В отличие от Данислава Анна сосредоточенно держалась за один из трех шипов, идущих вдоль загривка птицы рокха, она всегда не могла отделаться от мысли, что может упасть, а птица рокха не успеет вовремя спохватиться и броситься за ней вниз. Она никогда никому об этом не говорила и всякий раз вновь и вновь переживала свой страх, находясь в воздухе. Но сейчас даже этот привычный и досаждающий ей страх отступал на второй план: она безумно переживала за Драгомира. Неизвестно, что с ним могут или уже могли сделать те люди! Успеют ли они помешать им? А еще эта магическая колонна, Данислав ведь сначала должен разрушить ее, даже если у него все и сразу получится, все равно это займет время. И тут ей пришла в голову идея: что если пока Дан будет занят колонной, она отправится на поиски Драгомира? Прекрасно понимая, что Данислав и слышать об этом не захочет, она стала думать над тем, как убедить Дару послушать ее, и не подчиняться требованию властителя магии вернуться. Украдкой поглядывая в его сторону, Анна глубоко вздыхала в душе: он ни за что не позволит ей!

Ночь медленно растягивала свое покрывало над миром — длинный июньский день не хотел отдавать ей бразды правления, то тут, то там разрезая светлым клином темнеющее пространство. Но, наконец, вокруг стало совсем темно. Июньские звезды блекло проглядывали на ночном небе, давая неясное освещение. Обоих седоков клонило в сон, но если Анна отчаянно боялась сомкнуть глаза, то Дан поудобнее устроился на спине Баруны, прислонил голову к шее птицы рокха между двумя шипами и задремал. С некоторой завистью посмотрев на него, Анна поджала губы и потрясла головой, чтобы окончательно развеять остатки дремоты. Честно говоря, она недоумевала, как можно спать на спине птицы рокха, которая стремительно неслась по воздуху, во-первых, этот пронизывающий ветер, во-вторых, подкрадывающийся холод. Ему, что совсем нехолодно? Но потом, еще раз взглянув на него, Анна обратила внимание на то, что волосы у него совсем не шевелятся. Ну конечно! Заклинание рассекания воздуха. На этот раз в глазах Анны промелькнула обида — почему для нее он этого не сделал!

На протяжении пары часов, с тех пор, как окончательно угас свет, они ничего не видели под собой, и поначалу Анне показалось, что впереди нее нарисовалась туча, набирающая размеры по мере их приближения. Верх тучи, сотканный из перламутровых всполохов, уходил под самые облака, а темный низ тянулся вдоль всего горизонта. Засчет света, идущего от колонны, Анна смогла разглядеть, что перед ней вовсе не туча, а горы, взмывающие высоко в небеса, и встающие непреодолимой мощной стеной перед птицами рокха с двумя седоками, а над горной цепью поднималась сотканная из движущихся розоватых потоков огромная колонна. Сейчас серый цвет терялся на фоне общего полумрака, а перламутровый особо резко выделялся своей неестественностью, ложась болезненными бликами на снежные шапки гор. Анна ахнула, разглядывая открывшуюся перед ней картину, она совершенно не заметила, как близко они приблизились к горам.

— Господин Данислав! — в ужасе закричала девушка.

Он встрепенулся и мгновенно поднял голову, но увидев перед собой горы, спокойным голосом заверил ее.

— Все в порядке, мы летим к снежинам.

— Что?! Снежины, это же ужасные создания, они заморозят нас, едва мы появимся в их владениях!

— Анна, — почти удивленно ответил Дан, — ты забываешь, кто я. Снежины — магические существа, они не причинят вреда мне и всем тем, кто летит со мной.

— Но зачем нам лететь к ним? Мы же должны спасти Драгомира!

— Сначала нам необходимо выяснить, что тут происходит. Я уверен, снежины должны были что-то видеть. Если мне удастся понять, кто и как сделал эту колонну, то я смогу выяснить, как долго она еще может простоять. Если долго, то пусть себе стоит, и мы бросим все силы на поиски Драгомира, но если она вот-вот взорвется, а такое очень может быть, то нам опасно близко подлетать к ней.

Анна покачала головой. Как можно выяснить это у снежин? Откуда они знают такие подробности из жизни магических колонн? И с чего Данислав вообще взял, что колонна может взорваться? Стояла же она до сих пор? Дан и сам не мог сказать, почему он так подумал, но что-то на инстинктивном уровне, когда он приблизился к колонне, подсказывало ему: такое может случиться, и сейчас нельзя рисковать, и просто так и дальше лететь тем же курсом. Через несколько минут птицы рокха стали снижаться. Сердце Анна забилось как сумасшедшее, когда они стали маневрировать между горными вершинами и уступами, спускаясь все ниже, и ныряя во все более узкое пространство. Анна почти ничего не видела на такой скорости, да еще и в темноте, освещение от колонны сюда практически не доходило, успокаивало ее только одно: она знала, что птицы рокха прекрасно видят в темноте. В какой-то момент она почувствовала на себе чей-то холодный и недовольный взгляд, спустя пару секунд девушка увидела перед собой плато, а на нем с десяток огромных снежинок, чьи острые края внешнего панциря угрожающе проблескивали сквозь тьму. Сглотнув, Анна покрепче ухватилась за щип на загривке Дары и посмотрела на Данислава, со своей позиции она практически не видела его, но знала: он абсолютно спокоен, отчего девушка просто разозлилась: она чуть жива от страха, а он ни о чем не переживает! Злость придала ей немного уверенности, Анна почувствовала, как кровь прихлынула к сердцу, ей стало теплее и намного легче.

Баруна осторожно опустился на каменистую поверхность плато, в двух метрах от него приземлилась Дара. Снежины спокойно наблюдали за ними, только когда Дан спрыгнул на землю, одна из гигантских снежинок шагнула вперед. Именно шагнула, Анна изумленно смотрела на это, она знала, что снежины умеют катиться, при этом их глаза остаются на одном месте, но оказалось их внешний иглистый панцирь куда более гибок. Потом это невероятное существо сделало и вовсе невозможное: оно поклонилось!

— Приветствую тебя, господин, — произнесло существо холодным голосом без выражения, так замораживает мороз, целенаправленно, постепенно и неуклонно, словно зная о своей власти над теряющим силы человеком или зверем, но не демонстрируя ее специально.

— И я рад приветствовать тебя, Камиль, — ответил Дан и тоже поклонился. — Скажи, Камиль, ты знаешь что-нибудь об этой колонне? Может быть кто-то из твоих снежин видел, кто и как ее создавал?

— Да, мы видели.

— Ты покажешь мне?

— Конечно, господин.

Дан шагнул навстречу снежине и, протянув руку, коснулся выемки между двумя заиндевевшими острыми шипами, Анна даже ахнула и невольно подалась вперед, чтобы остановить его, но Дара чуть слышно пояснила ей.

— Все в порядке, для него это абсолютно безопасно.

Тем временем Камиль повел своего господина по чреде воспоминаний, связанных с магической колонной. Сначала он показал ему, как молодой человек, вышедший через проход в горах, прошел на свободный участок в нескольких сотнях метров от основной горной цепи и достал из-за пазухи небольшую коробку. Дан пригляделся, это лицо, оно было знакомо ему, лицо южанина, судя по темному цвету кожи. Южанин. Это же один из тех, кто был в отряде Сулима семь лет назад, когда Амалию взяли в плен! Человек открыл коробочку и с силой ударил ею о землю, земля в том месте задымилась, дым стал подниматься все выше и расти в размерах, выхватывая из окружающего пространства воздушные потоки — едва они касались дыма, как сразу окрашивались в различные цвета, сливающиеся в перламутровый вихрь. Дым начинал двигаться вокруг невидимого стержня, смешиваясь с серой основой. Мужчина довольно улыбнулся и, воздев руки, достал какой-то кусочек ткани и кинул его в сердце движущегося цилиндра. Меж тем через проход в горах прошли еще четверо человек и направились к молодому человеку, среди них была Милана. Они решительно подошли к колонне, и каждый распростер ладонь над метровым цилиндром. «Готовы ли вы пожертвовать собой ради нашей общей цели?» — спросил южанин. «Да, Всеволод, мы готовы!» — хором ответили все четверо, потом началось нечто ужасное. Данислав даже поморщился, уже догадываясь о том, что собираются сделать эти люди, но он остался смотреть, следуя за воспоминаниями Камиля, как Всеволод надел на всех четверых ритуальные ошейники, как резко стали расширяться и расти перламутровые всполохи. Тела людей стали мерцать и таять. Люди закричали от боли, от осознания того, что назад пути нет, а Всеволод развернулся и бросился бежать. В следующий миг тела жертв взорвались и превратились в такие же перламутровые всполохи, которые стремительно стали расти и распространяться вдаль. Всеволод бежал все быстрее, казалось жадные руки будущего зверя вот-вот схватят его, забрав к себе. «Жаль, что они до него не дотянулись! — посетовал Дан. — И жертвовал бы собой, а не искал добровольцев среди тех, кто и так уже пострадал, одним нелепым решением лишив себя жизни и тех радостей, которые и Милана, и Войслава могли бы проживать каждый день, но они отказались от этого! Добровольно отказались! Я не понимаю! Я отказываюсь понимать! Может, они подвергли себя какому заклятию? Заставили себя следовать общей цели? По крайней мере, это объяснило бы их страстное рвение уничтожить себя и меня». Дан не был до конца уверен, но с месяц назад он во Всевладограде порвал плащ, когда прогуливался вместе с Гаем Бросновым вдоль кустов шиповника, поднялся ветер и плащ зацепился за один из шипов. Что если именно тот фрагмент ткани и кинул Всеволод в центр жертвенной колонны, натравив ее на одного человека?

Меж тем колонна росла и росла, перламутровые всполохи множились и разлетались в стороны, начиная с внушительной скоростью вращаться вокруг невидимого стержня. Потом Камиль показал своему господину воспоминания одного из снежин, которые тот передал своего правителю, в них фигурировали люди, скрывающиеся в глубине одной из пещер. Среди них был также волшебник, создавший иллюзорную завесу, сквозь которую Драгомира, Долиана, Ростислава и Солдара протащили внутрь пещеры. Дан увидел, как погибли первые две птицы рокха с четырьмя сотрудниками МСКМ, потом, как погибла еще одна птица рокха, колонна просто уничтожила их, буквально испепелив. Но его она должна была подпустить, а потом заключить внутрь и уничтожить силой разрушенных сознаний четырех человек. В древности один из волшебников создал это оружие, чтобы убить своего главного врага, и ему это удалось потому, что противник клюнул на эту уловку и вошел внутрь колонны. Дан дарить такого счастья Всеволоду не хотел. Из памяти прошлого, памяти предыдущих властителей магии, он узнал, что колонна держалась ровно неделю, а потом взрывалась. Значит, его неслучайно посетила такая мысль — это были отголоски забытого воспоминания. Что ж, поблизости только одно селение, если предупредить людей, то они успеют уйти достаточно далеко, рассуждал Дан, но снежины. Он не мог позволить образоваться огромной бреши в горной цепи, даже если снежины выберут одну из сторон, это уменьшит площадь их обитания, хотя открыть нормальный проход в Северную Рдэю было бы не так уж плохо.

— Спасибо, Камиль, — поблагодарил Дан снежину, убирая руку с его холодного панциря, — эти сведения очень важны.

— Эта колонна, господин, она не опасна для нас?

— Опасна, но еще несколько дней она постоит, за это время я обязательно что-нибудь придумаю, не переживай.

— Хорошо бы, а то, честно говоря, она нас пугает.

Она их пугает! Анна поверить не могла в то, что это слышит. В ее понятии снежины сами были символами страха, разве могут они испытывать страх? Но, подумав так, Анна тут же поругала себя: все-таки снежины — это магические существа, какими бы пугающими внешне они не были, но они тоже живые и вполне естестесвенно для живого существа испытывать разные чувства.

— Что ж, еще раз спасибо за сведения, Камиль, и до встречи.

— Не за что, господин, удачи тебе!

Дан вернулся на спину Баруны, Дара взлетела следом за ними. Две птицы рокха вновь набрали высоту, выскользнув из узкого пространства между двумя зазубринами скалы, и направились прямиком к той пещере, где укрывались люди, захватившие Драгомира. Дан мысленно передал Баруне ту картинку, которую ему показал Камиль, а Дара просто последовала за Баруной. Издалека птицы рокха разглядели повозку, как из пещеры четверо вывели человека со связанными за спиной руками и, подхватив его за плечи и ноги буквально закинули под навес повозки. Баруна тут же сообщил об этом Дану.

«Не уверен на сто процентов, но похоже, это был Драгомир» — уточнил Баруна.

«Ясно, смотри в оба!»

Уже издалека люди, услышав странные звуки от мощных взмахов крыльями, стали оборачиваться и искать источник звука, кто-то крикнул: «Все назад!» и люди, развернув лошадь, повели ее обратно за иллюзорную завесу.

«Дара, держись в стороне,» — попросил ее Дан, та молча кивнула и, описав круг, зависла в воздухе.

— Почему мы остановились? — тут же встревоженно спросила Анна.

— Мы подождем здесь, — уклончиво ответила Дара, одной своей твердой интонацией давая понять: это не подлежит обсуждению, Анна только глубоко и нетерпеливо вздохнула.

Дан не стал рисковать и потому сказал Баруне лететь к Даре, сам же он соскользнул вниз и медленно стал спускаться. Освещение около пещеры было слабое, но достаточное для того, что бы Дан разглядел, как эти люди выстроились у иллюзорной завесы, выхватив мечи, готовые атаковать. Только один из них встал на изготовку, воздев вперед руки — это был тот самый волшебник, который создал иллюзию. «Лукаш, — попросил Дан, — займись его ронвельдом».

— Вы напрасно думаете, что я вас не вижу, — громко произнес Дан, — советую вам добровольно выйти и освободить троих людей и птицу рокха, которых вы держите в плену, иначе я сам войду в вашу пещеру и лично свяжу вас также, как вы связали своего пленника, что находится сейчас в повозке. Ну? Считаю до трех. Раз.

Все перепугались, они иначе все это себе представляли, им рассказывали иной план: им говорили, что прибудет властитель магии, попытается уничтожить колонну, но просчитается, в основном, от них потребуется только убирать тех, кто прилетит сюда до него. Так почему же властитель магии прилетел сначала сюда? Почему он утверждает, что видит их сквозь волшебную завесу, если им обещали, что все будут видеть перед собой только скалистую поверхность невысокой горы. Чувствуя, как страх уверенно подкрадывается к нему, Антип набросился на своего волшебника.

— Юсуф! Что он несет? Ты же говорил, что никто не будет видеть нас за этой твоей волшебной завесой?

— Властитель магии видит сквозь любую иллюзию, — негромко ответил тот и опустил руки, потому что знал: его ронвельд ему не поможет.

— Сделай что-нибудь!

— Не могу! Прости, но он запретил моему ронвельду помогать мне, я, конечно, могу сотворить некоторые заклинания, но они вряд ли причинят ему хоть малейший вред.

Антип скрипнул зубами и покрепче сжал меч в руке, гордый тем, что свой меч он может использовать всегда.

— Проклятые маги! Одни проблемы от вас! — зло воскликнул он и сломя голову понесся прямо на Дана.

Тот непоколебимо стоял на месте, прекрасно зная, что сейчас произойдет, холодно взирая на то, как мужчина несется прямо на него, надеясь сокрушить одним ударом своего грозного оружия.

— Не надо, Антип! — крикнул ему вслед Юсуф, но тот не отреагировал и, едва он полоснул мечом — такого мощного удара могло хватить на то, чтобы перерубить человека пополам — как замертво рухнул на земле.

Кровь брызнула из страшной раны — Дан едва успел поставить перед собой тонкий щит, о которой тут же с легким стуком ударились красные капли — жуткой чертой разделившей надвое некогда нерушимые связи между клетками. Окровавленный меч со звоном отлетел в сторону. Мрачно посмотрев на лежащего перед ним мужчину, Дан поднял голову и обежал глазами каждого из этих людей.

— Я, кажется, перестал считать. Два. Три.

Никто не пошевелился, все стояли словно замороженные, в отличие от волшебника они не понимали, как это произошло и что именно сделал этот человек, при том, что внешне он ничего не делал. Дан резко и решительно скинул иллюзорную завесу, просто собрав ее в кулак, потом создал мощный вихрь воздуха и обрушил его на все еще стоящих перед сорванным входом в пещеру людей. Едва они поняли, что эта волна сейчас обрушится на них, то бросились врассыпную, несколько человек упали, не сделав ни шагу и теперь, заломив руки за голову, в отчаянии закричали. Волшебник прижался к стене и теперь тяжело дышал, ему отчаянно хотелось, чтобы все это было кошмарным сном, а не происходило на самом деле, представлять, что будет потом, ему и вовсе не хотелось, хотя предположить возможный сценарий было совсем не трудно. Отдельные крики смешивались и образовывали испуганный хор, слыша это, Драгомир ухмыльнулся, безмерно радуясь тому, что Дан, действительно, не оправдал их ожидания и добрался сюда целым и невредимым. По очереди ловя каждого, Дан связывал их прочными жгутами, сначала состоящими из воздушных потоков, а потом оседающих крепкими веревками вокруг тела, окутывая человека как гусеницу, беспомощно извивающуюся и не способную самостоятельно выбраться из кокона, в который ее заключили. Дан не делал исключения и тем же способом связал и волшебника, тот успел крикнуть: «Не надо, пожалуйста!», но Дан проигнорировал его слова. Только потом он подошел к повозке. Откинув полог и, действительно, увидев Драгомира, он с облегчением вздохнул.

— Ты как?

— Все нормально, руки правда ломят.

— Не знаю, о чем ты думал, — строго говорил Дан, развязывая его, — но, по-моему, это — сущее безрассудство. Зачем тебе понадобилось лететь вместе с сотрудниками МСКМ? При том, что вообще-то ты должен был лететь в другом направлении, ты должен был доставить Анну в Велебинский посад, надеюсь, я тебя огорчу тем, что в твое отсутствие она отправилась в Рувир. В Рувир, понимаешь? Туда, где ей все еще могла грозить опасность! Ладно ты о себе не думал, но хоть о ней ты мог побеспокоиться?

Услышав новости об Анне, Драгомир побледнел.

— Что с ней? Что случилось? Где она сейчас?

— Сейчас она здесь, неподалеку, к твоему сведению, она очень зла на тебя за то, что ты полетел сюда и попался, так что я с удовольствием послушаю, как она отчитывает тебя, надеюсь, ее слова на тебя подействуют больше, чем мои, — закончив с веревками Драгомира, он снял с него антимагические браслеты. — О, да я смотрю тебе сделали красивый макияж.

Коснувшись разбитых губ, Драгомир виновато опустил глаза.

— А вы не могли бы?..

— Мог бы, стой смирно.

За несколько минут подлатав небольшие раны Драгомира, Дан спросил.

— А где еще два человека и птица рокха?

— Они в глубине пещеры, но, боюсь, я не могу сказать, каким путем меня вели, — ответил молодой человек, спрыгивая с телеги на каменный пол.

Проследив его растерянный взгляд, Дан обежал глазами пленников и громко спросил.

— Кто здесь главный?

Последовала тишина в ответ, тогда Драгомир указал на тело Антипа.

— Я думаю, это был вон тот товарищ, потому что он приходил к нам с Долианом и спрашивал, кто мы и как скоро вы сюда пребудете.

— Ясно, а кто еще приходил к вам?

— Ну, вот он, — Драгомиру указал на Инара.

— Хорошо, надень пока на нашего собрата украшения, — сказал Дан, протягивая Драгомиру антимагические браслеты, и указал на мужчину, лежащего у самой стены.

Хмуро посмотрев на властителя магии, волшебник весь напрягся. Если ему удастся вовремя воспользоваться одним заклинанием, то даже без помощи ронвельда он может попытаться вырваться. Данислав меж тем поднял за плечо Инара, снял с него часть веревок, чтобы пленник мог идти, и велел показывать дорогу, как только они скрылись в глубине одного из ответвлений пещеры, он собрался и стал ждать, когда Драгомир подойдет к нему достаточно близко. Мужчина старался дышать размеренно и спокойно, чтобы не выдать себя.

— И что же заставило тебя пойти против властителя магии? Что такого тебе пообещали?

Мужчина не ответил, он полностью сосредоточился на заклинании, мыслями он уже погрузился в поле Южного магического полюса и, едва Драгомир присел на корточки, выкрикнул слова древнего языка — огненная волна набросилась на молодого царевича, тот мгновенно подался назад и, вскочив на ноги, отпрыгнул в сторону, тем не менее огонь опалил ему брови.

— Ах ты!

Тем временем волшебник с силой рванул на себе веревки и разорвал их, просто приказав: «Отпустите!» Воздушные веревки тут же ослабли, но подняться мужчина не успел — Драгомир воздушным потоком откинул его к стене, а потом, в два шага подскочив к нему, с силой прижал его к камню, сдавив тому горло. Чувствуя, как ему стягивает шею, мужчина стал задыхаться, отчаянно хватая ртом воздух, он пытался скинуть руку Драгомира, но тот ослабил хватку только когда Юсуф захрипел. Драгомир отпустил противника, тот мешком сполз по стене и упал на бок. Зло взглянув на него, царевич все-таки немного испугался, что перегнул палку, он снова присел на корточки подле мужчины и сначала оценил его состояние, убедивщись, что все плохо, но не критично, он надел на руки волшебнику антимагические браслеты.

— Не сомневайся, мы все узнаем, — пообещал ему Драгомир. — И ты все расскажешь!

Услышав позади себя голоса и возню, Дан хотел сначала вернуться, но потом передумал: Драгомир вполне мог постоять за себя сам, а если учесть то, что тот волшебник был лишен поддержки ронвельда, то ему предстояло проявить настоящую хитрость, чтобы подловить Драгомира и, даже если ему это удалось, то вряд ли он мог долго продержаться.

— Куда теперь? — холодно спросил он у Инара, потому что тот споткнулся о камень и остановился.

Широкие проходы пещеры освещал созданный Даном волшебный шар, источающий мягкий желтоватый свет, сейчас пещера разделялась на три ответвления, но один проход был значительно больше других.

— Там птица рохка, — чуть слышно произнес мужчина, головой указав на широкий проход.

— Отлично, тогда поспи, — с этими словами Дан с силой ударил мужчину под коленные чашечки, тот упал на колени, но не справился с равновесием и рухнул головой вниз.

Мужчина тут же заворочался, пытаясь подняться, Дан не стал ему мешать и направил шар в тот проход, на который ему указали. Внутри помещения, действительно, сидела птица рокха, глаза ее были закрыты, голова опушена, казалось, она вообще не дышит — грудь не поднималась и не опускалась. Дан осторожно попытался мысленно коснуться сознания птицы, та слабо ответила ему. Подойдя ближе, Дан положил руку на клюв и, оценив состояние магического существа, понял, в чем дело: птица рокха была ранена, она потеряла слишком много крови и теперь впала в своего рода транс, чтобы сэкономить оставшиеся силы.

— Ах ты, бедняга!

Дан обошел птицу рокха и внимательно осмотрел большую рану в боку, нанесенную мечом. Естественная, присущая птицам рокха способность к самолечению, уже сработала: рана постепенно затягивалась, кровь уже не текла из нее. Почувствовав, как его ступни погружаются во что-то мокрое, липкое и холодное, Дан посмотрел под ноги и ужаснулся: повсюду была кровь, бордово-черная и уже застывающая, а в углу лежало тело знакомого ему мужчины, он был связан и теперь застыл с широко открытыми и остекленевшими глазами. Дан сжал кулаки. Что же это за люди? Если они ждали его, то зачем убивали тех, кто пришел до него? Что им это должно было дать? Ладно бы еще они выпытывали какую-то военную тайну, а вокруг бы шла война. Война действительно шла, только ни эта птица рокха, ни этот мужчина не могли сообщить никаких полезных сведений одной из сторон, так зачем же было убивать одного и практически расправляться со вторым? Это не считая тех, кто уже погиб на подступах к магической колонне.

Поднеся ладонь к ране, Дан закрыл глаза и обратился к магии, он призвал Лукаша и вместе с ним погрузился в поле Северного магического полюса, и, пользуясь его силой стал постепенно восстанавливать ткани и сосуды, кости и покровы. На это ушло десять минут, окончив работу, Данислав создал потоки воздуха, окутал ими тело птицы рокха и, подняв его в воздух, направил к выходу. Увидев перед собой плывущую в воздухе массу, Инар вскрикнул и отчаянно пополз в сторону, но Дан и не посмотрел на него, он прошел мимо, вскоре оставив мужчину позади себя в кромешной тьме.

К тому времени Драгомир нетерпеливо ждал у одного их трех проходов. Увидев сначала тело птицы рокха, он попятился в сторону, а когда показался Дан, сразу подошел к нему.

— Что случилось?

— Мужчина, который был с вами, мертв, а птица рокха была тяжело ранена. Даже не знаю, как теперь быть, после такого она простит дня три, не меньше.

Дан осторожно опустил тело магического существа на каменный пол пещеры, чуть-чуть не накрыв им одного из пленников, тот онемел от ужаса и весь сжался в комок, решив, что сейчас его раздавят этой огромной массой, когда мягкое оперение коснулась его лица, мужчина едва не потерял сознание.

— Нужно вернуться за Долианом, — сказал Драгомир.

— Идем.

— Мы были с ним вдвоем, — на ходу пояснил Драгомир, а Ростислава, это был начальник нашего отряда, и Солдара — птицу рокха — держали отдельно от нас. Мы слышали, как Ростислав кричал, а Солдар сказал им, что они звери, раз так ведут себя, больше мы ничего не слышали.

— Они и правда звери, — скрипнув зубами, ответил Дан. — Зачем было пытать их, я не понимаю! Что они хотели узнать? Сколько еще отрядов будет отправлено сюда до того, как полечу я? Неужели эти сведения так важны, что нужно было убивать человека?

— Я не уверен, — немного помолчав, произнес Драгомир, — но, похоже, эти люди страстные фанатики религии Алина, так что они вполне могли убить Ростислава, заставляя его признаться в любви Алину. Один из них, примерно мой ровесник, украл мой медальон и перстень, не знаю, как, но его тут же уличили в воровстве, и эти люди все вернули. Когда я честно сказал, что не понимаю этого, то один из них ответил мне, что Алин не учил их воровать. Многие и раньше так говорили, но не каждый бы стал возвращать вещь, которую, он наверняка, никогда в руках не держал и не будет держать. Они ведь могли продать медальон и перстень и жить припеваючи.

— Наверно, ты прав, — тоже после некоторого молчания ответил Дан, — и все равно, даже если все так, это неправильно. Если они пытали Ростислава только затем, чтобы заставить его признаться в любви Алину, то должны были хоть немного понимать: он не верит в Алина и вот так вдруг его любить не станет!

Освещение вновь вернулось на ту развилку, где Дан оставил Инара, однако мужчины там уже не было. К счастью, ответвлений здесь было только три, одно из которых Дан уже проверил. Он шагнул в следующий, через один от широкого проема проход и пошел вглубь по коридору. Спустя метров десять, коридор резко сворачивал влево, потом уходил дальше под резким уклоном, спускаясь под землю. Слева был небольшой проход, едва шар охватил пещеру мягкими лучами, как Долиан, увидев Драгомира, радостно воскликнул.

— Я здесь!

— Ты как? — спросил Данислав.

— Спасибо, я…

Увидев властителя магии — а видел его Долиан впервые — молодой человек завороженно посмотрел на его серебряные волосы, резко выделяющиеся на фоне общего полумрака, Поймав его внимательный взгляд, Дан с некоторым укором посмотрел на него, давая понять, что нехорошо так пялиться, молодой человек поспешно ответ глаза.

— В порядке, — докончил, наконец, фразу Долиан.

Драгомир меж тем развязал последнюю веревку и помог юноше подняться, который сразу пожаловался.

— Я ничего не чувствую!

Он постарался разогнуть и согнуть пальцы, получилось не очень, потом, пошевелив ступнями, он едва не упал, хорошо хоть Драгомир еще не успел отпустить его.

— Эй, я тоже был связан! Так что давай, думай о том, что идешь, а потом заставляй себя, проверял на себе — получается.

Долиан затравленно посмотрел на него и тут же спохватился. Он ведь даже не поклонился властителю магии, но, едва подумав о том, что нужно двигаться, он почувствовал, как на лбу выступил холодный пот, но все-таки он попытался, сначала подумать, а потом заставить себя пошевелиться. Как ни странно, ему это удалось.

— Приветствую вас, господин, простите, что сразу не смог…

— Не смог чего? — довольно резко оборвал его Дан. — Не знаю, что тебе рассказывали обо мне, однако я никогда не требовал, чтобы мне кланялись, тем более мальчики, только что освобожденные от веревок, которыми они были связаны по рукам и ногам.

Долиан смутился. Он и правда слышал о том, что властителю магии сначала нужно поклониться, а уж потом говорить, он же сделал все наоборот, но получалось, что этого совсем не требовалось, чего же он тогда хочет? Долиан все еще стоял, недоуменно хлопая глазами, когда Дан подошел к нему и подхватил за второе плечо.

— Пошли, если совсем не сможешь идти, скажи.

— Хорошо, спасибо.

Первые шаги дались ему с большим трудом, но постепенно, он стал передвигать ногами увереннее и уже на той развилке, где Дан оставил Инара, попросил отпустить его.

— Вот видишь, — похлопал его по плечу Драгомир, — я же говорил, это возможно.

— Спасибо. А что с теми людьми? А с колонной?

— Все ваши пленители связаны, — ответил ему Дан, — А вот колонна пока подождет.

— Нужно бы допросить их, — предложил Драгомир.

— Зачем? Что ты хочешь услышать? Вряд ли они знают о дополнительных деталях плана Всеволода, если им поручили выполнять одну из частей. Хотя, ты знаешь, я был бы непротив узнать, где находится лагерь Всеволода, пора бы разогнать всех его учеников. От них в последнее время слишком много проблем!

— Кто этот Всеволод? — уточнил Драгомир.

— Не поверишь, но это один из тех южан, которые держали в плену Амалию семь лет назад, в то время как я был уверен, что за всем этим стоит Алвиарин, хотя… Если учесть, что Алин спрятал до лучших времен свою душу в капсуле перемещения, то почему так не мог поступить его хороший знакомый? Мог, тогда это многое объясняет, а имя он мог себе придумать и другое, не признаваться же всем в открытую. Как бы там ни было, а он проделал большую работу: смог объединить людей со столь разными взглядами: с одной стороны потомки Светозара, с другой стороны поклонники религии Алина, в третьих, им помогают коренные жители Северной Рдэи, а они поклоняются Богу Судьбы. Конечно, потомки Светозара тоже поклонялись Богу Судьбы, но, судя по тому, в каком состоянии был храм, который я видел в Союзе Пяти Мужей, они утратили первоначальное рвение поклоняться Богу их предков, а их новой религией стало уничтожение властителя магии как явления. Вот что, Драгомир, ты лети с Анной в Дамиру, Амалия собирается завтра днем провести международное совещание по поводу заговора против царя Заряна, Анна должна засвидетельствовать в пользу своей невиновности.

— Но она и так невиновна! — возмутился Драгомир.

— Я знаю, — снисходительно ответил Дан, — но нужно, чтобы об этом услышали все, тем более, что Гедовин собиралась искать галлюциногенные камни, с помощью которых, по всей видимости, и пытались запугать царя. Лишнее свидетельство не помешает, а мы с Долианом займемся лагерем последователей Всеволода.

— Галлюциногенные камни? Что там такое произошло во дворце?

— О, там вчера едва не случился переворот! Амалия, Модест и Гедовин полетели туда, чтобы вступиться за Анну, однако не застали там ни царя Заряна, ни кого бы то ни было из его министров, они все разбежались, потому что перед дворцом люди устроили митинг и требовали вернуть религию Алина. К счастью, Амалии удалось взять ситуацию под контроль, когда я в последний раз общался с Гедовин, она сказала, что Амалия и Модест выяснили, где может прятаться Зарян, и поехали это проверить. А Заряна пугали иллюзиями, он реально видел, как Анна пыталась убить его, поэтому еще раз говорю, лишнее свидетельство не помешает.

— Ясно, — протянул Драгомир, потрясенный известями. — Ладно, а что вы имели в виду, когда говорили, что колонна подождет?

— Она простоит еще несколько дней прежде, чем взорвется. И, если я договорюсь со снежинами, то пусть она себе взрывается, по-моему, давно пора положить изоляции Северной Рдэи конец.

— Да, но горы — это защита Северной Рдэи, нельзя вот так просто лишать страну стража, дарованного самой природой! — попробовал возразить Драгомир.

— Можно, — просто ответил Дан, — никто не заставлял их открывать у себя Республику Истинной Веры, никто не заставлял их потакать Всеволоду и позволять ему держать лагерь для тренировки людей, готовых уничтожить современный мир. К тому же я ни за что не поверю в то, что Тусктэмия, едва узнав о разрушении Снежинской заставы, бросится собирать войска для захвата Северной Рдэи, ты согласен?

— Да, но, что если князь Мстивой не знал о Всеволоде и о том, что он организовал некий лагерь?

— Я тебя умоляю! Этот лагерь существует уже довольно длительное время, ты еще не знаешь, но Гая Броснова убили, и из того, что происходило во Всевладограде, стало известно наверняка: Всеволод тренирует людей давно, и, как я уже сказал, среди его людей есть потомки Светозара, а так же поклонники религии Алина.

— Убили Гая Броснова? — полуотрешенно повторил Драгомир. — Жалко, он ведь стольким помог!

— Да, если бы не он, магии пришлось бы с боем искать место в современном мире, мне тоже искренне жаль его, он был неплохим человеком, — немного помолчав, словно отдав дань почтения Гаю Броснову, Дан продолжил. — В Рувире и во Всевладограде сторонники Всеволода, во всяком случае, во Всевладограде точно, хотели взорвать зажигательные шары, к счастью мне удалось нейтрализовать угрозу.

— А создал и использовал зажигательные шары Алвиарин Дастаев. Пусть он мне только попадется! — пригрозил Драгомир. — Двуличная гадина! Если бы не действия Алвиарина, то, возможно, именно с его «помощью» дядя Алин недодумался убрать из реального мира магических существ! Если бы Алвиарин не вздумал уничтожить Дамиру, мне бы не пришлось взрывать Чудоград, тогда бы не был разрушен Южный магический полюс, а тете Миле не пришлось бы меня защищать.

Услышав сочетание «дядя Алин». Долиан невольно вздрогнул, насколько же древним существом являлся Драгомир Дэ Шор, пусть он и выглядел его ровесником, но самом деле ему было более тысячи лет, он жил во времена Алина Карона, он принимал непосредсвенное участие в ключевых событиях тысячелетней давности. Даже то, что душа Радомира продолжала жить в своих потомках, накапливая память прошлого, не так пугало молодого человека, все-таки Данислав родился в его время, чего нельзя было сказать о Драгомире. Впрочем, следующие слова Данислава испугали Долиана не меньше.

— Двуличный. Пожалуй, так и есть. Я помню, как он рассказывал Алину о том, что нужно избавить мир от магической заразы, а сам при этом, едва получил новое тело в наше время, бросился творить заклинания, даже его местные заурядные сподвижники, вроде этого волшебника, создавшего иллюзорную стену, пользуются магией.

— Интересно, зачем он это сделал тогда? Я думаю, он преследовал какую-то цель, когда предлагал Алину убрать магических существ.

— Да, и вряд ли только из желания избавить мир от властителя магии. Ты ведь помнишь, я рассказывал тебе о потомках Светозара в бывшем Союзе Пяти Мужей, так вот, их начальница, увидев меня, сказала: «Алвиарин не справился!» А это значит, он был потомком Светозара, и наверняка, он не просто знал об этом.

До входной пещеры оставалось всего несколько метров, взглянув на Долиана, который с трудом шел, держась за стену, Дан решил, что тому неплохо бы было передохнуть до того, как придется идти зигзагами между лежащими на земле людьми.

— Отдохни немного, — сказал он Долиану и прежде, чем тот что-либо возразил, остановился сам и спросил у Драгомира, — Скажи, о твоем медальоне кто-нибудь знал? Ты кому-нибудь рассказывал о принципе действия наложенного на него заклятия? То есть я знаю, что ты не помнишь, но возможно ты упоминал об этом в своем дневнике.

Молодой человек покачал головой.

— Нет, ничего такого в дневнике не было. Но, возможно, я говорил об этом Алину.

— Нет, не говорил.

Драгомир с некоторым недоумением посмотрел на Дана, на мгновение позабыв о том, что его дядя в каком-то смысле в данный момент стоит перед ним.

— Но, я думаю, ты рассказывал о нем Алвиарину или кому-то, кто потом передал ему эту информацию. Жалко, Гедовин наверное уже спит, а то бы спросить ее, нашла ли она ту девицу и выяснила ли, каким образом та становилась невидимой. Я идиот! Надо было спросить об этом в пути, а вместо этого я спал! И все-таки лучше бы было, если б сейчас кто-то узнал о твоем открытии, а не изобрел его заново, не хочется появления еще одного Драгомира Дэ Шора, пока мне и тебя одного хватает.

— Эй, я ничего такого не сделал!

— С тех пор, как ты под присмотром дяди Изяслава, да.

Чувствуя, что краснеет, Драгомир опустил глаза. Дан был прав, как бы ему не хотелось, а та история, это тоже часть его жизни, с одной стороны, он имеет право жить новой жизнью, но нельзя отрекаться от прошлого, даже если оно не очень приятное, ведь только принимая все плюсы и минусы, можно сделать правильные выводы, понять, что нужно изменить и чего нельзя никогда повторять. Если бы можно было все вернуть, он бы ни за что не позволил Миле вмешаться в их разговор с Алином, тогда бы она не пострадала; и кто знает, если бы Алин не казнил свою жену, может, он не послушал бы Алвиарина и не запер магических существ в сторонних мирах, не стал бы преследовать Драгомира. Тогда история могла бы пойти по другому пути, все могло бы сложиться иначе. Но, увы, все случилось так, как случилось. И это нужно принять, не только для того, чтобы сделать правильные выводы, но и для того, чтобы знать: этот этап пройден, а выбор перед тобой стоит в данный момент, иными словами, прошлое нельзя просто так списывать в забвение, но и нельзя жить им.

— А почему вы спросили о моем медальоне?

— Галлюциногенные камни, предположительно, приносила некая исчезающая девушка, которую Гедовин собиралась изловить в потайном коридоре, ведущем в покои царя, и надеюсь, ей удалось, ну или удастся это сделать, та загадочная особа могла бы нам поведать о том, какую часть в общем плане играет переворот в Тусктэмии.

— Думаете, Заряна собирались убрать с трона?

— Скорее всего. Если только заговорщики не планировали, изрядно попугав его, обратить в свою веру.

— А что вы будете делать с этими людьми? — осторожно спросил Долиан, прекрасно понимая, что фактически вмешивается в их разговор, он чувствовал себя не совсем в своей тарелке.

— Оставим здесь, — ответил ему Дан, — веревки действуют ровно сутки, так что пусть полежат, побудут в вашей шкуре.

Долиан улыбнулся.

— Мне, кажется, это честно.

— А волшебник? — уточнил Драгомир.

— А что волшебник? Для начала пусть поможет нам найти лагерь Всеволода, а потом он должен получить заслуженное наказание. Если же потом его когда-нибудь выпустят на свободу, то его ронвельд все равно больше не будет помогать ему, а камиды будут неотрывно следить за ним, в случае чего, они сразу его вычислят, а там Долиан арестует нашего приятеля, — Дан подмигнул Долиану и чуть улыбнулся.

На душе молодого человека сразу потеплело, а властитель магии был не таким уж жутковатым, каким ему всегда казался. Хотя и при личной встрече Данислав поначалу немного испугал его.

— Ладно, пошли. Драгомир, я передам Даре, чтобы она приземлилась у входа в пещеру.

— Дара? Ничего себе!

— А кто это? — наивно спросил Долиан.

— Дара — глава птиц рокха, — пояснил Драгомир. — Это большая честь для меня, до этого я только несколько раз видел ее.

— Да ладно, ваше высочество, не преувеличивайте, для Дары тоже будет честью доставить вас в Дамиру, — пожурил его Дан. — Кстати, Долиан, ты-то как, никуда не торопишься, непротив помочь мне?

Молодой человек даже споткнулся.

— Что вы, господин, для меня это большая честь.

— Отлично! У нас прям не дела впереди, а сплошная благородная миссия, раз все друг другу оказывают честь. И, Долиан, перестань пожалуйста смотреть на меня так, как будто я не из этого мира. Клыков у меня нет, на людей я не набрасываюсь, а ем то же, что и ты, так что сделай взгляд попроще, и сам почувствуешь, что тебе стало легче.

Долиан постарался улыбнуться и смог только кивнуть головой в ответ. Постараться-то можно, только сразу вряд ли получится, все-таки властитель магии в его представлении был и оставался кем-то особенным. Тот ведь даже не был собственно человеком. Семь лет назад Долиану исполнилось четырнадцать, когда магия пробудилась, до его деревни стали доходить слухи о том, что в мире творится нечто невероятное, о том, что вернулось волшебство. Никто в это не верил, все считали, что это какие-то совсем перевранные сведения, однако Долиан наверняка знал: что-то произошло, внутри него все перевернулось, он теперь словно обрел дополнительное чувство — он знал, кто к нему приближается, как далеко от него находятся люди и какие примерно чувства они испытывают, то есть имел общее представлении о том, что у них на уме. Это было странно, и он счел, что это некий дар, его отличительная способность, но он побаивался кому-либо говорить об этом, даже отцу. Однако, когда его отправили к родственникам в Белейское княжество, мальчик вынужден был предупредить всех в поселке о набеге разбойников (одна неуловимая банда наводила тогда ужас на жителей Белейского княжества, а государственная стража ничего не могла с ними поделать, и, всякий раз нападая на след, заходила в тупик). Поначалу юному Долиану никто не поверил, однако, когда вдали показались разбойники, всем оставалось только сожалеть, что они не послушали мальчика сразу и с опозданием отправили гонца до ближайшего поста стражников. Спустя еще какое-то время сомнений в том, что магия вернулась, не осталось — случилось странное, поразительное и вместе с тем немного пугающее золотое свечение, которое окутало весь мир и восстановило нечто что-то важное, что было разрушено. Тогда волшебники и простые люди не знали правильных названий, но они видели и понимали всю важность произошедшего, а маги знали также и то, кто это сделал, кому они обязаны продолжению жизни. Прекрасно это понимал и Долиан. И еще он испытывал неподдельный восторг, когда слушал рассказы о властителе магии, который вернул в мир магических существ, который развенчал Всеблагого и Великого Алина, низвергнув его религию до простого учения и на какое-то время вселил душу Алина в тело нового настоятеля храма Гая Броснова, чтобы Алин смог поведать всем людям историю своей жизни, тем самым оправдав Драгомира Дэ Шора и развеяв миф о божественности своего происхождения. А потом люди, которые присутствовали при этом, видели, что маленькое серебристое облако выскользнуло из тела господина Броснова и переместилось в тело Данислава Ингоева, потомка Алина Карона и нового властителя магии. Все это казалось настолько невероятным, что некоторые до сих пор верили: это какое-то наваждение, и Долиану в частности это тоже казалось удивительным, начиная от собственных способностей и заканчивая представлением о властителе магии.

Когда трое молодых людей вышли во входную пещеру, то увидели, что волшебник умудрился сесть и теперь он проводил их косым недовольным взглядом, но все трое молча прошли мимо него к выходу. Через некоторое время в воздухе показались две птицы рокха. Едва Дара приземлилась, и Анна как бабочка спорхнула вниз, словно она встала с кресла, а не скатилась со спины птицы рокха, Драгомир даже ахнул, он бросился к ней и в последний момент успел подхватить ее.

— Анна, ты что! Ты же могла упасть!

Девушка молча помотала головой и крепко обняла его. Из глаз ее потекли слезы, она так переживала за него, все время в пути она старалась думать о хорошем, ведь Данислав сказал, что Драгомир жив, но на нем антимагические браслеты, но в душе она безумно переживала. Сейчас, чуть отстранившись от него, она провела рукой по его щеке и молча улыбнулась ему. Но почти сразу улыбка исчезла с ее лица, а в ее взгляде промелькнули заслуженные им строгость и осуждение, и подразумевая, что его ждет выговор, он решил уличить момент и поздороваться с птицами рокха.

— Приветствую вас, госпожа Дара, приветствую тебя, Баруна, рад вас видеть.

Долиан последовал его примеру, и, едва они успели ответить, как Анна, обратясь к Драгомиру, строго произнесла.

— О чем ты думал?! Ты, что не понимал, насколько это опасно? А если понимал, то почему отнесся так безалаберно? Раз ты полетел сюда, к этой проклятой колонне, то должен был позаботиться о своей безопасности. Если бы не господин Данислав, ты бы так и был сейчас связан по рукам и ногам, не имея возможности ни пошевелиться, ни тем более использовать магию. Нужно было быть внимательнее, и вообще-то не стоило лететь сюда. Ты должен был проводить меня до Велебинского Посада. Это хорошо ничего не произошло в пути, а если бы мне понадобилась помощь? К твоему сведению, я страшно обиделась на тебя и теперь обижаюсь, и поэтому я полетела домой, в Рувир! Если вздумаешь упрекать меня, я стану с большим рвением упрекать тебя за поспешность твоего решения. Одно дело сотрудники МСКМ, они летели сюда подготовленные, прекрасно понимая, что их может ждать, но ты, ты!

Данислав, довольный речью Анны, не смог сдержать улыбки, Драгомир стоял к нему спиной и не видел его, но нутром чувствовал, что тот ухмыляется, но возражать он не стал, он стоял, понурив голову, признавая себя виноватым в том, что оставил Анну одну, однако он не считал, что лететь сюда было совсем неправильным. Неправильно то, что он так беспечно ко всему отнесся. Они с Долианом услышали крик и побежали вниз, но сначала им следовало проверить все издалека, а не кидаться к подножию скалы и потом приближаться к стене. Нужно было подумать о том, что Ростислав и Солдар не могли просто так исчезнуть, значит, они могли бы и догадаться об иллюзорной стене. И еще Анна была не права в оценке его уровня подготовки: он подготовлен не хуже сотрудников МСКМ, и, если есть такая необходимость, то он может и должен помочь им как волшебник, но говорить об этом Драгомир не стал, он молча выслушал ее и стоял так еще минуту прежде, чем поднял голову и попросил прощения. Анна и сама уже почувствовала, что немного перегнула палку, она крепко обняла его и попросила в следующий раз посоветоваться с ней. Все это время Дара молча наблюдала за ними, когда они обнялись, она улыбнулась.

— Ну, что в путь?

— Да, пора, — ответила Анна.

Не сразу осознав смысл слов Румины, Амалия непонимающе посмотрела на секретаря. Модест, который подошел к Амалии, чтобы помочь ей слезть с коня, замер на месте. Гедовин умерла. Но это невозможно! Немыслимо! Как, почему это произошло?

— Где и кто ее нашел?

— Господин Паленин, только он не то, чтобы нашел ее, он был там, в общем сейчас он сейчас уехал к себе домой, сказал, что ему тяжело и ему нужно прийти в себя, но если вы захотите лично из его уст все услышать, то он готов ответить на все ваши вопросы.

— Да уж ответит! — зло сказала Амалия. — Где Гедовин? Ответите меня к ней! Модест, — окликнула она молодого человека, чтобы вывести его из оцепенения, — помоги мне!

— Да, да, конечно, — запальчиво ответил юноша и, подав ей руку, помог слезть с коня.

Как только Амалия встала на землю, Румина повела всех за собой, внутрь дворца, по пути рассказывая, что произошло.

— Госпожа Гедовин поймала призрака; его, то есть ее, остались охранять стражники, а сама Гедовин пошла к господину Гравину, потом они вдвоем пошли в кабинет господина Панина, но там произошло нечто ужасное! Гедовин обвинила господина Панина, это наш руководитель комитета по делам магии, якобы он один из тех, кто устроил заговор против царя, когда господин Панин возразил ей, она заявила, что он лжет. Господин Гравин также обвинил в причастности к происходящему господина Паленина, он волшебник и служит в комитете по делам магии, что тот тоже причастен к заговору, он крайне обиделся на это обвинение и потому не очень вежливо говорил и с ним, и с Гедовин. Потом Гедовин проверила всех, кто был на совещании, убедившись, что остальные ни в чем не виноваты, она и господин Гравин отпустили всех, в кабинете оставались только господа Гравин, Панин и Паленин, и сама Гедовин. Господин Паленин был поражен тем, что его начальник предал их, а когда тот осознал, что его разоблачили, признался, что Демид Гравин действовал с ним заодно, естественно, тот возразил, но Гедовин ответила, что он лжет. И тут господин Гравин вскочил и набросился на Гедовин — желая защитить ее, господин Паленин хотел откинуть его в сторону, но не рассчитал и случайно убил его. Господин Панин испугался и хотел выброситься в окно, но Гедовин, она ударила в него огненной стрелой, она хотела припугнуть его, но тот как раз в этот момент дернулся в сторону, обернулся и, в общем, стрела попала ему точно в сердце.

— И что же никто не слышал, что там происходит? — прервала ее рассказ Амалия. — Или в кабинете этого Панина нет никакой приемной?

— Есть, там были два его секретаря, и еще пятеро стражников, которых взяли с собой господин Гравин и Гедовин, но они говорят, что слышали только голоса, никто не отдавал им приказа зайти внутрь, а потом и вовсе стало тихо.

— Странно это, очень странно. Что было дальше?

— Так вот потом Гедовин решила задержать господина Паленина, он попросил ее сначала задать ему вопросы и проверить, правду ли он говорит, но она не согласилась и решила сначала обезвредить его, он, он сказал, что вынужден был обороняться, и что он не хотел причинять вреда девушке. Он очень сожалеет, что все так вышло, и поэтому ему очень тяжело. Многие боятся, что он вообще может руки на себя наложить после такого.

— Что-то я сильно в этом сомневаюсь, — процедила сквозь зубы Амалия, она не верила ни единому слову из этой нестройной отмазки, которую поведал всем этот Паленин. — Где призрак, которого поймала Гедовин?

— Так это же призрак, — осторожно напомнила секретарь, — она исчезла.

— Но Гедовин как-то же поймала ее, значит, смогла удержать?

— Я не знаю, как это ей удалось, госпожа, но только призрак исчез.

— А что стражники, которые охраняли призрака?

— Она, она убила их, — прошептала женщина, — убила, всех четверых. Я всех эти ребят хорошо знала, мне так жалко их, у них ведь у всех семьи!

— Как именно они были убиты?

Румина обернулась и недоумевающе посмотрела на Амалию, та терпеливо пояснила.

— Задушены, отравлены, зарезаны? Как именно их убили?

— Я не знаю, их обнаружили сменные стражники, можете спросить у них, они сейчас все должны быть во дворце.

— Спрошу обязательно, Румина, как только приведете нас к Гедовин, я хотела бы, чтобы вы нашли этих стражников и привели в кабинет царя.

Кабинет царя! Зарян почувствовал, как огненным кнутом прошлись по его самолюбию. Да что это Амалия Розина себе позволяет! Ладно еще она командовала во дворце прошлой ночью, в его отсутствии, и как бы там ни было, но Зарян понимал: она все сделала правильно и в глубине души был благодарен ей за это, но сейчас, сейчас она словно не замечала его, слуги словно не замечали его. Это было просто невыносимо! Если бы не страх остаться одному, он бы ни за что не шел сейчас следом за ней, понимая и осознавая свою зависимость, Зарян разозлился еще больше, на себя, на Амалию, на всех своих придворных, которые замутили эту кашу, на людей, которые собрались вчера на дворцовой площади и требовали восстановления в правах религии Алина. Как будто он него это зависело! Как будто он возвращал магию, как будто это он говорил от лица Алина Карона!

— И еще, перед тем, — говорила меж тем Румина, — как все произошло, господин Гравин распорядился арестовать госпожу Тарутину, она все еще под стражей, господа министры решили, что лучше дождаться вашего возвращения, чтобы вы сами решили, как с ней поступить.

— Кх, кх, — откашлялся шедший позади Зарян, не выдержав, он решил напомнить ей о том, что он вернулся, и было бы куда разумней и логичней спрашивать его мнения, а не мнения госпожи Розиной, которая здесь вообще-то не имеет права никем и ничем распоряжаться, разве что выделенными в ее распоряжение слугами, но не более.

Но никто не отреагировал на его легкий кашель, что еще больше разозлило молодого царя. Зарян не учитывал того, что его авторитет давно пошатнулся, в первую очередь для служителей дворца, они видели и слышали, как царь говорил о несуществующих нападающих, они знали, что он сбежал вчера из дворца тогда, когда все в нем особенно нуждались. Это Амалия не дала вчера пасть дворцу, это благодаря ее усилиям люди с площади разошлись, это она узнала, где искать царя, и она ездила за ним сама лично. К тому же Амалия до недавнего времени являлась опекуном Гедовин, кому же еще, как не ей, быть заинтересованной в расследовании причин гибели девушки.

Девушку перенесли в маленькую комнату на первом этаже, уложили на длинную широкую скамью, сложив на груди руки. Увидев ее, Амалия невольно отступила шаг назад. Все происходящее казалось ей каким-то кошмаром, чем-то страшным, но не реальным. Как же так случилось? Как такое вообще могло произойти? Она оставляла здесь Гедовин одну, потому что знала: девушка прекрасно может постоять за себя, и это она в случае чего могла защитить Амалию, но не наоборот. Чувствуя, как земля уходит из-под ног, Амалия покачнулась и невольно схватилась за угол стоящего у стены шкафа. Гедовин! Она ведь обещала ей семь лет назад, что будет заботиться о ней, все эти семь лет Гедовин жила с ними под одной крышей, став для Амалии младшей сестрой, по-настоящему родным человеком. Сейчас Амалия чувствовала, что какая-то часть нее растворяется, уходит в небытие, оставляя на этом месте лишь невосполнимую пустоту, глубокое уныние и немой укор — это она виновата, это ее не было рядом, это она не взяла ее с собой и оставила здесь одну. Сжав волю в кулак, Амалия заставила себя убрать руку и начать идти. Модест, шедший следом, так и застыл на месте, не в силах сказать что-либо или сделать. Для него Гедовин тоже была не просто другом, она была его названной сестрой, он любил ее и готов был на все, чтобы защитить, но жестокая судьба даже не дала ему такого шанса.

Подойдя к Гедовин, Амалия осторожно коснулась руки девушки — та была совсем холодной. В своей жизни Амалия лишь дважды была на похоронах, испытав при этом ужасные чувства, которые усиливала сама тянущая и мрачная атмосфера, царящая на похоронах. И один раз, когда хоронили ее бабушку, Амалия вот также, как сейчас, дотронулась до ее руки — та была ледяной, закостеневшей, но рука Гедовин была просто прохладной и гибкой. В естественном порыве, Амалия коснулась сонной артерии на шее девушки и ахнула.

— Она жива! — воскликнула Амалия. — Вы что не проверяли?!

Все, Зарян, Устинов, Модест, Румина и двое стражников, которые с утра сопровождали Амалию, стояли и недоуменно смотрели на нее, словно не слыша и не понимая ее слов.

— Модест, что ты стоишь! — прикрикнула на него Амалия. — Помоги мне!

Юноша встрепенулся и подбежал к скамье. Он тоже коснулся Гедовин, коснулся и испугался, она была холодной, мертвой. Амалии только показалось. Подняв голову, он посмотрел в ее глаза, не в силах удержать слезы. Но Амалия с укором сердито посмотрела на него.

— Потрогай артерию, она дышит, только пуль очень редкий.

Модест осторожно положил палец на тот участок шеи Гедовин, которого только что касалась Амалия, но он ничего не услышал. Покачав головой, юноша опустил голову, шепотом произнеся.

— Мне тоже хочется, чтобы она была жива…

— Да пойми же ты! У мертвых тело костенеет, оно становится холодным и неподвижным, а у нее рука прекрасно гнется, к тому же приложи палец еще раз и получше!

Вздрогнув от ее гневного голоса, Модест покорно вновь приложил палец к сонной артерии девушки и вдруг почувствовал слабую вибрацию. Он схватил Гедовин за руку, которая сразу обмякла в его руках.

— Она жива!

— И я про тоже! Давай, нужно отнести ее отсюда. Румина! Вызовите лекарей — волшебников, и как можно быстрее! Пусть придут в ту комнату, где мы остановились. Ну что вы стоите, делайте, что вам говорят.

— Но ведь они проверяли и сказали, что….

— Мне все равно, что они там сказали! Гедовин жива и ей нужна помощь. Не стойте же и не тяните время! — прикрикнула на нее Амалия, заставив ее встрепенуться и бегом ринуться исполнять поручение.

Меж тем к Гедовин подошел Устинов и, предложив свою помощь, помог Модесту поднять на руки девушку, только Зарян стоял у косяка и с ужасом смотрел на происходящее. Если даже с волшебницей могло такое произойти, стоило ее одну оставить во дворце, то что же ждет его самого? Когда мимо него пронесли безвольное тело девушки, Зарян рванулся с места и, подскочив к Амалии, набросился на нее с обвинениями.

— Вы! Зачем вы привезли меня сюда, чтобы меня также, как ее, попытались прикончить? Если вы знаете о некоем заговоре против меня, то зачем вы меня сюда тащили, сюда, где мои враги меня поджидают?! Или вы хотите поймать их на живца? Чтобы я служил приманкой в вашей игре? Только для вас это, может быть, и игра, а для меня это вопрос жизни и смерти. Как хотите, а я уезжаю отсюда!

— Не стоит этого делать, мой дорогой Зарян, — произнес из-за спины царя твердый мужской голос.

Сразу узнав его, Амалия обошла стоящего перед ней Заряна и подошла к царю Изяславу, стоящему в дверях. Он обнял ее, по-дружески похлопав по плечу.

— Рад, что с тобой все в порядке. Надеюсь, Гедовин скоро поправится. Я распорядился, чтобы Миранда осмотрела ее.

— Спасибо, спасибо вам!

— Пока рано благодарить, пока просто скрестим пальцы и будем надеяться, что Миранда сможет помочь нашей Гедовин. Я собрался в дорогу сразу, как мне вручили твое письмо, а перед тем, как я вылетел, мне сообщили о том, что произошло во Всевладограде. Это тоже надо обсудить на международном совете.

— О каком совете идет речь? — не понял Зарян.

— А что случилось во Всевладограде? — словно не обратив на него внимания, спросила Амалия у царя Изяслава.

— Гая Броснова убили, это сделал один из учеников, Кабар. Он растворился в воздухе…

— Кабар! — воскликнула Амалия.

— Ты знаешь его?

Лицо Амалии помрачнело, брови сошлись на переносице, она хмурым голосом ответила.

— Да.

Увидев царя Изяслава, Амалия почувствовала себя намного лучше, его присутствие придало ей уверенности, поэтому она твердо была намерена разобраться с этим Палениным, за которым сразу же послала двоих стражников из дворца и двоих волшебников, прибывших с царем Изяславом, также она отправила стражников за Кроминым, а еще собиралась допросить свою мать. Однако молодой царь Зарян решил не забывать о том, что такое капризы, и теперь, прямо в коридоре, не взирая на всех слуг и служащих, которые проходили мимо него, не переставал возмущаться тому, что Амалия подвергла его огромной опасности, вернув во дворец. В душе она уже мечтала о том, чтобы поколотить его, связать и оставить на ночь в этом же коридоре, не поставив ни одного стражника в охрану. Пускай сидит тут и трясется за свою жалкую душёнку! К счастью, рядом нее был царь Изяслав, который спокойным и вкрадчивым голосом попросил Ингвара успокоиться и не думать об угрозах, и, если он того желает, то Изяслав может выделить ему в охрану своих самых проверенных людей, волшебников, умелых воинов и надежных и преданных слуг. Постепенно Зарян утих, но, тут же вспомнив, что во дворце против него готовился заговор, потребовал отвести его к Аглае Тарутиной.

— Я заставлю ее все рассказать! Она мне за все ответит!

Зарян уже собрался идти к ней, но тут же остановился — он ведь не знал, где ее держат, а ему до сих пор так ничего и не сказали, хотя могли бы и сразу сообщить царю о местоположении предательницы, едва он упомянул о ней. Демонстративно подняв голову и выставив вперед подбородок, он срывающимся от возмущения голосом сказал четверым служащим из аппарата государственного управления, которые прибежали сюда, чтобы лично все посмотреть и узнать, что происходит.

— Я хочу знать, где Аглая Тарутина.

Но вопреки его ожиданиям, что эти люди извинятся и сразу отведут его к ней, все четверо переглянулись меж собой и виновато опустили глаза, одна из секретарей довольно-таки спокойным голосом, без тени сожаления, ответила.

— Простите, ваше величество, но мы не знаем, где она. Мы же на службе.

— Да, и поэтому бегаете на любой новый звук! — съязвил Ингвар.

— Но, — уверенным голосом произнесла Амалия, — мы можем все выяснить. Только прошу вас, ваше величество, не забывайте: от госпожи Тарутиной нам нужны сведения, а не предоставление ей возможности посмеяться над вашим неумением держать себя в руках. Я ни в коем случае не хочу обидеть вас, — сразу заверила она его, видя, что как надулись его щеки, а губы, гневно сжатые, вот-вот готовы были выпустить поток поспешных слов, — я только хочу помочь. Пожалуйста, будьте спокойным и не давайте ей повода в чем-либо уличить вас, в том числе в неумении достойно вести себя, помните, она ведь помогала людям, которые пытались сместить вас с трона, значит, она считала это правильным. Да, конечно, наверняка ей что-то посулили взамен ее помощи, но уверяю вас — моя мать не из тех, кто за самородок золота продаст родину, а в Тусктэмии она родилась и выросла, поэтому с вашей кандидатурой она была именно не согласна; так докажите ей, что на самом деле она ошибалась, что вы более чем достойны того положения, которое занимаете.

Не смотря на в целом лестные слова, Зарян все равно обиделся и крайне недовольным голосом произнес.

— Я никому ничего не должен доказывать, госпожа Розина, и знаете, почему? Потому что я царь, царь этой страны, а вы здесь моя гостья, и прошу вас не забывать об этом.

И, развернувшись, он отправился вглубь по коридору, спрашивая у всех людей, что попадались ему на пути, не знают ли они, где держат Аглаю Тарутину. Глядя ему вслед, царь Изяслав едва заметно покачал головой и, положив руку на плечо Амалии, ободряюще сказал.

— Не переживай, просто он еще заносчивый, самовлюбленный и трусливый мальчишка. Впрочем, по последнему пункту он вряд ли когда-то исправится, да и от предпоследнего тоже, но, как бы там ни было — он законный правитель этой страны, и мы вынуждены считаться с ним.

— Да уж, вынуждены! — проворчала Амалия, но тут же сменила тон и, трезво рассуждая, предложила далее. — Я думаю, нам нужно пойти в кабинет Гравина, начальника охраны дворца, у него наверняка был заместитель, который должен знать, где держат мою мать.

— Амалия, — осторожно сказал царь Изяслав, — если не хочешь, не говори с ней, я поговорю сам.

— О, я была бы вам очень благодарна, а я тогда пойду в кабинет Заряна, я просила, чтобы мне привели туда стражников, которые пришли сменить тех, что охраняли пойманного Гедовин призрака.

— Хорошо, только давай сначала ты более подробно расскажешь мне обо всем, что тут произошло.

— Тогда, может, вы проводите меня до кабинета господина Гравина?

По пути Амалия рассказала царю Изяславу более подробно о том, что произошло во дворце, поскольку за ними шли ее охранники и стражники царя, она перешла на древний язык, так как помимо прочего собиралась рассказать царю о своей поездке за молодым правителем Тусктэмии, а также о визите к старцу Андрону. Слушая ее, царь Изяслав нахмурился. Похоже, вчерашние требования вернуть религию Алина были не просто спонтанными выкриками собранной под разными предлогами разношерстной компании, а частью какого-то большого и неплохо продуманного плана.

— Итак, — сказал он, подводя итог, — есть некая группа лиц, которая собралась убрать царя Заряна с престола, чтобы кем-то заменить его, возможно тем, кто более лоялен к религии Алина, к возвращению которой уже подготавливают население.

— Может, кто-то хочет создать нового Алина? — предположила Амалия.

— Зачем? Если Алин может послать пророка, который будет править на земле от его имени? К тому же обожествление Алина не за день произошло, на это потребовались сотни лет. Нет, здесь что-то другое. И вот что особо беспокоит меня, кто это девушка-призрак, где она и на что способна? Что если она до сих пор невидима? Это значит, что ей ничего не стоит невидимой подойти к Заряну и довершить то, что не успели сделать ее подельники. А если это случится, то ничего хорошего из этого не последует. Более того, простые люди могут решить, что ты или я причастны к этому, мы ведь здесь были, а существование невидимой девушки надо еще доказать.

— Именно поэтому вам нужно получить сведения от моей матери, я очень надеюсь, что Заряну очень скоро надоест орать на нее, и у вас появится шанс поговорить с ней.

Изяслав грустно улыбнулся.

— Да, я тоже надеюсь, что Заряну очень быстро наскучит допрос и он выбежит из комнаты, громко хлопнув дверью, но, учитывая его взрывной характер, я боюсь, что он не ограничится одними криками, так что я постараюсь защитить госпожу Тарутину от возможного рукоприкладства.

Услышав его слова, Амалия невольно ощутила холодок, волной пробежавший по спине, каковы бы ни были ее отношения с матерью, ей бы не хотелось, чтобы какой-то малодушный царь набрасывался на нее с кулаками. Даже если она их заслужила, она все-таки была уже не в том возрасте, когда это могло пройти без особых последствий. К счастью, в кабинете Демида Гравина, они, действительно, застали его заместителя и, быстро выяснив, где держат Аглаю Тарутину, царь Изяслав со своими двумя телохранителями последовал за выделенным ему проводником, а Амалия направилась в кабинет Заряна, у которого уже стояли четверо тех стражников, что нашли убитыми своих коллег.

— Проходите, — сказала им Амалия, открывая дверь кабинета, потом указав на одного из своих охранников, попросила его тоже пройти внутрь.

Ключ от кабинета она забирала с собой и сейчас вновь опустила его в карман своей летней куртки, Представив себе разъяренное лицо Заряна, узнавшего об этом, Амалия чуть улыбнулась — а Зарян так или иначе узнает, что ж, пусть позлится, только сделать он с этим ничего не сможет. Сейчас это не его кабинет.

Смущенно взглянув на Амалию, четверо стражников переглянулись меж собой и осторожно прошли внутрь кабинета, буквально прокрались. Один из них пожилой мужчина лет шестидесяти пяти, с трудом заставил себя не смотреть на Амалию, а точнее на ее живот: у него просто в голове не укладывалось, как женщина в таком положении может летать на птице рокха, разбираться с делами в чужой стране, разъезжать полдня на коне, а потом еще и проводить допрос. Но его товарищей волновало не это, а то, что сказать им Амалии было абсолютно нечего — пришли, увидели, и все. Они ничего не слышали, никого не видели, если только она их в чем-то не подозревала, а такое могло быть, и вот это пугало их больше всего, потому что опровергнуть ее обвинения они тоже не могли — как, если они ничего не знают? А на пробелах, как известно, очень легко и удобно рисовать все, что ни вздумается.

Меж тем Амалия прошла к противоположному от входа к концу стола и заняла кресло Заряна, своего охранника она попросила встать на страже позади нее, а стражникам жестом предложила сесть. Те вновь неуверенно переглянулись, но сделали пару шагов до стола и заняли места с противоположного от Амалии конца. Заметив их странную осторожность и даже страх, Амалия нахмурилась. Чего они могли испугаться? И первое, что напрашивалось само собой — им есть, что скрывать. Пробежав глазами по знакам отличия стражников, она выделила старшего по званию, по совместимости самого старшего в этой четверке, и, в упор посмотрев на него, спросила.

— Скажите, кто именно сообщил вам о необходимости сменить стражу? Ребята ведь там стояли не так уж долго.

— А-а, приказ последовал от господина Гравина на пост охраны, сменить стражников, охранявших призрака, в пять часов, мы должны были стоять до двенадцати, потом нас должна была сменить ночная охрана, если, конечно, продолжало иметь смысл охранять… призрака.

— Ясно. В каком именно виде приказ поступил на пост охраны?

— Как и всегда, в виде записке на форменном бланке. Я сдал его, но приказы хранят минимум неделю, так что при необходимости вы можете взглянуть на него.

— Хорошо, а теперь скажите мне, что именно вы увидели, когда вошли в покои Заряна?

— Ну-у, там были ребята, они лежали на полу, все четверо, у двоих был вид такой, словно им на шее удавку затянули, во всяком случае двое лежали на полу, на боку, а руки у них застыли около шеи, как — будто они хотели дотянуться до веревки, но не смогли. Не знаю, может им, конечно, просто нечем было дышать, волшебники ведь могут перемещать воздух, и как бы забрать его от человека, но вообще я точно не знаю.

— Да уж, действительно, не знаете: воздух — это не камни, и, насколько вам известно, когда дует ветер, вы в состоянии продолжать дышать, хотя я не спорю, если очень сильно сместить воздушную массу, с большой скоростью, то становится невозможно нормально дышать, однако, если бы это было так, то в комнате бы царил беспорядок. Он там был?

— Нет, госпожа, — покачал головой мужчина.

— Хорошо, насчет идеи с удавкой, я думаю, вы мыслете в нужном направлении, осталось только понять, когда и кто вошел в покои Заряна, убил стражников и освободил девушку-призрака.

Мужчины переглянулись меж собой и один из них, лысый, со смешной рыжеватой бородой, тихо, как бы про себя сказал.

— Разве это — не призрак? — он даже сам вздрогнул от звука собственного голоса, ему ведь слова никто не давал, госпожа говорила с его начальником, а он вмешался со своим нелепым замечанием, то есть замечание-то было веским и ценным, только прозвучало некстати.

— Ненужно бездумно верить тому, что говорят. Вам сказали, что это призрак, а Гедовин видела, как некая девушка, вполне себе материальная, надевает магический предмет и исчезает из виду, — рассудительно сказала Амалия, приврав для убедительности по поводу того, что именно видела Гедовин. — Вот вы знаете, что волшебники способны перемещать слои воздуха, так почему же отказываетесь верить в существование предметов, способных скрывать из виду человека?

Все четверо почти хором пробормотали нечто несвязное, в душе прекрасно понимая, что в общем-то она права, только, если представления о возможностях современной магии формировались в течение последних семи лет, то в народе издавна рассказывали друг другу страшилки о призраках. Объяснить то, что привыкли считать сверхъестественным и необъяснимым с детства, не так-то просто.

— Скажите, здесь есть этот форменный бланк для приказа на пост охраны?

— Да, наверное, — ответил ей пожилой мужчина, пробежав глазами по пустому столу.

К его величайшему изумлению, Амалия открыла первый попавшийся ящик в столе и достала оттуда стопку бумаг.

— Подойдите и поищите пожалуйста.

Мужчина даже подался назад. Это ведь были бумаги из стола самого царя! Разве мог он вот так просто рыться в них? И как могла эта женщина вот так спокойно доставать их из стола, а она меж тем начала опустошала на предмет бумаг один ящик за другим. У всех четырех стражников глаза на лоб полезли, они заерзали на мягких стульях, словно сидели на гальке, острые края которой то и дело вонзались им в мягкие ткани.

— Ну, что же вы медлите, не тяните время ни свое, ни мое!

Она немного прикрикнула на него и мужчина, вздрогнув от звука ее голоса, быстро встал и подошел к ней. По пути взглянув на стоящего позади Амалии охранника, он надеялся хотя бы встретить недоумение в его глазах в знак солидарности, но тот отнесся к этому более спокойно, в конце концов, раз Амалия обзавелась ключами от кабинета, значит, некоторые права распоряжаться им у нее были. Испытывая страшную неловкость, пожилой мужчина осторожно стал поднимать одну бумагу за другой, к счастью, бланк был четвертым по счету. Аккуратно взяв его, стражник положил его перед Амалией.

— Вот.

— Хорошо, теперь возьмите перо и чернила. Так, — протянула Амалия, и вновь стала открывать ящики стола, — где-то я их видела. — А, вот! Будьте добры, запишите распоряжение, я не знаю, как это правильно оформить, к счастью, изучать мне это ни к чему: у меня есть вы.

Амалия обезоруживающе улыбнулась, но стражник в ответ смог только скривить сомнительную физиономию, он определенно чувствовал себя не в своей тарелке, но вместе с тем испытывал настоящее восхищение этой женщиной. Все-таки она была очень решительной, строгой, обладала настоящей хваткой, любой бы на ее месте растерялся еще вчера и не знал бы, что делать, но она сразу взялась за дело, словно уже не раз попадала в подобные ситуации. И это опять-таки, учитывая ее положение. Мужчина на минуту замер, когда же Амалия слегка откашлялась, напомнив ему, где он, и что она ждет от него, встрепенулся.

— О, простите!

Пожилой стражник взял бумагу, переместил поближе к себе чернила и перо и, сев по правую руку от Амалии, спросил.

— Какое именно распоряжение вы хотите составить?

— Их два, если надо, разнесите это по разным бумагам. Во-первых, я хочу, чтобы мне прислали на смену двоих охранников, во-вторых, необходимо выделить минимум пять человек в охранники для царя Заряна, они должны неотступно следовать за ним, даже если ему вздумается принять ванну или навестить уборную. Сейчас гораздо важнее его жизнь, а не правила приличия, — видя, как брови мужчины полезли вверх, а перо в его руках застыло над открытой чернильницей, Амалия снисходительно пояснила. — Не забывайте, что по дворцу до сих пор разгуливает невидимая девушка с весьма сомнительными мыслями и намерениями. Мы не знаем, в чем именно заключается ее роль во всем происходящем, но очевидно, что она — часть чьего-то общего плана. Ну что же вы по-прежнему смотрите на меня? Пишите!

— О простите! — вновь спохватился мужчина и, быстро составив распоряжение на первом листе бумаге взялся за второй бланк, закончив, он протянул их Амалии. — Нужна ваша подпись.

— Да, конечно.

Забрав у него листы и перо, Амалия быстро, но очень аккуратно подписала свои имя и фамилию и передала бланки стражнику.

— А теперь будьте добры, отнесите их на пост охраны. И, да, попросите прислать ко мне кого-нибудь с докладом о наблюдении за домом Златана Кромина.

— Да, госпожа.

Мужчина почтительно поклонился и, забрав бланк, направился к выходу из кабинета, следом за ним вышли его сослуживцы. Она даже до самого Златана Кромина добралась! Стараясь переварить последние слова Амалии, мужчина все еще не мог поверить в то, что услышал имя такого видного и всеми уважаемого человека как Златана Кромина в негативном контексте. За ним установили наблюдение! Значит, в чем-то подозревали. А ведь это был человек мирового масштаба. О том, чтобы подивиться возможной причастности Кромина ко всему происходящему, он и не подумал, поскольку даже предположить такого не мог. Покинув кабинет и отойдя от него на добрые метров двадцать, все четверо смогли, наконец, выплеснуть часть сдерживаемых внутри эмоций и высказаться.

Стражник-проводник проводил царя Изяслава и двоих его охранников на нижние этажи левого крыла дворца, где находились камеры, в одной из них, во второй от входа камере, находилась Аглая Тарутина. Камера была закрытая, со сплошной стеной и дверью, снабженной только маленьким окошком с решеткой, через которое доносились гневные вопросы молодого Заряна, попутно с ними он высказывал Аглае все, что у него накипело в душе: во-первых, ему надоело бояться, во-вторых, он ненавидит всех, кому он, видите ли, не нравится, в-третьих, он всех заговорщиков заставит ответить перед судом, он всех их накажет так, что они горько пожалеют о содеянном.

— Вы хотели сделать из меня психа? Хотели свести меня с ума! Заставить свихнуться! Только вам это не удалось! Слышите, не удалось! Что вы молчите?! Я требую, чтобы вы сказали мне, кто стоит во главе заговора? А, может, это вы?! Это вы собиралась свести меня с ума, а потом посадить на трон своего человека? Точно! Вы ведь служили в храме Алина, вот в чем дело, вы по-прежнему фанатично верите в Алина! И теперь вы решили наказать меня за то, что развенчана старая религия, а на мое место вы хотели поставить того, кто будет выкрикивать вместе с теми вчерашними людьми на площади: «Да здравствует Великий и Всеблагой Алин!» Нет уж! Не дождетесь вы этого от меня, слышите, не дождетесь! А знаете почему? Потому, что вы здесь, сидите под замком, а я — ваш обвинитель, и мне все известно, все ваши черные мысли, за которые вы ответите. Вы мне за все ответите!

На секунду Зарян умолк, видимо, просто набирал воздуха в легкие, но Аглае хватило этого мгновения, чтобы вставить свое замечание:

— Правильно говорить Всеблагой и Великий Алин.

Заряна даже затрясло от возмущения, он яростно сжал кулаки и срывающимся, переходящим на визг голосом, воскликнул.

— Мне плевать! Слышите! Плевать, как там правильно! Ваш Алин — не Бог, и теперь вы не можете, не имеете права навязывать это мне или кому-то еще! Мы все знаем правду, а вы — фанатики, знаете только то, что представляется в вашем воспаленном мозгу!

На этой фразе Зарян замолк, инстинктивно среагировав на звук открывающейся двери. Увидев царя Изяслава, он закатил глаза к потолку и почти возмущенно спросил.

— Что вы хотели?

— Я хотел бы помочь вам разобраться в ситуации, — мягким голосом ответил Изяслав, хотя в душе осудил Заряна за неподобающий тон, но все-таки списав это на чрезмерное волнение и перевозбуждение молодого царя, никак не показал своего отношения, наоборот, даже изобразил мягкость в голосе.

В свою очередь Зарян тоже сдержался, не высказав Изяславу, что его присутствие здесь неуместно, что это его дело, и он сам должен разобраться в создавшейся ситуации. К тому же Зарян испытывал определенную неловкость и смущение: не так-то приятно, когда твоя проблема стала достоянием общественности, которая будет обсуждать твою боль как некий увлекательный рассказ, вызывающий массу эмоций. У него она тоже вызывает эмоции, и отнюдь не положительные! По телу пробежал неприятный холодок, словно отголосок сотен и тысяч голосов, касающихся его тела своими замечаниями и высказываниями по поводу недоведенного до конца помешательства молодого царя и заговора против него. А ведь у него не зря нет приближенных — он их попросту никогда к себе не подпускал, всех так или иначе отдаляя от себя, особенно льнущих к нему подхалимов с прилизанными фразами и светящимися обманным блеском глазами. С детства, с тех пор, как его мать встала у власти, Зарян только и видел, как всевозможные прихлебатели играют мнением и взглядами его матери, он поклялся не позволять им делать то же самое и с ним. На деле это дало обратный эффект — все назвали нежелание Заряна кого-либо приближать к себе его нелюдимостью, странностью и предвзятым отношением к людям. Не смотря на позицию молодого царя многие все равно продолжали пытаться угодить ему и получить его особое расположение, в том числе Златан Кромин, но все, что удалось добиться предприимчивому торговцу и дельцу, это разрешения на прием в нужные ему ведомства без предварительной записи, так как предприятия Кромина были признаны государственно значимыми.

Зарян не любил, когда ему говорили, что делать и очень часто не соглашался с принимаемыми законами и постановлениями, иногда его мнение шло в разрез со здравым смыслом, но он продолжал отстаивать свою позицию, лишь бы подтвердить свою самостоятельность. И вот сейчас царь Изяслав усомнился в его самостоятельности, иначе это назвать было нельзя: он не поверил в то, что тот сможет допросить госпожу Тарутину и получить от нее нужные сведения, и пришел, чтобы помочь. Метнув крайне недовольный взгляд в сторону Изяслава, Зарян выпрямился и, сложив руки на груди, безразличным голосом поинтересовался.

— И как же образом вы хотите помочь?

— В данный момент нам нужно разобраться в сложившейся ситуации, и ответы на некоторые вопросы нам может дать госпожа Тарутина, которая прекрасно понимает, что ее нынешнее положение очень шаткое, и что устоять у нее не получится, но в ее власти смягчить себе наказание, для этого надо только пойти нам навстречу и сказать, кто может в данный момент угрожать вам, мой дорогой Зарян.

Мог ли предположить Изяслав, что Заряну, в данный момент, действительно, угрожает опасность, смертельная опасность. После того, как Паленин убил стражников, охранявших Алтэю, он освободил девушку, наказав ей избавиться от Аглаи Тарутиной, Перед тем, как убить стражников, он расспросил их о том, что им известно по поводу заговора против царя, те охотно поведали о галлюциногенных камнях, о девице, которая, пользуясь магическим кольцом, проносила их будучи невидимой, а также они сообщили ему об аресте Аглаи Тарутиной. Не так много знала Аглая, но достаточно, чтобы сейчас представлять угрозу для всех заговорщиков: пусть она не знала всех их планов, но она знала многие имена, во всяком случае, замешанных в заговоре придворных. Он не для того убил Гедовин, Гравина и даже своего подельника, чтобы сейчас все пошло прахом. Хотя он и предполагал, что Амалия Розина не поверит ни единому его слову, но саму ее вот-вот должно было устранить известие о гибели властителя магии. Вряд ли ей будет дело да заговора в чужой стране, если ее распрекрасного мужа не станет. Да она будет слезы лить, и, сломя голову, помчится на место его гибели! А пока можно и помолчать, изобразить полное непонимание, даже поплакаться на несправедливое к нему отношение. Но не смотря на четкие указания, Алтея не могла так просто исполнить их. Услышав, что от нее хочет Паленин, она едва не задохнулась от возмущения: они так не договаривались, никто не говорил, что ей придется убить человека. Если ему так надо, то пусть сам ее и убивает. Но Владимир холодно и аргументированно пояснил, что он этого сделать не может, так как кольцо, скрывающее ее от всех глаз, создано им, а потому он сам им воспользоваться не может, искать кого-то другого нет времени: Амалия к вечеру должна вернуться, и нужно убрать к этому времени Аглаю Тарутину, иначе все их дело может пострадать, в том числе ее собственные интересы. Видя, что это не действует на девушку, Паленин пригрозил ей: он оставит кольцо на ее руке, и она до конца дней своих останется невидимой; во дворце все боялись призрака и шарахались в стороны при одном только упоминании о нем, но если до этого это была продуманная игра, то потом это станет буднями Алтеи. Девушка даже заплакала от возмущения, обиды и негодования, но ей ничего не оставалось, как дать слово Паленину, что она убьет Аглаю Тарутину.

Невидимая, Алтея прошла в левое крыло дворца и свернула в сторону камер. Сегодня все эти коридоры и залы дворца, шикарные и поражающие воображение, не восхищали ее, не радовали глаз, наоборот, угнетали одним своим видом. Если сначала дочь простой танцовщицы не могла наглядеться на всю эту красоту, то сейчас она отчетливо поняла, почему простые люди так не любят дворец: здесь люди жили в красоте и достатке, которые никогда не знали и не понимали всех тягот простого народа, считая свой народ неким грязным недостойным цивилизованного общества животным. Алтея не могла успокоиться и продолжала шмыгать носом, не обращая внимания даже на проходящих мимо и оглядывающихся слуг, придворных и служащих, которые, слыша эти тихие всхлипы, шарахались в стороны, ускоряли шаг или даже убегали. И так будет всегда, если Паленин не согласится забрать у нее кольцо! А он это сделает, если она не выполнит свою часть уговора. Но как, как можно вот так взять и убить человека? Она видела, как Паленин безжалостно, не марая рук, убил одного стражника за другим, сначала отравив воздух возле их лица, а двоих, что не умерли сразу и выжили, прижал массой воздуха к полу и сдавил им шею так, что лишил возможности дышать — они задохнулись. Алтею едва не стошнило при виде этого, она хотела закрыть глаза, но что-то заставляло ее смотреть на это, она смотрела в широко распахнутые, испуганные и застывшие глаза убитых стражников, и эти глаза по-прежнему стояли у нее перед внутренним взором. Неужели теперь и она должна лишить жизни человека, чтобы вот также заставить его в последний раз испуганно посмотреть на мир? Алтея прекрасно понимала, что это неправильно — забирать жизнь другого человека. Едва она думала и представляла, что каждый человек видит, думает, чувствует, переживает и расстраивается, радуется и веселится, воспринимая мир по-своему, и вместе с тем каждое это отдельное сознание создавало некое общее сознание, одушевляя весь мир, то понимала: человек — это уникальное создание. Да кто она такая, чтобы решать, кому и когда лишиться возможности видеть и созерцать этот мир? Ладно бы еще шла война и убивать врага было ее долгом, так как думать нужно было о жизни своей страны и своего народа. И то, даже тогда, жизнь отдельно взятого человека являлась величайшей ценностью. А тут!

Так, в нелегких размышлениях Алтея простояла у камеры Аглаи Тарутиной, успокаивая себя тем, что дверь закрыта. Хотя Алтея могла испугать стражников, потребовать у них ключи, но она сразу постаралась отогнать эту мысль. Когда в коридор вбежал Зарян, девушка вскочила — она сидела на корточках, спиной прислонясь к двери камеры — и отошла в сторону. Зарян, вот убить его она, пожалуй, смогла бы. Смогла бы, потому что ненавидела его. Ненавидела его мать, пару лет назад неудачно упавшую с взбесившегося испуганного коня, так как та отказала ей в помощи ее матери. Мать Алтеи, некогда прекрасная танцовщица, возлюбленная предыдущего царя Вячеслава, тяжело заболела, лекари только разводили руками, говоря, что ничего сделать нельзя, что всему виной интенсивные физические нагрузки при слабом позвоночнике, и что помочь ее матери вновь встать на ноги и не терпеть мучительные боли в суставах и костях может только купание в священных целительных источниках. Три таких источника находились на территории дворца, в Родниковой Галерее — она представляла собой отдельное открытое здание; стенами ему служили только высокие белоснежные колонны, держащие на себе покатую крышу, пол внутри был выложен мрамором, с вделанными в него телами крупных насекомых: в полупрозрачных плитках проглядывали крупные стрекозы, разноцветные бронзовки, черные жужелицы, майские жуки, шмели, пчелы, шершни. В центре круга располагались три родника, о целительных силах которых в народе ходили настоящие легенды. Но в том то и дело, что это были легенды, и царица могла напрямую сказать об этом девочке, но вместо этого она не могла скрыть своего возмущения: кто такие эта девчонка и ее мать, чтобы их впустили внутрь дворца, чтобы простой танцовщице разрешили окунуться в священные источники, последнее вообще было позволено только членам царской семьи! Тогда Алтея напомнила, что ее мать была любимой танцовщицей царя Вячеслава, что он был близок с ней, и хотя бы в память об этом, царица должна пойти навстречу девочке. Должна! Царица никому и ничего не была должна! Так она сказала Алтее, ни с чем девочка вернулась домой, но, видя страдания своей матери, она отважилась пойти на прием к царевичу Заряну. И что же? Он рассмеялся ей в лицо, и, не говоря ни слова, велел своим стражникам выставить девчонку вон, и впредь на сто шагов не подпускать ее ко дворцу. Обиженная и лишенная последней надежды Алтея плакала, ее мать не дожила до возрождения магии всего неделю. Алтея узнавала потом: волшебники не могли полностью исцелить ее мать, но они могли уменьшить боль, могли вновь вернуть ей способность самостоятельно ходить. И это только больше обозлило Алтею, она обиделась на волшебников за то, что они допустили исчезновение магии, за то, что не помогли ей, и девушка решила: не мне, так и никому. Если не помогли ей, то пусть не помогают никому, это было личным мотивом Алтеи в общем желании заговорщиков Тусктэмии объявить войну миру магии.

Проследив, как в камеру прошел Зарян, девушка прошмыгнула следом, проскочив за ним в неуспевшую закрыться дверь. Сейчас взглянув на Аглаю Тарутину, Алтея словно впервые увидела ее, с ужасом подумав о том, что она дала слово убить ее. Усилием заставив себя отвести взгляд, Алтея переключила внимание на Заряна. Выглядел он неважно, в помятой, местами испачканной одежде, да и пахло от него так, словно он спал в этой же одежде где-то в сыром месте. Вся красота добротного костюма словно испарилась как капелька росы с листа молодого деревца под лучами теплого летнего луча солнца, не оставив никаких следов. Про себя Алтея усмехнулась, вспомнив, что Зарян сбежал вчерашним вечером из дворца, сбежал как трус, неизвестно где ночевал, что ж, об условиях его ночлега можно догадаться. Поделом ему! С каждой секундой, пока Зарян требовал от Аглаи все ему рассказать, девушка чувствовала, как растет ее чувство ненависти к нему. Это он забрал у нее мать, вспомнив ее добрые теплые глаза, ее ласковую улыбку, Алтея с отвращением вспомнила вечно недовольное лицо тетки, которой государственные власти передали девочку на воспитание. Тетка никогда не забывала о том, что за нее почти ничего не платят, и что она обуза для нее, что Алтея неумеха, неуклюжая и неторопливая. Да такую и замуж-то никто не возьмет. Алтея частенько не сдерживалась и начинала огрызаться тетке, за что ее жестоко наказывали. И в этом тоже виноват Зарян. Медленно достав кинжал из ножен, которые ей дал Паленин, девушка крепко, до боли в костяшках, сжала рукоять и уже собралась сделать шаг навстречу Заряну, но вдруг дверь открылась и в камеру вошел мужчина в сопровождении двух охранников. Алтея даже не слышала, как он подошел, она вообще ничего не слышала, даже тех слов, которые говорил Зарян. Отрешенно взглянув на вошедшего пожилого мужчину, Алтея прикидывала в уме, где она раньше видела его, возможно, это один из придворных. Встряхнув головой, чтобы разогнать странное, полностью охватившее ее волнение, девушка повнимательней посмотрела на мужчину и отметила, что на нем не просто одежда, а некое подобие формы, черной, с сиреневыми прошивками на камзоле, от правого эполета камзола шла золотая цепочка, закрепленная справа на уровне груди округлой большой брошью, скорее это даже был простой золотой диск около трех сантиметров в диаметре, на котором был изображен герб Истмирры. Да, это герб Истмирры. Моргнув, Алтея еще раз посмотрела в лицо мужчины и узнала царя Изяслава — она видела его на портрете. Его появление никак не включалось в ее планы, вконец смутив девушку и сбив с толку. Не зная, что делать дальше, она просто стояла, рука, держащая нож, медленно опустилась. Девушка слушала, что говорит царь Изяслав и сама, невольно подчиняясь его спокойному и мягкому тону, согласилась с его словами: нужно успокоиться и допросить Аглаю. Что? Допросить Аглаю?! Вновь встряхнув головой, Алтея отогнала очередную волну, накрывшую ее сознание; нет, нужно собраться, иначе она не выполнит поручение Паленина, а значит, она навсегда останется такой как сейчас, невидимой и несуществующей для всех. Последнее, впрочем, всегда относилось к ней. Незаметная, никому ненужная, простая девочка из числа многочисленной бедноты, она не существовала в истории своей страны, поскольку никоим образом не могла повлиять на ее развитие — все, что она могла, это просто жить, мучиться также, как до нее мучилась ее мать, ее бабушка, бабушка ее бабушки. Увы, таков горький удел простолюдина! Но она не простолюдинка! Она, она внебрачная дочь царя Вячеслава, и сейчас от ее действий зависит будущее страны: если она убьет Заряна, то государство волей-неволей сменит правителя, пусть это будет не она, но в любом случае не Зарян с его консервативным и недалеким взглядом на управление страной, переданное не в меру много вообразившим о себе чиновникам, погрязшим в коррупции и силе обязательств родственных связей. Кто знает, может новый правитель окажется не таким, может, именно ему удастся что-то изменить, хотя бы разрешить тем же крестьянам пользоваться лесом или глиняными месторождениями, дав им возможность построить новые, красивые и добротные дома. И вновь крепко, до боли в костяшках сжав рукоять кинжала, Алтея, быстро подбежала к Заряну и с криком, со всей силой ударила его в самое сердце. Не ожидая этого нападения из ниоткуда, Зарян закричал и отшатнулся в сторону, полностью увернуться у него не получилось, острое лезвие кинжала проткнуло незащищенную грудь молодого человека, Алтея, стремясь вогнать кинжал поглубже, надавила на рукоять, чувствуя, что Зарян падает и она падает вслед за ним. В два шага подскочивший к ним Изяслав успел схватить невидимую девушку и удержать ее от падения, иначе бы она навалилась своей массой на рукоять кинжала и довершила бы то, что не смогла сделать с ходу. Изяслав не знал, с кем имеет дело, но, удерживая в руках невидимку, понял, что перед ним хрупкая девушка, которая теперь с криками пыталась вырваться из хватки царя Изяслава, отчаянно отбиваясь от него руками и ногами.

На шум в камеру вбежали стражники, сначала стражники царя Изяслава, потом местная стража. И какую же картину они застали? Зарян, с кинжалом, торчащим из груди, лежал на полу без сознания, рядом него уже образовалась небольшая лужица крови, уверенно продолжающая расти. В углу на голых досках сидела замершая как статуя Аглая Тарутина, она неотрывно смотрела на то, что удерживал царь Изяслав. Вот только что он удерживал? Если бы не крики Алтеи, а она требовала отпустить ее, то в головы стражников могли полезть самые скверные и неуместные мысли.

— Что вы стоите? — прикрикнул на них царь Изяслав. — Пусть один из вас срочно бежит за лекарями, а остальные — помогите мне связать преступницу!

Неуверенные в своих действиях, стражники все-таки подошли ближе и, только ощутив реальную живую плоть, поняли, что перед ними невидимый человек, а никакой — не призрак. Осмелев, стражники, даже не видя Алтеи, скрутили ее и связали по руках и ногам. Девушка плакала и выкрикивала односложные фразы: «Нет! Отпустите! Освободите меня! Я — не убийца! Это он убил! Он!» А Увидев, что Зарян зашевелился, царь Изяслав поспешно уложил его голову обратно со словами: «Не шевелись, сейчас придут лекари, они помогут тебе», Алтея заплакала еще больше. Она решилась на такое, но не смогла довести дело до конца, Зарян жив, а она связана и теперь ей уже ни за что не освободиться — Паленин не придет ей на помощь, а значит, она навсегда останется невидимкой!..

Как только увели невидимую девушку и подоспевшие на помощь лекари, наскоро зафиксировав рану Заряна, пока не вынимая кинжал, распорядились аккуратно переложить царя на носилки и отнести в больничные палаты дворца, царь Изяслав перешел к действиям. Все это время он стоял в стороне и молча, сложив руки на груди, смотрел на госпожу Тарутину, та упорно смотрела себе под ноги, но, чувствуя на себе пронзительный взгляд, постоянно ерзала на месте и нервно, громко втягивала воздух, как будто ей его не хватало. Дверь закрылась, Изяслав вплотную подошел к Аглае, по пути захватив одинокий стул, стоявший у стены перед кроватью, развернул его и поставил перед госпожой министром, потом сел, положив руки на спинку стула.

— Что ж, остались только мы с вами.

— Я не буду ничего говорить! — решительно сразу заявила Аглая.

— Серьезно? А, по-моему, вы только что произнесли вслух несколько слов.

— Больше вы от меня ничего не услышите!

Изяслав усмехнулся.

— Вы удивитесь, но это тоже слова, произнесенные вами слова, — женщина стиснула губы. — О! Не стоит так реагировать. Но вы, если хотите, можете, пока помолчать, а я вам кое о чем расскажу. О том, что сейчас стоит на повестке дня. Во-первых, в вашем кабинете найден потайной коридор, который ведет в покои царя, если точнее, в его библиотеку, это — не спальня, согласитесь, и не личная столовая, встретить там царя или уборщицу вероятность невелика. Во-вторых, об этом коридоре знала таинственная, способная исчезать девушка, которая здесь и сейчас оказалась в вашей камере. Знаете, я не хочу делать поспешных выводом, но, готов поспорить, что она пришла сюда не для того, чтобы поведать вам о том, что ей снилось этой ночью. А, судя по тому, что у нее было оружие, а Зарян оказался здесь случайно, намерения она имела очень определенные. Предположу даже, что ей сказали убрать вас, потому что, те, кто вас подрядил на этот заговор, испугались. Испугались того, что вы начнете выдавать имена, места и прочие факты, которые нарушат все, что так тщательно создавалось.

Изяслав сделал паузу, он хотел продолжить, но Аглая неожиданно вскинула голову и быстро, возбужденно заговорила.

— Да, я участвовала в заговоре! Да, я хотела сместить этого никчемного царя, который разом перечеркнул все традиции Тусктэмии, а религия Алина — неотъемлемая их часть. Но я не стану в угоду вам, отцеубийце, надругавшемуся над собственной сестрой, ничего говорить! Понятно вам?!

Аглаю всю лихорадило, она, сжав кулаки, зло и немного затравленно смотрела на царя Изяслава, но он прекрасно знал, что о нем говорили, неоднократно слышал все эти обвинения в лицо, и еще он с горьким сожалением в душе признавал свою вину, но признавал также и то, что исправить уже он ничего не может, зато в его силах правильно выбирать дальнейший путь. Глупо отрицать то, что было, но еще более глупо злиться и огрызаться тем, кто тебе об этом напоминает. Что это изменит? Ничего! Разве что порадует обидчика, что он нашел нужную точку, задел за живое и бесспорно выиграл раунд в словесной перепалке.

— Хорошо, а кому вы хотите все рассказать? — спокойным голосом спросил Изяслав, Аглая даже растерялась, никак не ожидая такой его реакции. — Называйте, ну же, не бойтесь!

— Вы, вы!.. — Аглая явно хотела выругаться, но сдержалась.

В этот момент в коридоре послышались шаги, Аглая машинально посмотрела в сторону двери, Изяслав только слегка развернулся, чтобы посмотреть — кто вошел. На пороге стояла Амалия. Не заходя внутрь, она сказала.

— Привели Паленина, Кромин уже сбежал, так что имя одного из тех, кто отвечал за финансовую часть заговора, известно, я хотела устроить им троим очную ставку, но придется устраивать ее для двоих. Сейчас его приведут.

Аглая усмехнулась.

— И на что ты надеешься, устроив эту очную ставку?

— А на что вы надеетесь, имея за собой такие прегрешения?

— Не большие, чем у тебя, дорогая моя! Мне и во сне не снилось разрушение сложившихся устоев во всем мире, это настоящий заговор против всего человечества, а не то, что против царька, немеющего собственного мнения.

Амалия несколько смутилась. В душе она надеялась, что мать будет отрицать свою причастность к заговору, но она, похоже, и не собиралась этого делать. Зато в душе Изяслава это породило тревогу: то, как реагировала Аглая, говорило об ее фанатизме, желании вернуть религию Алина и наказать виновных, значит господин Кромин (великие предки, тот самый Златан Кромин! — до Изяслава только что дошло, чье имя назвала Амалия) или кто там стоял у руля заговора, имел свои цели, о которых помощникам вроде Аглаи Тарутиной ничего не сообщили. Значит, был ли этот заговор частью чего-то большего или же ему одному посвящались все события, происходящие во дворце Дамиры, им не узнать, во всяком случае, здесь и сейчас. Можно только предположить о связи с событиями, дестабилизирующими мирную обстановку: магическая колонна в Северной Рдее, события во Всевладограде, готовящиеся беспорядки в Рувире (об этом ему успели сообщить до его отбытия в Тусктэмию). Что если это части одного целого? Допустим, тогда кому именно и зачем понадобилось убрать царя Тусктэмии и в принципе ни на что не влияющего теперь настоятеля Храма, основательно занять властителя магии и посеять панику на праздновании дня летнего солнцестояния? Этого Изяслав не знал, но твердо намеревался выяснить.

— А знаешь, Амалия, третьего человека надо добавить, раз, господин Кромин решил не радовать нас своим присутствием, мы можем заменить его на загадочную девушку-призрака. Если ее кольцо, действительно, подобно медальону Драгомира, тогда Паленин вполне может быть тем, кто его создал, и, если это так, то только он способен вернуть девушке видимый облик. Не думаю, что ей, кем бы она ни была, хочется все время оставаться невидимой.

— Хорошо, тогда я сейчас же распоряжусь привести ее.

Изяслав вновь повернулся к Аглае и внимательно посмотрел на нее, не выдержав его взгляд, она отвела глаза в сторону. Сейчас на ее лице отчетливо читались растерянность и смятение, она не знала, что делать.

Спустя несколько минут в камеру привели сначала Паленина, громко возмущающегося и требующего немедленно отпустить его, члена правительства, уважаемого гражданина, волшебника. Последним он подчеркивал свое благородство, мол, он хоть сейчас может применить магию, но, надеясь на здравомыслие стражей и тех, кто отдал им такой приказ, ждет само собой разумеющегося решения — отпустить ни в чем не повинного человека.

— Господин Паленин! — снисходительным голосом произнес царь Изяслав. — Какую же глупость вы совершили, не уехав из города вместе с господином Кроминым! Мне вас жаль.

Мужчина выпрямился и, не смотря на связанные сзади руки, изобразил крайне надменный вид.

— Я не понимаю, причем здесь многоуважаемый почетный гражданин нашей страны господин Златан Кромин, но, я уверен, по какой бы причине он не уехал из города, это его личное дело, к которому ни вы, ни я, не должны иметь никакого отношения. Что касается меня, то я признаю свою вину в гибели Гедовин Смолиной, но я уже говорил и повторюсь сейчас, что это была самооборона, и в любом случае судить меня должны не вы, а представители МСКМ.

— О, не переживайте на этот счет, — заверила его Амалия, заходя следом за стражниками приведшими повисшие в воздухе веревки.

Замотанные на руках и ногах невидимой девушки веревки действительно казались неуместно и неестественно зависшими в воздухе, если не знать, что они удерживают человека, скрытого от глаз действием магии, можно было испугаться и прийти в ужас.

— Вас будет судить сама руководитель МСКМ, а не просто ее рядовые сотрудники, — докончила свою мысль Амалия.

Паленин с самым надменным видом повернулся к ней.

— Вы не можете ничего решать в данном вопросе, потому что вы лично заинтересованы в этом деле, а значит, по закону, не должны принимать участия в разбирательстве.

— Не хочу вас расстраивать, но я действительно лично заинтересована в этом деле, а здесь и сейчас мы не на официальном слушании, значит, я могу сколько угодно допрашивать вас, только сначала расстрою: Гедовин жива, ей оказали помощь, так что скоро она поправится и, я уверена, расскажет совершенно другую историю, нежели та, что насочиняли вы. Так что это вопрос решенный, а вот вопрос о вашем участии в заговоре против царя — нет.

— Что?! — небрежно бросил Владимир. — Какой еще заговор? Да у вас горячка, милочка, что и неудивительно, вам в таком положение дома надо сидеть, а не мотаться по чужим странам. Мой вам совет, поберегите силы, и, если вам себя не жалко, то хотя бы дитя пожалейте!

— О, спасибо за вашу заботу, это так трогательно! — съязвила Амалия.

Меж тем Изяслав встал и, перевернув стул другой стороной, отдал его Амалии, обведя внимательным взглядом всех троих преступников, он бодро сказал.

— Ну что начнем!

— Не знаю, что вы там собираетесь начинать, — сказал Паленин, но Изяслав сразу же оборвал его, задав вопрос.

— Милая девушка, ты хочешь опять быть видимой?

Паленин сузил взгляд и презрительно хмыкнул.

— О! Да похоже у вас тут у всех горячка!

— Да, — прозвучал тоненький голосок молодой девушки.

— Хорошо, мы знаем, что у тебя есть некий предмет, способный делать тебя невидимой, но мы также знаем, что ты сама не можешь его снять, это может сделать только тот человек, который создал его и дал тебе. Скажи, этот человек Владимир Паленин?

— Да, — на этот раз ее голос прозвучал тише.

— Мы заставим его вернуть тебе видимый облик…

— И что вы для этого сделаете? Будете управлять моими руками?

— Если надо, то да, можешь не сомневаться, у моих людей это отлично получится. Что это за предмет, милая?

— Это кольцо.

Изяслав немного замялся, все-таки кольцо — не медальон, посторонним людям будет крайне сложно управлять руками Паленина так, чтобы он снял его.

— Как тебя зовут? — спросила невидимую девушку Амалия.

Последовало некоторое молчание, но потом тихим надтреснутым голосом последовал ответ.

— Алтея, меня зовут Алтея, я внебрачная дочь царя Вячеслава Тимея.

Такой откровенный и такой неожиданный ответ поверг Амалию и Изяслава в некоторое недоумение, они переглянулись меж собой, зато Паленину это явно не понравилось.

— Дура! Ты что говоришь! Ты что обещала!

— Вы тоже обещали, что вернете мне видимость только после того, как я убью Аглаю Тарутину, а я этого не сделала, так что же мне еще остается?! — громко, переходя на крик, ответила ему девушка.

— Дура! Они же тебя все равно не отпустят!

— Прекратите! — рявкнула госпожа Тарутина. — Вы что не понимаете, что вы сами им выдаете себя со всеми потрохами!

Она дело говорила, это понимали и Владимир, и Алтея, но, если первый мог заставить себя смолчать, то вторая напрямую спросила.

— Вы отпустите меня, если я расскажу вам все, что я знаю?

— Да, — не задумываясь ответил ей царь Изяслав.

Амалия метнула на него недоуменный взгляд. Как они могут отпустить девушку, которая покушалась на жизнь царя? Это при том, что еще неизвестно, выживет ли он, Амалия не успела уточнить это у лекарей. Но даже если он выживет и все обойдется, то как сам Зарян отреагирует на подобное решение? Амалия достаточно видела, чтобы понять: молодой царь страшно обидится, тут же изменит положение своим приказом, а господам, которые хотели заправлять в его стране, может указать на дверь, настоятельно пожелав не вмешиваться больше в дела его государства как в этом деле, так и в последующих. До сего момента Зарян, по крайней мере, признавал международный Совет, который решено было собирать после возрождения магии в случае чрезвычайный событий. К счастью, Изяслав это тоже прекрасно понимал.

— Я дам тебе убежище на территории своей страны, здесь, как ты понимаешь, тебе свободно разгуливать никто не даст, но и на территории Истмирры ты не будешь разгуливать, где попало. Ты сможешь выбрать любой населенный пункт, кроме столицы, за тобой будут приглядывать, но при этом у тебя останется определенная свобода действий. Конечно, если ты совершишь что-то противозаконное, то будешь наказана как любой гражданин Истмирры в таком же случае, но если ты захочешь просто работать и жить, то милости просим. Согласна ли ты на эти условия?

Алтея кусала губы, этого никто не видел, кроме Паленина, который, уже подразумевая ее ответ, обдумывал варианты своих действий.

— Я… согласна, — тихо, но твердо произнесла Алтея.

И тут, прежде чем кто-либо успел что-то понять, прозвучало одно слово-приказ на древнем языке.

— Убей!

В следующий миг зависшие в воздухе веревки зашевелилась, не смотря на то, что девушку было не видно, было понятно: она упала на пол и забилась в судороге. Изяслав тут же подбежал к ней и попробовал ухватить ее за плечи или за талию, чтобы хоть как-то помочь, удержать ее, отстранить от нее то, что ее мучило.

— Прекратите! Прекратите это немедленно! — потребовала Амалия.

Но Паленин, нагло ухмыляясь, без капли сожаления встретил ее взгляд и злорадно улыбнулся.

— Поздно! Ей уже ничто не поможет! Это механизм!

Механизм. Амалия прекрасно знала, что это, и ей и без того было очевидно, что просто так по одному слову невозможно применить заклинание, которое возможно обратить. Нет, это был именно механизм, заранее продуманный план, который пришлось применить и который меньше, чем за минуту успешно реализовался.

— Вы, вы убили ее! — не веря в то, что все это произошло, потрясенно произнесла Амалия.

— Да, убил! — зловещим угрюмым голосом ответил Владимир, смотря при этом на Аглаю, это был знак ей: молчи, иначе с тобой случится нечто подобное.

Не смотря на свои слова и понимание ужасной истины, Амалия с надеждой посмотрела на царя Изяслава, он все еще сидел на корточках подле девушки, держа ее за руку. Он молча покачал головой — она мертва, ей уже не помочь.

На Аглаю это тоже произвело неизгладимое впечатление. Женщина внешне с полным безразличием посмотрела на Паленина, тогда как в душе у нее все содрогнулось. Паленин убьет ее так же быстро, не моргнув и глазом. Пусть на ней нет никаких заколдованных колец, и руки, так необходимые для колдовства у него заняты, она не может быть на все сто процентов уверенной, что он ничего не сможет сделать. Паленину не важен способ, не важно сам он это сделает или чьими-то чужими руками, главное, что он готов это сделать, и ей, Аглае, стоит сейчас десять раз подумать прежде, чем делать следующий шаг.

Меж тем Амалия приоткрыла дверь в коридор и попросила двух стражников унести тело девушки, те, услышав такое, немного ужаснулись. Что это за допрос такой, разве так можно? Ладно еще пригрозить, они бы даже поняли, если бы были применены побои, все-таки словосочетание «выбить показания» появилось не зря. Но это! Стражники, двое бывалых и крепких мужчин, переглянулись меж собой, с трудом веря в то, что им это не послышалось. Потом они опять невольно перевели взгляд на царя Изяслава, конечно, они знали, что это не он нападал на Заряна, и, наверняка, не он убивал девушку-призрака, но то, что он оба раза с разницей в пятнадцать минут стоял подле пострадавших, наводило на не очень хорошие мысли. Догадываясь о причине их замешательства, Амалия пояснила.

— Паленин — убийца и предатель, он убил эту девушку, Алтею, он участвовал в заговоре против царя, поэтому, когда станете уводить его, будьте с ним осторожны. Но сначала отнесите девушку в одну из комнат на первом этаже, развяжите веревки и распорядитесь, чтобы ее где-нибудь похоронили, достойно.

— Подождите, — попросил Изяслав, переведя суровый взгляд на Паленина, он потребовал. — Верни ей видимость, хотя бы сейчас. Ты все равно убил ее, ее больше нельзя шантажировать.

Как?! — небрежно ответил тот. — У меня же руки связаны!

Ты видишь ее, и можешь заглянуть через плечо, чтобы посмотреть нашел ли ты нужный палец.

А если я откажусь? — наглым голосом, лишенный всякого уважения к царственной особе, спросил Владимир.

Если откажешься, будешь всю ночь висеть на связанных за твоей поганой спиной руках.

Вы не можете со мной так обращаться, это противозаконно, а вы, будучи царем, как никто другой должны соблюдать законы.

Законы перестают работать там, где нарушен естественный порядок вещей, и по отношению к тому, кто этот порядок разрушил и собирался разрушать дальше. Иными словами, это чрезвычайная ситуация, завтра же о чрезвычайном положении в стране будет объявлено официально, но начинается оно сегодня, — пояснил Изяслав, хотя ему и было противно фактически оправдываться перед этим негодяем, который за день убил одну девушку и едва не убил другую.

Загрузка...