Лесная крепость

Глава тридцатая

Занятые важными хлопотами, трое путников, привычных к военной обстановке, не очень-то прислушивались к гулу канонады. Взрывы сотрясали землю в разных направлениях партизанской зоны. То гремело где-то на южной стороне, то внезапно грохот боя перемещался на восток, а потом гул нарастал уже с запада.

Не жалеет враг ни снарядов, ни бомб, ни мин. Это особенно видно в лесу. Как будто страшная буря прошлась по опушкам и чащам и вырвала с корнем деревья, срезала вершины сосен и елок, изувечила осколками, оголила, покрыла ранами стволы березок.

А сколько ям от взрывов! Мишка Русак, Вадим и Егор Криворотый попали на обстрелянную полосу леса. Дорогу все чаще загораживали то поваленные деревья, то свежие, еще пахнущие порохом воронки.

Около высокого клена с содранной корой высился продолговатый холмик.

— Братская могила, — тихо сказал Михаил и снял с головы кубанку. Вадим и Егор стянули кепки.

Постояли молча. Потом осмотрелись по сторонам. Что тут было? Как погибли здесь люди? Кто они — партизаны, мирные жители, беженцы? На могиле не было ни столбика, ни надписи. Рядом темнели две воронки — глубокие, доверху забросанные изуродованными стволами и корнями — останками могучих сосен.

— Воронки от бомб, — сказал Вадим, — смотрите, вокруг все деревья с целыми вершинами, а здесь — прямое попадание.

— Глядите-ка! — закричал Русак, показывая рукой на одну из березок. — Винтовка! Вон на суку висит…

— Винтовка? Где? — оживился Егор.

— Да вон, на березе!

Вадим тоже увидел находку. В самом деле, высоко вверху, на обсеченной взрывной волной ветке, зацепившись за ремень, висела дулом в небо винтовка.

Странно было видеть ее на дереве. Она тихо покачивалась под порывами ветерка. А над ней, над желтеющими по-осеннему ветками, таяли легкие облачка.

Эта винтовка на фоне голубого неба выглядела печальным символом войны…

— Надо достать ее, — сказал Климчук, рассматривая ствол березы.

— Браток, ее уж давно бы достали! — сказал Мишка, поправляя ремень на гимнастерке. — А если ты такой прыткий — попробуй!

— Высоковато висит. А сучья у березы мелкие, ломкие, — сказал Вадим. — Нет, пожалуй, не достанешь.

Конечно, можно было бы изловчиться и достать винтовку, но Вадим не хотел, чтобы оружие попало в руки Климчука.

А тому очень хотелось заполучить лесной трофей.

— Братишки, ведь она целехонька и с прикладом — все, как надо, а?..

— Лезь да сними, — пожал плечами Мишка, — вот и все дела!

— Товарищ командир, ты легкий. Тебя ветка выдержит.

— Скажи, ты всегда такой?

— Какой?

— На чужом горбу хочешь в рай попасть.

— Ну не шути, Мишка, попробуй, а то Дукора начнет приставать: где потерял винтовку да как? Он может не поверить, что я тонул…

— Не полезу, — решительно заявил Русак. — Нужно искать жердину… А так только время потеряем. Давайте на этом закончим прения. — Мишка бросил взгляд на свежую могилу. — Тут похоронены наши хлопцы — партизаны. Вечного вам сна, дорогие друзья! — Он наклонился, взял из-под ног комок земли, размял и высыпал на холмик.

С сожалением оторвал взгляд от березы Климчук. Раздраженно нахлобучил шапку на голову, взялся за носилки.

— Ну, Мишка! Хорошо. Запомню. Придет коза к возу…

— Ты хочешь, чтобы я всякий раз рисковал из-за, тебя? Фу ты, ну ты. Уже было, вытащил из болота, с того света, можно сказать. И сознательно, не забывай, шел на риск. А теперь должен шею себе свернуть. Ну знаешь, о себе, о винтовке похлопочи сам.

— Да я похлопотал бы. Но видишь — у меня вес…

— А я что, птичка?

— Ты же сам должен быть заинтересован, чтобы я имел оружие. А то вдруг встретимся с фашистами. Вы будете отбиваться, а мне что прикажешь делать?

— Будешь запасным. В резерве. Если, не дай бог, что с нами случится — с одним или с другим, — подменишь. Понятно тебе, боец Егор Климчук?

— Понятно, — буркнул Криворотый.

И они снова углубились в лес. Шли молча. Впереди Мишка Русак, он зорко оглядывал местность, на ходу выбирал наиболее удобные проходы через завалы, через глухие заросли. Тут еще было вполне терпимо, но впереди ожидало болото.

В своих скитаниях Вадим исходил немало болотистых мест, нахлебался болотной жижи, и, когда ветер донес запах стоячей воды, он поежился. Неужели болото? Одно дело, когда идешь по нему налегке, и совсем другое — с такой поклажей. Сколько времени уже потеряно! И неизвестно еще, чем все это обернется…

А что-то делают сейчас на острове дети? Как Алесь справляется с обязанностями старшего? Как девочка?.. Ну, с едой у них хорошо — молоко выручает. И шалаш есть…

И все же… С малышкой Алесю непросто. Нерадостная доля выпала девочке. Хорошо, что она пока не понимает этого. Может, посоветоваться с Русаком? Он парень добрый — придумает, как быть. Может, возьмет и сам поедет к детям… Тогда придется остаться вдвоем с Климчуком. Да, положение еще больше усложнится. Хоть Егор и без оружия, однако может такое выкинуть, что и не придумаешь.

Фактически они с Русаком конвоируют в штаб изменника. Там уж его заставят все рассказать, не отвертится. И все же, пожалуй, Русаку ничего говорить не стоит. Главное — скорей бы добраться до дядьки Андрея.

Старый лес постепенно редел — меж стволами теперь все чаще просвечивала синева неба. Впереди показ5-лась большая поляна. На открытом месте легче идти и веселей. Они ускорили шаги, радуясь предстоящему привалу.

И вдруг остановились, озадаченные: в конце поляны на стволе толстой вербы что-то белело. Похоже, была приколота бумага.

— Братцы! Видите? — Русак показал на вербу. — Что же это такое, а?

— Мишень, — предположил Вадим, — тут учились стрелять. Иди-ка посмотри, что да как.

Русак осторожно, краем поляны, пробрался через кусты к вербе. Через несколько минут он вернулся. Хмурый, насупленный.

— Ну?.. Чего это ты?

— Подойдите — увидите. Полезно посмотреть.

Поляна была когда-то полем, а теперь заросла мелким осинником. Вот и верба. Тут, оказывается, состоялся партизанский суд. Справа от дерева сложенное из жердей подобие скамьи — издали ее и не заметишь. На земле окурки, обрывки бумаги. На листе, приколотом к дереву, написано черной краской: «Паникер и провокатор Прокоп Жуковец, житель поселка Митковичи, подбивал партизан сдаться в плен. От имени белорусского народа здесь, на этом месте, он расстрелян. Смерть немецким прислужникам!»

— Прокоп! — не удержался от восклицания Егор.

— Ты что, его знал? — спросил Вадим.

— Был в сельпо продавцом, хомуты, веревки продавал, керосин…

— Хотел и людей продать, гад. Вот шкура! Я его тоже знал. Да как не знать? Однажды надул меня на десятку. Костюм покупал, так он самовольно цену накинул…

— Вот, вот, за ним этот грех водился, — быстро подхватил Егор. — Дурак, скрутил себе голову. И детей оставил, понимаешь, целую кучу — восемь у него было!

Вадим пристально следил за Егором. Сокрушается, осуждает. Слова говорит правильные. А сам-то кто? Не лучше Прокопа. Неужели, негодяй, не боится, не чувствует, что и самого такая участь ожидает?

— Все-таки жалко человека, — сетовал Егор. — Может, уж слишком…

— Надо, чтоб и другим неповадно было, — твердо объявил Русак. — Паника — страшное дело… Сам видел такое, когда проходил со своим взводом через Слоним.

— Ты в кадровых войсках был? — спросил Вадим.

— Ну да, в кавалерии служил. Видишь, галифе…

— Нечего, братцы, стоять, — напомнил Вадим. — Видно, что недавно здесь были партизаны. Значит, они где-то близко. Хорошо бы сдать им поскорей мешок.

— Донесем как-нибудь сами, — возразил Климчук. — Столько мучились. Отдадим лично в руки дядьке Андрею, пусть порадуется подарку из Москвы. Да вот Миша говорил — командир может и к медали представить.

Вадим мысленно чертыхнулся. Ну и ну! Подавай ему самого дядьку Андрея. Интересно, зачем? С какой целью? О медали думает, а сам хочет разнюхать, разведать…

Какое же у него задание на этот раз? Только бы из-под носа не скрылся, гад, а то наделает беды. Может, все-таки арестовать его, связать руки? И с Мишкой, как на грех, поговорить не удается. Главное, чтоб не спугнуть предателя…

Когда Криворотый и Вадим снова взялись за носилки, Вадим заметил, что руки у того дрожали.