Легион Хаоса

Глава 1

Вииста небольшое королевство между трёх великих государств — Салентины, Билефельце и Иберии, и выжить оно могло лишь обзаведшись какой-нибудь могучей силой, что хранила бы его от вторжения врагов, желавших использовать его как плацдарм во всех войнах друг с другом. И такая сила существует — она зовётся Легион Хаоса. Согласно легенде — власть над тварями Хаоса Изначального даровал избранным некий маг по имени Ворон, эти люди вели в бой воистину легионы жутких монстров, по образу энеанских войск именующихся легионерами, центурионами, трибунами и легатами — в зависимости от силы. Разные люди могли подчинить себе определённое число воинов Легиона различной силы, иные же — не могли никого. Во времена становления Церкви инквизиция пыталась бороться с Легионом, но из этого ничего не вышло — король не отдал единственную защиту своей страны на растерзание фанатикам от Веры, эдиктом изгнав самых рьяных баалоборцев за границы, половина из оставшихся были казнены, вторая — погибла при невыясненных обстоятельствах. С тех пор нападки прекратились и Пресвятой престол признал, что Легион от Господа.

Я был одним из самых удачливых воинов Легиона, пускай и сумел заполучить в подчинение лишь одного хаосита, зато это был подлинный Легат великой силы по имени Танатос. Он обладал мощью Смерти, уничтожая всё живое по моему приказу. Так было до тех пор, пока я не был вызван Первым консулом Легиона — Майлзом Вельфом. Он сидел в своём мягком кресле с высокой спинкой, поглаживая венчавшие подлокотники длинными пальцами, украшенными несколькими массивными перстнями, не смотря на эту, вроде бы, расслабленную позу, я сразу понял — он на последней стадии закипания.

— Этим утром, — начал он, — из нашей штаб-квартиры в Вилле была похищена Сфера Хаоса[2]. О её местонахождении знал весьма ограниченный круг людей, но дело не в этом. Консул Хранитель из Вилля убит, в штаб-квартире кто-то устроил форменную резню, но выжившие, а таковых, к слову, немного, в один голос утверждают, что это был никто иной, как твой друг Делакруа.

— Он мне не друг, — ляпнул первое пришедшее в голову я.

— Не важно, — отмахнулся Майлз, — ты лучше всех знаешь Делакруа. И поэтому ты прямо сейчас отправишься в Вилль. Надеюсь, ты, Вархайт, понимаешь чем может обернуться похищение Сферы Хаоса. После смерти Шейлы Делакруа несколько не в себе. Он надолго покинул пределы Виисты, а когда вернулся — первым делом утащил Сферу. Настораживает, не находишь?

— Но Танатос ничего не сообщал мне об этом, — пожал я плечами.

— Для легионеров нет особой разницы в чьих руках Сфера, — ответил Майлз. — Но времени у нас нет. Ступай. У тебя полсуток на сборы. И чтобы завтра же был в Вилле.

— Будь сделано, — без былого задора и бесшабашного веселья, которым отличался некий Зиг Весельчак, бросил я, — господин начальник.

Ну, был у меня некий горький опыт общения с криминальным элементом в местах не столь отдалённых. Вииста страна небольшая и колониями не обладающая, так что тюрьмы и каторги у нас расположены всего в каких-то десятках от силы сотнях миль от Винтертура, там-то и открылась моя способность к контакту с хаоситами и так весёлый воришка Зиг Весельчак стал полноправным служащим виистской короны.

Сборы были недолгими, как и дорога до Вилля, расположенного всего в каких-то пятнадцати милях от столицы, то есть от силы в получасе конной езды. И первым, кто встретил меня у ворот был карайский бард Александр по прозвищу Сахар или Сахарок. Он утверждал, что по-карайски его имя звучит созвучно с этим словом. Я же карайского не знал и не возразить не подтвердить его слов не мог.

Сейчас Сахар о чём-то весьма ожесточённо препирался со стражей, ни за что не желавшей пускать его в город. Это не удивительно, после таких-то дел. Остановив коня прямо перед воротами, я спрыгнул с седла и подошёл к стражам и Сахару.

— Приветствую вас, господа, — фальшиво улыбнулся я им, отвесив короткий поклон. — Разрешите пройти в город.

— Пропуск, — равнодушно и устало буркнул страж с нашивкой сержанта — здешний начальник; выглядевший воплощением мировой скуки, — и подорожную.

Я вытащил из поясного кошеля пару внушительного вида бумаг и протянул ему.

— Зачем они тебе? — усмехнулся Сахар. — Ты ведь читать всё равно не умеешь.

Сержант бросил на него злобный взгляд, но препираться не стал, видимо, уже на личном опыте убедился — бард сумеет переболтать его, при этом ещё и выставив круглым идиотом.

— Не обижай стражу, Сахар, — бросил я ему. — Они ведь и обидеться могут.

— Чтоб меня! Зиг! — вскричал он. — Зиг Весельчак!

— Это, между прочим, не какой-то там Зиг Весельчак, — поспешил поддеть его сержант, возвращая мне бумаги (он и не заметил, что они поддельные, хотя и настоящие у меня, конечно, имелись, но лезть за ними в седельную сумку было лень), — а полномочный представитель Легиона Хаоса, Зигфрид Вархайт.

— Это для тебя чрезвычайно-полномочный Вархайт, — отмахнулся Сахарок, — а для умных и образованных людей он просто Зиг Весельчак.

Сержант заскрипел зубами и мне показалось, что у него из-под мориона сейчас дым пойдёт, поэтому поспешил разрядить обстановку с присущей мне когда-то бесшабашностью.

— Мы с тобой Сахар в разных университетах образование получали. И вообще, кончай стражей мытарить, пошли. — Я взял коня под уздцы и зашагал к воротам.

— Никак невозможно. — Перед Сахаром скрестились широкие лезвия алебард. — Без пропуска ни одна живая душа в город не войдёт.

— Судя по формулировке, — многозначительно изрёк Сахар, — тут не обошлось без святых отцов.

— Истинно так, — кивнул сержант.

— Он со мной, — небрежно бросил я стражу, — или в пропуске не ясно написано, что я имею право провести с собой любое число людей, которых сочту достойными доверия. — Ещё одно преимущество поддельного пропуска, в настоящем такого не было.

Страж злобно покосился на меня с явным неодобрением, но возражать не стал. Мы же миновали кордон и копыта моего коня наконец зацокали по мостовой Вилля. Болтать мне совершенно не хотелось, однако Сахар не мог молчать сколь-нибудь долгое время и уже через пять минут завёл со мной разговор.

— Как ты думаешь, кто тут от клириков? — спросил он.

— Скорее всего, Предатели[3], - равнодушно пожал я плечами.

— Сейчас уже ничего понять нельзя, — раздумчиво произнёс Сахар. — Церковь лихорадит после того, как епископ Альдекки загнал на костёр кардинала Иберии. Это аукнулось в Ферраре, в рядах клириков началась основательная чистка, волны аж до самого Отца дошли.

— Мне наплевать на феррарские дела, — отмахнулся я, — у меня дело в Вилле. И вообще, ты же знаешь у Легиона с Церковью свои отношения.

— Далеко не радужные, — усмехнулся Александр. — А что у тебя за дела здесь?

— Я тебе не придурковатый страж у ворот, — теперь уже я усмехался я, — я и отлично знаю на кого ты работаешь, карайский бард.

— Ну и что с того? — ничуть не смутился он. — Должен же мой царь знать что в мире твориться.

— Но не то, что ему знать не надо. — Я вскочил в седло. — Ну всё, бывай, Сахарок. Даст Господь, увидимся ещё.

— Увидимся, — кивнул он. — Если что, я в «Буром медведе» у Михаила.

Где бы ещё ему быть. Гостиницу «Бурый медведь» держал здоровенный караец по имени Михаил за что-то высланный из царства, хотя многие — каюсь, я в том числе — считали его шпионом, обосновавшимся поближе к Сфере Хаоса. Но никаких проверенных данных на сей счёт ни у кого не было.

Дом, снимаемый Легионом для Консула Хранителя Сферы Хаоса, был едва ли не самым большим во всём Вилле и уж точно самым шикарным. Однако сейчас этого понять это было невозможно. От роскошного особняка мало чего осталось — барельефы, украшавшие стены, разбиты, оконные стёкла отсутствуют, ставни превращены в щепки, дверь гостеприимно валяется на мостовой. В проёме стоял человек в чёрном костюме с белым воротничком клирика и небольшим крестиком на серебряной цепочке, на груди, напротив сердца, белый контур звезды — знак ордена Преступающих законы мирские и Господни; длинные рыжие вьющиеся волосы падают на плечи, полувоенного покроя френч подпоясан широким ремнём, на котором висит странного вида вытянутый футляр из плотной кожи.

— Это кобура, — произнёс священник, бескровные губы растянулись в улыбку. — В ней храниться мой пистоль. Вы, думаю, знаете, что это такое?

— Знаю, — кивнул я, спрыгивая с коня, — новомодная гномья игрушка. Я предпочитаю меч, от пороха слишком много шума и дыма.

— Каждому своё. — И всё же на бледном лице с глубоко посаженными, да ещё и обведёнными чёрными кругами глазами, улыбка смотрелась неуместно. — Хотя я ожидал от вас какой-нибудь проповеди о честном и бесчестном оружии.

— Я — не упёртый фанатик, — мрачно бросил я, — к тому же, я — из Легиона Хаоса.

— Так я почему-то сразу и подумал, — словно сам себе кивнул клирик. — С другой стороны, кому бы ещё появиться здесь почти сразу после трагедии с Консулом Хранителем Сферы Хаоса? Вы Зигфрид Вархайт, если я не ошибаюсь.

— С кем имею честь? — Я коротко поклонился ему.

— Брат Карвер, — ответил он поклоном на поклон. — Я здесь выясняю обстоятельства появления здесь, в Вилле, церковного преступника Ромео да Косты, выполнявшего еретические приказы кардинала Иберии, проникнув в город зла Брессионе и там предаваясь богомерзким обрядам.

— Это тот самый Ромео Вешатель. Я считал, что сгинул с Брессионе.

— Многие считают так, но они заблуждаются. В проклятом городе он продал бессмертную душу тому, чьё имя не стоит произносить.

Что же, примем к сведению. Но пора бы и дом осмотреть. Я шагнул к клирику с явным намерением войти, он препятствовать не стал. Изнутри особняк являл ещё большую картину разрухи. Однако тут ко всему всё вокруг было ещё и залито кровью и завалено трупами, которые уже начали основательно пованивать. Не слишком-то уважительное отношение к покойным, но им всё равно, не правда ли?

— Я прибыл сюда несколько раньше вас, — пояснил брат Карвер, — и распорядился ничего не трогать до вашего появления, чтобы вы могли своими глазами оценить случившееся.

— Весьма мило с вашей стороны, — поблагодарил его я. — Но не могу понять, какое отношение к этому происшествию имеет Ромео да Коста.

— Его видели в городе незадолго до этой трагедии и у меня есть сильные подозрения, что именно он учинил здесь резню.

— Весьма странно. По нашим данным в ней повинен Виктор Делакруа — ренегат Легиона Хаоса. — Я решил быть честным с клириком, слишком уж осведомлённым он мог оказаться и если уличит меня в прямой лжи, за его реакцию я не поручусь. — А теперь я прошу вас, брат, оставить меня одного. Я буду работать со своим хаоситом, а это требует предельной концентрации…

— Не стоит, — вновь усмехнулся клирик, — я знаю, что вы попросту не желаете выдавать секретов Легиона церковнику, ведь мы столь долго преследовали вас. — Ну вот, что я говорил.

Брат Карвер пружинисто шагая покинул разорённый особняк, я же, как только он ушёл, присел на чудом уцелевший и особенно залитый кровью стул и воззвал к Танатосу. Легат Смерти откликнулся почти сразу, явившись на наш план бытия из Хаоса Изначального. Громадная тварь стального цвета пяти с лишним ярдов в длину и двух шириной плеч, могучие руки, так и бугрящиеся мышцами, свисают почти до пола, что однако отнюдь не выглядит уродством, на запястьях кандалы с обрывками цепи, клиновидная голова напоминает акулью только поменьше и глазки не тупые, а полные чуждого разума. А вокруг пляшут молнии, правда не причиняющие ни малейшего вреда, ибо молнии эти совершенно нематериальны как и сам Танатос, но это до поры.

— Да, — изрёк он, озираясь, — всё помещение пропитано смертью и болью. Даже не знаю, кто бы почувствовал здесь себя лучше, я или Анима.

Анима — это Легат Делакруа, он черпал силу в боли. Мой же Танатос черпает её в смерти.

— Можешь определить кто сделал это? — Я обвёл рукой вокруг.

— Я — боевой легионер, а не ищейка, — немного обижено произнёс Танатос, однако принюхался, оценивая обстановку, и вдруг сморщился, словно у него разом разболелись все его две с лишним сотни зубищ. — Не нравится мне та сила, что сотворила это.

— Ответь это — Делакруа?

— Тут есть и толика его присутствия, но не только его. Сила, присутствующая здесь, сродни той, что питает меня.

— Смерть, — задумчиво протянул я. — Ну её-то здесь хватает.

— Не только та, что появилась после гибели этих людей, но Смерть сама убивала.

— Смерть — убивала. Тавтология какая-то получается.

— Иначе я выразиться не могу, — пожал могучими плечами Танатос.

— Но Делакруа здесь был — и он убивал? — уточнил я.

— Да, — кивнул Танатос, которого явно тяготило долгое присутствие на нашем плане бытия, — и сила Смерти принадлежала ему.

Я отпустил хаосита и остался сидеть, переваривая полученную — весьма скудную — информацию. Мыслительный процесс был прерван появлением брата Карвера, выбравшего ещё один более менее приемлемого вида стул.

— Итак, что же поведал вам хаосит? — поинтересовался он.

— Слушай, давай на «ты», — предложил я и когда он утвердительно кивнул, продолжил: — Здесь точно был Делакруа и это он перебил всех этих людей, больше никого. Однако он обладал некоей загадочной силой Смерти.

— Именно Смерти? — теперь уже уточнял брат Карвер. — А ведь Ромео да Коста получил силу Смерти в Брессионе.

— Забавное совпадение, если это, конечно, совпадение. Делакруа и твой да Коста — одно лицо? А ведь исключать этого нельзя. Никто же не знает, где пропадал Виктор после смерти Шейлы.

— Смерти кого?

— Не важно. Этот дом уже больше ничего не скажет мне и я намерен покинуть его как можно скорее. — И я встал.

— А я ещё поработаю обычными способами, каким обучен. Один вопрос перед тем, как ты уйдёшь: дальше станем работать вмести?

— Не имею ничего против.

Я вышел из разорённого особняка, на улице как-то инстинктивно вдохнув свежий воздух полной грудью. Как же всё-таки давит атмосфера, царящая в доме, на нервную систему. Естественно, первым делом я направился в «Бурого медведя», чтобы узнать выяснил ли Сахар что-нибудь интересное. Александр сидел за угловым столом, перед ним стояла внушительная кружка светлого пива, сваренного по-карайски. Гитару он так и не расчехлил, из чего я сделал вывод — он пока только слушал, а сам ничего не предпринимал. Подсев к нему, я щелчком подозвал разносчицу и заказал ещё одну кружку, а также жаркого.

— Чего слышно? — спросил я барда.

— Ничего интересного, — пожал он плечами, прикладываясь к своей кружке. — Только вот про особнячок один болтают всякое. Ночью в нём творилось Баал знает что, а на утро мои приятели из городской стражи обнаружили только трупы. Этим инцидентом весьма заинтересовался некий клирик из Предателей — это он закрыл город.

— Очень жаль, что ты не слышал ничего интересного, — вздохнул я, опорожняя свою кружку наполовину, — я знаю всё, что ты мне только что рассказал.

— А что поделать, — он горестно вздохнул, — всё, связанное с резнёй в особняке, окутано туманом страшной тайны. Простой люд ничего не знает, не оповещают его почему-то. А ты можешь мне что-нибудь поведать?

— Увы, — я довольно удачно спародировал его вздох, может быть, из-за того, что сам был не меньше его разочарован, — я знаю не больше твоего.

И я принялся за жаркое.

В голове маршировал полк Полосатой гвардии[4] в полном составе, гремя по брусчатке окованными сталью «пятками[5]» алебард. Костяшки пальцев горели огнём, кажется вчера мы с Сахаром пытались проломить голыми руками деревянную стену «Бурого медведя», покуда не явился Михаил и не отправил нас наверх, дабы не маялись больше дурью, предварительно проломив-таки злосчастную стену. А уж сколько мы выпили — лучше и не вспоминать…

Нет, Михаил всё-таки умница, понимает что нужно человеку после этакой весёлой ночки. На столе рядом с кроватью стояла здоровенная кружка рассола. Приложившись, я высхлестал всю без остатка, более-менее уняв головную боль и приглушив рефлексы. За кружкой обнаружился стограммовый стаканчик, который карайцы именуют странным словом «стопка», с прозрачной жидкостью: не то водка, не то — и вовсе чистый спирт. Я так и не понял, слишком уж быстро опрокинул его в себя.

Только после этого начало работать сознание. Я понял, что за окном нет ни малейших признаков рассвета, ни даже луны или звёзд, при условии, что сейчас ночь. Танатос, оказывается, вот уже несколько часов пытается дозваться меня через те слои бытия, что разделяли нас.

— Смерть вернулась в город! — кричал он, да так что голос его отдавался в моём мозгу громом господним. — Скорее поднимайся!

— И давно вернулась? — поинтересовался я, пока ещё не слишком-то хорошо соображая, что твориться.

— Для меня НЕТ вашего времени, — раздражённо рявкнул хаосит, — но люди умирают во множестве.

Я потёр лицо, чтобы окончательно прийти в себя, но тут распахнулась дверь, с громким треском врезавшись в стену. Следом в мою комнату влетел Сахар в обнимку с любимой гитарой и длинным ножом в правой руке.

— Что, Баал побери, твориться в этом городе?! — проорал он, будто нас разделяли не от силы пять футов, а, по крайней мере, несколько миль. — Люди умирают, а после поднимаются и бродят и пытаются разорвать тебя на части. И Михаил тоже. И оружие их не берёт!

Хорошо, что я завалился спать не раздеваясь, мне оставалось лишь снять со спинки стула перевязь с мечом, сразу же выхватив его из ножен. Вместе с Сахаром мы спустились в общую залу, причём это стоило карайцу определённых душевных усилий. А там творилось Баал знает что! По гостинице бродили люди, совершенно потерявшие человеческий облик, посеревшие лица залиты слюной и кровью, глаза — сплошные белые бельма, одежда — лохмотья, длинные пальцы крючены подобно птичьим когтям, постоянно ищут во что бы вцепиться. Один такой полз к нам с Сахаром по лестнице, даже и не помышляя том, чтобы подняться на ноги. Ударом ноги я отправил тварь (не человека же!) вниз и воззвал к Танатосу.

Легат возник через мгновение, рёв его сотряс «Бурого медведя» от фундамента до конька крыши, он хлопнул в ладоши — и все монстры в зале забились в конвульсиях, словно припадочные. Танатос же завис над моим плечом.

— Так вот какой он, твой Легат, — пробурчал себе под нос Сахар, — впечатляет.

— Кто это? — спросил Танатос, даже не повернув сторону карайца головы.

— Приятель мой. Карайский шпион.

— Мне прикончить его? — мгновенно среагировал хаосит.

— Не стоит, — отмахнулся я, — тут есть дела поинтереснее, чем он. Кто были эти твари, которых ты прикончил?

— Я выпил из них Смерть и в них больше ничего не осталось, — уточнил любящий точность Танатос. — А вообще это были люди, в которых Жизнь заменили на Смерть. Вы зовёте их зомби.

— Никогда не слушал таких слов, — встрял Сахарок, которому, похоже, надоело молчать и он вполне освоился в обществе здоровенного Легата, — в наших сказках и былинах таких зовут упырями.

— Упыри — это умершие не до конца люди, — поправил его Танатос, — они, как и вампиры, восполняют недостаток Жизни за счёт крови убиваемых ими людей. А в зомби Жизни нет — только Смерть. Они идеальная пища для меня.

Закончив научную дискуссию о природе различных монстров резкой отмашкой, я зашагал к выходу из «Бурого медведя». Что-то говорило мне — нужно идти к особняку Консула Хранителя, всё началось оттуда.

А город был наводнён этими, как сообщил Танатос, зомби, похоже, все жители славного Вилля обратились в отвратных тварей. Мы шагали по улицам его, хаосит поглощал Смерть из их тел, оставляя на мостовой медленно разлагающиеся трупы, так что проблем у нас с Сахаром не было, по крайней мере, покуда мы не добрались до особняка. Там мы повстречались с братом Карвером.

Клирик был свидетелем всего, что произошло с городом. Он сидел в особняке Консула Легиона, обдумывая полученную информацию. Последней, к слову, был не многим больше, чем сообщил Вархайт — только то, что все люди были убиты мечом, характерным как раз для воинов Легиона Хаоса, они делались по специальному заказу в Генаре и оставляли специфические раны. Это подтверждало слова билефельца о том, что это дело рук некого ренегата из Легиона. Виктора Делакруа, кажется.

Нечто заставило брата Карвера подскочить со стула, рефлекторно схватившись за ручку пистоля, однако вокруг всё вроде было спокойно, хотя на душе у него заскребли кошки с железными когтями.

К счастью, трупы убрать уже успели и атаковали клирика уже на улице. Он вышел из дома, держа наготове пистоль, на улице его встретили трое тварей, которых звали зомби, какие не так давно появились в городе зла Брессионе, по которому брат Карвер погулял изрядно по приказу Отца Церкви, там-то он насмотрелся на этих гадов и знал как бороться с ними. Специально на этот случай, пистоль он зарядил серебром, рассчитывая на то, что обычными врагами он справиться и так, благо владел приёмами нескольких цинохайских и такамацких единоборств. Зомби наступали на брата Карвера с обычным стоном-воем-рычанием, протягивая к нему корявые лапы.

Первым выстрелом он разнёс голову первому и не успел оживший труп осесть на мостовую, как клирик сорвал с шеи серебряный крест, который вполне мог сойти за хороший кинжал. На быстрые выпады и режущие удары брата Карвера зомби ничем не могли ответить, к тому же он имел опыт по общению с немёртвыми, поэтому через несколько секунд Преступающий законы остался один на ночной улице.

Что-то было неправильно, не мог он просидеть в разорённом особняке почти до полуночи, а судя темное час был примерно этот. Дабы оценить обстановку брат Карвер огляделся и взгляд его рассеяно мазнул по небо, а следом уже оказался прикован к нему. Ибо ни луны, ни звёзд на полагающем им месте не было. От неожиданности даже бывалый клирик, вдоль и поперёк исходивший Брессионе, общавшийся с мятежным духом рисколома Эшли, заключённым в руинах капища Килтии, сам того не заметив плюхнулся на ступеньки.

— Господь Всемогущий, — произнёс брат Карвер, вынимая из поясного кармана скрученные в сигару листы травы табакко и прикуривая ёё от гномьей зажигалки, исполненной в виде дракончика, в брюшке которого содержалось горное масло[6], а из пасти вырывалось пламя.

— Это не его, а моя работа, — раздался приятный голос. — Так что тебе пристало взывать ко мне, а не к нему.

Брат Карвер оторвал взгляд от неба, какого не бывало и городе зла Брессионе, и взглянул на улицу, откуда донёсся голос.

— И кто же это был? — спросил я не без живейшего интереса. — Ромео или Делакруа?

— Не знаю, — равнодушно ответил брат Карвер. — Он был в маске.

— И почему же ты ещё жив? — не без скепсиса поинтересовался Сахар.

— Всё в руце Господней, — тихо произнёс клирик, поднимая пистоль и нацеливая его чёрную фигуру, замершую посреди улицы.

— Не трать пули, — иронично произнёс тот, — они ещё пригодятся тебе. Я хочу чтобы ты передал Зиг Вархайту, что я жду его у собора святого Себастьяна и солнце не взойдёт покуда мы не встретимся. Тебе же и его спутнику из царства там лучше не появляться. То, что я скажу ему не для чужих ушей.

— Даже так, — усмехнулся Сахар, — только Весельчак, а мы, значит, пошли прочь.

— Вам лучше последовать его совету, — буркнул я. — Раз этот чёрный тип знает моё имя, то это — Делакруа. С нашей встречи у собора вернётся только один.

— Исключено, Зигфрид, — покачал головой брат Карвер. — Я обязан разобраться с тем, что творится в этом городе.

— Я тоже, — добавил Сахарок, — карайский царь тоже должен обо всём знать.

— Вас предупредили, — равнодушно пожал плечами я и направился к собору.

Клирик с карайцем двинулись следом. Брат Карвер держал наготове пистоль и крест-кинжал, Сахар забросил за спину гитару в чехле и к его длинному кривому ножу прибавилась сильноизогнутая сабля, которую он извлёк из того же чехла.

Долго мы вместе не прошли. Сверху нам на головы обрушилось нечто, напоминающее серого человека с громадными кожистыми крыльями. И главная беды состояла в том, что тварь эта была не одна.

Я не успел кликнуть Танатоса, когда эти уроды разделили нас. Одна подхватила меня подмышки, вторая — за ноги и понесли к собору.

Сахар отбивался от крылатых саблей и кинжалом, стараясь точными ударами разорвать тонкую мембрану кожистых крыл, лишая гадов возможности летать. Но легче сказать чем сделать. Длинные когти и мощные челюсти постоянно угрожали ему, не давая ни минуты покоя, крылатые словно намеренно теснили его подальше от той улицы, по которой они шли к собору. И когда Александр с грохотом ввалился в один из домов, разнеся спиной в щепы дверь, монстры тут же потеряли к нему всякий интерес. Они уселись за порогом и принялись со всем тщанием зализывать многочисленные раны, нанесённые карайцем.

— В домик, значит, не суётесь, сволочи, — пробурчал Сахар, отрывая от рубашки длинную полосу и используя ёё вместо бинта. Не он один ранил. — А я отсюда вылазить и не буду, покуда вам тут сидеть не надоест.

— Ты, парень, помрёшь раньше, — раздался за его спиной глухой голос, отдающий металлом. — У этих тварей все когти в трупном яде и он уже попал в твою кровь.

Сахар резко крутанулся, вскакивая на ноги и подхватывая с пола саблю и кинжал. Из тёмного угла выступила громадная фигура в чёрном готическом доспехе, укомплектованном древним топхельмом, в зрительной щели которого поблёскивал алый огонь.

— Ты кто такой? — спросил Александр, готовя оружие к бою.

Рыцарь сложил на груди руки, звеня сталью брони. Он подошёл к Сахару, как-то словно оценивающе разглядывая карайского барда-шпиона из-за щели топхельма. Не выдержав этого Сахар сделал быстрый выпад, целя алую смотровую щель, разделённую надвое фиксированным наносником[7]. Рыцарь поймал его руку и поднял в воздух, так что ноги карайца повисли в полуфуте над полом.

— Отличный материал, — донеслось из-за шлема, — из тебя выйдет отличное орудие моей мести. К тому же, ты и так почти мёртв. — И щель топхельма заняла всё поле зрения карайского шпиона по прозвищу Сахар.

Больше о нём никто ничего не слышал. А в этом мире стало на одного Рыцаря Смерти больше.

Стрелять по крылатым из пистоля брат Карвер не стал, следуя совету неизвестного в маске он не стал тратить пули, которых у него было не так и много. Да и перезаряжать хитрую гномью машинку для убийства на максимальном расстоянии, как переводилось с языка подгорного племени слово «пистоль», если что будет некогда. На это как правило никогда времени не хватает. Вот и приходилось клирику отмахиваться от монстров коротеньким крестом-кинжалом, который был существенно уступал в длине когтям иных из них. Поэтому он решил, дабы несколько уровнять шансы, сузить им угол атаки, а также по совместительству ещё и выровнять высоту.

Отступив в угол, образованный стенами двух домов, брат Карвер выстрелил-таки из пистоля, сбив одну из тварей и распугав остальных, а затем ухватился за водосточную трубу и резво вскарабкался на крышу. Пришедшие в себя монстры налетели на него, разозлённые собственной минутной слабостью. Перезарядить пистоль у брата Карвера, естественно, времени не хватило и он оторвал одну черепицу и запустил ею в гадов. Те с издевательскими воплями разлетелись в стороны и только прибавили темпа, широкие крылья заработали с удвоенной силой.

— Стоять! — раздался властный окрик с земли. — Эта жертва не про вас!

Брат Карвер посмотрел на голос, на мостовой стоял уже знакомый ему тип в чёрном, кажущийся ещё темнее окружающей тьмы.

— Я ведь предупреждал тебя, клирик, — произнёс он, даже не глядя на Преступающего законы, — мне лишние трупы не нужны. Я сюда пришёл единственно за Вархайтом.

— Тебя не берут пули, как ты говоришь, — усмехнулся брат Карвер, — а как ты отнесёшься к такому достижению Церковной алхимии. — И он выудил из кисета, где хранил сигары, небольшую плоскую стеклянную флажку, сделанную не без помощи гномьей магии, официально именующейся Церковной алхимией (магия как-никак под запретом), в неё помещалось до десяти её собственных объёмов и сейчас они были заполнены чистейшим энеанским огнём. Бросок — и флажка разбивается о верх стены противоположного дома, залив чёрного густой жидкостью.

— Ну и? — спросил тот с раздражением, соизволив-таки повернуться к клирику.

— Это ещё не всё.

Брат Карвер щёлкнул зажигалкой — дракончик расправил крылышки, из пасти его вырвался язычок пламени и он отправился в свой последний, очень недолгий полёт к земле.

Огонь охватил всю улицу, поглотив тёмного типа. Брат Карвер спрыгнул с крыши на безопасном расстоянии от огненной стены и посмотрел на неё, жалея о потере отличной зажигалки. Но тут среди языков пламени обозначилось какое-то движение, клирик отступил, шепча молитвы, хотя за ним особенной набожности не водилось, а тем временем из огненной стены выступил тип в чёрном. Совершенно неповреждённая одежда на нём словно жила собственной жизнью — она плясала от жара, поднятого энеанским огнём, как и длинные волосы цвета платины, равно не пострадавшие от этого жара.

— Ты потратил столько усилий и ценных веществ, — равнодушно произнёс он. — И всё ведь зря. Последний раз говорю тебе, клирик, не становись на моём пути. Следующая наша встреча станет последней для тебя. — И он прошёл мимо остолбеневшего брата Карвера и зашагал дальше по улице, как много позже понял Преступающий законы — к собору святого Себастьяна.

Крылатые опустили меня у самого собора и улетели. Я весьма удивился их поведению, но бдительности не потерял. Твари даже не удосужились отобрать у меня меч, так что, в случае чего, я сумею за себя постоять.

— Меня ты уже в расчёт не принимаешь? — ехидно осведомился Танатос из Хаоса. — Мог бы и призвать меня, когда изменённые на вас налетели.

— Как-то не додумался, — пожал я плечами, — слишком всё быстро произошло.

— Не лги хоть сам себе, — возмущённо бросил он, — после смерти Шейлы ты сам не свой. Теряешь сноровку. Былой Зиг Весельчак всё и всегда делал вовремя.

— Не начинай этот разговор. Сейчас не время и не место.

— Это верно, Зиг.

Голос этот я узнал бы из тысячи. Он принадлежал Виктору Делакруа. Мой бывший друг шагал по улице — и создавалось такое впечатление, что за его спиной вставало солнце. Ибо чем ближе он подходил к собору, тем светлее становилось вокруг. Я уже различал цвет неба и серость туч, проливавших нам на головы тугие струи ливня.

Он сильно изменился с нашей последней встречи. Волосы не то поседели не то просто выцвели. Лицо скрывала маска. Пристрастия в одежде у него сильно изменились с тех пор. Раньше он носил всё больше белое, разбавленное синим — его любимым цветом, теперь же Делакруа был облачён в чёрное с синим, как и прежде, кантом.

Ливень хлестал. Мы стояли друг напротив друга. Делакруа поднял узкую ладонь к лицу и снял маску. Глаза. Это первое, что я увидел, вернее, они приковали мой взгляд. Обведённый сизыми кругами, запавшие и удивительно равнодушные, от этой почти не мирской отрешённости даже в дрожь бросало. В остальном же изменился адрандец мало, лишь некогда чувственные алые губы выцвели, превратившись тонкую бескровную линию, отчего он стал напоминать вампира.

Памятуя об упрёках Танатоса, я воззвал к нему — и он явился через мгновение. Однако тут же замер, молнии некогда уничтожавшие всё вокруг него, теперь жгли его самого. Хаосит словно истаивал, развеивался под упругими струями. В мозг ворвался его дикий крик боли, невыразимого никакими словами страдания. Гнев Легата, не желавшего умирать, поддаваясь неведомой силе, ворвался в мою душу — и я рванулся к Делакруа.

Он легко, даже как-то небрежно парировал все мои порывистые молниеносные атаки, держа меч в одной руке, хоть он и был рассчитан на две, как и любой, сработанный в кузнице Легиона. И вот мы снова замерли лицом к лицу на расстоянии всего в пару дюймов. Дыхание вырывалось изо ртов облачками пара, мешая разглядеть визави.

— Это и всё, что осталось от легендарной мощи Легиона.

Делакруа толкнул меня вроде бы и не сильно, но я отлетел к стене собора, плюхнувшись прямо на мостовую и уставившись на удивительно чистые сапоги Делакруа. И вот…

Дождь стекает по камням собора. Я сижу прямо на мостовой, глядя удивительно чистые сапоги Делакруа. И это зрелище отчего-то поглощает меня всего. Танатос мёртв, разбит невероятной силой моего бывшего друга — и мной овладела апатия, как и всегда когда гибнет Легионер, а уж если это Легат, с которым успел практически сродниться и который был едва ли не единственным верным товарищем после смерти Шейлы…

Шейла лежит на руках Делакруа, чудовищный разрез пятнает алым её белое платье. Виктор поднимает глаза, они так и горят ненавистью ко мне. Но слова Шейлы развеивают её, по крайней мере, мне тогда так показалось.

— Спасибо тебе, Зиг. — Голос у неё тонкий, словно лучший цинохайский шёлк. — Я пришла чтобы спасти тебя, но это ты спас меня… — И она умерла.

Делакруа опускает её остывающее тело на пол и встаёт. Во взгляде его больше нет ни злобы, ни ненависти — он пуст. Адрандец так ничего и не сказал мне перед тем как уйти. Мне тогда казалось, что навсегда.

— Мечтаешь о прощении, Шейлы, — сказал Делакруа, клинок его меча на два пальца вошёл в стену за моей спиной. — Так тебе его не видать! Я мог бы прикончить тебя прямо сейчас, без своего Танатоса ты, Зиг, — ничто. Именно поэтому я не стану делать этого, ибо смерть стала бы для тебя милосердием, а его тебе даровать не собираюсь. Мы ещё встретимся, Зиг, и я отберу у тебя самое дорогое, как ты когда-то отобрал у меня.

А дождь всё лил и лил…

— Нет в этом мире наказания, достаточно сурового для тебя, — продолжает он, со звоном освобождая клинок, который мгновенно превращается в клубы чёрного дыма. — Идём со мной и ты узнаешь правду о нашем мире. — И он двинулся прочь, расплёскивая воду, скопившуюся в щелях мостовой. — Я буду ждать тебя.