Допрос Федора Годуна продолжался уже больше часа. Циммер негодовал, грозился застрелить партизана на месте, бил Федора по лицу, — а рука у него была тяжелая — это все знали, не только арестованные.
Потом Циммер начинал почти спокойным голосом уговаривать Годуна выдать своих товарищей. Он обещал, что тут же отпустит его на все четыре стороны, даже прикажет доставить его домой в служебной машине, иначе…
— Ты, наверное, догадываешься, что тебя ожидает?.. Лучше говори.
Годун молча сидел на табуретке, низко опустив голову. Когда его били, он не стонал, лицо было строгим, решительным, почти спокойным. Он чутко прислушивался к тому, что говорила Оксана. Девушка пока его не выдала. А это уже обещало какую-то надежду. К какому же выводу она придет? Как поступит? Неужели не захочет впутываться в такое опасное дело? Осторожная девушка. Ни одним движением, ни одним словом не показывает своего истинного отношения к словам Федора.
Но как же все-таки помочь своим? Они там в полной неизвестности, ждут его. На возвращение нет никакой надежды. Даже в самом лучшем случае Оксана вряд ли сможет помочь ему в этом…
Зазвонил полевой телефон. Комендант снял трубку, но голосу узнал — звонит Фридрих Носке.
— Будет сделано, мой полковник, — сказал он.
Федор услышал, как в трубке загудел неприятный решительный голос — голос, который привык приказывать.
— Слушаю, все понял. — Циммер кивал, прижав к уху трубку. Потом он аккуратно положил ее на рычаг, вытащил из кармана платок, вытер потный лоб, шею и, бросив быстрый взгляд на арестованного, проворчал: — Русский свинья. Бандит… — И крикнул: — Связать его! — Эти слова он хорошо знал по-русски.
Солдат кинулся исполнять приказ коменданта. Он схватил Федора за воротник, рывком поднял со стула, толкнул к дверям.
— Пашель!
В комнате наступило тягостное молчание.
Комендант пристально посмотрел на Оксану и сказал отчетливо, со значением:
— Вас немедленно просит к себе полковник. Около комендатуры стоит его машина. Доброго вам настроения, фрейлейн!
«Кажется, пронесло…»
— Благодарю, капитан, — сдержанно ответила Оксана и вышла из комнаты.
Полковник встретил Оксану на улице. Поцеловал руку, улыбнулся. Когда подъехали к зданию штаба, он любезно открыл дверцы «опеля», помог ей выйти.
— О, господин полковник, зачем беспокоиться. Я сама, — смущенно сказала девушка.
Полковник усмехнулся:
— Я умею ценить хороших людей, дорогая фрейлейн. Я знаю, вы преданный нам человек, очень нужный человек. Германия вас не забудет. Мы все верим — вы тоже, надеюсь, — что наша победа близка. Нас ведет к ней наш фюрер. — Полковник вытянулся и выбросил вперед руку. — Отходы наших частей — это временное отступление, слово чести немецкого офицера, дорогая фрейлейн, — временное! Там, в фатерланде, скажу по секрету, готовится одна интересная штучка… Видите, фрейлейн, как я откровенен с вами.
Полковник Фридрих Носке был в отменном настроении.
Оксана насторожилась, слушала полковника, ожидая, что он скажет что-то важное, стоящее. А он разглагольствовал о своей преданности фюреру, расхваливал Берлин, куда ему в ближайшее время предстоит поездка в ставку с особым докладом.
Оксана понимала намеки полковника: он был уверен в успешном завершении карательной операции, за что получит награду. Ей вспомнился Федор Годун, вспомнились его слова: «Тебе приказано достать план блокады. Ты сможешь». Она не могла забыть об этом. И о том, какие глаза были у него в тот момент!..
Оксана не могла знать подробного плана блокады, не знала даже, где его найти, как завладеть им, чтобы потом переправить партизанам… Надо попробовать выведать у полковника, как идут дела по ликвидации партизанского соединения. Оксана доверительно взяла полковника под руку.
— Господин полковник, — начала как бы между прочим, — как я понимаю, добрые дела вершатся не только в Берлине, но и тут, в районе Буян-озера.
— О, конечно, фрейлейн, не утаю: моя дивизия держит партизан в кулаке. Мертвой хваткой! Через несколько дней вот здесь, — он кивнул в сторону площади, — будем вешать главного партизанского бандита… как его зовут… дядьку Андрея! Вы знаете его? Видали когда-нибудь? — Он быстро взглянул в лицо Оксаны.
— К сожалению, нет, — спокойно сказала она.
— Тем лучше для вас. Понимаю, женщины жалостливы, нервы слабые.
Оксана подняла голову:
— Я твердая, не боюсь. Между прочим, господин полковник, твердости научили меня вы, немцы.
— Вы не делаете открытия, фрейлейн. Мы учим весь свет, как нужно жить, и научим — уверяю вас…
— Но меч и бомбы все же, пожалуй, не лучшие средства… — не удержалась Оксана. Но полковник не заметил ее колкости.
— Вы правы, милая фрейлейн. Мы не брезгуем ничем в достижении цели, запомните это. Гитлер — великий человек! Мы завоюем с ним весь мир. Хайль!
— Правда, здесь этому немного мешают партизаны, — кокетливо улыбнулась Оксана.
— О, вы умеете шутить! Ценю такое качество у людей, а у вас особенно, милая фрейлейн. Но чего стоит ваша шутка, вы сейчас убедитесь сами. Я экстренно вызвал вас на один интересный разговор, чтобы получить самые свежие и самые полные сведения о положении в партизанском логове.
— Через меня? Боже упаси, я ничего не знаю и знать, признаться, не хочу!
— Дело в том, — продолжал уже совсем другим тоном полковник, — что оттуда прибыл наш агент. Прошу вас, будьте при этом разговоре. К сожалению, он не говорит по-немецки. Вот вы нам и поможете понять друг друга.
— Всегда рада, господин полковник.
Они вошли в просторный, залитый солнцем кабинет с высокими окнами. У окна стоял стол, прикрытый стеклом. На столе, как обычно: телефон, письменные принадлежности, справа — серая коробка рации. К столу был приставлен еще один небольшой столик, на нем — ваза с цветами и блюдо с крупными яблоками. Тут же бутылки с коньяком и шампанским.
Носке подвинул Оксане кожаное кресло. Сам уселся напротив, спиной к окну, забарабанил по столу длинными белыми пальцами.
— Ну как, фрейлейн Оксана, нравится вам тут? Знаете, я люблю комфорт, порядок, уют, если хотите…
Девушка кивнула полковнику, удобно устроилась в кресле. Рассеянно взглянула на большую карту, сплошь утыканную флажками. Она висела на стене прямо перед ней, около высокого коричневого сейфа.
— Хотите знать положение на фронте? — перехватил ее взгляд Носке. — Оно, слава богу, стабилизировалось. Моя дивизия стояла вот тут, под Брянском. Там мы создали надежный оборонительный вал. Русские разобьют себе лбы, когда сунутся сюда… О, я и забыл, — спохватился Носке, — пробуйте яблоки, милая фрейлейн. — Он протянул ей вазу. — Берите, пожалуйста, это, кажется, называется «Белый налив»? Чудесный сорт! У нас, в Германии, такие не растут. Да, земли у вас здесь великолепные! Как это называется… Чернозем? Да?
— Благодарю, господин полковник, — улыбнулась Оксана и вежливо, но твердо напомнила: — Нам, как я понимаю, предстоит работа, и очень важная. Я к вашим услугам, господин полковник!
— Хорошо, — Носке бросил пытливый взгляд на девушку. — Вы правы. У нас все еще впереди: и чествование и подарки.
Он незаметно надавил под столом кнопку. Потом налил воды в стакан, отпил несколько глотков, вытер губы белоснежным платком.
Дверь отворилась, и в кабинет тихонько вкатился круглый, как бочонок, человечек. Ему было лет тридцать — тридцать пять, одет во все новое, хорошо пригнанное к его плотной фигуре. Он почтительно снял серую кепку, низко поклонился. Волосы у него были рыжеватые, легкие как пух. А брови черные, густые.
Оксана приготовилась.
— Вот что, — сразу начал полковник. — Давайте разберемся в обстановке. Бандиты еще живы? — Он саркастически усмехнулся.
— К сожалению, еще живы, господин полковник, но уже съели и коров и лошадей. Видел при одном отряде собак — их учили бросаться под танки. Когда добирался сюда, снова был в этом отряде. Но собачек что-то не услышал. Видать, их зажарили…
Полковник расхохотался:
— Скоро, я думаю, сами себя жрать начнут! Скажи… — Он запнулся, припоминая имя агента.
— Егор Климчук, — подсказал тот.
— О, Климчук. Красивое имя. Так вот, господни Климчук, как я понимаю, у партизан дела плохи.
Мы разбросали листовки, предлагали сдаться. Обещали жизнь, возвращение на место жительства.
Климчук сделал скорбное лицо:
— Они об этом даже не думают, господин полковник. Я пробовал подбить некоторых, говорил им, чтобы бросали оружие, шли домой… Ни один не согласился. Даже старики упрямятся. Они же все фанатики, господин полковник, с ними тяжело бороться.
— Ну зачем так пессимистично! Сила на нашей стороне. Сломим упрямцев: с голоду не сдохнут — бомбами закидаем. Хайль Гитлер!
— Хайль! — с готовностью подхватил агент.
— Ну вот, это другое дело. Мы не можем не победить, ибо с нами Гитлер!
— Я полностью с вами согласен, господин полковник.
— Так вы говорите, есть им нечего. На что же они тогда надеются? На бога, на черта? Как думают жить дальше?
Агент наклонился к полковнику, заговорил шепотом, скороговоркой, так что Оксана с трудом поспевала за ним:
— Они сооружают гать в районе Гнилого Брода: видно, думают выбраться из болота и податься в Климовицкую пущу.
— Гнилое болото? — переспросил Носке. — Это что-то новое. Где оно, надо уточнить. Мы пошлем самолеты, ударим артиллерией. Да-а, значит, их дела совсем плохи. — Он достал из ящика стола карту, развернул ее, потянулся за синим карандашом. — Господин Климчук, покажите мне точно, где это, в каком месте.
Агент подошел к столу.
Оксане хотелось рассмотреть карту, но она ничем не выказала своего любопытства. Носке сразу же заметил бы это, истолковал бы по-своему. Пожалуй, замкнулся бы и не стал откровенничать с ней. Она не должна допустить до этого и хоть чем-либо поколебать доверие полковника.
— Гнилой Брод вот здесь, господин полковник, — ткнул пальцем в карту Климчук. — На северной стороне болота Комар-Мох. За ним идут острова, вот они, с вашего позволения. Тут рукой подать до хуторов Шершни и Дуплянка. А дальше, за ними, глухая Климовицкая пуща. Вот сюда и хотят пробраться лесные бандиты. Тут уж их ничем не достанешь…
— Хутора Шершни и Дуплянка? — переспросил полковник, глядя на карту. — От грунтовой дороги в двадцати километрах. У нас здесь нет никакого прикрытия. Все становится ясным как день, господин Климчук. Мы уж постараемся залатать эту прореху. Они не знают, какую кашу варят. Так у вас говорят, фрейлейн Оксана? Им ее не скушать. Да? — К полковнику опять возвращалось хорошее настроение. — Сколько же в болоте осталось бандитов?
— Много их, господин полковник. — Климчук наморщил лоб. — По моим подсчетам, их там не меньше пяти тысяч. Из оружия они имеют около десятка минометов, четыре пушки, противотанковые сорокапятки, ну и конечно, винтовки и автоматы. С боеприпасами у них туговато.
— И беженцы там же с ними, в болоте? А их приблизительно сколько?
— Точно сказать не могу, господин полковник, но тысяч семь, думаю, наберется.
— Значит, в болоте Комар-Мох двенадцать тысяч? Счет солидный. Металла на них придется потратить немало… Значит, Климовицкая пуща… Гать…
— Вот и весь мой доклад, господин полковник, — угодливо улыбнулся Климчук и встал по стойке «смирно».
Полковник улыбнулся:
— Вести для нас весьма своевременные. Хайль Гитлер!
— Хайль! — Агент потоптался в нерешительности. — Какие будут дальнейшие указания, господин полковник? Я могу идти?
— Разумеется, — рассеянно бросил Носке.
Однако, как только агент повернулся и сделал шаг к дверям, как бы спохватился:
— Постойте, Климчук!
— Слушаю, господин полковник! — Агент снова вернулся к столу, лицо его выражало крайнее внимание.
— Мы будем сжимать наш стальной кулак. На вас же возлагается важная задача. Я думаю, вы успешно справитесь с ней. — Носке встал из-за стола, подошел к агенту, дружески похлопал по плечу.
— Принесите мне, господин Климчук, голову этого, как его — дядьки Андрея… Мы посадим ее на кол здесь, на площади. Понимаете, как это будет символично?!
Климчук испуганно спросил:
— Господин полковник шутит? Мне, одному?..
— Не будем же выписывать из Берлина для такой операции Отто Скорцени, а?
— А кто такой этот Отта? — пролепетал Климчук в полной растерянности.
— Вы не знаете? — удивился Носке. — Напрасно. Если бы был здесь Отто Скорцени, он с удовольствием взял бы на себя эти хлопоты. Скорцени, мой дорогой, это… словом, у нас в фатерланде Отто Скорцени — агент номер один. Любимец фюрера.
Климчук забормотал:
— Дядька Андрей, как вы изволите выразиться, фигура популярная. Охрана у него надежная, проникнуть к нему в штаб трудно…
— Разумеется, мой дорогой, — хмуро перебил Носке. — Я это знаю не хуже вас! Тем более. Даю вам сроку три дня. 12 сентября в 12.00 жду вас с трофеем. Помните, вас ожидает большое вознаграждение — и не только денежное, вы получите землю, как это говорят у вас, имение. А главное — личную благодарность фюрера, может быть, даже крест…
Климчук вздрогнул, побледнел.
Полковник похлопал его по плечу:
— Теперь можете идти, господин Климчук. Хайль Гитлер!
— Хайль! — вскинул руку Климчук и выскочил из кабинета.
Полковник захохотал. Он был доволен, что так ошеломил агента. Вернувшись к столу, обратился к Оксане:
— Видите, фрейлейн, как тяжело приходится на войне. Нужно думать и думать. Создавать планы и туг же перечеркивать их. Без жалости посылать людей на смерть. Кстати, как вы думаете, принесет этот человек голову бандита?
— Может быть, принесет, — пожала плечами Оксана. Она теперь хорошо представляла обстановку в районе блокады, знала, как тяжело приходится партизанам. Но как выведать у полковника точный план карательной экспедиции? Карта с его пометками лежит совсем рядом на столе. Стоит только руку протянуть. Но как ее скопировать?.. Однако обстановка изменилась, полковник будет корректировать карту. Что же делать? Оксана стиснула руки. Попробовала сосредоточиться.
А полковник был явно доволен. Что ни говори, а вести получены важные. И главное — вовремя. Не прорвутся, не выскочат бандиты из окружения. Либо передохнут от голода, либо сдадутся в плен. И командир их, этот дядька Андрей, будет в его руках. Живой или мертвый. Полковник представлял себе, как фюрер пожимает ему руку и вручает Рыцарский крест. Самую высокую воинскую награду! Неужели это не сбудется?.. Но почему же нет? Нужно только хорошо постараться. Ковать железо, покуда оно, как говорят русские, горячо.
Оксана понимала хорошее настроение полковника. Зато ей стало совсем тревожно. Подумать только: двенадцать тысяч людских жизней в руках этого человека!.. Необходимо заполучить карту… А может, обойтись и без нее? Написать, скажем, записку. Расспросить Носке, узнать их планы… Задача труднейшая…
— Фрейлейн Оксана! — услышала она как сквозь сон голос полковника. — Мы хорошо с вами поработали… Бог к нам, как видите, милостив. Помнится, мы договорились: сегодняшний вечер вы дарите мне. В двадцать ноль-ноль я заеду за вами. Хайль Гитлер! — Носке привычно вскинул руку, что в данной ситуации было несколько неуместно.
Оксана устало поднялась с кресла и заставила себя мило улыбнуться.