести там всю жизнь!

Он воздел кверху руки. Вокруг его пальцев появилось зеленоватое свечение, между ладонями с треском проскочила искра. Пётр понял, что укрывшемуся за очагом мальчишке не поздоровится, но не знал, как ему помочь.

Мальчишка тоже понял, что шутки кончились. С большой неохотой выбравшись из-за очага, он недовольно проворчал:

— Ну, чего расшумелись-то? Ишь, разошлись, аж искры сыплются… Сами раскричатся, а потом самим же и неловко…

— Неловко?! — взревел Властимир Могучий. От этого рёва у Петра на голове поднялись дыбом все волосы до единого, но мальчишка и бровью не повёл. — Неловко?! А вот так тебе ловко?!

С этими словами он точным движением ухватил мальчишку за ухо, совсем как давеча Петра, и так потянул его кверху, что босые пятки проштрафившегося ученика оторвались от каменного пола пещеры. Мальчишка взвыл, как ледокол в полярном тумане, и вцепился обеими руками в запястье волшебника, но Властимир Могучий не обратил на него внимания.

— Познакомься, Ларин Пётр, — сердито отдуваясь, сказал он и встряхнул своего ученика, как куль с картошкой, — это Трёп Нирал, мой ученик, которого вернее было бы назвать моим мучителем. Он — твой зеркальный двойник, и это именно он устроил тебе экскурсию на Острова, которая едва не стоила тебе жизни. Ну, — обратился он к Трёпу, который продолжал оглушительно выть на одной ноте, — признавайся, паршивец, зачем ты это сделал?

— Я не виноват! — проныл Трёп Нирал, болтая в воздухе босыми ногами. — Я просто хотел попробовать! Я хотел узнать, правда ли написана в пророчестве… Я не думал, что у меня получится! Пустите! Аааааааааааа!!!

— Он не думал, — проворчал волшебник, опуская своего ученика на пол и разжимая пальцы. — Он не думал, что у него получится! Клянусь Островами, в это нетрудно поверить! Я просто диву даюсь, как ему это удалось. Как тебе удалось выкрасть у Королевы ключ, неумеха? — обратился он к Трёпу Ниралу, который сидел в углу, баюкая красное, как помидор, чудовищно распухшее ухо.

— Я его высвистел, — нехотя признался тот.

— Ты его — что?

— Высвистел. Волшебной Дудкой…

Пётр, открыв рот, наблюдал за этой сценой. Теперь он понял, чьё лицо померещилось ему в зеркале ванной комнаты. Это было его собственное лицо — вернее, чумазая физиономия Трёпа Нирала, его зеркального двойника. И пещера, которая привиделась Петру тогда, не являлась плодом его воображения — это точно была та самая пещера, посреди которой он сейчас стоял. Значит, именно Трёп написал то безграмотное послание и именно он подбросил на берег пруда волшебное зеркальце…

Но больше всего Петра поразило то обстоятельство, что у него на Островах был зеркальный двойник. Капитан Раймонд говорил, что зеркальные двойники возникают сами собой, если в мире Петра кто-то уделяет слишком много внимания своей персоне, любуется собой или просто чересчур много вертится перед зеркалом. Выходит, Пётр тоже был таким? Пётр никогда об этом не думал, но теперь, глядя на хнычущего Трёпа Нирала и вспоминая некоторые моменты своей биографии, начал понимать, что капитан Раймонд во многом был прав. «Интересно, — подумал Пётр, — зеркальный двойник — это то же самое, что брат-близнец? Или, наоборот, полная моя противоположность? Надо же, и Волшебная Дудка у него есть, и под арестом он сидел… Волшебник говорил, что посадил его под замок на две недели… Может, нас с ним упекли в один день? Но как же он осмелился украсть что-то у самой Королевы? Ай да Трёп Нирал!»

— Какой ещё дудкой? — гремел разгневанный волшебник. — А ну, давай её сюда!

— Ага, — буркнул Трёп, — сейчас. Да вы так раскричались, что её теперь неделю не сыщешь. Забилась, наверное, под какой-нибудь камень, прикинулась сухой веткой и лежит ни жива ни мертва.

— Этот мальчишка сведёт меня с ума, — простонал Властимир Могучий и в полном изнеможении упал на табурет. — Ты хочешь сказать, что одушевил дудку?

— Надо же мне с кем-то разговаривать, — проворчал Трёп. — Сами-то вы только книжки читаете да ухи крутите, а рыбы говорить не умеют. А Маргарита ваша — старая сплетница! Что ей ни скажи, обязательно разнесёт по всему океану, по всем Островам…

— Помолчи-ка лучше, — прервал его речь Властимир Могучий. — Терпеть не могу твоё нытье. Вечно ты чем-то недоволен… — Полюбуйся на него, — обратился он к Петру. — Без году неделя в учениках, простенького заклинания не может запомнить, а уже мастерит какие-то волшебные дудки, да ещё и живые притом… Погоди-ка, — вдруг насторожился он, — а что ты там говорил про какой-то Волшебный Свисток, который утонул?

Пётр развёл руками и молча потупился.

— Так, — после долгого молчания произнёс чародей. Голос у него был усталый и обречённый. — Два сапога пара, значит. Ох-хо-хонюшки… Что ж, давайте думать, как поправить дело. Иди сюда, бестолковый, — сказал он Трёпу Ниралу и подвинул поближе к нему свободный табурет.