Ледяной ноктюрн

Командир

Её разбудил шум в коридоре. Иветта с тяжёлым вздохом поднялась и устало растёрла лицо руками. С окна тянуло утренней прохладой. Магичка свесила ноги с кровати и потянулась, поднимая руки вверх.

– Иветта?! Иветта! Вставай! – услышала девушка окрик за дверью.

«Дьявол».

– Вставай! – судя по звукам, Дита стучалась не руками, а головой.

Иветта повторила свой вздох.

– Поднимайся. Я жду тебя у себя. Через десять минут.

Когда шаги за дверью стихли, Иветта опустилась обратно на подушку. Прошло всего четыре часа с того момента, как она прибыла в Тиссоф, а ей не дали даже выспаться.

«Надо было ехать утром», – подумала девушка.

Осень вплывала в её комнату, холодя конечности. Позолоченная листва колыхалась под ветром, поблескивая в лучах солнца. Улицы были ещё не забиты привычной городской суматохой. И хотя дело шло к зиме, сейчас в Тиссофе было тепло благодаря южному климату.

Иветта отвернулась от окна, перекладываясь на бок. Ночью ей снился Марк. Он крался в лесном сумраке среди толстых крепких деревьев, натягивая тетиву своего чёрного лука так, что, казалось, она вот-вот порвётся. Каштановые волосы спадали на лицо. Они были длиннее, чем когда Иветта видела его в последний раз. И что-то ещё в нём было другим. Он двигался бесшумно, а его взгляд… Он был лишен привычного равнодушного холодка, напоминая сейчас встревоженный звериный прищур.

Место из сна ей было незнакомо. Подобные деревья росли за пределами княжеств, в Старолесье, или, быть может, на Севере.

Марк… Где он сейчас?

Иветта закрыла глаза, пытаясь вспомнить его запах, но не смогла, и от этого ей стало грустно. Она не знала, куда он уехал. Ни он, ни Лета не попрощались с ней, и неизвестно было, вернутся ли они вообще в Тиссоф.

Два года её друзья были лишь залётными птицами, навещая её изредка и рассказывая сумасшедшие истории. Если бы она не встретила их в тот день, всё бы было иначе. Она бы смирилась и не мечтала бы о приключениях с ними.

Этим летом, когда две страны, Китривирия и Лутарийские княжества, разделённые Жемчужным морем, продолжали играть в холодную войну, из заточения сбежал эльфийский чародей по имени Катэль, полтора века назад разрушивший родину эльфов, острова Тор Ассиндрэль. Тогда-то Лета и Марк вляпались. Однажды волей случая они попали к самому князю Твердолику – владыке могущественной Лутарии. Князь предложил им сделку. Катэль был защищен заклинанием бессмертия и неуязвимости, наложенным на него ведьмой, которую и предстояло найти Лете и Марку.

Ведьму они нашли, но та подняла сверхъестественный вой, который мог их убить, и им пришлось прикончить её. Они отыскали в ее убежище дневник, в котором содержалась информация о заклинании, и передали его командиру дружины князя Миловану Свартруду. Тот решил их убить, дабы не оставлять свидетелей. Марк и Лета пустились в бега.

Тем временем князь собрал войска, чтобы осадить крепость на Скалистых островах, где спрятался Катэль, намеревавшийся восстановить свой Орден и продолжить темные деяния. Чародей был одержим идеей открыть врата в таинственный мир Хаоса, откуда ему явился бы древний эльфийский бог разрушения и поглотил бы этот мир, взамен одарив Катэля и его приспешников великой силой, знанием и богатством. Именно одна из попыток чародея призвать бога уничтожила острова эльфов Тор Ассиндрэль полтора века назад.

Приёмный отец и наставник Марка и Леты Драгон нашёл их и попытался помочь им скрыться от Милована. Тогда Лета и узнала страшную правду о своей матери. Она давно знала, что была дочерью царя илиаров Дометриана, рожденной от эльфийской ведьмы. И всю жизнь верила в то, что её мать убили грабители. Но Драгон признался, что, так как она стала причиной окончания Медной войны, когда обрушила проклятие на лутарийскую армию и не дала китривирийцам погибнуть в последнем бою, мстительный князь послал за ней убийц. Долгое время она скрывалась с помощью Драгона. Но вскоре её нашел и убил Милован. Драгону удалось спасти только себя и младенца.

Драгон и Лета случайно оказались на Скалистых островах, а Марк поспешил за помощью к Иветте – ведь она была членом магического ордена под названием Сапфировый Оплот. Лета и Драгон некоторое время путешествовали по островам, надеясь отыскать корабль обратно на Великую Землю, но вновь наткнулись на командующего дружиной. Драгон погиб в схватке. Побывав в плену лутарийцев, Лета познакомилась с эльфом Лиамом, который позже признался ей в том, что он – глава эльфийской разведки. Всех подробностей Иветта не знала, но Лета упоминала о «близких отношениях», которые между ними завязались.

В конечном итоге Лета и Марк отомстили за смерть Драгона, а Катэль был повержен. Войска чародея были разбиты, но ему самому удалось сбежать. Между Марком и Иветтой вспыхнули чувства, которым помешала наставница девушки Дита. Лета и Марк вернулись к пути Стражей, и больше Иветта ничего о них слышала. Прощание с ними состоялось уже в Тиссофе, и вышло оно торопливым и неловким, поскольку Дита присутствовала при этом. Она не взлюбила ни Марка, ни даже Лету, помня о злодеяниях матери последней.

Словно разбитого сердца было мало, наставница на время отправила Иветту подальше от Тиссофа – в школу магии Кютис. Магичка ожидала увидеть учебное заведение для чародеев не хуже того, из которого она выпустилась, с увлечёнными профессорами, уютными библиотеками, извилистыми коридорами и юными, совсем ещё зелёными учениками, жаждущими знаний. Но её встретил уродливый женский пансион с сотней полуживых робких девиц, со скучающими преподавателями и засохшими во дворе розами. Её появление если и вызвало ажиотаж, то ненадолго. У этой школы, как и у этой страны, были свои заботы, поэтому новую звёздочку Сапфирового Оплота никто не заметил.

Всё время она занималась со стариком по имени Филипп, который учил ещё Диту во времена её школьных лет. Каждое занятие он либо бубнил ей лекции по истории магических орденов на Великой Земле, засыпая на ходу и роняя очки, когда слишком низко наклонял голову, либо оставлял её посидеть в его кабинете, пока сам дописывал какие-то важные бумажки. И Иветта была вынуждена часами рассматривать корешки книг на полках или же пялиться в окно, в котором не было видно ничего, кроме неба – кабинет профессора Филиппа находился в единственной и очень высокой башне школы. Такое времяпрепровождение было невыносимо скучным. Не училась бы наставница Иветты в Кютисе, то, возможно, её послали бы во Въель. Всяко лучше, чем Кютис. Но вот Дита вернулась в Тиссоф после утомительного заключительного путешествия по Скалистым островам, и с этого дня всё пойдёт веселее. Должно пойти. Однако через какое-то время будние дни опять покажутся Иветте бесконечностью, заполненной лишь пылью книг, треском тренировочных заклинаний и упрёками наставницы.

Пришло письмо от родителей. Они выражали свою гордость за дочь, за её увеличившиеся магические способности и вклад в борьбу с Орденом Аррола. Читая скупые строки, Иветта испытывала тоску по дому. Да, она давно жила в Тиссофе и уже вряд ли бы вернулась в Гальшраир, но воспоминания о жарком солнце, заливающем жёлтые пески, о суматошных рынках и прогулках по ним вместе с отцом, о маленьком доме, пропахшем специями, которыми мать сдабривала все блюда, приносили ей одновременно радость и боль. Там ей было легко. Там не было забот. Там, в конце концов, было меньше книг и магии. Там можно было спать до обеда, просыпаясь лишь под запахи пряного чая; можно было гулять босиком по саду возле родительского дома, любуясь роскошными тюльпанами, ирисами и магнолиями и слушая щебетание майн; можно было поехать к океану и остаться на берегу на всю ночь, глядя на глубокие синие волны и засыпая под бархатным небом с бело-голубыми звёздами.

Синий. Она так любила этот цвет раньше.

В ответ Иветта написала родителям, что скучает по ним.

Решив не злить наставницу напрасно, Иветта быстро оделась и вышла из комнаты.

Кабинет Диты не изменился, лишь покрылись пылью кое-где столы и книжные полки. Она запрещала кому-либо заходить сюда без её ведома, так что во время отсутствия хозяйки всё здесь моментально покрывалось магической и обычной пылью. Когда Иветта вошла, то сразу не смогла ничего увидеть – помещение окутывал мрак. Дита ходила по кабинету, зажигая благовония в чашах, но лампы почему-то не трогала. Окна были зашторены. Иветта вертела глазами, ожидая, когда они привыкнут к тьме.

– Ты уверена, что хочешь дальше заниматься разрушением? – спросила внезапно наставница.

– Да.

– Но как же…

– Слушайте, я сама не знаю, что там случилось на Скалистых островах, – мгновенно ощетинилась Иветта. Эти разговоры уже давно выбили её из колеи. – Я ничего не помню. Я не знаю, как я убила тех магов…

– Они не маги. Они ублюдки из Ковена.

– Неважно. Я ничего не помню. Сами посудите, сколько у нас занятий было до вашего отъезда, и ни одно не увенчалось успехом. С Кютисом то же самое. Не даётся мне инверсия.

Все эти разговоры об её особенном даре Иветте уже осточертели. Она совсем не помнила, что происходило в тот день. Она была напугана до смерти. И долго не могла поверить в то, что одолела членов Великого Ковена. Дита пыталась какое-то время заставить её повторить то, что она сделала на островах, но у них так ничего и не вышло. Всегда её стихией было разрушение. Порталы, относившиеся к инверсии, ей удавались блестяще, однако на что-то большее она не была способна. С созиданием, то есть с магическим лечением ран, у неё тоже дела обстояли так себе. Дух, специализация, связанная с контролем над разумом и построением иллюзий, подчинялся ей лучше, но всегда оставался на среднем уровне. О полиморфии и говорить было нечего.

Но Дита была свято уверена в том, что Иветта – одна из тех, кто может овладеть сразу двумя специализациями. Сама девушка считала, что на такое способны только такие титаны высшей магии, как верховный маг Оплота Радигост, и не относила себя к ним даже в самых сокровенных мечтах. В стараниях её наставницы было мало толку.

– Филипп упоминал, что… – вновь заговорила Дита.

– Стол сдвинула из одного угла в другой, – перебила Иветта. – Да так любой сможет. И Филипп… Он прекрасный учитель, но любит перехваливать. Это я не только по отношению к себе заметила, но и ко всем остальным в Кютисе.

– Ну, ты же не будешь отрицать, что поездка пошла тебе на пользу?

– В Тмаркете красиво, – уклончиво ответила Иветта. – Но не так, как в Лутарии.

Дита понимающе кивнула и зажгла наконец одну из ламп.

– И всё же… Давай попробуем сегодня кое-какое заклинание.

– Связанное с инверсией?

– Я видела нечто особенное на Скалистых островах. Я отказываюсь опускать руки. Ты можешь. Просто не хочешь.

– Вы правы. Но я не хочу не только этого. Мне… Мне не хочется совсем ничего.

– Потеря интереса к жизни? Моя милая девочка, тебе не кажется, что это слишком рано с тобой произошло?

– Давайте перейдём к занятиям, – устало вздохнула Иветта, направляясь к столу.

– А, я поняла. Любовь… – Дита сделала многозначительную паузу. – Пройдёт время, и ты поймёшь, что я избавила тебя от самой ужасной ошибки в твоей жизни.

– Оно уже прошло, а я до сих пор не понимаю, сколько ещё лет буду вынуждена находиться в этом плену.

– Ты считаешь это пленом? – усмехнулась наставница. – Великий магический орден, принявший тебя с распростёртыми объятиями?

– Вы отнимаете у меня свободу, – Иветта присела на стул возле стола Диты, вперив обиженный взгляд в златовласую женщину.

– Я защищаю тебя. Ты – очередная дурнушка в списке керника, не более.

– Да откуда вы знаете?! – вскрикнула, не выдержав, девушка. – Вы ничего о нас не знаете!

– Напротив. Я знаю всё. Я была влюблена. В керника.

Иветта осеклась, уставившись на Диту.

– Что?

– И мне казалось, что он любил меня. До сих пор не могу понять, каким ветром его занесло в Тмаркет, ведь в этой стране у Стражей никаких дел не может быть. Тамошние государи всю нечисть выкосили ещё века три назад, – наставница подошла к другой лампе, выбрасывая из пальцев магические искры. – Это не продлилось долго. Ну, а чего ещё можно было ожидать от таких связей.

– Вам разбили сердце, – сочувственно вымолвила Иветта.

«Ну и ну, – про себя подумала девушка. – Керник и Дита. Никогда бы не смогла представить такое».

– Простите, госпожа, но глупо считать, что все керники такие же, как в случае с вашим неудачным опытом.

– Не керники. Мужчины, – мягко поправила Дита, нисколько не обижаясь на реплику Иветты. В кои-то веки у них шёл нормальный диалог. – Я увидела в Марке то, от чего следовало немедленно бежать. Раз уж я взяла тебя под опеку, я должна не только обучать тебя всему, что знаю сама о высшей магии и об этом мире, но оберегать тебя от опасностей, коей был тот керник.

– Но я не ребёнок.

– Ты раз за разом доказываешь мне обратное, – магичка прикрыла на секунду глаза. – Ну. Давай приступим к занятию. Только вот…

– Что такое?

Дита замотала головой. Лишь сейчас Иветта увидела, что её наставница была очень бледна. Её лицо, обычно розоватое и светившееся чародейской молодостью, было белее мела.

– У меня плохое предчувствие. Что-то в этом мире не так, – проговорила со вздохом Дита.

– В каком смысле?

– В прямом.

– Но что может быть не так в мире? Ка… Катэль возвращается? – спросила Иветта.

– Нет… Что-то новое… И более тёмное.

– Что может быть хуже Безумца?

Дита посмотрела на свою ученицу с кривой улыбкой.

– О, многие вещи в этом мире. Очень многие.

***

Воздух прошил звук взрыва. Всё покрылось пламенем и едким чёрным дымом. Сухая трава заполыхала так, будто изначально была покрыта горючим веществом. Первые крики послышались лишь несколько секунд спустя. Это была уродливая смесь страха и боли, перетекавшая в эхо других криков. Агонии.

Это всё, что помнил Иян Волот, командир миротворцев – элитного подразделения армии Раздолья. Помнил, как взорвалась маленькая шаровидная штука, сделанная магами из Зарибора. Он помнил, как яркое сиреневатое пламя охватило вражеских солдат и землю вокруг, как оно стремительно разрослось и стало пожирать самих раздольцев. Смертоносная, обжигающая и жестокая магическая стихия расползлась на сотню метров, продолжая расти и погребать под собой воинов. Вой раненых и умирающих заглушал треск пламени, но эти звуки не были страшными. Они лишь обрамляли общую картину происходящего, написанную кровью и грязью – люди в огне, беспомощные, запертые в раскаленной броне, ползущие к несуществующему спасению и погибающие в момент, когда убийственное пламя добирается до костей.

Иян падал на спину, не чувствуя ног. Его боль была терпимой, приглушённой, как если бы он страдал от старых ран, открывшихся вновь. Он молился, он отчаянно молился Четвёрке избавить его от страданий. Он был готов умереть. Лишь бы не чувствовать всю полноту этой боли. И он не ощутил её, даже когда запах горящей плоти достиг его ноздрей – своей или чужой, он так и не понял.

Командир миротворцев со страхом подумал о том, что пламя взрыва доберётся до лесов, и тогда сгорят многолетние деревья Раздолья, разнося магический огонь по округе. Ведь такое пламя не потушить ничем, кроме заклинаний, а все маги, способные произнести их, находились очень далеко.

А потом Иян провалился во тьму.

Войска Раздолья пересекли границу уже в начале сентября, огнём и мечом пройдясь по лутарийским лагерям. Захватив этот небольшой участок земли на Вишнёвом нагорье, где совсем недавно вяло протекали партизанские стычки, они подошли к Медовой расселине, где основали гарнизон в заброшенной крепости. Всё было спокойно около недели, до тех пор, пока не стало известно о войске, шедшем к ним со стороны Двора Купалы. Раздольцы собрались и двинулись к Южному краю, где и встретились лицом к лицу с противником.

Бой был долгим. У раздольцев было численное преимущество, а Лутария была всё ещё слаба после схватки с Безумцем. Король Славлен выбрал удачное время для открытой атаки. Никто не испугался предстоящей битвы, напротив, в сердцах солдат Раздолья давно созревала ненависть к княжествам, а в этот день она ярко вспыхнула, приправленная воодушевляющими речами командиров и желанием доказать свою независимость от самой великой державы на всей земле.

Иян с миротворцами был в первых рядах. Начало сражения плавно перетекло в массовую бойню и бегство врага в тыл, и победа Раздолья была близка. Пока кто-то не кинул в толпу лутарийцев убийственный сюрприз от зариборских магов.

Иян проснулся на закате, увидев перед собой алое зарево заходящего солнца. Дышать было больно. Он попытался сглотнуть, но его высохшая глотка не дала этого сделать. Он лежал на серых, заляпанных кровью простынях, и шум в ушах и боль в голове не давали ему оценить местность, в которой он находился. Когда захотел повернуть голову, шею захватил ужасный спазм.

Рядом с ним лежал миротворец, имя которого он помнил плохо. Ещё совсем юный, с по-детски мягкими чертами лица и едва наметившейся щетиной. Обрубок руки был замотан какими-то тряпками, мало похожими на бинты. Глаза парня были закрыты, но Иян заметил, как вздымалась его грудь в рваном ритме дыхания. Живой.

Иян повернул голову обратно, глядя на закатное небо. Сколько времени прошло? Почему он не умер?

Вдруг командир миротворцев почувствовал боль в ногах. Он не мог подняться и посмотреть, но успокаивал себя тем, что раз уж он чувствовал, что они болели, значит они были хотя бы на месте.

Иян начал уже засыпать, когда уловил колебания земли возле себя. Он повернулся и увидел солдатские сапоги, покрытые мокрой грязью. Поднять голову он уже не мог и стал ожидать, когда обладатель сапог смилостивится наклониться к нему.

Бородатая физиономия, скрывшая Ияну вид на небо, скривилась. Человек что-то сказал, но командир миротворцев его не услышал. Тогда он присел на корточки рядом с Ияном и склонился к самому его лицу. Он узнал его. Это был один из свиты короля.

– Вы живы, – наконец услышал Иян. – Вам повезло, ведь вы стояли в самом центре взрыва, но обошлись только несильными ожогами. Остальным повезло меньше.

Человек бросил горестный взгляд на молодого миротворца, лежавшего рядом.

– Что произошло? Сколько времени я здесь лежу? – прохрипел обессиленно Иян.

– Взрыв выжег почти всё. Но многие уцелели. Не считая лутарийцев, – человек усмехнулся в свою бороду. – Вы были без сознания всего пару часов.

– Я плохо слышу. И вижу.

– Лекари говорят, что вы поправитесь. Я должен вам сообщить важную новость. Лутарийский князь был отравлен этим утром.

– Что?

– Да. Твердолик убит своими же советниками. Да возрадуется наше Раздолье, ибо справедливая кара настигла этих ублюдков, – произнёс человек с волнением в голосе. – Отдыхайте, командир. Завтра утром король ждёт вас у себя. Он едет поддержать наших воинов.