Глава 2

Минут двадцать бредём с Кириллом между домов, отвлекаясь на местную флору и фауну. Живность тут совсем наглая, ничего не боится, прямо в руки идёт.

— У вас школы есть? Ты что, нигде не учишься, без дела болтаешься? — спросила его, чтобы хоть как-то разогнать неловкое молчание.

— Мне четырнадцать, отучился уже.

— Шутишь, — поняла я.

Кирилл не ответил, и даже не съязвил. Интересно.

— У вас тут что, совсем всё открыто и границы не охраняются? — интересуюсь, пытаясь погладить белку, катающуюся на моём плече — не даётся. — Я имею в виду: вокруг вашего дома охрана, а границ у вашего с позволения сказать «города» и со второго этажа не разглядеть. Хоть и видно, что места заповедные, и некоторые виды редкой живности и растений встречаются.

Кирилл усмехнулся.

— Ты наблюдательна. Это заповедник. Думаешь, сюда кто угодно попадёт? Ты не знаешь, как тебе повезло. Границ ты не видела может потому, что они о-о-о-чень далеко. Охрану если видно, то её и охраной не назовут. В любом случае не боись, чужой никто сюда просто так не проникнет. Не съест тебя серый волк, если в лес далеко заходить не будешь.

— Ну-ну, — покачала головой. — Что я, самоубийца?

В окнах одного домика горел свет средь бела дня. Тут мы затормозили.

— Я так полагаю, есть пациент? — спрашиваю в дверях.

Кирилл нерешительно помедлил пару секунд.

— Все наши по делам разъехались, никого нет, до утра не вернутся — далеко. Ты посмотри, что можно сделать, — повествовал он, заводя меня в дальнюю комнату.

Карина маслом: на кровати девочка, молоденькая, беременная, на сроке. Какая-то бабка в углу причитает. Свечи расставила, травы подожгла. Повитуха, кажись. Не обращаю на неё никакого внимания. Ростовцев нерешительно подходит к кровати, тихонько шепчет что-то девчонке, кивает мне, дескать, посмотри.

Чемоданчик на стол, подвинув все бабулькины снадобья в сторону. Вынимаю стетоскоп, провожу первичный осмотр. Неутешительный. Боже, ей же лет четырнадцать… Когда успела? Хотя кто знает, во сколько здесь замуж выдают. Дикое племя мне попалось.

Щупаю пульс. Температура присутствует. Сердечко слабенькое, бледненькая — кровопотеря, острая, чего же он медлил? Плохо дело, как бы до шока не дошло. Сердце пропустило удар — только не снова, пожалуйста…

— Её бы в больничку срочно, — с каменным лицом резюмирую я.

— В больничку? Ты где училась? — с изумлением спрашивает Кирилл.

— В Склифе. А у вас тут кладбище рядом? — также ответила я, набирая дицинон в шприц.

Бабка начинает щебетать, и вроде как хочет вырвать у меня все иголки. Я решительно делаю инъекцию, лишь бы за руки не начала хватать.

— Убери её, мешает, — быстро бросаю Кириллу, сейчас не до них обоих.

— Самира, мы сами, иди, — уговаривает Кирилл, что-то ещё — не прислушиваюсь, и бабка, продолжая кудахтать, нехотя выходит, не переставая махать руками.

— УЗИ давно делали? — спрашиваю пациентку.

— Что? — округляет глаза девчонка.

Кирилл хлопает себя рукой по лбу, отворачиваясь, и я понимаю масштабы своей тупости. А, ну да, точно. Они же к врачам не обращаются. Нашлись староверы на мою голову…

Внимательно прощупываю тазовую область. Ситуация не из лёгких.

— Звонки-то разрешены? — уточняю.

Кирилл пожимает плечами. Ладно. У меня есть два варианта для звонка и совета, и лишь один из них обладает необходимой квалификацией знаний. Набираю номер Димитрия Ивановича, молясь, чтобы он был на смене, у него в акушерстве опыта больше нас всех. Не уверена, что мой наставник обрадуется звонку, учитывая, что день назад сам меня сюда сплавил, но он один из немногих сможет понять моё состояние сейчас. Мне повезло — Иваныч на посту.

— Должно быть случилось действительно неприятное, если ты звонишь так скоро, — невесело приветствует он.

— Угадал, — вздыхаю я, и вкратце вырисовываю ситуацию, тот индифферентно мычит, но слушает. Все у нас в отделении прекрасно знают, как я избегаю принимать рожениц. — Иваныч, а если это грёбанное предлежание? — пальцы, сжимающие телефон, начинают мелко дрожать.

— Какое конкретно? — спрашивает Дмитрий, сменив тон на привычный мне — преподавательский, зевая. Ой, ну, не надо! Как будто мы ни разу не выходили в ночь.

— На ощупь похоже на ножное неполное. Что, резать? — бормочу, и с ужасом понимаю, что не смогу самостоятельно провести операцию в этих условиях.

— Если в малый таз ушло — резать поздно, работай как есть.

— Как блин?

— Ручками доставай, ручками. Всё, я пошёл, дел невпроворот, — закончил Дмитрий и отключился. Он такой. Если считает, что я должна сама справиться, то ни за что не поможет. Воспитательной момент. Знаю, за что. Только бы не облажаться. Тут две жизни.

Я крепко задумалась, перебирая в уме варианты. По всему выходило — выхода у меня нет. Будем работать с чем имеем. Соберись, тряпка!

— Вы уйдёте? — с паникой в глазах спрашивает девчонка.

Это она ещё хорошо держится, не истерит, неизвестно как я бы повела себя в её положении.

— И не думала, — отвечаю так, чтобы голос звучал твёрдо, легонько поглаживая её по лбу. Температура действительно повышена, нехорошо. — Всё хорошо, не бойся.

Кирилл с тревогой в глазах и зелёным лицом стоит у двери, готовый в любой момент сбежать, но мужественно делает вид, что ничего его не пугает. Извини, малыш, сейчас тебе мало не покажется. Будешь мне помогать.

— Что есть из дезинфекции и антибиотиков? — требовательно спрашиваю.

— Э-э-э, ты сейчас со мной говорила? Просто я подумал, ты всё ещё на телефоне, — иронично проговорил Кирилл, демонстративно подув на ногти.

— Ясно. Я пишу на листочке всё, что требуется. А ты сейчас же, мне пофиг как, хоть сам метнись в ближайшую аптеку и привези всё из списка. Ты слышал? — говорю, а сама уже заканчиваю список.

Кирилл кивает, вырывает у меня листок вместе с блокнотом и пользуясь возможностью, скрывается за дверью, звонит одному из охранников.

— Тебя как звать, хорошая моя? — спрашиваю, набирая следующую порцию гемостатика. Блин, инструменты ведь тоже могли понадобиться, почему не включила в список Ивану вчера, балда?

— Лика, — тихим голосом отвечает девочка.

— Лика, ты не молчи, ладно? Говори, что чувствуешь, — спокойным голосом прошу я, поливая перчатки антисептиком.

Прошло часа три, когда я уляпанная, как мясник и совершенно обессиленная, собирала использованные перевязочные материалы. Девочка стабилизирована. Младенец здоров. Признаться, никогда не испытывала безумной любви к детям. Но сегодня никакой неприязни и раздражения к кричащему раскрасневшемуся комку не испытывала. Глядя на лицо, с которым Лика прижимала к себе своё обретённое сокровище — я ощущала лишь усталость, облегчение и ещё что-то… Может потому, что раньше я такого взгляда не видела. Такой теплоты.

— Утром приду, посмотрю на тебя. Я там тебя подштопала маленько, так что не вздумай тужиться, вообще никак. Если ночью будешь вставать, подмывайся этим, поняла? — я сделала страшное лицо и строго указала на чайничек с марганцовкой. Девушка серьёзно закивала.

Прислонившись к косяку на крыльце, я смогла сделать глубокий выдох. Холодный ветер возвращал мои эмоции в привычное состояние.

Кирилл стоял у противоположного косяка. Чего-то он совсем беленький.

— Ты-то сердешный, как?

— Да ну вас нахрен, девственником останусь, — в сердцах выдал Кирилл, глядя на меня с уважением и отвращением одновременно. Мальчишка молодцом оказался, быстро подсуетился, всё подвёз. Досталось ему, бедолаге.

— Спокойно, не у всех так, — успокаиваю, закинув чемоданчик на плечо, — спасибо, вовремя помог. Ну что, домой?

От усталости мы по дороге не разговаривали, с трудом добрели в потёмках до своих ворот. Кирилл махнул мне рукой оставшись внизу, переговорить с охраной. Я поднялась на второй этаж, доковыляла до кровати и с наслаждением уткнулась в подушку, не успев раздеться. С тоской вспомнила, что последней трапезой сегодня был завтрак. Сотовый показывал два часа ночи. Я бросила его на подушку рядом с собой и отключилась.

Утром снова поднимаюсь ни свет ни заря — по инерции, вероятно. За окном ещё темно. Кое-как продирая глаза, я сонно сползла вниз, даже не посмотрев на время. На кухне опрокинув в себя чашку отборного хозяйского эспрессо, первым делом направилась проверить состояние пациентки.

Солнечный диск едва показался на горизонте, и перед рассветом холод пробирал до костей, жаль джинсовку в доме оставила. Ветер мёл пыль прямо в лицо, так что я не сразу заметила, что у дома пациентки кто-то есть. У крыльца я услышала их голоса. Первый из них — голос Андрея — был весьма и весьма зол. Они с Кириллом стояли перед открытой дверью и что-то горячо обсуждали. Я остановилась так, чтобы меня видели, но близко подходить опасалась.

— Это несерьёзно. Вы оба ответите отцу за эту глупость, — отчитывал Андрей ничуть не расстроенного Кирилла. — Лика под моей охраной, если с ней что-то случится, я должен буду ответить перед Драмиром за всё, что было в его отсутствие. Думаешь, если отца нет — ты старший? Я выдал чёткие инструкции.

Младший только отмахнулся.

— Всё путём, Андрэ, у Лики теперь сынишка-альфа. Вы все мне должны спасибо сказать.

— Если бы она не выжила? Я же велел сразу звонить Дэну.

— Ты не велел, ты советовал.

— Ты зачем Лику новенькой подкинул? — Андрей рассержен ни на шутку, я бы на месте Кирилла не отважилась спорить с ним в таком состоянии.

Меня как будто не существовало. Они были поглощены друг другом, и я не могла пройти мимо них не потревожив.

— Посмотреть. Вы сами с отцом велели проверить, подходит ли, — спокойно ответил мальчишка.

— И как? — внезапно сменил настроение старший брат, сложив руки на груди смотрел скептически.

— Подходит.

Повисла безмолвная пауза. В течение которой старший Ростовцев, постукивая указательным пальцем по плечу, решал, насколько серьёзно можно расценивать слова младшего.

— Кирка, тебе решать, — напоминает строгим тоном Андрей. — От этого твоя жизнь зависит. Уверен?

— Она на полпути не бросит. Я выбрал, — голос мальчишки переменился, став непривычно взрослым.

— Подтверждаю твой выбор, — с облегчённым вздохом произносит Андрей.

Не успела я открыть рот, как Андрей резко поворачивает голову:

— Вы что здесь делаете?

Я аж вздрогнула. Как ему это удаётся? Отчего колени снова подгибаются, как у школьницы нашкодившей? Будто на меня ни разу не орали, ей-богу. Его голос то пугает громовыми раскатами, то баюкает звериным урчанием.

— Пациентку осмотреть, — лепечу едва слышно, оробев перед его стальным взглядом.

Ростовцев переводит взгляд с меня на Кирилла и обратно.

— Вика, вы можете быть свободны, — снисходительно отвечает Андрей, — здесь ваша помощь больше не потребуется.

— Ей нужны поддерживающие препараты, была острая потеря крови… и швы бы проверить.

Старший поднимает ладонь и с вернувшимся раздражением останавливает меня:

— С этим разберутся. Возвращайтесь в дом, — командует он непререкаемым тоном.

— Но…

Из дома «выплыл» примечательный экземпляр, и я застыла с приоткрытым ртом. Худющий, как жердь, укутанный в чёрную мантию, не то парень, не то женщина странная. С чёрными до плеч волосами, весь в цацках, увешанный, словно рождественская ёлка. Они о чём-то зашептались с Андреем. Затем прошли внутрь, захлопнув дверь.

Я металась между желанием вломиться внутрь, нарушив таким образом прямой приказ и нарваться на ещё один выговор… как бы не уволили к чертям. Я уж и привыкать начала.

Кирилл легонько тронул сзади моё плечо:

— Лика в порядке, под присмотром. Пойдём, скоро завтрак, — дружелюбно предлагает он и я ведусь, глядя в эту его обезоруживающую улыбку, подозрительно легко успокаиваюсь. — Ты, правда, в Склифе училась?

— Правда, — отвечаю я, последовав за ним.

Кирилл присвистнул.

— Не слабо. У нас в глуши что забыла? — спросил он, когда мы отошли от дома на безопасное расстояние.

— Хочу на квартиру в столице заработать.

— Поня-а-ятно, — протянул он, что-то прикидывая в уме.

Чернявенький снова показался на пороге, он успокаивал Андрея, который вышел следом за ним.

— Что за индивид? — не выдерживаю я.

— Даниэль, он тоже лекарь, но совсем другой, ты ещё не раз его увидишь.

— Андрей не в духе, — вопросительно замечаю я.

— Ясень пень — не в духе, — ухмыляется младший Ростовцев. — На нём ответственность за всех нас. Драмир ему пару оставил, не хотел уезжать от своей ненаглядной Лики, да Андрэ приказал, и обещал ответить за его семью по кодексу. Жопонька тем же вечером случилась. Он и бесится. За Ликой должен был смотреть Даниэль, но нашлись срочные дела. Было два варианта: ждать или тебя привести. Я не стал ждать, как видишь, всё пучком.

Коротко и ясно. Я кивнула. Только до сих пор, хоть убей — не понимаю, как девочка с такой кровопотерей так хорошо продержалась.

Задумчиво оглядываюсь на парнишку: то, что сейчас между нами можно ли назвать перемирием? На сегодня он мой единственный источник информации — это факт. Софья вряд ли эти тонкости разъяснит. Вот Кирилла можно и нужно потрясти, задать все интересующие вопросы.

— Почему мне не дали её осмотреть?

— Даниэль займётся, он типа тоже врач, только круче. Не переживай.

Андрей оглянулся на наши голоса, грозно зыркнув, демонстрируя, что лимит его благосклонности исчерпан. Кирилл, легонько подтолкнув меня поспешил скрыться с его глаз побыстрее. Интересно…

В доме Ростовцевых под щебетание заботливой Софьи мы с младшим Ростовцевым с удовольствием налопались шоколадных блинчиков с тем же изумительным кофе. Надо будет узнать, где они его берут. Поди дорогущий.

Телефон пиликает «смской» когда я наливаю вторую чашку. Открываю и не верю своим глазам. Перевод из банка от Андрея Антоновича. Челюсть чуть не поздоровалась с полом после увиденной цифры.

— Сколько?! Это что?

— Премия. Маловато будет, — хмыкает, заглядывая мне через плечо Кирилл. — Я сам там чуть ласты не склеил.

Маловато? Да я такие деньги за год не заработаю на зарплату фельдшера!

Андрей степенно вплыл в кухню со стаканом в одной руке и смартфоном в другой.

— Андрей Антонович, мне поступил перевод от вас и, кажется, тут ошибка какая-то.

— Ошибка? — он озабоченно заглянул в подсунутый экранчик. — Нет, всё в порядке.

— Но сумма…

— Ваш стандартный гонорар за сверхурочные операции в ночное время почасово, — прервал он. — Если сумма не устраивает, обсудите завтра с главой.

С Антоном Владимировичем что ли, нет уж, дудки!

— Всё устраивает! — поспешно заверила я.

— Отлично, свободна, — скороговоркой бормочет он, возвращаясь к своему смартфону. Общение — не его конёк, я поняла.

Поднимаюсь к себе в комнату.

Голос Андрея не выходит из головы. Он из тех мужчин, которые не тратят слов зря. Которые притягивают пока не раскусишь, и отталкивают своей опасностью, но меня уже крепко зацепило.

То, как он смотрел и не смотрел. Как метал громы и молнии и старательно отводил взгляд. Он пугал. Он привлекал. Он и злой хорош, чертяга! Он раздражал, но почему-то отчаянно хотелось заслужить его одобрение.

Я вздохнула, и ещё раз открыла сообщение с переводом. Обалдеть. Теперь я могу попросить Ивана свозить меня в город и самостоятельно выбрать инструменты для работы и прочие материалы.

Чтобы не дотягивать до обеда, схватила рюкзак и побежала искать нашего чопорного заместителя.

Иван, выслушав просьбу, даже не задумываясь отправил к начальству:

— Вам следует обсудить выезд с Антоном Владимировичем. Он будет завтра утром. Ждите.

Вот это номер.

— Я что, в плену? — неудачно пошутила я.

Иван иронично приподнял бровь.

— Правила, есть правила. Они не для того, чтобы их нарушать. Если вам срочно, то Андрей Антонович ещё в доме.

Благо, Андрей ещё не ушёл из кухни, в его комнату я не сунусь. Старший Ростовцев грациозно восседал на барном табурете, если на нём вообще можно расположиться удобно. Самое интересное, что в его манерах не было позёрства, показухи, наверное, у таких как он это в крови. Вместо того чтобы начать разговор, я как дурочка следила за тем, как он задумчиво подносит стакан к губам. И вдруг осознала, что меня беспокоит.

— Это — пищевая добавка, или мне видится, что у вас в стакане аконит плавает? — поинтересовалась я, указывая на мельчайшие лепесточки на дне лимонада.

— Что? — он поднимает стакан на уровень глаз, прищуривается, затем принюхивается.

— Я бы хорошо подумала, прежде чем пить это.

Наконец, он обращает внимание на меня. Пристальное. Встаёт со стула, подходит вплотную. Переводит взгляд со стакана на меня.

— Почему вы решили, что здесь аконит?

— Потому, что жёлтый волчий аконит чрезвычайно токсичен, — пояснила я, указывая пальцем на дно стакана.

Андрей недобро прищурился. Наклонился носом к носу, так, что я почувствовала его запах, дразнящий, волнующий, свежий. Это он успел принять душ сегодня, в отличие от меня, или он всегда так вкусно пахнет?

— Откуда вы знаете, что это такое?

— Просто заметила. Немного разбираюсь в растениях, — чуток слукавила я, понизив голос.

С минуту он сверлил меня глазами, пытаясь понять, вру я ему или нет. Я выдержала его прямой взгляд не моргнув, мне сейчас бояться нечего. На такое как ложь я бы точно не решилась, особенно при нём. Думаю, глядя на Андрея, даже смертники выкладывают все свои тайны до седьмого колена.

— Разберусь. Вы свободны, Виктория, — нарочно безмятежно ответил он, неестественно прямая, напряжённая спина его выдавала.

— Это не всё.

— Вам ещё что-то нужно?

— Дело в том, что меня не выпустили из города. Антон Владимирович не запрещал…

Он подобрался.

— Все выезды согласуются с отцом или со мной без исключения. Покидать территорию возможно только во время, которое мы сочтём приемлемым. И только когда ваше срочное присутствие в городе не требуется. Этот пункт присутствует в договоре, который вы подписали.

Подстава. Как я недоглядела?

— Сегодня можете ехать, — смилостивился вдруг он. — Завтра до заката будьте на территории.

Иван был настолько любезен, что лично довёз до ближайшей остановки на трассе. Но в город не сунулся, сославшись на неотложные дела, пообещав забрать меня отсюда же завтра вечером.

Добравшись до города, в первую очередь заскочила в нашу родную БСМП и выклянчила у девчонок основной набор инструментов, заплатив по себестоимости, тем самым оставив большую часть премии.

Ночевать я напросилась к Настёне. Она второй человек в этом мире, с кем у меня всегда сохранялись тёплые отношения. Поскольку от аренды своей комнаты я на ближайший год отказалась, спать мне теперь в городе негде. С Настёной мы вместе учились, только она теперь дипломированный врач, а я всего лишь фельдшер. Она стала единственной, с кем я поддерживала общение и ближе всего к понятию «друг», наверное. Кроме Дмитрия, разумеется, иногда мне кажется, что этот человек был в моей жизни всегда. Он стал частым гостем моей бабушки, когда мне и тринадцати не было. Остальные, кого доводилось мне знать, надолго или нет — оставались лишь знакомыми, хоть и жили порой в одном городе. Дмитрия Ивановича я знала с чуть ли не с детства. Он заведует нашей поликлиникой, пользуется безграничным уважением в городе и, иногда я думаю — всё время жил на нашей улице. Дмитрий у нас врач от бога, все шли к нему за помощью и советом. Я же потом пришла устраиваться к нему на работу, и подозреваю, никто бы другой меня не принял с моим «волчьим билетом» и незаконченным московским образованием. Он всегда был больше, чем учитель.

Люди обычно не горели желанием общаться со мной, как и я с ними. В нашем маленьком городе, где все друг друга знают и друг с другом общаются, я, как отшельница, заработала не самую лучшую репутацию. Но Настёна оказалась не требовательна в этом отношении, не просила постоянного внимания или особого отношения, поэтому мы быстро сошлись став больше, чем просто приятелями. В последующем мы также снимали квартиру вместе. Как и я — она бессемейная, но в противоположность мне, причина её холостяцого существования крылась в другом. Бойкая Настёна просто-напросто терялась в выборе, но не теряла надежды встретить своего «принца». О её романах в институте ходили цветастые байки, и далеко не всё, разумеется, было правдой.

Если к кому-то и обращаться за ночлегом, то только к ней.

Набрав пару пакетов различной снеди и деликатесов, я постучалась в её квартиру.

— Принимай рабочего человека, Нась!

— Ты хотела сказать — дезертира? — иронично заметила она, впуская меня внутрь.

— Я не дезертир, а перебежчица, — усмехнулась я, ставя пакеты на скамейку в прихожей. — Давай поужинаем, с утра не ела.

Мы всегда общались таким образом — никогда не здороваясь и не прощаясь, словно только виделись и расставаться не собираемся. Мне нравилась эта присущая только ей лёгкость в общении. Терпеть не могу прощаться… Перебравшись на кухню, мы принялись сооружать себе стол.

— Ты куда устроилась, в Газпром? — спросила Настёна, провожая банку с икрой красноречивым взглядом.

— Нет, — улыбаюсь, — семейным врачом в посёлок городского типа. Даже не спрашивай, где это находится, не поверишь — пришлось подписать бумаги о неразглашении. Зато вот, премию получила, — оправдывалась я.

— М-м-м. Так сразу премию дали? — с подозрением спросила Настёна.

— Пришлось попотеть немного, — увернулась я от развёрнутого ответа, решив теперь строго придерживаться договора, который собиралась изучить досконально по возвращении.

Настёна копалась вилкой в тарелке, не прерывая размышлений. Вижу, мне ещё придётся доказать, что у меня всё в порядке.

— Видно не бедствуют, — заключила она в итоге. — Я за тебя боялась, но что ни делается — всё к лучшему. Дмитрий Иванович плохого не посоветует. Может, познакомишься с кем-нибудь. Приличные хоть среди них есть?

В таких простых делах как человеческие отношения, Настёна чаще всего бывает права. Жаль я редко прислушиваюсь.

— Есть, только я там не шибко-то нравлюсь, похоже. Хотя один из них нравится мне, — при воспоминании о синих глазах и завораживающем голосе внутри сладко сжалось сердце.

Мы всегда откровенны в этом плане друг с другом. Так легче получить совет: ей от меня — рациональный стоп-кран, мне от неё — по поводу человеческих отношений, в коих я ни черта не смыслю. Очевидно, эта часть мозга у меня атрофирована.

— Чем тебе не принц? Может, хватит ждать? Коня ему сами найдём, — на лету схватывает она.

Улыбнувшись и покачав головой, я полезла за телефоном в рюкзак — Иван со своими правилами, требовал постоянно находиться на связи — и нащупала в боковом кармашке сложенный вчетверо листок бумаги. Это здесь откуда? Развернув и прочитав, слегка зависла.

Угрозы выражались весьма явственно. Слегка страшновато стало возвращаться. Напрасно я надеялась, что Кирилл успокоился.

— Всё в порядке? — спросила Настёна, заметив моё изменившееся выражение лица.

— Да. Кажется, я знаю, кто это написал, — немного грустно улыбнувшись, заметила я. — Вот тебе и принц на белом коне.

Настёна нахмурилась.

— Не волнуйся, всего лишь детские угрозы, ничего конкретного, — я сложила листочек и сунула обратно поглубже, — особенно в той части, где жизнь покажется мне адом. Сомневаюсь, что есть больший ад, чем настоящая жизнь.

— Если всё так плохо — уходи оттуда, тебе есть где жить, — она не шутя указала на вторую спальню.

Испытывая огромное чувство благодарности, я нарочито безразлично махнула рукой, дескать, в голову не бери.

— Вздрогнем?

Мы чокнулись бутылочками с газировкой. Надо же отпраздновать моё новое назначение.

Проговорив допоздна ни о чём и о всякой всячине несущественной, мы спокойно уснули. С Настей всегда легко. Не задаёт неудобных вопросов. Не лезет в душу. И если кто-то её обидит… пусть другую планету для обитания себе подыскивает.

Я пробыла у неё следующих полдня, закупилась оставшимся набором средств для работы. И к вечеру уже с набитой до краёв спортивной сумкой возвращалась к Ростовцевым. Позвонила Ивану сразу же, как сошла с автобуса, как и было уговорено он забрал меня с остановки.

Заезжали в город почти ночью, давно стемнело, Иван аккуратно проплывал по засыпанным гравием специально для машин дорожкам. Он вообще большой аккуратист, как я успела заметить. И ревностный блюститель правил, которых придерживался неукоснительно до последней буквы, до последней запятой, требуя того же от всех остальных. Понимаю, почему Андрей именно его выбрал заместителем, трудно предложить кандидата лучше.

Я почти задремала на заднем сиденье, когда показался дом, в котором я врачевала накануне. На широком знакомом крытом крыльце я увидела Лику в объятиях мужа. Вернулся, стало быть, Драмир. Как она так быстро встала? А швы? Черноволосый увалень метра в два обхватил девчонку лапищами целиком, словно она единственная его драгоценность, и смотрел так, словно мог защитить от всего мира. Причём таким взглядом, что и я бы поверила. Лика сияла, жалась к нему всем существом и на лице у неё написан такой покой, словно ничто её больше не потревожит пока он рядом.

Меня охватило чувство лёгкой зависти. Тяги к замужеству я никогда не испытывала, но глядя на такие парочки иногда становилось немного печально. Хотелось также, конечно же. Проклятое воображение нарисовало похожую картинку с Андреем и тут же прогнало прочь как заведомо невозможное.

Иван взмахнул рукой в знак приветствия и прибавил газу, вырывая меня из наваждения, через пару минут мы были на месте.

Я тихонько прошмыгнула в дом с сумкой наперевес. Попыталась также бесшумно донести всё своё добро до комнаты.

На телефоне светилось, что почти полночь. Ужинать поздновато, ещё разбужу кого-нибудь. Немного отодвинув панорамную дверь на террасу, и впустив свежий ветерок, слегка поёжилась. Ночи тут зябкие.

Ладно, пора спать, неизвестно во сколько меня разбудят завтра утром. Тут всего можно ожидать. Я натянула старую растянутую футболку прямо на майку, и оставшись в лёгких шортах, забралась в остывшую постель. По ноге проскользнуло что-то гладкое.

Сон как рукой сняло.

Откидываю одеяло и вижу небольшую змею, плавно обвивающую щиколотку. Очень яркий и красивый вид, совершенно безобидный. Но что она здесь делает?

— Кто это у нас тут? — нежно взяв её за голову, внимательно осмотрела со всех сторон, ну, как и думала. — Какая красавица, как ты здесь оказалась? Это не твоя среда обитания, малышка.

Она же здесь погибнет, высохнет. Пришлось ещё тише спуститься вниз, не выпуская её из рук. Куда бы тебя, горемычная? Немного подумав, оглядевшись, выпустила беднягу у небольшого искусственного пруда за огородами, там у неё больше шансов выжить.

Дела… Обнимая себя руками, мелко подрагивая от холода, я рысью возвращалась в дом. Опять раздетая выскочила.

— Ты что, совсем не боишься?

Кирилл стоял на мансарде. Я вопросительно изогнула бровь. Следил?

— Видел, как ты выходила. Решил проверить, не собралась ли ты совершать самоубийство.

— Не дождёшься. Чего бояться, она не ядовита, и не укусит, если не стеснять её свободу.

— Ты-то откуда знаешь? — удивление его было искренним. Эх, малыш, ты многого обо мне не знаешь. Зато я теперь знаю, откуда эта змейка оказалась в моей постели.

— Ну, приятно познакомиться, чувак, я, вроде как — ботаник, — торжественно произношу, проникая внутрь. — Знаешь, цветочки там, всякие, бабочки, ящерки.

— Поня-я-тно, — в своей манере протянул он, встречая меня на лестнице. — Змеи не пугают, значит. А что пугает?

— Этого я тебе не скажу, мы не настолько близки, — загадочно отвечаю я, подходя к своей комнате, — и к тому же должна же быть хоть какая-то тайна у каждой приличной девушки. Спокойной ночи, малыш.

Я с удовлетворением закрыла дверь прямо перед его вздёрнутым носом. Конечно, у меня был шанс поговорить с ним о записке, но я настолько устала… и если уж выяснять отношения, а это придётся сделать, то лучше завтра на свежую голову и подготовленной.

Загрузка...