Лэрд, который меня любил

Глава 1

— Настоящая, живая герцогиня?

Кейтлин Хёрст рассмеялась причитаниям своей младшей сестры:

— Да, настоящая живая герцогиня, а не настоящая мёртвая герцогиня.

— Ой, ну ты поняла, что я имела в виду, — Мэри упала на кровать, где уже лежали дорожная сумка её сестры, три бальных платья, стопка только что сложенного нижнего белья и пара истоптанных бальных туфель. — Как бы мне хотелось самой поехать в дом настоящей живой герцогини на трёхнедельный светский приём!

Кейтлин уложила в баул на полу пару заштопанных чулок.

— Уж не завидуешь ли ты моему единственному развлечению за последние несколько месяцев?

— Нет, мне просто хотелось бы поехать вместе с тобой, — Мэри раскинула по сторонам руки. — В письме герцогини говорилось о прогулках в парке, скачках на лошадях, стрельбе из лука, карточных играх…

— Этот аспект маме как раз не понравился.

— Да, но папа сунул тебе гинею, чтобы тебе было на что играть, а, значит, это не может быть слишком плохо. К тому же, маму смутили не игры, а бал — маскарад. Я, по правде, решила, что она никуда тебя не пустит, когда герцогиня написала, что тебе потребуется костюм.

— Мне пришлось пообещать, что я не надену маску и буду вести себя как подобает хорошо воспитанной молодой леди.

Брови Мэри поднялись:

— Ты сможешь это выполнить?

— Я выполню это, — сказала Кейтлин пылко и убеждённо. Она всегда вела себя достойно; но тут она с беспокойством вспомнила, что тоже хотела хорошо себя вести, когда утратила свою сдержанность. Она не горела желанием нарушать правила, установившиеся в обществе; но, когда её дразнили или злили, её боевой характер прорывался сквозь осторожность и разумность.

Кейтлин засунула в дорожную сумку шаль с большим усилием, чем требовалось. Пропади оно всё пропадом; если бы только она сдержалась тогда, три месяца назад, и не позволила Александру МакЛину вынудить её сказать и сделать то, чего не следовало. Но теперь уже поздно было что — либо делать — разве что использовать так удачно подвернувшееся приглашение для восстановления благосклонности общества по отношению к ней и к её семье.

Мэри изловчилась и коснулась одного из новых платьев, разложенных на кровати и готовых к оборачиванию в бумагу, прежде чем их упакуют:

— Наверняка ни у кого в доме герцогини не будет таких красивых платьев, как эти. Ты шьёшь лучше большинства модисток с Бонд Стрит.

Кейтлин улыбнулась:

— Спасибо. Какой приятный комплимент. Особенно я горжусь серебристым; оно для маскарада.

— На тебе оно прекрасно смотрится, даже при том, что мама заставила тебя поднять повыше вырез, — Мэри скорчила гримасу. — Если бы делать по её, ты пошла бы на маскарад, зашитая от подбородка до пальцев ног в широкий полотняный картофельный мешок. Мама чересчур переживает, хоть даже и из — за тебя, — лицо Мэри порозовело.

Хорошее настроение Кейтлин улетучилось:

— Я больше никогда не позволю своей вспыльчивости снова взять над собой верх. Если бы я не вела себя так ужасно, то Триона не почувствовала бы необходимость явиться ко мне в Лондон на выручку, и тогда бы ей не пришлось выходить замуж, и… — Горло Кейтлин болезненно сжалось.

Мэри схватила сестру за руку:

— В конце концов, ведь всё устроилось. Триона глубоко полюбила своего нового мужа и сказала, что должна бы тебя благодарить за то, что встретила его. А бабулю ты сделала очень счастливой женщиной. Она возбудилась, как ягнёнок при виде похожего на него шерстяного свитера.

— Бабушка считает, что всё, что имеет отношение к МакЛинам — это чудесно, особенно когда у неё появилась возможность заполучить нескольких правнуков.

— А, наверное, это так…

Из прихожей послышался шумный топот, прозвучавший, как возня целого стада телят. Потом короткий стук, — и дверь настежь распахнулась, обнаружив за собой Уильяма, старшего из их братьев, за ним следовали на удивление элегантно одетый Роберт и слишком тощий Майкл.

Все они были очень высокими, особенно Уильям, который в двадцать один год достигал впечатляющего роста в 1,93 м, и плечи его были соответствующей ширины.

Майкл, только недавно оправившийся от очередной грудной болезни, бросил своё долговязое шестнадцатилетнее тело на стул у камина:

— Ну? — спросил он, разглядывая платья и туфли, и безделушки, валявшиеся по всей комнате. — Я — то думал, ты уже всё упаковала!

Мэри оскалилась:

—У Кейтлин было только две недели на сборы; ты же знаешь, что этого недостаточно.

Кейтлин одарила Майкла ровным взглядом:

— Вы все пришли нам мешать? Уверяю вас, что нам и так есть чем заняться, а не только вас развлекать.

Роберт разглядывал содержимое кровати через лорнет, который он стал носить не так давно:

— Господи Боже, женщина! Сколько же всего ты с собой берёшь?

Кейтлин посмотрела на брата, прищурив глаза:

— Ты обязан использовать эти нелепые окуляры?

— Это модно, — сказал он весьма решительно, хотя выглядел не слишком уверенно.

— Среди близоруких циклопов — возможно.

Мэри хихикнула, а Майкл и Уильям громко захохотали.

Роберт засунул лорнет в карман и произнёс высокомерным тоном:

— Только потому, что ты не ценишь хороший стиль…

— Она ценит, тоже ценит! — перебила его Мэри. — Ты бы видел, какие она сотворила платья.

Кейтлин разгладила голубой халат на кровати.

— Если верить списку развлечений, предлагаемых герцогиней, у меня платьев меньше, чем нужно, но придётся как — то выкручиваться. Я всегда могу сменить накидку и туфли и внести небольшие изменения, чтобы выглядеть по — новому.

— Кейтлин даже переделала своё старое платье наездницы, — Мэри дотянулась до дорожной сумки и бережно потрогала коричневый вельветовый наряд для верховой езды. — Когда ты вернёшься, ты поможешь мне сделать такой же?

Майкл громко засмеялся:

— И куда ты будешь его надевать? Для верховой езды у нас только и есть, что старая толстая помещичья кобыла.

Мэри фыркнула:

— Важно не то, как выглядит лошадь, а то, как выглядит наездник.

— Провести много часов за изготовлением платья для верховой езды только для того, чтобы надеть его один — два раза в месяц? — Казалось, Майкл очень удивился этой мысли.

— Если оно мне пойдёт, я смогла бы.

— Тщеславие — это порок. Папа говорил нам это миллион раз.

— Это вовсе не тщеславие — желание хорошо выглядеть; тщеславие — это когда ты считаешь, что выглядишь настолько хорошо, что даже неважно, во что ты одет.

Тут между Мэри и Майклом начался спор, который разгорелся ещё больше, когда Роберт и Уильям начали их подначивать.

Кейтлин не обращала на них внимания и убрала расшитую блёстками накидку, которую она купила в пору своего короткого пребывания в Лондоне три месяца назад. Неужели это было так давно? Весь этот эпизод казался ей выцветшим ночным кошмаром. Она уже не могла отчётливо вспомнить ни балов и платьев, ни роскошных угощений и городских достопримечательностей, но она помнила каждую секунду, проведённую в опасном флирте с Александром МакЛином. Она чётко помнила, как разрешила ему учить её верховой езде. Как несмотря на то, что она ясно дала понять одному из грумов, чтобы он оставался поблизости для соблюдения внешних приличий, МакЛин легко и быстро избавлялся от него, посылая то за разными упавшими перчатками, то за унесённым шарфом, даже в такие дни, когда никакого ветра не было и в помине.

Щёки её запылали, когда она подумала о собственном участии в надувательстве слуг. В те времена всё, о чём она могла думать, это как ей хочется чувствовать сильные руки МакЛина вокруг неё, о том, как долог его горячий поцелуй и… Она гнала прочь воспоминания. Те дни прошли, и значат они меньше, чем воображаемый ветер.

Она заставила себя улыбнуться Мэри:

— Я сделаю тебе наряд для верховой езды, когда вернусь. Мы можем использовать старый синий вельвет от твоего детского пальто и ту старую золотистую оперную накидку, что хранится у мамы в сундуке под чердаком. Цвета подойдут идеально, а где ткань совсем истёрлась, прицепим шёлковые цветы, — никто и не заметит. Я так поступила с одним из своих обновлённых недавних платьев.

Моментально забыв о своей позе изнурённого светской жизнью человека, Роберт фыркнул:

— Ты планируешь водить за нос сливки общества умелым размещением нескольких цветов? Да они сразу раскусят твой обман.

Кейтлин сложила тёмно — синий шёлковый шарф и убрала его в дорожную сумку.

— Ой, да они и не узнают. Раньше же они не догадались. — Она уложила пару сатиновых туфелек в чемодан рядом с другими. — Только три пары туфель. Если бы у меня было ещё две.

Уильям, бездельничавший в проёме двери, поднял брови, глаза лениво сверкнули:

— Сколько же пар туфель нужно для простой светской вечеринки в загородном доме?

— Это вовсе не простая загородная вечеринка, — запротестовала Мэри. — Она проходит в замке настоящей живой герцогини!

— Я должна была бы иметь по паре туфелек к платью каждого цвета. Придётся как — то выкручиваться, — Кейтлин уложила последнее платье в чемодан, заботливо его подогнула и затем закрыла крышку. — Я всё ещё не исключаю, что мама войдёт и скажет, что передумала.

— Не скажет, — сказал Роберт голосом с оттенком превосходства.

Кейтлин посмотрела на него:

— С чего ты взял?

— Я нечаянно подслушал их разговор с отцом. Мама думает, что ты сможешь сдержать себя в течение нескольких коротких недель, и что ты добилась удивительного прогресса со своим характером. Ты почти избавилась от вспыльчивости в эти последние три месяца. К тому же, — он ухмыльнулся, — она надеется, что ты встретишь кого — нибудь, подходящего на роль мужа.

Шёки Кейтлин зарделись:

— Не хочу я встречать никого, подходящего на роль мужа. — Она мечтала только о шансе восстановить доброе имя семьи и доказать своим родителям, что она извлекла урок из своей ужасной ошибки.

Честно говоря, единственное, что бесило её во всей этой истории, что МакЛина никто, казалось, даже не пытается осуждать, а ведь он был виновен в крахе Трионы не меньше Кейтлин. Если бы он не интриговал так целенаправленно, она бы вообще не обратила на него внимания. Но с первой секунды их знакомства, он дерзил ей и бросал ей вызов; и она обнаружила, что ей не хватает самообладания, чтобы его игнорировать.

Что было несомненно, так это то, что МакЛин твёрдо намеревался её поцеловать: она знала это, потому что он заявил ей это, когда они встретились в третий раз. Конечно, она тогда сказала что — то совершенно неуместное, типа: «Только попробуйте!», и тут — то всё и началось.

Между ними существовало очевидное влечение, которое вспыхнуло сразу и страстно, заставив Кейтлин испытывать такие чувства, какие ей не доводилось испытывать раньше. Один поцелуй Александра МакЛина превратил её в трепещущее средоточие пылкой страсти. Хуже того, это вызывало такую же зависимость, как шоколад; и она обнаружила, что всё больше и больше ищет его поцелуев, всё больше и больше рискуя, чтобы привлечь его внимание, провоцируя его не меньше, чем он — её, пока оба они не оказались опасно близки к тому, чтобы переступить черту, которая должна была бы их предохранять.

Странно, но именно с воспоминаниями об этих поцелуях Кейтлин боролась пуще всего. Каждую ночь она закрывала глаза, и ей снились они — жаркие, страстные, решительные и…

Нет. Всё это в прошлом. Она закрыла дорожную сумку, затем поставила её рядом с маленьким кожаным чемоданом:

— Ну, всё! Я всё уложила.

Майкл посмотрел на чемодан:

— Здесь у тебя тоже одежда?

Мэри нахмурилась:

— Уж не думаешь ли ты, что она могла сложить все свои платья и наряд для верховой езды в одну дорожную сумку? Помоги теперь Кейтлин донести вещи до вестибюля. Герцогиня послала за Кейтлин собственный экипаж, и он будет здесь с минуты на минуту.

Роберт схватил дорожную сумку и вышел из комнаты, говоря через плечо:

— Готов поспорить, что лошади окажутся комплектом первоклассных скакунов.

Уильям подхватил кожаный чемодан, как будто он ничего не весил, вскинул его на плечо:

— Я тоже хочу посмотреть на лошадей.

Широко ухмыляясь, Майкл засеменил к двери:

— Кейтлин, мне сказать маме, что ты скоро спустишься?

— Да, пожалуйста. Я только проверю, ничего ли я не забыла.

— Прекрасно. — Он подмигнул и вышел.

Мэри задержалась у двери:

— Ты будешь писать, так ведь?

— Каждые три дня.

Мэри вздохнула:

— Думаю, что будешь. Мне так хотелось поехать с тобой. — И с тоскливым видом она тоже вышла.

Кейтлин взяла своё блёклое шерстяное пальто и толстый шарф. Она наденет всё это со своими благоразумными ботинками, а когда через два дня они приедут в замок Бэллоч, она сделает остановку и переоденется в свои более модные, но не менее тёплые пальто и башмаки.

Она в последний раз окинула взором свою комнату. Затем, довольная тем, что ничего не забыла, она вышла, закрыв за собою дверь.