Ларин Петр и волшебное зеркало

ГЛАВА 28

С того дня, когда Пётр высадился на восточном побережье Мёртвого Материка, минуло уже без малого две недели. Жизнь шла своим чередом, и каждый из участников описываемых событий делал то, что считал нужным делать, или, как сказал бы капитан Раймонд, следовал своему Предначертанию. Пятёрка охотников-Яйцеголовых во главе с несчастным Шатуном, не переставая вздыхать, охать и проклинать злодейку судьбу, тайными охотничьими тропами вела Петра в глубь Материка, к Столице, куда днём и ночью стекалось доставляемое железными кораблями золото. Тропы эти пролегали по диким, а порою и жутким местам. Пётр видел разрушенные, покинутые жителями города и странные, похожие на бредовый сон леса, поднявшиеся на местах, где когда-то гремели ужасные взрывы. Ступая след в след за хнычущими проводниками, он пересекал древние минные поля, за тысячи лет не переставшие таить смертельную опасность, и переплывал кишащие кошмарными созданиями реки. Он восхищался мирными пейзажами незнакомой земли и брёл по тёмным подземным коридорам, где под ногами хлюпала гнилая стоячая вода, а в углах пугливо копошились бледные ядовитые сороконожки. Лёжа в укрытии, Пётр наблюдал за тянущимися по разбитой древней дороге золотыми обозами и щурил глаза от ярких солнечных бликов, сверкавших на чёрных доспехах конвоировавших золото гвардейцев. Странные звери перебегали ему дорогу, странные птицы кружили в небе над Мёртвым Материком, и в голову сами собой лезли непрошеные, странные мысли.

Верный Свисток также следовал своему Предначертанию. Он выбивался из сил, снуя в траве и прячась за камнями, разговаривая и бранясь на разные голоса, чтобы постоянно держать Яйцеголовых в страхе и повиновении. Он не ведал усталости и был неистощим на выдумку: жуткие истории, которыми он пугал несчастных проводников, никогда не повторялись. На бескрайних выжженных просторах Большой Пустыни он трижды спасал своим спутникам жизнь, разгоняя Мёртвым Свистом стаи мелких кровожадных хищников, похожих на шакалов с двумя головами, и насмерть перепуганные Яйцеголовые окончательно уверовали в существование магии.

Следуя Предначертанию, а может быть, просто голосу совести, бывший верховный маг Островов Властимир Могучий твёрдой рукой направлял остров Шустрый к берегам Мёртвого Материка. Он больше не прятался, и вскоре навстречу ему вышло более полутора сотен железных катеров морской гвардии — весь флот, находившийся в распоряжении Её Величества. Впереди этой армады, тяжело раздвигая воду ржавым форштевнем, неторопливо двигалась личная прогулочная яхта Королевы — тот самый гигантский корабль, который Пётр видел в гавани в день своего прибытия на Материк.

Предначертание вело чайку Маргариту в её одиноком полёте через безбрежный океан. Она направлялась вовсе не на Шустрый, как думал Пётр; её целью был Птичий Базар — скалистый островок, где она впервые увидела свет, вылупившись из яйца. Там она училась летать и плавать, там поймала свою первую рыбу, и именно туда она держала путь. Добравшись до места, Маргарита отдыхала ровно три часа, после чего переговорила с собравшимися вокруг неё друзьями, соседями и многочисленными родственниками. Закончив беседу, она поднялась в воздух и полетела на юго-запад — обратно. Через пять минут Птичий Базар опустел — впервые с тех пор, как его чёрные скалы поднялись из морской пучины. Неделю спустя неисчислимое птичье воинство обрушилось на Мёртвый Материк и после длившейся двое суток битвы навеки очистило небо от драконов-охотников. То было воистину грандиозное воздушное сражение, но это совсем другая история.

Пётр ничего обо всём этом не знал; что же до Королевы, то ей было известно многое, и поступавшие отовсюду новости казались ей тревожными и радостными одновременно. Она была могущественна, как никогда; Властимир Могучий, единственный враг, которого она по-настоящему боялась, наконец-то перестал таиться и открыто бросил ей вызов, тем самым подписав себе смертный приговор. В его силе таилась его слабость; он был слишком добр, а значит, чересчур мягок. Он позволил мальчишке уговорить себя ввязаться в безнадёжную драку, а это было именно то, чего так много лет ждала Её Величество. Отставной волшебник, как и все жители Островов, придавал слишком большое значение пророчеству Большого Илла, и эта вера в несбыточное погубила его.

Вспомнив о пророчестве, Королева мрачно усмехнулась. Мальчишка, каким-то чудом завладевший зеркалом Входа и проникший на Острова, действительно представлял для неё грозную опасность, но только в одном случае: ни при каких обстоятельствах Королеве нельзя было с ним встречаться. Он был ребёнок, но он умел колдовать и мог как-нибудь исхитриться сообщить её имя Властимиру Могучему даже за мгновение до смерти. Тогда старый фокусник получил бы над ней власть и мог бы сделать с ней что угодно: лишить престола, отобрать золото, изгнать с Островов, а то и вовсе превратить в какое-нибудь тихое насекомое вроде комара.

Но враги не знали, в чём сила пророчества. Они думали, что мальчишка сам по себе наделён какой-то немыслимой магической мощью, способной в одночасье разрушить вековые чары и развеять по ветру её королевство. Они носились с ним как с писаной торбой, опекали его, берегли и защищали даже ценой собственных жизней. Глупцы! Теперь, когда все бунтовщики вместе со своим драгоценным Лариным Петром собрались в одном месте, на острове Шустром, Её Величеству ничего не стоило прихлопнуть это змеиное гнездо одним ударом.

Что она и собиралась сделать.

Её Величество сидела в Золотой гостиной, изящно облокотившись на голову золотой пантеры, и бездумно скользила глазами по строчкам написанной Кассиусом Крайком поэмы. Это было первое литературное произведение чернокнижника, не имевшее отношения к магии. Кранк писал поэму восемьдесят четыре года; она получилась чудовищно длинной, умопомрачительно скучной и была целиком, от первой до последней строчки, посвящена Её Величеству. Хотя любившая комфорт Королева перенесла в Стеклянный Дворец из своего мира достаточное количество бумаги и шариковых авторучек, чёрный маг предпочёл действовать по старинке и написал поэму на пергаменте. Теперь длиннейший свиток лежал на специальной подставке рядом с кушеткой в виде пантеры. Уже просмотренная Королевой часть поэмы громоздилась на полу беспорядочным ворохом желтоватого пергамента, исчерченного неровными чёрными строчками, но оставшееся всё ещё очень смахивало на свёрнутую в толстый рулон ковровую дорожку. Её Величество читала, время от времени длинно зевая и нетерпеливо покусывая золоченые ногти. Её одолевала скука и раздражение; временами ей хотелось зашвырнуть пергаментный свиток куда-нибудь подальше, но Королеве не хотелось лишний раз обижать Кранка: сейчас от него слишком многое зависело.

«Поэма, — сердито думала она, косясь на громадный свиток, под тяжестью которого золотой пюпитр заметно прогнулся. — Килограммов пятнадцать, а то и все двадцать. Лучше бы раздобыл кусок золота такого же веса, литератор…»

Взгляд её вернулся к только что прочитанным строкам. Королева нахмурилась, потом удивлённо подняла брови, а потом прочла вслух:

Королева осторожно, чтобы не рассыпалась причёска, тряхнула головой и в недоумении огляделась по сторонам.

— Это что такое? — спросила она сама у себя, поскольку, кроме неё, в комнате никого не было. — Это как понимать? Ничего себе, написал стишок для любимой женщины! Тысячелетьям вопреки! Да как он посмел намекать на мой возраст? Кораллы губ… Выходит, у меня губы, как кораллы, — шершавые и торчат в разные стороны? А что это ещё за «волоски предплечий», которые никогда не побелеют? Что он имел в виду? Что у меня руки волосатые или что вместо рук у меня два чёрных волоска, которые никогда не побелеют? Уничтожу мерзавца!

Она с отвращением оттолкнула пюпитр. Золотая подставка покачнулась и со звоном упала на золотые плиты пола. Свиток с поэмой укатился в дальний угол, разматываясь по пути, как настоящая ковровая дорожка. Её Величество вскочила и некоторое время с удовольствием топтала пергамент ногами, давая выход своему раздражению. Наконец она немного успокоилась и, отдуваясь, опустилась обратно на кушетку.

— Ладно, — пробормотала Её Величество, потихоньку остывая. — В конце концов, человек старался, хотел меня порадовать… Надо же, какое невезение! В целом мире только один человек меня любит, да и тот дурак! Тысячелетьям вопреки…

Она встала с кушетки, прошла в угол и принялась сматывать тяжёлый пергаментный свиток. Когда её никто не видел, Королева вполне могла самостоятельно управиться с любым делом, особенно если дело было тайное и касалось только её. Она мастерски водила автомобиль, уверенно держалась в седле, когда-то неплохо фехтовала и стреляла из спортивного пистолета так метко, что ей завидовали даже признанные мастера. Увы, здесь все эти таланты не находили применения, и Королева с нетерпением ждала дня, когда все Острова вместе с Мёртвым Материком превратятся в сияющие горы золота, а она навсегда покинет этот скучный, нелепо устроенный зазер-кальный мирок.

Смотав пергамент, Королева поднатужилась и водрузила его обратно на золотой пюпитр. Взгляд Её Величества снова упал на строчки, вызвавшие недавнюю вспышку гнева, но теперь Королева лишь слегка улыбнулась, приподняв уголки красивых, подкрашенных золотистой помадой губ. Строфа, в которой упоминались кораллы губ и волоски предплечий, никуда не годилась, но ведь и все остальные строфы этой бесконечной поэмы были ничуть не лучше! Да, поэтом Кассиус Кранк был никудышным; к счастью, он сохранил своё главное достоинство — магическую силу, без которой на Островах было совершенно нечего делать.

Её Величество подвинула к себе крупный золотой самородок с углублением посередине, служивший ей пепельницей, чиркнула золотой зажигалкой и закурила длинную тонкую сигарету в изящном золотом мундштуке. Голубоватый дымок, причудливо извиваясь, тонкой струйкой потёк с кончика сигареты к золотому потолку гостиной. Королева наблюдала за ним и думала, как поступит с мальчишкой и его дорогим дядюшкой, Большим Иллом. Было немного жаль, что мальчишка скорее всего погибнет вместе с Властимиром Могучим и остальными бунтовщиками, укрывшимися на острове Шустром. Да, жаль. А как было бы хорошо, расправившись со старым волшебником, захватить мальчишку в плен и казнить дядю и племянника одновременно, на глазах друг друга! Как было бы славно заставить обоих просить пощады, принародно валяясь у неё в ногах! Нет, за себя ни один из них просить не станет, а вот друг за друга — да, станут. Да ещё как станут! Уж она сумеет их заставить… И вот тогда, вдоволь насладившись их унижением, Её Величество прикажет казнить эту парочку, отравившую ей всю жизнь.

Но сначала нужно было покончить с волшебником. Её Величество нетерпеливо посмотрела на изящные золотые часики, тихонько тикавшие на её тонком запястье, и сейчас же, словно по команде, дверь распахнулась, и в неё, оттолкнув караульного гвардейца, быстро вошёл Кассиус Кранк. В эту самую минуту Королева вдруг заметила следы своих туфелек на свисавшем с пюпитра пергаменте и обворожительно улыбнулась чародею, чтобы отвлечь его внимание от этой предательской подробности. Но Кранк не обратил внимания не только на свою поэму, но даже и на улыбку Королевы, что было, мягко говоря, удивительно. Глаза его возбуждённо сверкали на бледном, уже успевшем обрасти чёрной с проседью бородой осунувшемся лице, костяшки пальцев, сжимавших магический посох с резной фигуркой крылатого демона на верхнем конце, побелели от напряжения.

— Началось, Ваше Величество! — быстро поклонившись, сказал он. — Наши корабли атакуют остров Шустрый!

— Прекрасно! — воскликнула Королева и вскочила. — Великолепно! Наконец-то! Я вся извелась от нетерпения! Наконец-то мы покончим с этим мерзким старикашкой и его глупыми приспешниками! Я покажу им, как восставать против меня!

Кассиус Кранк смотрел на неё с мрачным удивлением. Королева и впрямь казалась довольной: она улыбалась, глаза её сверкали, а тонкие руки сжались в кулаки, словно ей не терпелось самой ринуться в драку. Её Величество была уверена в победе. Такова была её натура: она всегда нападала первой, действуя с неудержимой яростью раненой львицы, и никогда не знала поражений. Королева не пряталась от врагов; она всегда шла навстречу опасности, искала своих противников по всему свету и уничтожала по одному, не давая им собраться вместе и обрести настоящую силу. И теперь она не испытывала ни тени сомнения в скорой победе.

Увы, чернокнижник, который при всех своих многочисленных недостатках был намного старше и мудрее Её Величества, не разделял уверенности Королевы. Одержать окончательную победу может только тот, кто умеет с честью переносить поражения. А вот этого-то Её Величество как раз и не умела: малейшая помеха приводила её в неистовый гнев, и она набрасывалась на препятствие со слепой яростью, стремясь во что бы то ни стало, любой ценой одержать верх. До сих пор ей это удавалось, но теперь, когда против неё открыто выступил сам Властимир Могучий, в душу Касси-уса Кранка закралось тяжкое сомнение. Он хорошо знал своего противника и понимал, что тот ни за что не стал бы действовать вслепую, положась на удачу или какое-то там пророчество. Коль скоро остров Шустрый перестал быть невидимым и открыто двинулся в сторону Мёртвого Материка, у Властимира Могучего наверняка были в запасе какие-то козыри. Честно говоря, Кассиус Кранк побаивался своего старинного соперника. В отличие от Королевы, он хорошо помнил имена чёрных магов, которые были побеждены Властимиром Могучим и изгнаны за пределы Островов, в неизведанные пустынные миры, где они никому не могли причинить вреда. То были настоящие титаны, непревзойдённые знатоки запрещённых наук, способные повелевать силами Мрака, и все они склонили головы перед мощью человека, который сейчас неумолимо приближался к берегам Материка. Поэтому в глазах Кассиуса Кранка уверенность Её Величества больше смахивала на самоуверенность; похоже, она действительно считала, что магия сводится к умению более или менее ловко показывать фокусы, и в предстоящем сражении привычно полагалась на грубую силу огня и железа.

Но чернокнижник ещё не настолько сошёл с ума, чтобы спорить с Королевой. Он лишь молча поклонился и извлёк из складок мантии магический кристалл.

Королева нетерпеливо отмахнулась.

— Убери свою стекляшку! У меня нет времени ждать, пока ты её настроишь. Моя магия надёжнее. Идём!

Кранк снова поклонился и безропотно спрятал кристалл. Тут Королева была права: наложенное Крайком на Материк заклятье делало бессильной магию Островов, но оно же создавало помехи для его собственной ворожбы. Здесь, на Материке, Кассиус Кранк был почти так же бессилен, как любой из тысяч Яйцеголовых, день и ночь трудившихся в мастерских по изготовлению железных солдат. Зато для магии Королевы преград не существовало: похоже, непонятное могущество Её Величества опиралось на те же неведомые силы, что приводили в движение железных гвардейцев и их стальные корабли, а также ужасные металлические повозки, что так напугали чернокнижника в мире, откуда явилась Королева.

Они вошли в просторный круглый зал, который Кассиус Кранк посещал крайне редко и с большой неохотой. Стены зала напоминали пчелиные соты с прямоугольными ячейками, и в каждой из этих ячеек поблёскивало слегка выпуклое стеклянное окошко. Из этих окошек открывались самые разные, порою весьма странные виды: песчаные дюны, со всех сторон окружённые морем, какие-то деревни, города, рыночные площади, палубы парусников и галер, лесные опушки, берега равнинных рек и горных потоков, серые скалы, у подножия которых бесновался прибой, шумные гавани, руины старых крепостей… Стены зала сверкали и переливались разноцветьем красок, цветные блики играли на платье Королевы, которое, стоило ей переступить порог, сделалось тускло-серебристым, как алюминий. Кассиус Кранк привычно поёжился, ощутив в дрожащем, мелко вибрирующем воздухе присутствие таинственной силы, имени которой он не знал и управлять которой даже не пытался. Эта сила пришла вместе с Королевой из её мира; Кранк боялся этой силы, но только она могла помочь Королеве справиться с Властимиром Могучим, потому что старый чародей тоже ничего о ней не знал и не умел подчинять её своей воле.

Её Величество приблизилась к восточному сектору стены. Все экраны, расположенные здесь, показывали море и, насколько мог понять Кассиус Кранк, один и тот же его участок. На эти экраны передавалось изображение с установленных на мачтах железных кораблей Всевидящих Очей, и именно отсюда Её Величество собиралась наблюдать за штурмом острова Шустрого. Она опустилась на установленный в центре зала круглый диван, и Кассиус почтительно остановился в двух шагах от неё. Королева протянула руку, взяла лежавший на диване пульт управления, поиграла кнопками, и в зал ворвались свист ветра и тяжёлый шум морских волн.

На море бушевал ужасный шторм. В сером небе носились клочья разорванных ураганом туч, водяные горы вздымались и падали, разбиваясь вдребезги о палубы стальных кораблей; ветвистые молнии с оглушительным треском рвали небо на части, среди огромных волн то и дело возникали ревущие водовороты. За пеленой дождя, то поднимаясь над волнами, то вновь исчезая из вида, смутно виднелся белый треугольник Парусной скалы, при виде которого у Кассиуса Кранка тоскливо защемило сердце: там, впереди, был остров Шустрый, и он не думал отступать и спасаться бегством, укрывшись за заклинанием Невидимости.

Королева неотрывно следила за экранами, хмуря тонкие брови и нетерпеливо покусывая нижнюю губу. Она мало что видела, кроме бушующих вихрей брызг, носившихся в воздухе клочьев пены да капель дождя, стекавших по объективам Всевидящих Очей. Она заметила, что в сплошной стене телевизионных экранов кое-где зияют чёрные провалы: четыре из ста пятидесяти видеокамер перестали передавать изображение. Это могло быть вызвано сотней причин, от обычной поломки до гибели корабля, на котором было установлено Всевидящее Око. Впрочем, Королева не волновалась: потеря четырёх катеров для неё ничего не значила, она возлагала главную надежду на стальное чудовище, которое называла своей яхтой.

На её глазах ещё один железный корабль попал в водоворот. Его мачта наклонилась вперёд, и Королева увидела, как надвигается, бешено крутясь, огромная водяная воронка. Потом водоворот проглотил катер целиком, на экране замелькали стремительно уносящиеся кверху пузыри в серой взбаламученной воде, и изображение погасло.

Её Величество перевела взгляд на соседний экран и невольно отпрянула, увидев огромный камень, вырвавшийся из штормовой круговерти и устремившийся, казалось, прямо ей в лицо. Камень был выпущен из катапульты морских пиявок; экран мигнул и погас, когда обломок скалы разнёс Всевидящее Око вдребезги. Ещё один корабль вспыхнул, как охапка пропитанной нефтью соломы, когда в него угодила молния. Экран заволокло дымом, рыжие языки пламени, извиваясь под проливным дождём, лизнули объектив, изображение на миг залилось ослепительнобелым светом, и экран погас.

— Давайте-давайте! — сквозь зубы процедила Её Величество. — Давайте! Бейтесь, стойте насмерть, совершайте подвиги, невежественное дурачьё! Тратьте ваши жалкие силы! Посмотрим, что вы запоёте, когда увидите, как к вам приближается сама смерть! Моей яхте нипочём ваши штормы и водовороты! Она не боится ваших жалких молний! Она расколет ваш островок на куски и пустит на дно вместе с вами, самонадеянные глупцы!

Они увидели, как один из железных кораблей с разгона врезался в обшитый чёрной медью борт пузатого китобойного судна и прошёл насквозь, как горячий нож сквозь масло. Китобой разлетелся на куски, и Королева коротко, злобно рассмеялась, глядя, как гибнут в свинцовой штормовой воде беспомощные жалкие человечки. Она уже видела эту картину двести лет назад, и сейчас, спустя два столетия, всё повторялось.

Внезапно гигантский водяной вал взметнулся до самого неба и устремился вперёд, один за другим опрокидывая и топя железные корабли морской гвардии. Флот погибал на глазах, но Её Величество лишь презрительно улыбалась: всё это буйство стихии было бессильно против того, что надвигалось на остров Шустрый с запада.

Она немного поиграла кнопками пульта, пытаясь улучшить изображение, но тщетно: на всех экранах по-прежнему металась бушующая серая муть. Яростный ураган смешал серое небо со свинцовыми волнами, накрепко связав их канатами холодного проливного дождя и косматыми прядями серого тумана. В этой круговерти то и дело мелькали то ржавая палуба железного корабля, то рваные паруса пиратской посудины, то носящиеся по волнам в клочьях пены обломки.

Неожиданно за спиной Королевы послышался изумлённый возглас Кассиуса Кранка.

— Ваше Величество! — позвал чернокнижник. — Скорее сюда! Не понимаю, как это вышло, но у меня получилось…

Королева вскочила с дивана и подошла к нему. Чернокнижник стоял на коленях, совершая пассы руками над лежавшим на полу магическим кристаллом. Кристалл светился ровным жемчужно-серым светом; заглянув в него, Королева неожиданно для себя ясно увидела обрывистый каменистый берег, на котором стояли двое: старик и мальчик. Внизу бушевало штормовое море, волны разбивались о камень, осыпая людей пенными брызгами, но проливной дождь каким-то чудом обходил этих двоих стороной. Ветер рвал с плеч старика поношенную тёмную мантию и развевал длинную седую бороду. В поднятой кверху руке старика Королева разглядела посох — обыкновенную дубовую палку, тяжёлую и невзрачную, совсем недавно оструганную ножом, с острой загогулиной на конце. Посох светился ярким белым светом, как неоновая лампа. Старик молчал, лишь глаза сверкали на тёмном морщинистом лице с крючковатым ястребиным носом, как два драгоценных камня. Без сомнения, это был Властимир Могучий, управлявший магическим ураганом. Королеве сразу вспомнилась буря, которую вызвал Кассиус Кранк, когда пытался покончить с мальчишкой в самом начале его пребывания на Островах, и на мгновение ей стало очень неуютно: та буря не шла ни в какое сравнение с нынешним светопреставлением.

Мальчишка, стоявший рядом с чародеем, был хорошо знаком Её Величеству. Она сразу узнала это ненавистное лицо и от души порадовалась тому, что очень скоро эта наглая, вечно чем-то недовольная физиономия навсегда перестанет мозолить ей глаза. Да, ошибки быть не могло: слева от волшебника стоял Ларин Пётр, одетый в полном соответствии с местной модой. На нём была какая-то невообразимая рубаха до колен, поверх которой мальчишка натянул кожаную безрукавку, и штаны, заправленные в высокие мягкие сапоги. За поясом у него торчал кухонный нож с длинным, сточенным до узкой полоски лезвием и грубой деревянной рукояткой. Волосы его показались Королеве чересчур длинными и светлыми, но она вспомнила, что Пётр провёл на Островах уже не меньше месяца. Конечно, волосы за это время отросли и успели выгореть на щедром летнем солнце…

Время от времени свет, исходивший от посоха мага, начинал слабеть. Тогда мальчишка молча брал волшебника за руку, и белое сияние разгоралось с новой силой, а утихшая было буря снова принималась бушевать с удвоенной яростью.

— Да, Кассиус, — с удивлением сказала Королева, — ничего не скажешь, ловко. Наконец-то я вижу лицо этого старого бездельника! Ты хорошо потрудился. Не понимаю, почему ты не сделал этого до сих пор.

— Я сам не понимаю, госпожа, — признался чернокнижник. — Не понимаю, как мне это удалось. Я не сделал ничего, чего не делал бы уже тысячу раз за последние двести лет. Очевидно, Властимир Могучий бросил все свои силы на битву с вашим флотом и ослабил защиту. Я мог бы попытаться…

— Нет, — резко прервала его Королева. — Нет, Кассиус. Ты уже пытался — триста лет подряд и безо всякого успеха. Да в магии и нет нужды. Она бессильна против холодного железа, и я сама доведу до конца это дело. Я оставлю от этого острова груду каменных обломков, над которыми будет вечно плескаться море. Хватит! Хватит с меня заколдованных принцев и пленных чародеев, хватит этого глупого бормотания, которое вы называете заклинаниями! Довольно! Теперь я буду действовать по-своему, и ты увидишь, бедняжка Кассиус, что сильнее моей магии нет ничего на свете!

Будто в ответ на её слова, на затянутом штормовой мглой горизонте появилось какое-то тёмное пятнышко. Оно росло на глазах, постепенно принимая очертания гигантского стального корабля. Он шёл сквозь бурю напролом, не обращая внимания ни на молнии, раскалёнными копьями вонзавшиеся в его наклонную мачту, ни на ужасные водовороты, один за другим возникавшие у него на пути. Огромные волны разбивались о его высокие, как утёсы, борта, но стальное чудовище даже ни разу не покачнулось. Он был намного больше острова, служившего оплотом мятежникам, и Кассиус Кранк понял, что Королева была права: магия Островов ничего не могла противопоставить этому стальному чудовищу.

Понял это и Властимир Могучий. Он опустил посох и некоторое время, нахмурив седые брови, угрюмо смотрел на неотвратимо приближавшуюся гибель. Потом он опустил взгляд и посмотрел на мальчишку, который взирал на него со страхом и надеждой, по-прежнему держа чародея за руку. Черты его лица затвердели, в глазах сверкнул гневный огонь. Волшебник поднял голову, и на какое-то мгновение Королеве показалось, что он смотрит прямо ей в глаза. Затем губы мага тронула невесёлая улыбка, он простёр свой посох параллельно поверхности воды и заговорил гулким голосом, от которого по спине Её Величества пробежали мурашки.

Слова, которые он произносил, были непонятны не только Королеве, но даже и Кассиусу Кранку — Её Величество поняла это по недоумевающему лицу чернокнижника.

Неожиданно вода недалеко от острова вспучилась гигантским горбом, расступилась с оглушительным шумом, и из моря поднялось что-то невообразимо огромное, бесформенное, сплошь покрытое выступами и наростами, облепленное илом и водорослями, поросшее анемонами и раковинами моллюсков. Королева поняла, что это чья-то голова, лишь после того, как на чудовищной, ни на что не похожей морде вдруг распахнулись огромные, как две цирковые арены, мутно-зелёные глаза.

Вслед за головой появилась шея — титаническая башня, по выступам и впадинам которой низвергались целые водопады жидкой, копившейся тысячелетиями донной грязи. Слежавшийся ил отваливался огромными пластами, которые рушились в море, вздымая целые тучи грязных брызг. По воде вокруг шеи чудовища расплылось мутное пятно грязи, с каждым мгновением становившееся всё больше.

— О господи! — забыв о своём величии, испуганно выдохнула Королева. — Кто это?

Кассиус Кранк был бледен, и, когда он заговорил, голос у него заметно дрожал.

— Непостижимо, — сказал он. — Невозможно! Как он сумел?.. Я думал, это просто легенда, страшная сказка для детишек…

— Кто это?! — почти взвизгнула Королева.

— Вассар Мастрегур, — сказал чернокнижник, — легендарный морской змей, властелин океана. Он был стар уже тогда, когда Острова поднялись из морской пучины, и его никто не видел уже миллионы лет. Я думал, он давно умер. Я думал, взывать к нему — всё равно что кричать в звёздное небо…

— Как видишь, он жив и здоров, — язвительно сказала Королева. — Как видишь, Властимир Могучий нашёл слова, которые эта водяная змея услышала. Теперь понятно, почему ты всегда был только вторым, мой бедный Кас. Ну, и что дальше?

Чернокнижник развёл руками. Он был до глубины души потрясён не столько видом морского змея, сколько мощью, которая заставила древнее чудовище повиноваться зову и подняться из океанских глубин. Теперь ему стало понятно: всё, что было до сих пор, все его кажущиеся победы над Властимиром Могучим — мираж, пустая забава. Верховный маг забавлялся с ним, как кошка с мышью, до поры уступал ему, как уступает занятой взрослый капризам невоспитанного ребёнка. Но теперь его терпение лопнуло; теперь игра начиналась всерьёз, и, увидев всплывшего из морских глубин Вассара Ма-стрегура, чернокнижник понял, что он к этой игре не готов.

— Чего ты хочешь от меня, смертный червь? — раскатился над морем гулкий и одновременно шипящий голос, в котором не было ничего человеческого. — Я не могу противиться Великому Заклинанию Вызова, но горе тебе, если ты побеспокоил меня напрасно!

— Прости, властелин глубин, — отвечал ему Властимир, — что побеспокоил тебя, оторвав от размышлений о природе сущего. Но Островам грозит ужасная беда, и мы нуждаемся в твоей помощи.

— Меня не интересуют дела смертных! — : громыхнул змей. — Ваши жизни — мимолётные искры в вечном мраке. Какое дело мне, Вассару Мастрегуру, до мельтешения мотыльков-однодневок?

Чудовище начало медленно и грациозно погружаться в воду. Кассиус Кранк вздохнул с облегчением, но Властимир Могучий опять простёр свой посох в сторону змея.

— Словом, которое никогда не должно быть произнесено, заклинаю тебя, Вассар Мастрегур: остановись и выслушай меня! Ты тоже смертен, и нескончаемой череде твоих дней уже положен предел. Твоя вечность, которой ты так кичишься перед нами, короткоживущими, на деле может обернуться несколькими жалкими неделями.

Всё живое на Островах и в океане может погибнуть до конца этого месяца. Думаю, ты умрёшь последним, но и тебе не миновать общей участи. Наш мир превратится в огромное кладбище, где не будет ничего, кроме отравленной воды и торчащих из неё глыб презренного жёлтого металла. Ты этого хочешь, владыка глубин?!

— Посмотри мне в глаза, — потребовал змей, приблизив свою ужасную голову к острову, который он мог проглотить одним махом. — Посмотри мне в глаза, дерзкий, и горе тебе, если ты солгал мне хоть словом!

Наступила короткая пауза, в течение которой человек и чудовище смотрели друг другу в глаза.

— Ты не лжёшь, — неохотно проворчал змей. — Так что я должен сделать?

Властимир Могучий молча указал посохом на огромный корабль, неторопливо приближавшийся к острову. Магический шторм улёгся, дождь прекратился, лишь в небе всё ещё носились серые клочья туч да море вздымало пологие свинцовые валы, словно не в силах успокоиться.

— Это? — громыхнул змей. — И всё?!

— Всё, владыка, — сказал волшебник. — Клянусь тебе страшной клятвой, что более никогда не осмелюсь тебя побеспокоить.

— Ладно, — согласился Вассар Мастре-гур. — В конце концов, иногда даже мне не мешает немного размяться.

Его голова стала подниматься. Шея вырастала из воды, как чудовищное дерево или как гигантский, превосходящий всяческое воображение каменный столб. Голова чудовища поднималась всё выше, пока не скрылась в низких грозовых облаках. Потом гигантская шея плавно изогнулась, и многотонная глыба головы, со страшным рёвом рассекая воздух, обрушилась вниз.

Кассиус Кранк зажмурился и заткнул пальцами уши, чтобы не видеть и не слышать того, что произойдёт. Когда он открыл глаза, на месте стального острова была лишь огромная туча брызг вперемешку с какими-то бесформенными железными обломками, которая с ужасным шумом обрушилась обратно в море. Остров Шустрый, как пробка, плясал на громадных волнах; вокруг пригоршней щепок вертелись, то скрываясь под водой, то выныривая на поверхность, разбросанные в разные стороны корабли враждующих флотов: железные катера морской гвардии, нарядные посудины Вольных Мореходов, пузатые, как бочонки, способные выдержать любой шторм китобойные суда и неопрятные деревянные лохани морских пиявок. Вассара Мастрегура нигде не было видно: сделав своё дело, он вернулся в бездонную океанскую пучину.

Чернокнижник посмотрел на Королеву. Её Величество была бледна. Встретившись глазами с Кассиусом, она впервые за время их знакомства отвела взгляд.

— Что ж, придворный маг, — сказала она глухим, надтреснутым голосом, — настал твой черёд. Выиграй для меня эту битву, и ты не пожалеешь!

— Да, госпожа, — сказал чернокнижник, и голос его дрогнул. — Я сделаю это. Но мне придётся снять защитное заклятие, потому что иначе…

— Делай что хочешь, — перебила его Королева, — но уничтожь старика и мальчишку!

— Да, — повторил Кранк и, продолжая смотреть в кристалл, начал произносить слова заклинания: — Эстерребус магистатум ликвидатум! Протекторе магистатум эстерра нигили! Эстерра магистри Властимириус моритури эст! Некромантии магистатум…

Властимир Могучий вдруг резко обернулся, словно услышав его голос, и посмотрел прямо в кристалл. На этот раз сомнений быть не могло: маг видел их и смотрел не куда-нибудь, а именно на Королеву и Кассиуса Кранка.

— Ты далеко зашёл, Кассиус, — устало сказал он. — Слишком далеко. Это скверно, если принять во внимание, что ты с самого начала шёл не в ту сторону. Мне жаль, что я не успел остановить тебя в самом начале пути, но лучше поздно, чем никогда. Кант-хи магистатум охм!

Произнеся эти непонятные слова, Властимир Могучий вскинул посох, как ружьё, и направил его, казалось, в самое лицо оторопевшему Кассиусу. На конце посоха вспыхнул нестерпимо яркий свет. Этот свет наполнил магический кристалл Кассиуса Кранка до краёв, а потом разорвал его изнутри и выплеснулся наружу. На какое-то время Королева и её придворный маг ослепли, а когда к ним снова вернулась способность видеть, магического кристалла больше не было. Вместо него по всему полу поблёскивали мелкие осколки хрусталя, похожие на те, что остаются на асфальте после лобового столкновения двух автомобилей.