Лелька и ключ-камень

Глава 19

Август пришел с дождями и ветрами. Он перевалил за середину и неумолимо катился к сентябрю. Лелька давно вернулась с практики в полевом стане. Их встречи с Сашей продолжались, так что отношения с Ириной проще не стали. Лелька по-прежнему видела темный ореол вокруг ауры сестры, но сейчас в нем появились багровые оттенки. Девушка поняла, что Ирина забрала чью-то жизнь и только надеялась, что это не был человек.

Ирина же действительно попробовала вкус новой власти — власти над живым существом. Месяц назад наставница показала ей, как можно воспользоваться жизненной силой живого существа. Ритуал был непростым, требовал тщательной подготовки, но результат был просто фантастическим: улучшилась память, выросли физические силы, кожа налилась сиянием, а волосы годились для рекламы любого шампуня.

Ира не видела, не могла видеть, что сотворила с собой. Она не понимала, что жить без заемной силы уже не сможет, не осознавала, что сорок и кошек скоро будет недостаточно, чтобы просто поддерживать собственную жизнь. Все ее мысли занимал План. Это действительно был План с большой буквы. Она наконец-то поняла, как забрать силу у ненавистной соперницы. То, что соперница приходилась ей пусть двоюродной, но сестрой, Ирину не волновало. Не беспокоил ее и тот факт, что после отъема силы Лелька вряд ли выживет. Наставница ей про это не говорила, а сама Ирина не интересовалась. Она давно уже не интересовалась ничем и никем кроме себя.

Тем неожиданнее оказалась новость, принесенная матерью. Наталья зашла к девочкам в комнату вечером. Огорченно отметила, что они так и не подружились, сидят как совушки, каждая в своем углу.

— Девочки, я должна вам сказать, что у вас скоро будет братик или сестричка.

Поначалу Ирина не поняла, откуда возьмется очередная сестричка. Лелька же, взглянув на ауру тети Наташи повнимательнее, мгновенно увидела новую зарождающуюся жизнь.

— Ты ждешь ребенка! Это же замечательно!

Ирину новость в восторг не привела. Ей вполне хватало одной конкурентки за родительскую любовь, а уж что начнется, когда появится младенец! Однако она тоже улыбнулась и поздравила мать. Внутри темной волной поднималось раздражение, но девушка придержала себя, рассудив, что до рождения очередного конкурента еще долго, многое может измениться. И где-то глубоко копошилась мыслишка, что если ребенок окажется помехой спокойной жизни… Додумывать мысль Ирина не стала.

— Это конечно замечательно, — продолжала между тем Наталья, но Вера Васильевна посоветовала мне лечь в больницу на пару-тройку недель, на сохранение. Справитесь без меня?

Лелька на мгновение задумалась. На помощь Ирины она не рассчитывала и исходила из собственных возможностей. Впрочем, если станет тяжело, всегда можно озадачить Кондратьича, все-таки рождение нового члена рода было в его «юрисдикции».

— Справимся! — уверенно ответила она.

— Мои вы хорошие! — расчувствовалась Наталья. — Спасибо вам, что вы такие понимающие.

— Когда тебе в больницу? — спросила Ирина.

— Послезавтра меня папа отвезет. Если все будет хорошо, я в начале сентября вернусь, так что соскучиться не успеете.

На следующий день в деревню нагрянула полиция, да не районная, а из города. По селу поползли слухи, что где-то в окрестностях была убита девочка, и теперь полиция будет искать виноватых, а не найдет, так назначит. У всех местных немедленно обнаружились дела: кто-то отправился на дальние выпасы, кто-то занялся заготовкой дров у Глухариной гряды, кто-то вообще уехал в соседнее село в больничку. Нет, конечно, сельчанам было любопытно, что будут делать пришлые, да только инстинкт самосохранения у них работал куда лучше любознательности. Оказаться козлом отпущения не хотелось никому.

Полицейские между тем принялись тщательно прочесывать лес вокруг болота, задерживаясь на том островке, где нашли заблудившихся после купальской ночи. Эта суета напомнила Лельке о важном, но не выполненном деле.

Тетя Наташа уехала рано утром, так что вечером Лелька беспрепятственно отправилась к реке. Дядя Андрей давно понял, что его племянница не так проста, и старался в ее дела без просьбы не вмешиваться. К реке девушку привело опрометчивое обещание, данное новой русалке Карине. Наученная горьким опытом, Лелька прямо ничего не обещала, но заявила, что сделает все возможное, чтобы тело Карины нашли и отдали матери. Именно это возможное Леля и намеревалась совершить этой ночью.

С тех пор, как она наказала бродницу, отношения между ней и местным водяным натянулись, так что любые договоренности были под большим вопросом. Да и, если честно, безопасность Лельке тоже никто не гарантировал. После того как Великий Полоз провел ее через очищение огнем, сняв тем самым наложенные лешим чары, девушка больше не могла рассчитывать на помощь дядьки Ермолая. Однако слово было сказано и его надо выполнять.

Усевшись на берегу у старой ивы, Лелька немного подождала, а потом позвала:

— Водяной хозяин, поговорить надо бы.

Но на зов девушки никто не отозвался. Река молчала, по ровной почти зеркальной поверхности воды бежала лунная дорожка, шелестели ветви ивы.

— Карпыч, я знаю, что вы меня слышите. Разговор нужен не только мне. Я пообещала сделать все возможное для решения известной вам проблемы, я сделаю. Сегодня мы можем еще просто поговорить, а потом разговором дело будет не решить.

— Ну и что ты мне сделаешь? — раздался голос из-под веток растущего у воды куста.

— Здравствуйте, уважаемый. Вы совершенно правы, я ничего не смогу сделать водяному хозяину. Да и не стану. Вы мне зла, кроме нашей первой встречи не делали, поэтому и пришла договариваться.

— Раньше надо было договариваться, когда девочку мою обидела.

— Уважаемый, я ведь вашей девочке ничего не сделала. Только дареное забрала.

— А источник почто от людей спрятала? Теперь там скоро болото будет, вон уже новый трясинник зеленые лапки потирает, ждет, когда ему все само ему в них свалится.

— Как же я могла источник не скрыть, если вы, уважаемый, девочку свою покону не научили? Я человек, вот и защищаю людей от беспредела.

— Никакого беспредела не знаю. А своих в обиду не дам!

— Давайте-ка уважаемый водяной хозяин по порядку пойдем. Нарушила ваша девочка покон?

— Нарушила, но что там нарушения-то было!

— Э, нет, уважаемый. Вы не хуже меня знаете — не будь там нарушения, не легло бы мое заклятье, или меня бы откатом там же прибило.

— Ой ли… Я немало ведьм видел, немало и утопил, все их заклятья без вины ложились.

— Я, уважаемый, понимаю, что совесть вам, как нелюдю, не положена, ни к чему она вам. Но совсем-то уж глупой меня считать не стоит. Оба мы знаем, что ведьмовские заклятия всегда кровавой жертвой подпитывались. Чтобы несправедливое проклятие легло, хоть кошку, хоть курицу, а прирезать надо. Вы меня хоть раз за таким видели? Да и в ауре следы остаются от такого. Неужто вы их у меня разглядели?

— Кто вас, людей, знает, — ушел от ответа водяной. — Ты, давай, говори, зачем звала, у меня без тебя дел хватает.

— Звала я вас, чтобы вы мне отдали тело Карины, которую ваша девочка утопила в нарушение всех конов и покона.

— Это с чего я тебе должен что-то отдавать? Мало ли кто и что нарушил, знать не знаю ни о каком нарушении. А русалка это моя, мне подарена, моя и будет.

— Значит, покон, стало быть не для вас? Уважаемый Карпыч, опасные слова вы говорите. Это ведь в обе стороны работает. Раз вы покон нарушаете, то и с вами так можно. Возьмет, вон, дядька Ермолай, да и повернет от вашей реки десяток ручьев туда, куда ему надобно. Вы не хуже меня знаете, что сделать это ему проще, чем шишку уронить. А с вашей рекой что тогда станет? А если не один десяток, а три? Думаете, ему нечему в лесу водицы добавить?

— С Ермолаем ты меня не рассоришь, мы давно в мире живем, — неуверенно заявил водяной. Он знал, что леший не откажет себе в таком развлечении, много раз лесной хозяин просил его перенаправить часть речушек.

— А с местным болотником, молодым и резким, вы тоже мирно живете? Ой, сомнительно. Он точно не откажется за счет ваших берегов свои владения расширить.

И снова девчонка была права. С болотником отношения у Карпыча были куда хуже, чем с лешим. Ему и наказание, наложенное ведой, поперек встало, поскольку болото расширялось, а бродниц он себе еще наклепает, раз эта дурой оказалась. Тем не менее, соглашаться с ведой водяному не хотелось.

— Ты, веда, в наши дела не влезай. Сама говоришь — ты человек, вот и иди к человекам.

— Я ведь, уважаемый, и впрямь пойду, раз такие дела. И скажу тем, кто вчера приехал, что я на реке видела маленькую девочку, которую они по слухам ищут. Я вчера все послушала, им очень надо тело найти и техники у них немеряно, и времени достаточно. Как думаете, Карпыч, если они свою технику по руслу пустят, они что-нибудь найдут?

И тут водяной понял, что найдут. Больше того, если эта мелкая поганка надоумит кости правильно похоронить (а она непременно так и сделает), то у Карпыча из русалок останутся полторы древних калеки, чьи косточки он по самым глубоким омутам прятал.

— Ладно, девка, твоя взяла. Забирай. Завтра придешь на дальнюю отмель, туда тело вынесет. Ох и зараза же ты!

Лелька встала и отвесила водяному земной поклон.

— Благодарю вас, водяной хозяин, что согласились мне помочь. Надеюсь, что зла на меня держать не будете, все-таки одна городская русалка у вас останется.

— Это как?

— Та, что была Дианой, решила остаться у вас по доброй воле. Очень уж ей ваш коллектив по сердцу пришелся. И вот, не побрезгуйте, примите от меня подарочек.

Девушка протянула водяному бутылку, которую еще до поездки на покос выпросила у дяди. Водяной ухватил спиртное, и уже более добродушно проворчал:

— Ох и ушлая же ты девка! И откуда что взялось!

Свое слово водяной хозяин сдержал, тело Карины действительно вынесло куда было сказано. Только вот эта новость, которая в обычное время обсуждалась бы всем селом несколько месяцев, почти не удостоилась внимания сельчан. Ее переплюнула другая, более жуткая. На островке в болоте, возле избушки, где ночевали потеряшки, было найдено три детских тела. Было среди них и то, которое Вадим бы сразу узнал — тело маленькой белокурой девочки с безжалостно перехваченным чем-то острым горлом. Остальные два тела тоже принадлежали пропавшим в городе детям. Вся область буквально встала на уши, никогда еще в селе не бывало столько самых разных гостей самых высоких уровней.

Однако тело Карины тоже было отправлено на экспертизу. Как и следовало ожидать, следов насильственной смерти эксперты не нашли, нелюди синяков не оставляют. Экспертам было очевидно, что девушка утонула, пытаясь сбежать из-под ареста. Тело ее отдали матери и мгновенно забыли.

Вадим тоже предпочел бы забыть обо всем, но такой возможности ему не дали. Парень измучился в последнее время. Оказалось, что по улицам города блуждает множество неприкаянных душ. Вадим не понимал, откуда их столько, почему они не отправляются куда следует уходить после смерти. Да что там, он даже не понимал, кто перед ним — живой или мертвый. Он замкнулся, стал бояться любого общения. Да и окружающие его люди поглядывали на наследника империи Кравича с недоумением. Семейный врач по требованию отца даже обследовал молодого человека на предмет употребления всяких интересных препаратов, но Вадим был чист.

— Даже следов употребления алкоголя нет, Богдан Владимирович, — докладывал доктор своему главному нанимателю. — Молодой человек минимум месяц, а то и поболе, спиртного и не нюхал.

— Откуда тогда такие странности в поведении? То он сам с собой разговаривает, то замирает на месте в неподходящий момент?

— Я бы порекомендовал полноценное психиатрическое обследование, может даже не у нас, а в Лондоне. Как бы нам шизофрению не просмотреть.

Отпустив врача, Богдан Владимирович откинулся в удобном, сделанном на заказ кресле. «Мало того, что сын неудачный, — подумалось ему, — Так теперь еще и психиатрия подъехала. Решено, отправлю мальчишку в Лондон, хоть знать буду что к чему».

Вадим на объявленное ему решение отреагировал вяло. Он уже настолько измучился от всего происходящего, что ему было все равно куда ехать: хоть в Лондон, хоть в Тьмутаракань, хоть на тот свет, лишь бы прекратился этот кошмар. Он надеялся, что после выполнения требования Ани ему полегчает, но ночная встреча отняла последнюю надежду.

Девочка пришла к нему ночью. Она больше не походила на чудовище, Вадим видел перед собой очаровательную малышку с фотографии на объявлении.

— Привет. Я пришла попрощаться.

— Привет. Ты больше не придешь?

— Да. Мое тело нашли, завтра будут похороны, и я смогу уйти. Я пришла еще и поблагодарить за то, что ты сказал маме.

— Ты о чем?

— Ну, что я смогу снова родиться и стать ее внучкой. Она теперь больше не плачет, занимается с братиком и ждет.

— А ты действительно сможешь снова родиться где и когда захочешь?

— Откуда же мне знать, — улыбнулась девочка.

— Анечка, а я еще долго буду видеть мертвых?

Девочка виновато улыбнулась.

— Теперь ты будешь нас видеть всегда. Понимаешь, у тебя в крови есть искорка силы. Она очень маленькая и могла бы не проявиться, но те, кто мне помог вернуться, разбудили эту искорку. Теперь она с тобой насовсем.

Из Вадима словно выпустили воздух. Оказывается, надежда вернуть все на круги своя была такой сильной, что держала его вместо стержня. Он понял, что жить как сейчас он не сможет. Останавливал его только страх. Вадим успел осознать, что смерть — это не конец. Может тогда и то, что говорят о самоубийцах, тоже правда? Посмертного наказания парень откровенно боялся, ему бы с этим разобраться.

— Тут еще кое-кто хочет с тобой попрощаться.

Вадим вновь сфокусировался на девочке. Внезапно из-за спины ребенка выскользнула девичья фигурка. «И как она там поместилась», — мимоходом удивился Вадим.

— Здравствуй, Вадик.

Вадиком его до сих пор звал только один человек. Мама предпочитала звать Димой, а отец всегда использовал полное имя, сколько Вадим себя помнил.

— Здравствуй, Карина. А ты как здесь? Я думал, вы с Дианой уехали.

Девушка невесело усмехнулась.

— Уехали, как видишь. Да только недалеко.

— Ты мстить пришла?

— Нет, что ты. За что мне тебе мстить? Я по собственной дурости погибла.

Парой месяцев раньше Вадим ни за что бы не поверил в подобную историю: бродницы, русалки, лешие, водяные, девочки-ведуньи, сказка, да и только. Однако парой месяцев раньше он и сам не стал бы разговаривать с мертвой девушкой, просто потому, что в его прежней жизни такого быть не могло. Совсем не могло, никак.

— Что ты тогда хочешь?

— Какой ты был нетерпеливый, такой и остался. Помочь тебе хочу немного.

— С чего бы это?

— Ты со мной по-человечески обращался. Я для тебя была скорее подружкой, чем купленной вещью. Так что заплачу добром за добро, авось зачтется. Меня тоже завтра похоронят, я крещенная, мама священника пригласила. Так что больше не приду, не волнуйся.

— Ты хороший человечек, Ринка, но чем ты мне поможешь…

— Послушай меня. Тебе надо уехать из города.

— Кладбища, погосты и покойники везде есть от этого не убежишь.

— Все не так просто. Если ты покопаешься в деталях, то увидишь, что все, кого ты видишь, лежат на новом кладбище.

— Я в это не вникал, не до того было, если честно.

— Я тебе, Вадик, многого не скажу, сама мало понимаю, но с этим кладбищем что-то неладно. Обычно такого беспредела нет, не гуляют души по земле так подолгу. Тебе, чтобы с ума не сойти и научиться с этой своей искрой управляться, надо уехать туда, где поспокойнее, где бесхозных кладбищ нету.

— Ну папаша меня и так решил в Лондон наладить, в иностранную дурку, на обследование.

— Вот и отлично. Уезжай. Ты нормальный, врачи у тебя ничего не найдут, если ты им сам не скажешь и не начнешь в их присутствии с кем-то невидимым общаться. А в Англии все строго, там вряд ли к тебе кто-то наведается. Поживешь там спокойно, привыкнешь, поищешь информацию. Вряд ли ты такой уникальный. Ну и на самый крайний случай наведайся в деревню, куда на Купалу ездили, найди ведунью, о которой я тебе рассказывала. Она такая же как ты, только видит не умерших, а нелюдей. Девочка она добрая, будешь честен — она в помощи не откажет.

— Спасибо тебе, Ринка. Ты всегда была доброй бабой.

— Прощай, Вадик. Пора нам.

Карина подхватила девчушку на руки, улыбнулась и исчезла. Будто кто-то ее ластиком из жизни стер.

Через два дня Вадим вылетел в Лондон.

Лето растаяло, как забытое на столе мороженое. Сентябрь подкрался на серых лапках дождей, ночи стали холодными, а солнце, казалось, окончательно исчезло, будто его проглотил крокодил из детской сказки. Для Лельки это означало только одно — снова пора идти в школу. Саша уехал в город еще пару недель назад, пообещав приезжать при малейшей возможности, и жизнь стала совсем невыносимой.

Лелька бы окончательно захандрила, но в школьной кладовке ее с надеждой ждал призрачный мальчишка, который сильно соскучился по маме и которому она пообещала помощь. Так что хандра хандрой, а выполнять обещание надо. Уже через неделю после начала занятий Лелька, задержавшись после уроков, тщательно обыскивала кладовку. Помня о Полозовом подарке, она внимательно прислушивалась к ощущениям от медальона: станет он холодным или нет. Однако оберег молчал и совершенно не намеревался выполнять чужое обещание.

— Слушай, Паш, — спросила девушка в очередной раз отряхиваясь от пыли, — вот ты говоришь. вы с Павкой на щелбаны спорили. Но с чего-то же ваш спор начался?

Призрак, задумавшись, завис в воздухе.

— Я уже и не помню, с чего все началось.

— Давай вспоминать, может хоть так получится, а то мы уже все здесь перерыли, а толку ноль. Пойдем по порядку, что и как в тот день было.

— Да вроде все было, как всегда. Только я на первый урок опоздал, мне учительница замечание написала в дневник. Я, помню, еще разозлился сильно. Опоздал-то всего на пару минут, могла бы и не заметить.

— А с чего это ты опоздал?

— Ножик прятал.

— Погоди-погоди, какой еще ножик? Ты об этом не рассказывал.

— Перочинный, с кнопкой. Я его накануне у Павки в ножички выиграл. Он еще злился сильно, ножик-то был непростой — там кнопочка такая хитрая, нажмешь — лезвие вжих, и выскакивает. И ручка отличная была, как настоящая черепаховая. Ему ножик дядька подарил, отцов брат, а он мне его проиграл. С того он и злился так, что со мной поспорил.

— А где ж ты такой замечательный ножик спрятал?

— А вот, смотри…

Призрак нырнул куда-то вниз, и попытался ухватить в углу выступающий брусок плинтуса. Детская рука скользнула сквозь деревяшку, и мальчишка досадливо чертыхнулся.

— Погоди, ты не сможешь. Давай я попробую.

Лелька достала из рюкзачка металлическую линейку и ловко подцепила неподатливую деревяшку. Часть плинтуса пошевелилась, появилась щель, и через пару минут девушка держала в руках старый перочинный нож. Медальон на груди стал обжигающе ледяным.

— Не обманул Великий Змей, — пробормотала Лелька. — Нашли мы, Паша, твой якорь. Осталось с Михалычем договориться, чтобы он лоб под щелбаны подставил, ну это уж как-нибудь… По крайней мере искать Михалыча точно не придется.

Девушка встряхнулась.

— Паша, я ножик здесь оставлю пока. Завтра-послезавтра пойдем к твоему старому другу-недругу. Потерпишь?

— А чего не сегодня? Мне знаешь, как здесь надоело.

— Того, что договориться надо с Михалычем. Он мне должен, конечно, но все равно лучше вежливо действовать. Ты столько лет тут проболтался, потерпи пару дней.

— Ладно. Только пару, договорились?

Но Лелька больше не купилась на старый трюк.

— Надо будет и подольше потерпишь. Видишь же, я свое слово держу.

— Вижу. Потерплю.

Девушка выбралась из кладовки, вытирая пыль с вспотевшего лица, и наткнулась прямо на Ирининых подружек. В последние месяцы сестра почти забросила свою компанию, но дружбы между ее участницами и Лелькой из-за этого не наступило. Девицы захихикали, и Лелька, уходя, услышала:

— Интересно, с кем она там обжималась. Ты видела — вся красная выскочила. Зря Сашенька с ней связался, дрянь она и есть дрянь, ни чести, ни совести.

Лелька мысленно фыркнула, оценив гигантский размер зависти, звучавший в этих словах, и выбросила встречу из головы.

Найти Михалыча оказалось совсем непросто. Следственная группа, к которой он был прикомандирован, перекопала половину местных болот и продолжала работу. В городе пропали семеро ребятишек, найдены были только три тела. Розыскники были уверены, что остальные тела поблизости, и готовы были лично осушить болото, но найти.

В очередной раз придя в лес, Лелька попала на большой совет. Раз в кои-то веки собрались в одном месте леший, водяной и болотник. Им всем мешали незваные городские гости, но убедить болотника отдать детские тела хозяева леса и реки не могли, тот уперся рогом.

— Ты ж своих русалок не отдаешь? А я с чего должен?

— Да с того, что моих русалок никто не ищет, ко мне попадают те, что никому уже не нужны, а у тебя — души детские, невинные. Ты ж недавно еще человеком был, помнишь, поди, что творится, когда дите пропадет. А тут аж семеро!

— Да хоть семь, хоть семьдесят. Похоронят их по обычаю — и все, уйдут они к богам или в Навь. А у меня кикимор не хватает, игоши все разбежались. Отпущу этих — с кем останусь? Вас что ли позову лягушек пасти и чарусьи углублять? Так ведь не пойдете.

Лелька вежливо молчала, устроившись в сторонке.

— Здрава будь веда, — поприветствовал гостью леший. — А ты что нам скажешь?

Лельке позарез надо было чтобы вся история с поисками закончилась. И матерей было жалко, которые мучились неизвестностью, и невыполненное обещание жгло. А пока Михалыч сопровождает поисковую группу, сделать ничего не получится. К счастью, у нее был свой туз в рукаве.

— Здравствуйте, уважаемые. А скажу я вам новость, которую сегодня услышала. Поскольку полицейские уверены, что тела в болоте, завтра сюда пригонят технику с торфоразработок из соседнего района. Будут копать дренажные канавы и осушать болото.

— То есть как осушать?!! — завопил, подпрыгнув, болотник.

— Уважаемый хозяин болота, вы же, наверное, помните, с тех времен как были Виктором, что если губернатор задачу поставил, а он поставил, то полиция море осушит и луну достанет, что им ваше болото.

Болотник, вспомнив жизнь человеческую, выдал такую матерную тираду, что леший поморщился.

— Ты давай не сквернословь в моем лесу, а то не посмотрю, что ты трясинный хозяин.

— Да ладно, — махнул лапой болотник, — что ты там сможешь!

— Да уж смогу, чай, постарше тебя буду. Поопытнее.

— Ладно, прости, погорячился немного.

— Так что решим-то? — подал голос водяной.

— Да что решим, раз такая непруха, отдам я тела. Я действительно губернатора помню, дядька он лютый, раз ему приспичило — от моего болота даже кочки не останется. Все сроет и агрохолдинг построит. Так что отдам. Завтра их найдут без всякой техники.

На следующий день тела детей действительно нашлись. Поиски закончились, следственная группа, осмотрев все, что хотела, отбыла в город, изучать результаты вскрытия и думать, где искать убийцу. Михалыч, уставший как конь на пахоте, наконец-то добрался до дому, с удовольствием попарился в баньке и решил отложить все дела на завтра, не подозревая, какой сюрприз ему приготовила начинающая ведунья.

Лелька не полезла к уставшему пенсионеру. Навестила она его на следующий день на ближнем выпасе, взяв с собой найденный в кладовке нож, от которого медальон холодом жег грудь.

— Здравствуйте, Павел Михайлович.

— А, Леля! Здравствуй-здравствуй, красавица. Что у тебя, дело какое?

— Да, Павел Михайлович, всех вы насквозь видите. Дело действительно есть, хотя несколько необычное. Минут пятнадцать у вас найдется?

— Ну прям зацепила ты меня за самое любопытство. Найдется, чего не найтись, чай, сам себе хозяин.

— Мы можем отойти в сторонку, туда где тень?

Михалычу было ужасно любопытно, он вообще был человеком любознательным и, встретив хоть маленькую тайну, места себе не находил, пока не разгадает. Но девушка смогла его удивить, как никому не удавалось ни до, ни после.

— Павел Михайлович, это ваш ножик? — Лелька достала из кармана найденный в кладовке нож и протянула собеседнику.

— Господи, — ахнул тот, — да откуда же он у тебя? Это ж мне дядька с фронта привез!

Михалыч вспомнил, какой был праздник, когда отец и его брат вернулись с войны, пораненные, но живые. Гуляла вся деревня, даже, казалось, сосны плясали. Именно тогда отцовский брат, подозвав племянника, протянул ему нож потрясающей красоты. Пенсионер вспомнил, как удобно ложилась в ладонь прекрасная черепаховая рукоять, с каким звуком выскакивал быстрый, как молния, клинок, как завидовали ему все, буквально все пацаны.

И тут он вспомнил и остальное: случайные проигрыш и жгучую обиду, когда уже почти ставший другом Пашка забрал его чудо-подарок.

— Откуда у тебя это?

Лелька молчала, но откуда-то из-за спины раздался голос:

— Я отдал.

Михалыч обернулся и испытал самое большое потрясение в своей непростой жизни. На него смотрел Пашка! Тот самый, погибший много лет назад, чью смерть он всегда помнил неизбывной тяжестью вины, чью могилу регулярно навещал и обихаживал. Других-то родственников у Пашки не осталось.

— Пашка! Как ты здесь? Ты же умер тогда…

— Нуда, умер. Только вот застрял…

— Да как же так-то!

— Павка… Ой, наверное, Павел Михайлович… Помоги мне, а?

— Да какой я тебе-то Михайлович… И чем помочь-то могу?

— А вот, она расскажет, — и призрачный мальчишка кивнул в сторону юной ведуньи.

— Павел Михайлович, Пашу держит в нашем мире важное для него дело. Связано оно свами и если вы не согласитесь помочь, то он навсегда останется здесь неприкаянным духом.

— Да какое дело-то? Слушайте, а может в церковь сходить? Службу закажем? Поможет?

— К сожалению, нет. Пашу не крестили, а теперь что-то с этим сделать уже нельзя. Ноя думаю, что мы сами справимся. Помните тот спор, из-за которого Пашка на сосну полез?

— Никогда не забывал. Кабы не моя дурость, ничего бы не случилось.

— Ну, дурость наша с тобой общая была, — снова вступил в разговор призрак. — Но ты помнишь, на что мы спорили?

— Дана щелбаны же! Мы все на них только тогда и спорили.

— Ну вот, я спор-то вроде выиграл, на сосну залез, и слез почти. А щелбаны не поставил. Вот и застрял здесь.

— Так только в этом беда? Давай тогда ставь!

— Павел Михайлович, вам бы присесть, — продолжила Лелька. — Все-таки Паша несколько… неживой. Кто его знает, как все пойдет.

Михалыч присел на лежащее поблизости старое бревно и подставил лоб. Призрак подлетел поближе и принялся за дело, выполнение которого так долго держало его в неволе. Михалыч и понять-то толком ничего не успел, только и услышал, как Пашка отсчитал десяток проспоренных когда-то щелбанов, почувствовал ледяное прикосновение ко лбу и увидел, как растворяется с улыбкой в воздухе старый школьный приятель.

— Спасибо! — прошелестел то ли призрак, то ли ветер, и все закончилось.

Преодолевая внезапно нахлынувшую слабость, Михалыч глянул на Лельку.

— Ты мне, красавица, скажи-ка, это что сейчас было?

— Не могу, Павел Михайлович. Я и сама ничего не понимаю, только чувствую, что он ушел, уже окончательно.

— Непростая ты девка, да и темнишь знатно. Ну ладно, видать не моего ума это дело, меньше знаешь — крепче спишь. Мне земных дел хватает, во всякую чертовщину я, пожалуй, не полезу. Не настолько любопытный.

— Павел Михайлович, возьмите травяной сбор, — девушка всунула ему в руку пакетик. — Это общеукрепляющий, вам сейчас надо. Просто заварите как чай и попейте, он вкусный и душистый.

— Спасибо, Леля. Точно надо?

— Точно-точно. Вы же знаете, я в травах разбираюсь.

— Ладно, беги уже, вижу, что спешишь.

— До свидания. Павел Михайлович. Спасибо вам большое.

Михалыч посмотрел вслед уходящей девушке и побрел в сарайчик, где стояла печка, заваривать чай.

Ночью Лельке снова приснился необычный сон, как когда-то зимой. За стеной из серебристой дымки разговаривали двое.

— Здрав будь, отрок, — приветствовал низкий голос.

— Здравствуйте. А вы кто? — Лелька сразу узнала Пашку. Все-таки общалась она спризраком долго.

— Асам-то как думаешь? — с подначкой спросил бас.

— Сторож? — предположил пацан.

— Неужто похож? — весело отозвался неизвестный.

— Не очень. Просто кто здесь еще может быть? Что бога нет, нам объясняли, так что вы, наверное, охраняете переход? Как мне мамку найти?

— С твоей мамкой все не так просто, малец.

— Почему? Она же давно померла, значит долго уже меня ждет.

— Понимаешь, какое дело… Мамка твоя считай сама себя загубила. Случается, что человек слабым оказывается, жить не может и помереть боится, вот и спускает свою жизнь зазря. Ладно еще, коли смерти в бою ищет, а твоя мать вовсе напрасно жизнь потратила. А боги, хоть тебя и учили, что их нету, такого не любят. Жизнь человечья — это великий дар и распорядится им надлежит по-хозяйски. А вы с мамкой все впустую просадили, что ты, что она.

— И что теперь будет? Я с ней не встречусь? — Лелька просто чувствовала овладевшее мальчишкой отчаянье. Столько ждал, так рвался и все зря…

— Ну почему, встретишься. Только попозже. Тут вот как получилось: мать твоя была христианкой. Так?

— Ну в церкву она не ходила, но бабка ее крестила. Тогда всех крестили.

— Во-о-от. То есть она находилась под покровительством Христа, и душа ее после смерти должна была к нему и отправиться, а он бы ей уже наказанье за напрасно расфуканую жизнь и выдал.

— Это как, в ад что ли?

— Скорее всего. Но я решил твоей мамке помочь. Перехватил душу-то.

Лельке отчаянно хотелось закричать, чтобы Пашка не верил этому голосу, чтобы бежал от него быстрее. Она успела понять, что боги не бывают добрыми и всепрощающими, что им нет до людей никакого дела, люди для них ну не пища, а кормовая база, это явно. Однако кричать она не могла. Не было у нее во сне голоса.

Наивный мальчишка отреагировал по-своему.

— Спасибо вам. А где она теперь, мама моя?

— Понимаешь, совсем без наказания ей оставаться было нельзя. Никто не может нарушать равновесие, раз есть проступок, будет и наказание.

— То есть она теперь у вас в аду?

— Нет, что ты. У меня ада нет. Поговорили мы с твоей мамкой, и она выбрала себе дорожку. Ее душа теперь в разных обличьях поживет, научится жизнью распоряжаться правильно. Белкой побегает, сосной постоит, горлицей полетает, а там и вновь человеком родится.

— Амне-то как быть? Я к ней хочу.

— А вот смотри… Когда она снова станет человеком да подрастет, ты можешь снова у нее родиться.

— А сейчас-то мне как быть? Тоже белкой?

— Можно и белкой, но тогда может так получиться, что вы с мамой твоей разойдетесь.

— Это как?

— Ну, она уже станет человеком, а ты все еще сосной стоишь.

— А как тогда мне быть?

— Оставайся здесь, послужи пока мне. А как время придет, я тебя к ней отправлю.

— А точно отправите?

— Точно.

— А мне одна ведунья говорила, что человеческая клятва самая сильная — кровью рода. А если не человек, как вы, например, то тогда силой клянутся.

— Экой ты шустрый. Значит с бога хочешь клятву взять? А не надорвешься?

— Так мне все едино без клятвы-то. Потом ли пропасть, или сейчас, сразу.

— Ну ладно, уважаю храбрецов. Коли будешь мне служить честно, то клянусь божественной силой, станешь ты вновь сыном своей матери и жить вы будете хорошо, если сами снова все не попортите. Готов к службе?

— Готов.

Голоса пропали, словно говорившие ушли куда-то далеко, а серебристый занавес растворился в паутине Лелькиного сна.