Ледяной ноктюрн

Мэхфир

Поднялся ветер – гулкий, жестокий, впивавшийся острыми когтями в соломенные крыши домов и сараев, сгибавший тонкие сосны и раскидывавший по дворам хозяйственную утварь. Он гнал по темному небу тучи, обращенные будто в армию призраков, неистово кружился между домами, с разбегу толкал селян в спину.

Варум, заводчик лошадей, вышел из хаты. Он глянул на небосвод, услышал конское ржание в конюшне. Начиналась буря. В канун Мэхфира, святого праздника, это было неудивительно. Словно повторялась Рябиновая ночь, но более холодная и мрачная, злая, нечистая…

Деревня забурлила. Как и все прочие Вольные поселения, она была маленькой, однако Варуму, не видавшему других стран и городов, так не казалось. Он спустился со ступенек порога, обозревая покосившиеся деревянные хаты, непрочные изгороди и скромные огороды своих соседей. Все было прежде знакомым, но в игре бури стало бледным и зловещим.

Деревня суетилась и ругалась. Пришлось заносить вырезанные из тыкв фигуры обратно в дома, убирать гирлянды и задувать большие свечи из красного воска. Не сказать чтобы это так уж огорчило жителей деревни – Мэхфир был праздником нечисти, днем, когда завеса между этим миром и другими приоткрывалась. Его боялись, страшились того, что восстанут мертвые и придут за живыми, поэтому надеялись откупиться меньшими жертвами, устраивая своеобразное празднование.

Варум наклонился и задул свечу, горевшую у порога его хаты.

Он знал, что в свое время Мэхфир праздновали эльфы, а люди переняли это у них. Скоро праздник запретили, сочтя его поводом для ведьминских шабашей и днем разгула нечисти, но в Вольных поселениях Старолесья традиции, связанные и с Четверкой, и с обычаями эльфов, были по-прежнему сильны. Поэтому не было ничего удивительного в том, что каждую осень после сбора урожая селяне украшали дома, заводили песни о смерти и бренности человека, закалывали крупный скот и пировали. Но пиры эти были скорбными, а пирующие были полны страха – не утащит ли кого-нибудь из них демон, явившийся из потустороннего мира?

Варум вздохнул, в задумчивости заплетая на своих длинных волосах мелкие косички.

Мэхфир, такое древнее, такое сокровенное, такое близкое слово… Варум не хотел пировать этой ночью с другими, но помазал кровью козла стены хаты, помолившись Четверке, чтобы она уберегла его от зла и нечисти в эту пору.

И вот боги заспорили между собой на небе, представ разрушительным ветром, громом и мраком… Где-то там, на востоке, Варум знал, в лесу Куруад встрепенулась и ожила Лысая гора, принимая гостей.

Небо спазматически содрогнулось, обещая скорый ливень. Варум вновь услыхал беспокойное ржание лошадей и направился к конюшне, прилегавшей к его хате, дабы успокоить своих питомцев. Смутное чувство волнения, некая отдаленная тревога терзала его рассудок. Ветер дул так, что все дрожало, трещал и стонал окружавший деревню лес, метались испуганно кони в загонах. Варум вошел в конюшню, ощутив родной лошадиный запах. Он погладил по светлой гриве Ромашку, прижался лицом к шее Князя, шепнул ласковые слова Ягодке. Стало мирно на душе.

Тогда он и увидел их.

Но сперва услышал.

В эту ночь накануне месяца умирающей природы и прихода холодов, в этот тревожный год, когда вся Великая Земля взволновалась известием о том, что темный эльф-чародей сбежал из заточения, в деревню Варума пожаловали призраки.

Как есть, настоящие демоны, прислужники Ригурдала.

Сначала послышался топот конских ног, в ритм гремевшему наверху грому, четкий, страшный… Он нарастал с каждой секундой. Мама, мама, демоны идут! Мама, мама, демоны заберут нас в свое царство! кричали дети.

Грозное и жуткое было в этом топоте призрачных коней… Адская погоня.

Варум вылетел из конюшни как раз в момент, когда темные всадники проносились мимо его дома, и застыл. Они были огромные и черные, гнавшие коней с яростью и злобой. Их плащи развевались за спинами как змеи-аспиды, глаза их лошадей были алыми и бешеными, их лики были призрачны и ужасны, их сверкавшие мечи покрывала кровь сотен невинных… Один из них обернулся, посмотрев своими жгучими золотыми глазами Варуму в лицо. Тот похолодел.

Деревня замерла. Двое всадников прорезали ее стрелой, прорвавшись через ветер и мрак, и исчезли в ночи. Потом все стихло, звуки конских копыт угасли, сокрытые молчанием леса. Улягся даже ветер. И было ощущение, что ничего происходило до этого.

Нет, дети. говорила мать. Демоны вас пощадили.

Варум осел на пока еще сухую, ледяную землю. Боги явили ему знак в златых глазах демона.

Он пойдет на пир. В этот Мэхфир уж точно.

***

– Мэхфир, наш праздник, – выдохнула Лета, спешиваясь. – Великий день.

Марк промычал что-то в ответ. Он разделял ее мнение, но вступать в беседу не хотел. Вместо этого он послал коня рысью сквозь плотные заросли лещины. Тропа стала уже и почти скрылась под опавшей мокрой листвой и иголками. Марк подумал, что этим путем редко кто пользовался.

Они свернули не туда.

Конь запротестовал и остановился, отказавшись продираться через колючий кустарник. Марк вздохнул.

– Лета, мы потеряли след.

Она не спеша подошла к нему, ведя за собой Хагну.

– Отыщем, – уверенно ответила девушка.

Чаща, в которую они забрались, была дремучая, густая и мрачная. Поднявшийся к ночи ветер скользил между деревьями и холодил конечности путников. Погода была отвратная. Моросящие ледяные дожди преследовали их всю дорогу через Мертвые холмы, а как только они добрались до Старолесья, то сразу же почувствовалась близость Севера с суровыми морозами и редким солнцем. В этом лесу это ощущалось более всего. Угрюмые и печальные сосны обступили их со всех сторон, как зверя, попавшего в клетку. Хвойный запах вскружил голову и осел в легких.

Целый день они провели в дороге, а от этого у любого, даже самого опытного наездника что-нибудь да заболит. Лета, возбужденная недавней быстрой скачкой, не замечала ни холода, ни темноты леса, ни болей в пояснице. Но, заметив, как утомлена была Хагна, она пошла пешком, дергая за поводья упрямую кобылу, противившуюся переходу через острые ветки кустов.

– Что не так с этими селянами? Они будто чем-то напуганы. Ты видел? – полюбопытствовала она у Марка, который тоже решил не мучить больше коня и покинул седло.

– А ты представь, что в самый страшный языческий праздник через их маленькую деревню в пять домов проскакивают два всадника, одетые во все черное, да еще в такой спешке и злости, – пробурчал Марк. – Я бы испугался.

– Я уже давно не зла. Но все еще полна стремления выследить эту тварь, – проговорила Лета, стрельнув глазами в чащу.

Она отказалась от настойки волхвов. Совсем. Но закрывала нижнюю часть лица шарфом. Оттого загадочны были ее глаза в ночи, наливаясь своим светом.

Правду говорят, Лета взяла лучшее от обоих родителей.

– Да еще поди разбери, что творится у этих людей в голове, – проговорил Марк. – Они так и остались верить в старых богов, причем пользы это им не принесло… Мы почти добрались до самого большого поселения в Старолесье, а у меня такое ощущение, будто мы снова заплутали в самой-самой глуши Стронницы.

– Нет, – проговорила Лета и остановилась. – Леса Стронницы совсем другие. Молодые, полные жизни, поющие…

Она подошла к сосне и приложила руку к ее стволу, закрыв глаза.

– А этот лес стар. Он дремлет. И уже довольно давно. Он похоронил в себе все, что было, и ничто его неспособно разбудить.

Марк только приподнял правую бровь, но ничего не ответил. В последнее время Лета стала чувствовать себя иначе в лесах. Она говорила, что Кернун наградил ее новым даром. Теперь она «слышала» лес.

Но Марку иногда казалось, что его подруга тронулась умом.

Они продолжили проталкиваться через лещину. Лета хромала. Не так заметно, как раньше, пару месяцев назад. Голень часто ее подводила. Но сражалась она с прежним мастерством и куда большей яростью.

– Ты точно хочешь идти дальше? – спросил Марк, начавший уставать от погони.

– Он убил дракона, – выпалила Лета. – Последнего дракона на Великой Земле. Мы должны отомстить.

– Откуда ты знаешь, что это был последний?

– Никто не встречал драконов более пяти веков. И тот дракон… Был древний и слабый, гнездился много времени в той пещере, ни на кого не нападал, доживал свое…

– Так может, его убийство было милосердием? Раз уж он был древний.

Лета посмотрела на него так, что у Марка быстро отпало желание спорить дальше. Даже во мраке леса он видел, как ее лицо перекосилось.

– Кем бы ни был убийца, для чего бы он ни совершил это, его постигнет кара, – твердо проговорила она.

Они шли еще какое-то время, прежде чем окончательно потеряли тропу. Казалось, лес сгустился больше прежнего, и деревья стремились прирасти к друг другу. Путников захлестнуло почти что отчаяние.

– Ветер сильный, – Марк втянул носом воздух. – Я потерял запах. Попробую обратиться.

– Ты уверен?

Он посмотрел на нее с насмешкой.

– Мы потеряли след. Я не вижу тропы. Так быть не должно. Значит, попробуем по-другому.

– Я думала, что ты ненавидишь это, – сказала Лета. – Что все еще полон желания снять проклятие.

– Нельзя снять проклятие, если тот, кто его наложил, – мертв, – глухо отозвался Марк.

– Мы придумаем что-нибудь.

– Разве что воспользуемся моими способностями… Или можно найти какого-нибудь волколака и поинтересоваться у него, что он знает об этом. У тебя есть знакомые? – он усмехнулся. – У меня нет.

– Лиакон. Мы могли бы… Я не знаю. Надо было поговорить с ним. Узнать. Но я не успела.

– Откуда ты знаешь, что он – волколак? Из-за прозвища, что ли?

– Запах. Ты теперь тоже так пахнешь.

– Я надеюсь, не псиной.

Лета улыбнулась, отвернувшись.

– Что, неужели псиной? Да ладно… – разочарованно протянул Марк. – Мне уже хватает постоянного желания обнюхать все, что попадется на пути, даже когда я в облике человека… Я перестаю себя им чувствовать. Мне все больше и больше хочется гонять зайцев по лесу. А иногда охота разодрать кому-нибудь горло, чтобы кровь брызнула во все стороны…

– Волколак, который проклят, может быть спасен, – проговорила Лета, избегая взгляда друга. – С зараженными все хуже. Они себя не контролируют, обращаются каждое полнолуние и теряют разум. Ты же, будучи в зверином теле, все еще понимаешь, кто ты. И можешь обращаться, когда захочешь.

– Или когда меня что-нибудь выбесит, – издал Марк невеселый смешок. – Или когда я не ел два дня, а кто-то рядом со мной порезал пальчик.

– Я об этом не знала, прости. И твой нож уж слишком острый… Послушай. Нам нужен маг. Тот, который имел дело с проклятиями. В теории проклятие может разрушить не только тот, кто его создал. В Кривом Роге рассказывали, что проклятому волколаку способен помочь сильный маг.

– Если это кто-то вроде Радигоста, то можно с успехом об этом забыть. Меня и близко к Обители не подпустят.

– Кроме него есть другие, – Лета задумчиво поглядела в чащу леса.

– Что? – хмыкнул Марк, проследив за ее взглядом. – Куда ты уставилась?

– Помнишь Родерика?

– Ну.

– Он уехал на Север.

– И?

– Он мне рассказывал, что знает одного мага, который прекрасно владеет всеми тонкостями высшей магии. А его голова – кладезь знаний. Он очень талантлив.

– И что? Поедем на Север проведать Родерика и его мага?

– Следы убийцы все равно ведут туда.

– Это еще не точно, – сказал Марк. – Ну все, дальше я пойду на четырех лапах.

Марк отпустил поводья и отошел на несколько шагов.

– Отвернись, – попросил он. – Несмотря на наше многолетнее знакомство, я пока не могу разгуливать при тебе голышом.

Лета хмыкнула, но все же сделала так, как он просил, предусмотрительно отведя лошадей на приличное расстояние. Хоть они и привыкли к зрелищу, которое являло собой превращение Марка в волка, держать их близко было все равно опасно. Особенно для Хагны, которая должна была давно свыкнуться со всем этим, служа своей хозяйке всю жизнь. Но на превращения Марка она всегда реагировала взволнованным топотом и ржанием.

Марк стал раздеваться. Сбросил лук и колчан со стрелами на землю, расстегнул утепленный плащ и уронил его рядом с луком, снял перчатки. Меховой жилет и темно-синюю рубашку он аккуратно свернул и положил поверх плаща. Перед тем, как снять брюки, он обернулся, чтобы удостовериться, что Лета действительно не смотрит на него.

Лета посмотрела, лишь когда услышала рычание и хруст ломавшихся и сраставшихся заново костей. Марк лежал на земле, его тело деформировалось и покрывалось шерстью. Лета знала, что это было больно. Но Марк принимал эту боль со смирением и даже с некой радостью. Да, он чувствовал себя лучше в зверином обличье, хотя не признавал этого.

Хагна заржала, уловив что-то нехорошее. Лета почесала ее у уха, и прикосновения хозяйки остановили кобылу от неминуемого испуга.

Марк заскулил и впился еще человеческими пальцами в землю и опавшую листву. Он чувствовал, как вытягивается его череп и прорезается хвост у копчика. Мерзко. Но уже не страшно.

Все стихло, и тогда Лета увидела блестящие желтые глаза волка. Он повернулся к ней задом и побрел через заросли. Девушка подобрала одежду с земли, сложив ее в седельные сумки Марка. Она пошла за ним, потянув за собой лошадей. Было очень холодно. Она закуталась в плащ.

Волколак только однажды поднялся на задние лапы, чтобы глубоко вдохнуть. Ветер шевелил его темно-бурую шерсть, но не мог пошатнуть его огромное тело, которое состояло из одних лишь мускул и их мощи. Лету же буквально сносило. Кони не хотели идти дальше.

Вскоре чаще стала совсем непроходимой. Лета поравнялась с Марком.

Он глянул на нее, и по волчьим глазам она поняла, что они зашли в тупик.

– Да, – произнесла она. – Давай отдохнем.

Лета привязала коней к ближайшей сосне и накинула капюшон на голову. Холодно. Ветер принес с собой ощущение приближавшихся морозов.

Марк лег там же, где и остановился. Лета присела рядом с ним. Глаз застревал в черноте леса.

Она прислонилась к нему, упала в тепло и мех волка, обняла его. На удивление это сработало, и она начала согреваться. Пришло и спокойствие, а затем потекли мысли. Много мыслей. В том числе и непрошеные.

Они нашли дракона в Восточном уделе, в лесу, через который протекал Плэрдан, одна из двух великих рек Лутарийских княжеств. Это древнее и могучее совершенство покоилось в пещере, скрытой от посторонних глаз под корнями огромного дуба. Длинный темный туннель, заселенный летучими мышами, привел их в грот невероятных размеров с подземным озером и странными рисунками на стенах. Дракон лежал там, наполовину погруженный в воду. Громадный, величественный, с твердой, как кольчуга, шкурой из бледно-красных чешуек и с крупными черными рогами, он совсем не походил на тех крылатых змеев, что изображали в книжках. Этот дракон был своим телом похож на большую мускулистую кошку с широкими и сильными перепончатыми крыльями, крепкими когтистыми конечностями и мордой длиннее человеческого роста.

Трудно представить, что испытали Лета и Марк в тот момент. Драконы не водились на Великой Земле многие столетия, и они встретили одного из них. Лета предположила, что он впал в спячку, иначе люди давно бы заметили его – размеры этой особи превышали средние, хотя до тех гигантов, что терроризировали континент тысячелетия назад, ему было далеко. Пройдя через грот, они увидели еще один туннель. У пещеры был и другой вход, через который дракон мог забраться сюда. На крыльях сохранились следы ран, не затянувшиеся до конца дыры, от чего дракон, возможно, испытывал трудности с полетами. По цвету чешуи и выпуклым наростам на морде Лета определила, что дракон был немолод. Если у нее и была какая-то надежда, что их популяция могла восстановиться, то она быстро растаяла. Этому дракону было не меньше четырехсот лет.

У него не доставало нескольких органов и глаз. Кровь еще не успела засохнуть, и Лета начала гадать, кто, а главное зачем это сделал. И решила, что нужно пойти за убийцей.

По счастью, Марк учуял человеческий запах в пещере. Свежий и ведущий на север. Потом он первым обнаружил следы в рыхлой почве. С тех пор, как он стал часто обращаться, его обоняние, слух и зрение обострились. Но стало и больше звериного в нем – в осторожной походке, в неотрывных взглядах и прерывистом дыхании. Люди чуяли опасность в нем, а в Лете ощущали незнакомое, чужое… Галопом проносясь через деревни, они походили на демонов, слуг Ригурдала, повелителя Блазнгара. И пусть так оно и остается.

Они пошли по следу, будучи в твердой уверенности выследить и казнить убийцу дракона. Конечно, Лету это кольнуло в самое сердце, а вот Марк не ожидал от себя особого рвения. Но, как ни странно, увидев красоту и величие мертвого существа, далекого от описания тех мерзких и ужасающих змеев, какими драконов запомнили люди, он понял, что тоже хочет отомстить.

Воспоминания о драконе сменились другими.

Лета прижалась щекой к уху Марка.

– Так мало времени прошло, – прошептала она. – И я все еще не могу забыть.

Марк согласно рыкнул.

Продолжать смысла не было. Он понимал, о чем она говорила.

Боль не прошла. И кроме бесконечного пьянства в корчмах, Лета находила утешение, только когда спасала очередного маарну, был это или запутавшийся в ловушках леший, или выкуриваемый из дома суеверными хозяевами домовой, или вила, едва не убившая случайно своего любовника… Но такие случаи, когда представлялась возможность проявить все свои таланты керника, были крайне редки.

И вот тем утром они нашли мертвого дракона. Лета воспрянула духом, бросилась в погоню, и ощущение пустоты и боли позабылось на мгновение.

Но когда она останавливалась, чувствовала все. Воспоминания обрушивались на нее, как бездонный черный океан, и были жестоки. Раз за разом она переживала кошмары прошлого. Слишком свежи были эти воспоминания, слишком бурно кровоточили ее раны…

По крайней мере она перестала видеть сны. Плохие сны. Хороших у нее никогда не было.

Человек, который вырастил ее, который смог заменить ей отца, погиб три месяца назад. Она стала забывать его лицо, но не боль, которая буравила ее внутренности дни напролет. Она отомстила за него. Однако это не помогло смириться с утратой.

Вскоре Лета начала засыпать, обняв двумя руками волка за шею. Ветер стих, и это было настоящим подарком. Но Марк не думал спать. Он неотрывно глядел в лесную тьму, прислушиваясь к шумевшим деревьями и к запахам, которые по очереди появлялись после ухода дикого ветра. Наконец он учуял знакомое.

Он поднялся, позабыв о том, что Лета уже мирно дремала на его теле. Запах снова был сильный, он хорошо ощущался среди хвойных ароматов и осеннего гниения. Он был сотворен из решимости и крови, носил за собой шлейф дубленой кожи и чего-то соленого. Марк знал, что это был запах человека, мужчины. Но не больше.

Он рванулся в чащу. Лета потрясла головой, приходя в себя. Потом встала и кинулась к лошадям. Опасаясь, что потеряет в темноте Марка, увлеченного запахом, она забралась на Хагну. Свободной рукой она схватилась за поводья другого коня и пришпорила свою кобылу. Хагна фыркнула, но пошла.

В основном Лета ориентировалась по треску сучьев и тяжелой поступи волколака. Ее глаза не видели далеко. Пробираться через кусты было трудно, и в какую-то секунду девушка подумала, что нужно было остановиться и подождать Марка здесь, но тут Хагна перестала бунтовать. Они снова вышли на тропу, свободную от бурных непроходимых зарослей. Еще через несколько минут Лета разглядела спину волка. Он бежал трусцой, останавливаясь иногда, чтобы лучше принюхаться. Начинало светать.

Жестокий северный ветер исчез совсем. Они выбрались из леса с первыми лучами рассвета. Недалеко впереди серебристая лента реки разделяла надвое крупное поселение, состоявшее из сотни маленьких домиков-срубов с низкими крышами и дымовыми трубами, изрыгавшими из себя серый дым. За деревней зеленел лес, а за лесом синели далекие и едва различимые горы. Высокий частокол ровно окольцовывал всю деревню.

– Буск, – пробормотала Лета. – Считай, что это столица Вольных поселений Старолесья. Вылезай из волчьей шкуры, Марк! Если не хочешь опять угодить под топоры и мотыги местных жителей, узнавших в нас нечисть.