Легенды старого Ташкента и Другие истории - читать бесплатно онлайн полную версию книги автора Александр Фитц (ч. 7)

ответственные за монументальное искусство, почему-то не проявили

внимания к собственной истории и в установке памятника Колумбу вежливо,

но твёрдо отказали. Тогда, следуя неумолимой логике фонетической

корреляции, скульптор возжелал одарить своим творением страну Колумбию,

но столь же безуспешно. Кто бы другой расстроился, но он, быстренько

заменив великому мореплавателю голову и превратив того столь нехитрым

образом в не менее великого российского самодержца, выгодно сбыл вместе с

кораблём городу Москве.

- А чем мы хуже? – неожиданно возник за моей спиной руководитель

делегации.

- О, господи! - невольно вырвалось у меня. – Как ты сюда проник?

- Ты дверь забыл закрыть, а мой номер рядом. Всё просто. Так вот,

дружище, - продолжал Семёныч, словно читая мои мысли, - если грузинский

Роден сумел их убедить, что этот монстр и есть символ XXI века, то чем наша

идея хуже?

- Конечно, не хуже. А в чем она заключается?

- Помочь России укрепиться в мире и, в частности, в Европе в обмен на

то, что она поможет нам. Короче наладить связь от человека к человеку, от

сердца к сердцу, от гражданского общества к гражданскому обществу. А теперь

пойдём немного расслабимся.

Расслаблялись мы часов до трёх ночи или утра. Это уж кому как

нравится. А на следующий день начались бесконечные встречи и переговоры в

отделах Министерства иностранных дел, всевозможных обществах по дружбе и

любви с соотечественниками, вольно или невольно оказавшихся за границей, с

какими-то брюхастыми и плоскозадыми, голубоглазыми, в основном, людьми

постаревшекомсомольской наружности и натужномолодцовскими манерами.

Все они были похожи одновременно на Чубайса, Немцова, недавнего

узника совести Ходорковского, его более удачливого коллегу Абрамовича и

даже Хакамаду с Валерией Новодворской, но в то же время ни капельки друг

на друга. Все здорово умели держать многозначительные паузы и давать

фантастические советы.

- Вот вы спрашиваете – где взять деньги на продвижение ваших проектов

по преподаванию русского языка детям? – поинтересовался сенатор не то от

Чувашии, не то от Мордовии, ведающий в кругу прочего взаимоотношениями с

соотечественниками в одном из Думских комитетов. – И это действительно

важный вопрос. Конечно, человек, который не хочет добра вашей идее,

предложил бы вам деньги. Мол, берите на здоровье и пользуйтесь. Но это, как

говорят у нас на Чукотке, плохой человек.

- Так вы, значит, всё же с Чукотки? – решил уточнить Рудик.

Моментально на него все зашикали, мол, чего перебиваешь, когда речь

зашла о святом, т. е. о субсидиях.

- Нет, но там живёт мой близкий друг, хороший, знаете ли, такой мальчик.

Я бы сказал – вундеркинд и даже больше, - ответил сенатор и поинтересовался:

– Кстати, не помните… о чём это я?

- О том, где взять деньги на проекты, - подсказала художница-дворянка.

- Да, да, правильно. Так вот, как говорят у нас на Камчатке, лучше подари

другу удочку, нежели центнер рыбы. Улавливаете?

- А-а, так вы с Камчатки! – догадался культуртрегер.

- Не совсем, - снова уклонился от прямого ответа сенатор, - я обо всём

этом как бы в фигуральном смысле.

- Ага, - подал голос лидер главной организации российских немцев. – Вы

хотите дать нам совет, где изыскать средства на наши проекты?

- Ну, конечно! – обрадовался хозяин просторного кабинета,

располагавшегося на втором этаже замка, который принадлежал некогда не то

купцу Рябушинскому, не то князю Феликсу Юсупову, а в советский период

райкому комсомола. – Именно это я и хочу вам дать. Вот, например, вы, - он

уставился на художницу, - скажите, бываете на рынке, или как там у вас в

Германии это называется?

- Маркт, - ответила та.

- Так вот, сколько… скажем, бананов вы покупаете, когда бываете на

«маркте»?

- А я их не на «маркте», а в «Альди» покупаю, - зарделась художница. -

Конечно, эта сеть магазинов, как бы правильнее выразиться, не совсем

комильфо, но фрукты и овощи в них всегда свежие. Это за счёт оборота. Ведь

бывают дни, когда в наши «Альди» от наплыва русских эмигрантов и

турецкоподданных просто не втиснуться.

- Почему именно русских?! – возмутился несгибаемый патриот-

антикоммунист. – Вы гляньте – сколько их с Украины, Молдавии, Белоруссии,

Армении, Грузии понаехало! А из Прибалтики! И всё едут, едут…

- Друзья, мы отвлекаемся, - с улыбкой на лице и молниями в глазах стал

давить погустевшим баритоном вспыхнувшую перепалку руководитель. – И при

чём здесь вообще Молдавия с Украиной, когда мы говорим о бананах?

- Совершенно верно, тем более, что там они не растут. Это я знаю

наверняка, - также попытался вставить свои «две копейки» культуртрегер. – И

даже в Средней Азии не растут. А вот за Афганистан не ручаюсь.

- Там в основном конопля растёт, - пробурчал вождь российских немцев.

- Как подкуришь анаши, все девчонки – хороши, - неожиданно пропел

патриот-антисоветчик.

А хранивший молчание писатель-сатирик, что давалось ему явно с

трудом, ещё больше попунцовел и стал тихонько похрюкивать, как это делают

самцы морских свинок в брачный период. Художница-дворянка, сидевшая

рядом, подозрительно на него обернулась и на всякий случай отодвинулась.

Сенатор же, как мне показалось, ничего не заметив, продолжал:

- Так сколько же бананов вы покупаете на этом самом, как его…

- Маркте, - подсказал лидер главной организации российских немцев.

- Да, совершенно верно – маркте?

Подняв слегка подкрашенные глаза к лепному потолку, Ксения

Михайловна задумалась.

- Ну, килограмма полтора-два в неделю. Но, бывает, и ни одного. Это

когда я в отпуск уезжаю.

- Всё понятно, - загорелся взглядом сенатор. – Всё понятно! А теперь

отвечайте – сколько бананов вы не съедаете и выбрасываете в мусорное

ведро?

- Мы их в мусорные вёдра вообще не выбрасываем. У нас есть

специальные ёмкости для пищевых отходов.

- Не важно, не важно, - торопил её сенатор. – Скажите, сколько?

- Ну, один, два. А бывает, и три.

- Вот! Вот они, резервы!!! – вскричал сенатор, победно оглядывая

присутствующих. - Вот где вы можете черпать деньги и спокойно их тратить не

только на сохранение и изучение русского языка, но и массу других проектов.

Например, на создание команд КВН. Или поддержку театров, в которых актёры,

кроме как на русском, на других языках играть не могут, а в России – сами

понимаете… Им здесь хода не дают. Вот они и эмигрируют. Улавливаете?

- Конечно, конечно, улавливаем. Спасибо за дельный совет, - попытался

перехватить инициативу наш руководитель.

Но сенатор не позволил.

- Выбрасывая, допустим, два испортившихся банана, вы рассуждаете –

мелочь. И о ш и б а е т е с ь ! Вы выбрасываете деньги!!! Вот мы здесь в

кулуарах общались, и кто-то из вас мне сказал, что русскоязычных в Германии

уже аж четыре миллиона! Да, допускаю, что не все они едят бананы, а

некоторые, наоборот, съедают их полностью, так как являются рачительными

хозяевами. И всё же, какой это резерв! Я дам задание своим финансистам и

они всё просчитают. А вам советую открыть специальный счёт, на который

будут поступать деньги, сэкономленные нашими русскоязычными

соотечественниками, благодаря правильной организации питания. Естественно,

для этого нужно будет провести соответствующую разъяснительную работу в

прессе. С этим-то, надеюсь, вы справитесь?

- С этим-то, конечно, справимся, - грустно ответил руководитель.

- Кстати, а вот организовать сбор денег на выпуск народного автомобиля,

по примеру одного нашего гиганта мысли, вы не думали? – снова оживился

сенатор, работавший, кстати, до этого олигархом.

- К сожалению, в Германии он уже есть, - подал голос главный российский

немец. – «Фольксваген» называется.

- Надо же, - искренне удивился сенатор. – А кто же его придумал?

- Это давно было, - уклончиво ответил тот. – Ещё в канун Второй мировой

войны.

- Ну что ж, тогда сосредоточьтесь на бананах и вообще на питании, - и

внимательно оглядев нас отеческим взглядом, добавил: - Я буду продолжать

думать, чем бы вам ещё помочь, ну а сейчас приглашаю всех отобедать.

В одной из просторных гостиных замка, куда нас торжественно

сопроводили, на столах было всё – и черепаший суп, и кадушечки с чёрной

икрой, и лангусты, и даже акульи плавники, приготовленные по-тайски, а вот

бананы почему-то отсутствовали…

- А бананов-то нет. Меня чегой-то на бананы потянуло, - заканючил Рудик.

- Не волнуйся, - успокоил его несгибаемый антикоммунист, - у нас сейчас

следующая встреча, там тебе их напихают до полного «не могу».

Но ошибся. В Министерстве иностранных дел, куда мы, распрощавшись с

сенатором, направились на новеньком микроавтобусе «Фольксваген», о

бананах даже не вспомнили.

В длинной, словно пенал, комнате, обшитой деревянными панелями и

обставленной роскошной, надо полагать - бюджетной мебелью, нас встретил

начальник департамента, ведающий контактами с русскоязычным населением,

живущим за пределами России. Был он казённо улыбчив, а речь, которой нас

поприветствовал, едва мы расселись и познакомились с его помощниками,

оказалась обтекаемой и сладкой, словно карамель производства московской

фабрики имени Бабаева.

- Диплома-ат,- наклонившись, прошептал мне на ухо сидящий рядом

лидер российских немцев. – Чувствуешь? Сколько всего наговорил, а ведь

ничего не сказал.

Тем временем командир департамента, явно приблизившись к финалу и

обращаясь не то к нам, не то к своим помощникам, провозгласил: «Если у вас

проблемы, не мучайте себя вопросом: «Кто виноват?», а постарайтесь

выяснить: «Что я сделал не так?», и это приведёт вас к следующему

логическому вопросу: «Как нам исправить положение?».

- Именно этим принципом мы и руководствуемся, причём давно, -

прервал его монолог культуртрегер Вячеслав, специализирующийся, как уже

знают читатели, на театральных постановках и на сохранении русского языка у

эмигрантов из постсоветских республик.

- Оч-чень интересно! Просто очень! – искренне восхитился руководитель

департамента Министерства. – Не могли бы вы рассказать, как вам это

удаётся?

- Не боимся трудностей, - лаконично пояснил Вячеслав. – А вы их

боитесь?

- Да и мы вроде не боимся, - немного обиделся московский чин. – Взять

хотя бы иностранцев, гастарбайтеров, которых в одной Москве минимум два, а

то и все четыре миллиона. Вы знаете, сколько с ними проблем? А мы их совсем

не боимся!

- Мне ли не знать?! – откинувшись на спинку стула, от чего, затрещав, тот

едва не развалился, хмыкнул Вячеслав.

- Так, значит, в этой области вы специалисты? – снова заулыбался хозяин

кабинета.

- Не все, не все, - поспешил внести ясность руководитель делегации, - а

только наш коллега с берегов батюшки Рейна.

- Тогда ему и слово, - оживился глава департамента. – Расскажите, как

вы всё-таки решаете проблемы с иностранцами?

- Вы не совсем верно выразились, - выпятив нижнюю губу, ответил наш

рейнский соратник. - Я, как один из главных руководителей Совета иностранцев

нашего города, в основном решаю проблемы с мэрией, по-вашему, горсоветом.

- Так, значит, вы иностранец, живущий в Германии? – уточнил

руководитель департамента.

- Я им был в своё время, но теперь это в прошлом, - с едва заметным

высокомерием в голосе, ответил Вячеслав. Теперь я - немец!

- Что-то я… запутался, - всплеснул руками один из столпов министерства,

- поэтому, может быть, вы просто расскажете о том, что и как обсуждаете на

своих заседаниях?

- Вначале мы к ним готовимся, - сделав многозначительную паузу, сказал

Вячеслав. – Точнее, размышляем – кого бы и когда на них пригласить для

отчёта, а то и для выволочки.

- И кого, интересно, вы выволакиваете? – насторожился столп, а заодно и

все без исключения его помощники.

- Пока ещё сами уходят, - хохотнул наш соратник, - но бывает, что после

нашей выволочки ноги действительно начинают приволакивать. А по-другому

нельзя! Например, на наши заседания мы регулярно приглашаем бургомистра

города, не говоря уж о его заместителях. Бывает – чихвостим их, бывает –

хвалим.

- Бургомистр это, кажется, мэр? – напрягшись всем телом,

поинтересовался столоначальник.

- Правильно. Это – мэр, – согласился культуртрегер. – А что вас

удивляет? Иностранцев у нас масса. И у каждого – проблемы. Тому ресторан

нужно открыть, того работать не по специальности заставляют, этому не

позволяют антенну на балконе установить, мол, понимаешь, фасад их

немецкого дома портится, или, например, шашлыки в парке напротив ратуши

запрещают жарить, ещё мусульманский день в плавательных бассейнах

вводить не хотел. А что с музыкой?! Где это записано, что мы должны слушать

исключительно немецкие песни?

- Но мэр-то здесь причём? – побелев лицом, прервал его хозяин

кабинета.

- А при всём! Мы, знаете ли, с мэрами не миндальничаем. На то мы и

Совет иностранцев!

…Какое-то время наш друг продолжал рассказывать, как именно они

заседают, и как, руководствуясь законом, пилят бюджет. Потом он поделился

планами открытия специальных курсов турецкого, пуштунского, русского,

вьетнамского, албанского, арабского и других языков, которые в обязательном

порядке будут посещать чиновники вначале городских, земельных, а затем и

федеральных ведомств. Мол, как он выразился, если хочешь говорить с

народом, учи его язык.

- Есть у нас и последователи среди аборигенов, - продолжал он, -

инициативу которых мы приветствуем. Но только частично.

- Вы имеете в виду немцев? – уточнил шеф московского департамента.

- Их, их, а кого же ещё?

- И что же вы приветствуете?

- Не так давно, например, депутат Бундестага от партии «зелёных», Ханс-

Кристиан Штрёбеле предложил перевести текст национального гимна Германии

на турецкий язык59.

- Зачем? – искренне удивился чиновник.

- А для того, чтобы турки, среди которых миллиона два с половиной –

граждане Германии, а ещё три имеют в ФРГ вид на жительство, тоже могли петь

гимн новой родины на своем родном языке и, соответственно, лучше

интегрироваться. Кроме того, это, как считают вожди партии «зелёных» и

либеральные демократы, продемонстрирует всему миру, что Германия

терпимая страна.

- Нет, прежде она дебильная, а уж потом терпимая, - не выдержал лидер

организации российских немцев.

- И вы это приветствуете?! – не обратив внимания на его реплику, впился

взглядом в культуртрегера московский чиновник. – Вы тоже за то, чтобы

немецкий гимн исполняли на турецком языке?!

- Ну что вы, что вы, мы категорически против, - приподнявшись со стула,

неожиданно встрял в разговор сатирик. – Данное предложение мы

рассматриваем как люто необузданную дискриминацию, прежде всего

русскоязычной части населения Германии.

- Давайте лучше поговорим о сохранении русского языка у детей,

переселившихся в Германию, - попытался вернуть беседу в нужное русло наш

руководитель. – Причём здесь турки с немецким гимном? Мы встретились,

чтобы обсудить совершенно иные вопросы.

- Лучше наслаждаться манией величия, чем страдать комплексом

неполноценности, - неожиданно изрекла Ксения Михайловна.

- Это точно, - согласился лидер российских немцев. Однако было

непонятно, что они оба имели в виду.

В комнате повисла тишина.

- Простите, но нам всё же очень интересно, в чём вы усматриваете

дискриминацию русскоязычной части населения Германии, - нарушил её хозяин

кабинета. - Ведь мы, напомню, занимаемся проблемами соотечественников не

только в ближнем, но и в дальнем зарубежье.

- В таком случае, если позволите, я сяду, - кашлянув, сказал Рудик.

59 Это не шутка. Весной 2006 года в интервью берлинской газете BZ Ханс-

Кристиан Штрёбеле действительно выступил с подобным предложением. Кстати,

либерально-демократическая партия, Германии обычно придерживающаяся по любым

политическим вопросам воззрений, прямо противоположных «зелёным», на этот раз

безоговорочно поддержала своих оппонентов. Так, спикер парламентской фракции

СвДП в Бундестаге Сибилла Лаурик заявила, что «это была бы интересная

возможность для людей с иными корнями и с иным языком, понять немецкую

культуру».

- А кто вас вставать просил? – хихикнул несгибаемый патриот-

антикоммунист. Но на его вопрос никто не обратил внимания.

- Итак, партия «зелёных» при поддержке либеральных демократов, -

начал бывший ленинградец и врач, а ныне житель Потсдама и сатирик, - хочет,

чтобы немецкий гимн пели по-турецки. По крайней мере, один из его куплетов.

Но ведь русскоязычных в Германии ничуть не меньше, чем турок. Уж поверьте

на слово. Как говорится, кого-кого, а свои-то кадры мы знаем. Поэтому для

поддержания стабильности в немецком обществе предлагается следующий

вариант. Первая строфа гимна, так уж и быть, пусть исполняется на немецком

языке. Следующая – на турецком. А вот третья – будьте любезны, на русском!

Затем, пожалуйста, – на пушту, курдском, албанском, арабском, румынском,

сербохорватском…

- И всё это вместо музыки Гайдна60 – на мелодию «Семь-сорок», -

перебил его несгибаемый патриот-антикоммунист.

- Что за бред?! Я отказываюсь иметь что-то общее с подобными

инициативами. Они для нас неприемлемы! – вскричал лидер российских

немцев.

- Для вас, может быть, и неприемлемы, но не для партии «зелёных» и

прочих леваков, - обернулся к нему несгибаемый патриот-антикоммунист.

- О Боже, Боже, - пролепетал Семёныч, сидящий напротив. И уже,

обращаясь ко мне с мольбой в голосе: - Ну сделай же что-нибудь! Останови их!

Они же сошли с ума!

Я не знал, что делать. Выручил руководитель российского департамента:

резко побледнев, он вдруг с грохотом рухнул со своего стула на пол.

Все очень переполошились. Кроме Рудика, который, как помнит читатель,

в молодости был врачом футбольной команды «Зенит».

- Отойдите от тела! – крикнул он. – Откройте окна! Ему нужен воздух!

Много свежего воздуха!

«Гиена перестройки», как неласково прозвали нашего литератора

завистники, ловко расстегнул рубашку распростёртого на ковровой дорожке

чиновника и припал ухом к его груди. Потом схватил его руку за запястье,

пытаясь нащупать пульс. И, вероятно, в конце концов, нащупал!

Выпрямившись, он вначале утёр выступивший на лбу пот, а потом выдохнул:

- Жить будет. Обычный чиновничий обморок. С ними это случается…

Много позже через знакомого врача знаменитой московской ЦКБ, куда на

«скорой» увезли слабонервного главу департамента, я узнал некоторые детали

его обморока. Оказывается, выслушав рассказ культуртрегера, дополнения

несгибаемого антикоммуниста и комментарии других членов нашей делегации,

он вдруг живо представил, будто и в Москве решили создать подобный Совет

иностранцев. Причём, исключительно по его рекомендации. И вот на первое

заседание этого Совета приглашают столичного мэра, и едва он переступает

порог, как его насильно впихивают в кресло, наподобие тех, что используют

американцы в качестве электрических стульев, и начинают драить, как

говорится, по полной программе. Мол, почто азербайджанцев на рынках

обижаешь? А грузин? А почему школы с преподаванием на латышском,

литовском и эстонском языках до сих пор в Москве не открыл? А сеть столовых,

где бы готовили блюда из собачатины, почему саботируешь? Или, может, тебе

вьетнамская пища не по нраву?

60 Немецкий гимн исполняется на музыку композитора Франца-Йозефа Гайдна

(1732-1809).

Мэр пытается что-то возразить, но его никто не слушает. Вдруг невесть

откуда появляется главный культуртрегер с берегов батюшки Рейна и,

объявляет хозяину города последнее предупреждение с занесением в его

«эрзацаусвайс», то бишь в учётную карточку, нахлобучивает ему на голову

бухарскую тюбетейку и отпускает до следующего заседания. Пятясь задом и

при этом часто перебирая ногами, мэр, едва доковыляв до двери и, взявшись за

ручку, начинает корчить злобные гримасы, и грозить всем кулаком. На этом

воспоминания кошмара, привидевшиеся чиновнику средь бела дня и в

присутствии многих людей, прервались, - наступил глубокий обморок.

Но обо всём этом я узнал позже, когда мы возвратились в Мюнхен. А

тогда в Москве мы, так и не попрощавшись с унесённым на носилках

столоначальником, покинули его кабинет.

- Да, измельчал московский чиновник, - с явным сожалением в голосе

сказал культуртрегер. – Чуть что – в обморок. У нас в Дюссельдорфе они

покрепче будут.

- Зачем ты вообще этот разговор затеял? - строго спросил его Семёныч. –

Я опасаюсь последствий.

- Ну ты же сам советовал подробнее остановиться на работе Совета

иностранцев. Мол, им это интересно. Вот я и остановился.

- То есть, поступил по-солдатски? – спросил его Рудик.

- Конечно.

- Но при этом совершенно забыл, что в перспективе одни молодые

солдаты становятся старыми солдатами, а другие – генералами.

- Ты у нас адмиралом будешь, - огрызнулся культуртрегер. – Только без

флота.

- Наподобие адмирала Хорти61, - хихикнул несгибаемый патриот-

антикоммунист.

- Пожалуйста, оставьте ваши политические мумии при себе, - обиделся

Рудик.

Наверняка эта лёгкая пикировка могла перерасти в нечто большее, но, к

счастью, сопровождающий нас молодой человек в строгом и наверняка

дорогом костюме объявил:

- Уважаемые господа, теперь отправляемся на Тверской бульвар.

Пообедаем в ресторане «Пушкинъ». Не возражаете?

Никто не возразил. А Ксения Фёдоровна даже процитировала Александра

Сергеевича: «И Страсбурга пирог нетленный. Меж сыром лимбургским живым.

И ананасом золотым».

Когда мы разместились в микроавтобусе и тронулись, лидер главной

организации российских немцев, обращаясь к художнице, сказал:

- Кстати, известно ли вам, что страсбургский пирог не пирог вовсе, а

паштет из гусиной печёнки, приготовленный так, чтобы сохранился в дороге

свежим, «нетленным», как написал поэт, словно законсервированным?

- А я и не предполагала, что вы кулинар, - одарила его

благожелательным взглядом наша единственная дама.

- Ну, какой я кулинар. Так, любитель, - заскромничал мой земляк.

… Обед в «Пушкине», незаметно переросший в ужин, удался. Всё было

вкусно, все много шутили, произносили тосты, строя грандиозные планы

сближения Германии и России под эгидой некой мифической ассоциации

соотечественников.

61 Имеется в виду венгерский регент Миклош Хорти (1868–1957), прозванный

«адмиралом без моря».

- Не напоминает ли тебе всё это знаменитые Васюки? – наклонился ко

мне лидер главной организации российских немцев.

- Конечно, напоминает. Но ты об этом не думай.

- Блажен, кто верует, тепло ему на свете, - сказал он и пояснил:

Грибоедов. Комедия «Горе от ума».

- Не ожидал! – восхитился я.

- В школе по литературе у меня была русская пятёрка, то есть, немецкая

единица - пояснил он.

Засидевшись допоздна в тот день, мы снова не смогли выкроить время,

чтобы заехать в Оружейную палату и сдать туда кортик пращура художницы. В

результате она его потеряла, а может, его украли злодеи. Все члены делегации,

кроме литератора, специализирующегося на чёрном юморе, страшно

расстроились. Даже несгибаемый диссидент и борец с тоталитаризмом,

усмотревший во всём произошедшем некое зловещее предзнаменование.

Художница, выслушала его, вздохнув, сказала: «Вся надежда, что кортик

достанется настоящему русскому патриоту. А в Кремле, узнав о пропаже,

отдали команду – немедленно найти! Тщетно. Кортик исчез. Тогда расстроенный

сенатор, который учил нас экономить на бананах, распорядился приобрести ей

в московских комиссионках два кортика, что и было делано.

«Ломятся в дверь эти чёрные всадники»

В Германию мы возвратились почти без приключений, если не считать

того, что всех нас едва не оставили в Москве. Причём, навсегда.

В предпоследний день визита по плану, утверждённому на некой

заоблачной высоте, на которую без рези в глазах смотреть страшно, мы были

приглашены в Кремль, в кабинет, который некогда занимал зловещий Суслов62.

Вообще-то планировалась беседа с Владимиром Владимировичем, но тет-а-тет

с баварским премьером, нацелившимся стать канцлером Германии, показалась

ему предпочтительнее и нас переадресовали к Вячеславу Юрьевичу.

Естественно, эта новость нас взбудоражила, и мы принялись обсуждать

её за завтраком. Культуртрегер Вячеслав, когда все немного угомонились,

сказал:

- Между прочим, доживи Михаил Андреевич до нынешних дней, он

наверняка тоже эмигрировал бы в Германию. Или в Израиль…

- Это на каком основании?! – едва не перевернув стол, уставленный

дивными закусками, которые можно встретить исключительно в ресторане

«Президент-отеля», взвился несгибаемый патриот-диссидент. - Идеологический

тоталитаризм в наших свободных демократиях внедрять?

- Ах, оставьте эти свои штампы периода Карибского кризиса63, - манерно

вздохнув, ответил Вячеслав. – Поймите, наконец, – мир изменился, границы

рушатся, наступает эра мультикультурного общества. По крайней мере, в

Европе.

- И на этом основании, что где-то что-то рушится, любезный вам Суслов

должен переехать в Германию, да ещё поселиться на одной со мной улице?

62 М.А. Суслов (1902-1982) - идеолог КПСС, известен как «серый кардинал»

советского правительства.

63 В 1962 году противостояние между СССР и США выразилось в так

называемом Карибском кризисе и «холодная война» едва не переросла в ядерную.

- Ну, зачем ему жить непременно рядом с вами? – рассмеялся

культуртрегер. - Я думаю, что он нашёл бы себе район поприличнее.

- Так я ещё и в неприличном районе живу?! – покрывшись красными

пятнами, зловеще прошипел диссидент.

- Ой, ой, ой, - вдруг как-то очень по-бабьи заголосила Ксения Фёдоровна.

– Осторожней, пожалуйста, вы же соль рассыпали. Это не к добру. Это к

скандалу.

- Это не соль, - подал голос Семёныч. – Это – сахар. Да и просыпалось

его совсем ничего.

- Если сахар, то не страшно. Это к чему-то хорошему. Например, к

свадьбе…

Но сбить накал страстей предположением, что кто-то из нас в обозримом

будущем может отправиться под венец, художнице не удалось. Вождь

российских немцев, не уловив взрывоопасности ситуации, снова вернул тему

разговора к эмиграции «серого кардинала» ЦК КПСС в Германию.

- И всё же объясните, пожалуйста, на каком основании Суслов мог бы

поселиться в Германии? – спросил он, ни к кому конкретно не обращаясь. - Он

же был секретарём по идеологии ЦК КПСС. То есть, относился к разряду

партийных бонз. А их в Германию не принимают – они не относятся к категории

жертв Второй мировой войны.

- Ну, во-первых, прекрасно принимают: в Баден-Бадене приобрел виллу

бывший член политбюро, министр иностранных дел СССР, экс-президент

Грузии Эдуард Шеварднадзе. Там же обосновался Владимир Ломейко, бывший

посол СССР во Франции, первый заместитель министра иностранных дел

Советского Союза и, к слову, первый зять Анатолия Громыко. Горбачёв, так тот

вообще из Германии не вылезает, а у его дочери шикарная вилла на баварском

озере Тегернзее. А во-вторых, если вернуться к Суслову, вспомним: у него жена

была еврейкой, - как о чём-то необыкновенном объявил культуртрегер.

- Ну и?.. – не понял вечный диссидент.

- Вот вам и «ну и», - передразнил его главный русский иностранец

Дюссельдорфа, - Поэтому он мог въехать в Германию, как её муж, то есть

прицепом по еврейской линии и получить здесь статус «беженца».

- Вас послушай, так «беженцем» даже Брежнев мог бы стать, - злобно

хохотнул непримиримый Константин Михайлович. – Ведь его Виктория

Петровна тоже, если не ошибаюсь, была еврейского происхождения.

- Странную тему вы затронули, - занервничал руководитель нашей

делегации. – Давайте о чём-нибудь другом.

- Например, об аусзидлерах64, - справившись с очередным бутербродом с

чёрной икрой и ухватив другой, подал голос писатель.

- А что аусзидлеры? – моментально откликнулся Вальдемар

Христианович. – Хотя у нас, конечно, тоже имеются «чёрные пятна».

- Поясните, – впился в него взглядом непримиримый диссидент.

- Взять хотя бы, писателя Александра Фадеева.

- Это который «Молодую гвардию» написал? – уточнил главный

антикоммунист.

- Правильно.

- То есть, вы хотите сказать, что у него жена…

64 «Аусзидлер» – дословно – «переселенец». Так в Германии называют

этнических немцев, переехавших сюда на постоянное жительство из государств

Восточной Европы и бывшего СССР.

- Нет, нет, жена здесь ни при чём, - перебил его главный аусзидлер, - а

вот маменька гражданина Фадеева была немкой. То есть, доживи он до наших

дней, мог бы тоже претендовать на переезд в Германию.

И тут я не выдержал и уточнил:

- Претендовать – да, а вот переехать – нет.

Все обернулись в мою сторону, а Константин Михайлович коротко,

словно на допросе, о которых любил рассказывать, спросил:

- Почему?

- Во-первых, в паспорте он был записан русским, а во-вторых, возглавлял

Союз писателей СССР. Каждый из этих двух фактов для российских немцев

непреодолимая преграда.

- Поэтому он и застрелился, - хихикнул сатирик из Потсдама.

Ответить ему в том же духе я не успел, так как перед нашим столом

возникла аккуратная фигура поводыря-сопровождающего, облачённого в

костюм цвета кофе с молоком, белую сорочку с неброским галстуком и мягкие,

скорее всего итальянские ручной работы светло-коричневые туфли. Это был

один из пяти секретарей олигарха, организовавшего наш визит в Москву, а

заодно все встречи и беседы, вплоть до той, самой главной, которая должна

была состояться в Кремле в кабинете, некогда принадлежавшем «человеку в

галошах», как ещё называли Суслова. Теперь же в нём заседал симпатичный

молодой человек, который в редкие минуты отдыха между нескончаемой

чередой государственных дел, интриг и проблем писал прозу и стихи. Кстати,

хорошие. Взять хотя бы не то повести, не то романы «Околоноля», «Машинка и

Велик, или Упрощения Дублина», опубликованные «Русским пионером». Да,

подписана эта вещь Натаном Дубовицким, но ведь имя родной жены того, кто

занял «калошный кабинет» - Наталья Дубовицкая, следовательно… Впрочем,

не будем гадать, а лишь отметим, что его, как и Суслова, тоже именуют

«серым», в смысле кардиналом.

Что касается «кардинала», то да, согласен, а вот "серый"… Это, думаю,

от зависти. Называть так человека, который без связей, поручителей, ходатаев,

«волосатых» рук и «позвоночников» приехав в Москву из далекой глубинки,

стал едва не вторым лицом в государстве, может только завистливый кретин.

- Интересно, какой он вблизи? – спросила художница, когда мы вышли из

отеля.

- Такой же, как на фотографии, - ответил секретарь олигарха.

- Симпатичный, - констатировала дама.

- Жаль, что у меня нет с собой диска с его песнями, - сказал писатель-

сатирик.

- Какого ещё диска? – ухватив его за рукав, спросил руководитель нашей

делегации. - Вы вообще понимаете, куда и зачем мы идём?

– Конечно, – обиделся литератор, – в Кремль мы направляемся, но

надеюсь не пешком, а на машине, устанавливать контакты между

русскоязычной диаспорой Германии и руководством РФ.

– И причём здесь какой-то диск? – задал следующий вопрос Семёныч.

Как при чём?! – искренне удивился литератор. – Я бы попросил его на

нём расписаться.

– Кого «его»?

– «Серого кардинала». Вы разве не в курсе, что вместе с солистом

группы «Агата Кристи» Вадимом Самойловым он реализовал арт-рок-проект

«Полуострова»? Нет? Странно. А то, что в широкую продажу альбом не

поступил, а разошёлся по их друзьям-приятелям, знаете?

– Вам-то откуда это всё известно?! – зловещим шёпотом спросил

Семёныч. – Тоже мне рокер.

– Никакой я не рокер, – обиделся сатирик. – Это моя внучка «Агатой»

увлекается. Благодаря ей кое-что я даже запомнил. В смысле из альбома. И

неожиданно запел:

Время угрюмое.

Кончились праздники.

Мир и покой.

Ломятся в дверь.

Это чёрные всадники,

Это – за мной.

– Если вы запоёте в Кремле или выкинете нечто подобное, – преградив

ему путь, прошипел Семёныч, – я вас убью. Понимаете? Убью!

И все мы поняли – убьёт.

На проходной, расположенной под аркой Спасских ворот, пахло

лавандой. Да так терпко, будто четверо парней в форме, одному из которых мы

поочерёдно стали предъявлять паспорта, только что распили по флакону

одноимённого одеколона.

– Запашок-с у вас тут, словно в Крыму… – попытался затеять с ними

беседу бывший врачеватель футболистов питнрского «Зенита», но наш

бдительный руководитель так глянул на него, что тот, закашлявшись,

пробурчал: – …или в парикмахерской Биробиджанского обкома.

– Вы что несёте?! Я же вас просил, – стал выговаривать ему Семёныч.

– А что я несу? – обиделся литератор. – Слова нельзя сказать…

– При чём здесь Биробиджан?

– Это непроизвольно. Вообще-то я про Крым говорил. А Биробиджан

нечаянно вырвался…

– Пожалуйста, достаньте из карманов все металлические предметы, –

прервал его военный в форме прапорщика.

– Молчу, молчу, – обернулся к руководителю сатирик, – видите, как

партизан молчу.

Ухватив меня за пуговицу пиджака, руководитель прошептал:

– Умоляю, нейтрализуй.

– Невозможно, – вздохнул я, – его активность не знает ни будней, не

выходных. И потом – это твой кадр…

Поочерёдно миновав такую же, как в аэропортах, подкову

металлоискателя, мы очутились в небольшом холле, где нас поджидал сенатор-

олигарх, которого, как мы знали, принудили организовать наш приезд в Москву,

и мужчина лет тридцати борцовского телосложения и со злобным выражением

маленького лица.

Мелколицый не представился, но кто он и откуда, все догадались. Даже

художница и лидер организации российских немцев, которого из СССР

родители вывезли ребёнком.

– Вы заметили, какие у него ручища? – ни к кому конкретно не

обращаясь, спросила художница.

– Костолом, – пробурчал главный аусзидлер.

– Вы находите? – искренне удивилась дама. – А мне кажется, он на Ван

Дамма похож.

– Не разбредаться, передвигаться группой, ни с кем не заговаривать, -

окинув нас скептическим взглядом, произнёс кремлёвский Ван Дамм. – Все

следуют за мной.

– Интересное начало, – сказал Вальдемар Христианович.

– Не обращайте внимания и не спорьте, – придвинулся к нему

руководитель. – Это, как понимаю, службист, который выполняет инструкцию.

– Я многократно имел дело с такими же службистами в Бонне, где раньше

заседал Бундестаг, и в Берлине, где он теперь заседает, но ничего подобного…

– Не нужно сейчас об этом, – нервно оборвал его руководитель. – У нас

ещё будет время.

Пройдя метров сто по брусчатке внутреннего дворика, мы вошли в

подъезд внешне ничем не примечательного здания, в котором, как пояснил

гид-сенатор, решаются не только российские (раньше – советские), но и

мировые проблемы. Но никого это сообщение не тронуло. Даже несгибаемого

патриота-антикоммуниста. Предупреждённые руководителем, все мы хранили

молчание.

В просторной приёмной, уставленной весьма обычной, ещё советского

образца канцелярской мебелью, сидели две секретарши и молодой человек

схожей с нашим проводником комплекции.

– Вас пригласят, – сказал российский Ван Дамм и вышел в коридор.

– Я хочу пи-пи, – неожиданно подал голос литератор.

– Что?! – воскликнул руководитель.

– Мне нужно справить малую нужду, иначе я могу там (кивок в сторону

кабинета заоблочно-высокого чиновника) обос...

– А потерпеть?

– Невозможно. Как говорится, натерпелся, да и возраст не тот, чтобы

ограничивать себя в самом необходимом.

– Я не вижу здесь туалета, - сказал руководитель.

– Он напротив. Нужно только в коридор выйти.

– Выходите, только быстрее, пожалуйста.

– Боюсь.

– Чего?!

– Охранника. Он же запретил расходиться. Может, все вместе сходим?

– О, господи, зачем мы-то пойдём, если вам приспичило, - вздохнул

Семёныч, и направился к коллеге Ван Дамма, любезничавшего с одной из

секретарш. Тот, выслушав его, окинул пристальным взором переминавшегося с

ноги на ногу Рудика, и разрешающе кивнул головой. Мол, иди, ссыкун.

Пока литератор отсутствовал, руководитель, заметно нервничая,

принялся шёпотом что-то обсуждать с сенатором-олигархом. По обрывкам

долетавших до меня фраз я понял – спорят, кто будет финансировать проект

объединения русскоязычных соотечественников в Германии. Леонид Борисович

в принципе был не против «взвалить» эту благородную ношу на себя, но при

условии, что первый транш внесёт Кремль. Мой же старинный друг пытался

втолковать ему, что Кремль ничего не даст, поэтому лучше сразу начать

финансирование.

До чего-то конкретного договориться они не успели. В приёмную влетел

литератор и – с порога:

– Всё поменяли, а о сортире забыли. Там унитазы ещё советские и мыла

нет.

– Молчать! – прошипел руководитель, и в эту же самую минуту

распахнулась дверь бывшего сусловского кабинета. Кто её отворил, я так и не

понял. Может быть, ещё один охранник, прятавшийся в потайной нише. А

может, сработал некий фотоэлемент. Не знаю. Впрочем, это не важно.

Хозяин кабинета встретил нас радушной улыбкой и, едва

поздоровавшись, предложил чай с сушками.

– Крепки традиции, – пробурчал несгибаемый патриот-антикоммунист, но

от чая с ссушками не отказался. Мы расселись за длинным полированным

столом и наш руководитель, строго посмотрев на литератора, стал поочерёдно

представлять каждого из нас. Конечно, «кардинал» знал о нас всё, если не

больше того, что каждый из нас знал о себе сам, но то, что он услышал,

наверняка его потрясло. Впрочем, он даже не пытался этого скрыть.

Подозреваю ему даже вспомнилась сцена из «Двенадцати стульев», когда

Остап вместе с гигантом мысли, отцом русской демократии Кисой

Воробьяниновым в гостиной мадам Грицацуевой учредили Союз «Меча и

орала» и принялись выбивать деньги у нэпманов для борьбы с детской

беспризорностью…

– Итак, если я верно понял, – сказал Владислав Юрьевич, – вы хотите

создать организацию соотечественников, которая бы развивала дружбу между

Россией и Германией, а конкретно между всеми теми, кому небезразличны

русский язык и российская культура?

– По сути, такая организация уже есть, – подал голос культуртрегер, - вот,

например, у нас на Рейне – Совет иностранцев. Так мы…

– Да, организация есть, – перебил его Семёныч, - остались некоторые

формальности с регистрацией, ну и хотелось бы скоординировать свои

действия с Россией. В принципе для этого мы и приехали.

– И правильно сделали, – сказал Владислав Юрьевич. – О вашей

инициативе будет доложено Владимиру Владимировичу. Он у нас ведь

германист. Кстати, ваши, то есть, наши соотечественники из Франции тоже

создают нечто подобное. Ну а пока оказывают бывшей родине конкретную

помощь. В том числе материальную.

Произнеся эти слова, он умолк. Молчали и мы. Пауза затягивалась.

– Я вот кортик привезла. Дедушкин, – мило улыбнувшись, обратилась к

«кардиналу» художница-дворянка. – Но его, кажется, похитили. А я хотела

подарить его России. Конечно, это не яйца Вексельберга65, но всё же реликвия.

– Одно нас всех греет, что кортик пропал именно в Москве, – неожиданно

подхватил елейным голосом литератор Рудик, – а уж отсюда просто так его не

вывезешь. Он здесь останется. Он ещё послужит…

– Точно, – закивал главный аусзидлер. – Отсюда и самому не просто

уехать. Не то что с кортиком… Впрочем, как и влететь.

– Ну что ж, Вексельберг возвратил России яйца, – попытался увести

разговор из опасной зоны руководитель нашей делегации, – а вот мы решили

сблизить эту идею с соотечественниками.

– Простите, – улыбнулся хозяин кабинета, – я не совсем уловил связь

между кортиком, яйцами Вексельберга и вашей организацией.

– Кортик, как и редкие книги эмигрантов первой и второй волн, рукописи

российских философов, живопись, авторские ювелирные изделия, такие, как

яйца Фаберже – это ценности, возвращаемые России, в том числе и с нашей

помощью, – неожиданно даже для самой себя провозгласила Ксения

65 Олигарх Виктор Вексельберг приобрел у наследников Малкома Форбса 194

ювелирных изделий работы Карла Фаберже, включая девять пасхальных яиц, общей

стоимостью порядка 120 млн. долларов, и возвратил их в Россию.

Фёдоровна. – Материальная сторона, конечно, для нас тоже важна, но скорее,

как подпорка духовной.

– Понятно, – сказал «серый кардинал», но по всему было видно, что

едва мы покинем кабинет, как он даст команду во всём разобраться. И хорошо,

если только с кортиком. – Да, друзья, – продолжил он, – но ведь недаром

говорят: там – деньги и свобода, здесь – вера и любовь.

– Вот мы и приехали за верой и любовью, – подхватила его интонацию

художница-дворянка.

– Ну не только за этим, - поспешил уточнить Семёныч. – Тем более что у

нас имеются конкретные предложения по реализации взаимовыгодных проектов

в области культурно-зрелищных мероприятий, издательской деятельности,

создания русских школ и центров русской культуры.

– Иными словами, Россия, русский язык и культура вам не безразличны?

– всё так же улыбаясь, спросил «серый кардинал».

– Мы без них просто погибаем, - обречённо вскрикнул культуртрегер. –

Естественно, в фигуральном смысле.

– Значит, погибаете, - не то констатировал, не то уточнил «серый

кардинал». – Ну что ж, в таком случае…

Не окончив фразы, он неспешно поднялся с кресла и направился к

письменному столу, стоящему у широкого в полстены окна и взял в руки какую-

то бумагу.

Не знаю, кто и что в этот момент подумал, но мне представилось, что

сейчас он предложит всем нам переехать из Германии в Россию. Мол, коли так

невмоготу, то милости просим обратно. Всех. С домочадцами и реликвиями в

придачу.

Наверняка та же мысль посетила и моего старинного товарища, а также

проводника-олигарха, скромно примостившегося на стульчике ближе к выходу.

Товарищ мой занервничал, о чём я догадался по его глазам. Обычно

добрые, как у киношного дедушки Ленина, они вдруг стали колючими. А вот

олигарх неожиданно стал походить на кота. Такого, знаете, длинного, худого,

но не от голода, а от правильного питания чёрного котяру.

В отличие от моего товарища, олигарх совершенно не озаботился сменой

вектора разговора, а принялся, как мне подумалось, вычислять выгоду от

«добровольного» перемещения части русскоговорящих жителей Германии в

Россию. Причём организованно, на основании некоего Указа, Меморандума, а

то и государственной программы возвращения соотечественников.

Но я ошибся. Не в смысле намерений филантропа-олигарха и опасений

нашего руководителя, а в смысле содержания бумаги. Это был не план

репатриации соотечественников (он в Кремле возникнет позже), а график

нашего визита.

– Я вижу, что в Москве вы поработали, – сказал нынешний хозяин

«калошного кабинета», – и, считаю, что перспективы у идеи хорошие.

– Хорошие, хорошие, – заверил его Семёныч.

– В таком случае…

– А может, мы сфотографируемся на память? – подал голос,

истомившийся непривычно долгим молчанием литератор Рудик. – Так сказать,

увековечим событие.

Услышав это его предложение, Семёныч моментально сменил ленинский

прищур на сталинский, каким его описывают Анатолий Рыбаков и Василий

Аксёнов. А вот «кардинал» неожиданно застенчивым голосом

поинтересовался:

– Вы считаете, что мне с вами тоже нужно сфотографироваться?

– А как же, конечно! – вскричал Рудик, извлекая из футляра фотокамеру и

оглядываясь кого бы попросить сделать снимок. Но все уже были рядом с

хозяином. Только олигарх, как мне показалось, намеренно замешкался у двери,

где сидел.

– Как загорится лампочка, нажмёте вот сюда, – втискивая ему в руки

«менольту», - сказал литератор, – желательно несколько раз. – И прыгнув в

нашу сторону, попытался протиснуться ближе к «кардиналу». Но тщетно. Того

уже плотно сжимали бугристыми плечами культуртрегер Слава с одной

стороны и несгибаемый патриот антикоммунист Константин – с другой.

Подергавшись, сатирик замер рядом со мной.

– Улыбочку, пожалуйста, снимаю, – подражая фотографам советских

времён, сказал олигарх и нажал на спуск…

…Через год с небольшим Московский городской суд признал его

виновным в организации убийств и покушений, хищении свыше трёх миллионов

рублей, присвоении акций нефтяной компании, неуплате налогов, в чём-то ещё

и он укрылся в Израиле. Почему не в Англии? Хоть убейте, не знаю. И ещё

никак не могу понять, почему олигархов, чиновников-казнакрадов и прочих

злодеев, утром выпускают за рубеж, а вот к вечеру непременно объявляют во

всероссийский розыск, и розыск по линии Интерпола. Ну и конечно никак не

могу представить, чтобы Сталин, вычистив всех Пятаковых, Рыковых, Радеков,

Бухариных и т. д. оставил бы им по свечному заводику, дачке в Простоквашино

и возможности беспрепятственно выезжать за границу. Ведь тогда все они

стали бы Немцовыми, Кохами, Ларионовыми… Энергии, умища девать некуда,

а приложить всё это к чему-то серьёзному – опасьон, как говорят французы.

Вывод: сравнение Иосифа Виссарионовича с Владимиром Владимировичем, по

меньшей мере, не корректно.

Ну а ассоциация, которую мы учреждали, действительно возникла. И не

одна, и не в одном Берлине. Чем они занимаются, сказать точно не могу, так

как ни в одной из них не состою. Но, судя по обрывкам разговоров и статьям,

появляющимся в российской прессе, в основном – «возвращением

соотечественников с чужбины домой». При этом под «чужбиной»

подразумевается Германия, под «домом» – медвежьи российские углы, а под

«соотечественниками» – российские немцы. Для разъяснительной работы с

последними в Берлин, Гамбург, Бремен, Мюнхен и Дюссельдорф из Москвы

регулярно прибывают группы разнокалиберного чиновного люда, некоторые из

которых действительно пытаются внушить нам, то есть немцам, что жить в

России, где нас почему-то так и не реабилитировали, много лучше, нежели в

Германии, где мы полноправные граждане. Ещё, как знаю, эти же самые

чиновники летают в Израиль и объясняют уехавшим туда евреям преимущества

жизни в Биробиджане.

Пару раз я бывал на этих встречах с «соотечественниками», где

неизменно задавал одни и те же вопросы: «Почему вы не забираете русских и

вообще всех европейцев из Киргизии, Таджикистана, Туркмении, Узбекистана,

Казахстана, а пытаетесь снова завести к себе немцев из Германии?» и второй:

«Когда Кремль возвратит российским немцам их незаконно отобранную малую

родину на Волге?». На что, как правило, мне отвечали: «Не всегда бывает так,

чтобы стало, так как было, зато работы у нас много».

Кто и где придумал эту загадочную фразу, не представляю. Но, то что

через пару лет после явления нашей делегации Кремлю бюрократическое

сообщество Москвы научилось питаться «по методу доктора Волкова», т. е.

делать миллионы на соотечественниках – факт.

…Днями из Берлина позвонил старинный товарищ и неожиданно

спросил:

– Не съездить ли нам в Киев за казённый счёт?

– Когда планируешь?

Сделав паузу, и почему-то шёпотом, товарищ ответил:

– На День сурка.

– Если в весёлой компании, то едем, – ответил я, притворившись, что

ничего не понял. И уже собрался паковать чемодан, как в столице незалежной

началось такое, что, впрочем, и должно было там начаться. Но вот когда это

закончится и закончится ли вообще – неведомо. Так что мое путешествие в ту

сторону, где восходит солнце, откладывается, и, судя по всему, надолго.

2011-2014 гг.

СОДЕРЖАНИЕ

I. Легенды старого Ташкента

1. Тайны ресторана «Шарк»

2. Экскурсия на кладбище

3. Куранты, «чучело» и Файнберг

4. Рейгану – телеграмма, Путину - письмо

5. «Десантник» Мар по кличке «Пианист»

6. Три колодца

7. После «узбекского дела» планировали «ставропольское»

8. Страна ушедших друзей

II. Другие истории

1. Пьяному всё по колено

2. Кастрюля в кальсонах

3. Зависть – двигатель прогресса

4. Горби в германском интерьере

5. Как хорошо быть Шоленбергом

6. Путешествие во Фрайзинг

7. Мой друг Роберт Шнайдер

8. День сурка

Об авторе.

Александр ФИТЦ (Alexander Fitz) журналист, писатель, общественный деятель. Лауреат ряда

престижных журналистских и литературных премий. Его новая книга посвящена в основном

столице Узбекистана Ташкенту, но адресована не только бывшим и нынешним его жителям, а

всем, кто не утратил любопытства и ценит юмор.

Document Outline

«Алайский поход генерала Скобелева», http://www.fergananews.com/articles/7035

Александр Фитц

Легенды старого Ташкента

Другие истории

С-Петербург

Легенды старого Ташкента

Тайны ресторана «Шарк»

Армия Андерса и путаны в погонах

Чей гимн поёт Россия?

Экскурсия на кладбище

Разновеликие дела великого князя и его окружение

Чагатайское мемориальное кладбище

Боткинское кладбище, по крайней мере, для европейцев в Ташкенте живущих или живших, то же, что и Новодевичье для москвичей с одной лишь разницей — оно более демократично и доступно. Почему? Наверное, потому, что для узбеков главным всё же является Чагатайское мемориальное кладбище, где последние лет тридцать хоронят видных политиков, деятелей науки, культуры. Кроме уже упомянутого Шарафа Рашидова там покоится крупный партийный и государственный деятель, испытавший карьерный взлёт и головокружительное падение, но при этом устоявший на ногах и сохранивший достоинство, Усман Юсупов. Правда, сегодня он более известен, как «однофамилец» необыкновенных по вкусу, форме и размерам юсуповских помидоров, которые всегда были (а может, и остаются?) украшением любого ташкентского стола, и которые, как гласит молва, именно Усман Юсупов начал выращивать в совхозе №4 Баяутского района Ташкентской области. Туда, свергнув с должности председателя Совета Министров Узбекской ССР, его отправили директором. За что? За язык. Все мы от него страдаем.

Один несчастный, мокрый стрекозёшка

Немецкий квадрат

В этой горнице колдунья

Когда я называю по привычке

Чучело, Куранты и Файнберг

Часы с приданным

Символы на все времена

Что мне твой Нотр-Дам?

Телеграмма Рейгану

Письмо Путину

Три колодца

Национально непригодные