Лесная крепость

Глава двадцатая

Адъютант дядьки Андрея, Мишка Русак, получил задание объехать партизанские посты в южной части острова, посмотреть обстановку, которая сложилась там за последние дни, предстоял разговор с бойцами боевых групп и подразделений. На юге острова подступов к нему было три. Все их защищали партизаны из отряда Володи Колесникова, москвича, оказавшегося здесь, в Полесье, после выхода из вражеского окружения. Командир он был строгий, деловой, смекалистый. На счету его группы было немало смелых, рискованных операций. В отряде Колесникова воевал и Вадим Николаевич Мурашко.

За последних два дня, Мишка знал, отряд Колесникова понес заметные потери. Сам командир был ранен, пуля задела плечо.

Мишке нужно было побывать и на стоянках беженцев, посмотреть, как там и что, если надо, поговорить, утешить, подбодрить, передать наказ дядьки Андрея не допускать паники, не впадать в отчаяние, строго соблюдать дисциплину. И конечно, выявлять болтунов, провокаторов. Вчера состоялась встреча с партизанской группой, что защищала дорогу на старой запруде около Желтого лога.

Собрались ребята у костра, хмурые, притихшие. Лица у всех осунувшиеся, озабоченные. Перво-наперво спросил Мишка, как у них с харчами.

— А ты загляни в наш котел, — посоветовал командир группы, усатый дядька с желтым отечным лицом.

Мишка подошел к огню. В котле, подвешенном между двумя рогатинами, булькало и пенилось варево. От него тянуло чем-то несвежим. Мишка взял деревянную ложку с длинной ручкой, помешал его, увидел, что там полно костей, белых, без мяса.

— По лесу подбираете? — спросил Русак.

— Каждая косточка на вес золота! — усмехнулся усатый. — Мы их ошпариваем, потом разбиваем молотком, для навара. А юшку заправляем крапивой. Подожди, и тебя угостим, посмотришь.

— Я и так вижу, — Русак хмуро обвел глазами партизан. Они сидели полукругом у костра, — от такой еды жив будешь, а…

— Ничего, смотри, все сидят настороже: боятся, чтоб, не дай бог, жир из котла не убежал…

— Ну уж это ты врешь! — выкрикнул худенький подросток с серым лицом и маленькими, глубоко запавшими недобрыми глазами. — Говори, Антонович, да не заговаривайся.

— А ну, где ты сейчас должен быть?

— Где, где? В бороде… — растерянно забормотал подросток.

— Вот то-то! А ты учуял варево, не выдержал, с поста убежал.

— Так там же мой напарник Васька. Да и отсюда все видно: на нашем участке фрицы ведут себя спокойно. Даже мин не бросают. Позавчера, правда… чтоб им было лихо, так обстреливали… Одна мина мне чуть на голову не упала.

— Ну и что, если бы и упала, — примирительно сказал пожилой партизан в шапке-ушанке и толстой, деревенской вязки фуфайке, перепоясанной широким солдатским ремнем. — Упала бы и отскочила…

— Ты разве по себе меряешь, по своей голове? — огрызнулся подросток.

— Ну, хлопцы, снова сцепились? — строго глянул на партизан старший группы, усатый. — Хватит. Лучше идите походите по лесу, может, каких-нибудь маслят насобираете. В котел бросим, приварок будет, для вкуса.

— Пожалуй, пособираем! Их уже на рассвете из земли повыдергали.

— Грибки тут для людей что конфетки, — объяснил усатый. — Даже дождевики и те в ход идут.

— Сырыми едят или отваривают?

— Отваривают. Я их пробовал. Кажется, неказистый гриб, а молодой да беленький, когда поварится, как боровик, вкусный!

— Нашел тоже — вкусный! У дождевика мякоть желтая, как труха.

— Сам ты как труха! — разозлился усатый. — А ну найди мне дождевик, хоть один, при тебе съем. Это мы до войны переборчивыми были.

— Оно конечно… — согласился Михаил.

— Еще у нас беда, товарищ Русак, — сказал старший группы. — Соли нет. Вчера последнюю вытрясли в котел. А без соли…

— Антонович, милый! — ласково заглядывая в глаза усатому, сказал Русак. — И у начальства ее ни черта нет! Однако скоро, друзья, добудем.

— И манна небесная посыплется с неба… — вставил свое слово ленивый голос. — Осталось одно — жить святым духом.

— Товарищ Русак! — спросил подросток с худым, бескровным лицом. — Я понимаю, мы попали в кольцо, мы погибаем…

— Сидишь возле полного котла и говоришь: погибаем… Я смотрю, ты просто провокатор! — вспылил партизан в шапке-ушанке.

Парнишка озадаченно хмыкнул, махнул рукой, мол, отстань, и продолжал:

— Неужели нам нельзя помочь? Неужели про нас Москва не знает?

— Почему не знает? — тихо ответил Русак. — Конечно, знает. Сведения туда поступают.

— И ни слуху ни духу? Молчит?

— Точно не знаю, друзья. Про ответ ничего не слышал, а если бы и слышал — не сказал бы: военная тайна.

— Понимаем, — согласно кивнул Антонович. — Но если бы знали, что, скажем, посылают к нам самолеты с харчами, боеприпасами, ух, как бы народ подбодрился!

— У меня есть и невоенная тайна, — сказал Русак, — после битвы на Курской дуге наступление наше продолжается. На днях освобожден Харьков.

— Ого, уже Харьков! — оживился командир группы. — Слышите, ребята? И Москва салютовала?

— А как же! И приказ Сталина был. Похвалил он и пехотинцев, и артиллеристов, и танкистов. Вообще, друзья, не за горами тот день, когда мы дойдем и до Берлина!

— Очень ты быстрый, товарищ Русак, — улыбнулся Антонович. — Однако и такое будет. Только доживем ли мы до того дня?

— Доживем, Антонович, — сказал партизан в шапке-ушанке, — доживем!

…Беседа затянулась до самой ночи. Пока Русак сидел у партизанского костра, его жеребчик Байкал пасся невдалеке на лужке. Хорошо было видно, как он пощипывает траву, как, стреноженный, осторожно переступает копытами.

Русак давно заприметил, что около Байкала крутились два подростка, лет по пятнадцати. Неужели позарились на лошадь?

Он быстро поднялся и подошел к ребятам, даже автомат снял с плеча для острастки. Мальчишки убежали и больше не показывались. Когда стемнело, Мишка привел коня к костру, привязал к стволу сосны и наказал постовому присматривать за ним, как за своим.

Ночь прошла спокойно. Проснувшись, Русак увидел, что старший группы Антонович закладывает в котел кости. Около тлеющего костра лежала горстка только что собранных волнушек. «Ну вот и грибков раздобыли, — довольно подумал Русак, — маловато, конечно, на восемь душ, но и это еда…» Увидев, что хозяин на ногах, тоненько заржал Байкал, задвигался, зазвенел уздечкой. Нужно было его покормить и напоить. Русак передал указания командира партизанского объединения Антоновичу, распрощался по-дружески с бойцами и поехал дальше.

Утро было ясное, теплое. Михаил думал о ребятах-партизанах из отряда Антоновича и сетовал, что ничем не мог им помочь. «Соли нет — серьезное дело, нужно доложить дядьке Андрею».

Конь шел неторопливо, словно нехотя.

Только сейчас Михаил почувствовал, как голоден. Можно было, конечно, дождаться завтрака у партизан, но Мишка видел, что отряду Антоновича и так приходится совсем худо. Ребята все — кожа да кости, не мог он быть у них нахлебником.

Михаил похлопал себя по карманам, но они были пусты. Байкал на ходу выхватывал из-под ног пучки травы, звучно хрумкал. «И коня надо бы попасти», — подумал Михаил. За березовой рощицей возле елового леса он увидел небольшую зеленую полянку. Туда и повернул Байкала. Конь понял намерение хозяина, весело вскинул голову, заржал. Михаил соскочил с коня, не спеша стреножил его, а сам направился к березняку — грибов поискать, полакомиться заячьей капустой. Внезапно до слуха Мишки донеслось:

— Спасите-е-е!

Он повернулся па голос. Крик повторился:

— Спаснте-е-е!

Не мешкая, Михаил сорвал с плеча автомат и бросился к болоту.

Когда под сапогами зачавкала грязь, Михаил перешел на шаг. Голос долетал из-за густой стены лозняка, которая как бы надвое прорезала эту часть болота. Парень уже несколько раз проваливался в трясину, его чуть не затянуло до колен, — он выбрался с трудом и дальше стал двигаться медленно и осторожно.

Людей на болоте не видать, видно, кричал кто-то один. Но кто? Беженец, партизан или просто кто-то случайно заблудился?..

Михаил порядком устал. Он остановился и, уцепившись за корягу, что торчала на небольшом холмике, покрытом пожухлой травой, перевел дух. Голос уже слышался совсем близко. Михаил тоже закричал и стал пробираться по кочкам напрямик. В голове шумело, ноги слабели с каждым шагом. Парень понимал, что в борьбе с проклятым болотом теряет последние силы, которые нужно беречь. Но ведь человек погибает! Как же ему не помочь!

Русак подошел к «чертову окну», он видел лишь затылок человека и рыжий чуб.

— Э, братуха, и как тебя угораздило?

— Братка, спаси! Братишка… — Криворотый стонал и давился жижей, которая затекала ему в рот.

— Ну и попал ты в переделку! Продержись немножко, что-нибудь придумаем!

Михаил осторожно, проверяя под ногами грунт, стал подбираться к бедолаге.

— Братка, погибаю. Сил нет… — молил Криворотый.

— Подожди, ну подожди чуток. Я сам еле держусь. И какой дьявол тебя занес сюда? Гнались за тобой или у самого головы нет?

— Братишка… братишка…

— Вот тебе и братишка! Не погоняй, долго терпел, еще потерпи…

Михаил прикидывал так и эдак. Близко подойти — опасно. За жердиной возвращаться — не успеешь, утонет бедолага. Лицо уж и так посинело, губы белые, трясутся, жижа подбирается к самому подбородку. И рук не видно. Как помочь?

Михаил огляделся и увидел на пригорке кривульку березку. Прикинул расстояние, и сразу возник план.

— Подержись еще маленько! Фу ты, ну ты… — Михаил снял ремень, захлестнул ствол березки, а свободный конец привязал к автомату. Ухватившись за приклад, Михаил лег и начал на животе продвигаться к человеку, вытянувшись во весь рост, достал наконец сапогами до его головы.

— Берись! Хватай руками, — крикнул Михаил.

Человек с трудом выпростал из трясины руки и судорожно вцепился в сапог своего спасителя.

— А теперь помаленьку поехали, — приказал Михаил. — Фу ты, ну ты… Теперь будешь знать, как ходить по болоту… Ну, еще немного. Хватайся за кочку! Тут я тебе руками подсоблю!

Когда Климчук подполз к кочке, Михаил крепко схватил его за плечи и вытащил из трясины.

— Живой? Нахватался воды? Это ничего, ложись вниз лицом, я в момент… — Мишка подхватил «утопленника», подсунул ему под живот свое колено и сильно притиснул сверху. Изо рта спасенного хлынула черная жижа.

— Полболота, поди, выпил и, смотри, молодчина, выдюжил. А теперь поднимайся, нечего отлеживаться. Покажись, кто ты такой. Партизан?

Криворотый отплевывался, стонал и чертыхался. Его бил озноб.

— Где ж твое оружие? Что ты здесь делал?

— Там, там, — Климчук показал рукой на «чертово окно».

— Ага, было, да сплыло, — засмеялся Русак. — Ну, отдышались и пойдем.

— Нужно достать, — прошептал Климчук, — там…

— Доставать не будем, — решительно перебил Михаил. — Скажи спасибо, что сам живой остался. Все равно не найдешь…

— Там… мешок…

— Фу ты, ну ты… Хочешь, чтобы и я туда сиганул? Считай, что пропали и карабин и мешок. А что в мешке?

— Патроны…

— Какие патроны?

Криворотый повернулся к Русаку и, вытирая рукавом лицо, начал нескладно объяснять, что за мешок он тащил на себе.

…Долго возился с мешком Михаил Русак, но в конце концов выудил его из грязи и вытащил на кочку.

— Фу ты, ну ты, — засмеялся он и внимательно посмотрел на спасенного.

— Молодец! Скажу дядьке Андрею, чтобы представил к награде. Из какого отряда?

— Дмитрия Дукоры.

— А звать тебя как?

— Егор Климчук.

— Хорошее имя. Хм-м, Климчук… Мне кажется, товарищ Климчук, ты заслужил медаль.

— А ты кто такой, чтобы медали раздавать?

— Кто? Начальство. Неужели ни разу не видел?

— Ну, так уж и начальство! — не поверил Климчук.

— На лошади езжу. Не то что ты, пехом топаешь. Я Михаил Русак, адъютант дядьки Андрея. Можешь считать, его правая рука. Когда я ему что подсказываю, он, понимай, голова, слушается. Так что мотай на ус — сказал, что медаль будет, значит, будет!

Криворотый довольно улыбнулся:

— Не нужно мне твоей медали. Спасибо, что спас. А начальству, конечно, расскажи. Хотелось бы и дядьку Андрея повидать. Как он, не ранен, жив-здоров?

— Крепкий он человек. Богатырь! А пули на него, славу богу, еще не отлили… Фу ты, ну ты… — спохватился Мишка. — Долго же мы, однако, с тобой провозились. Солнце-то вон куда подскочило!

— Карабина нет, — напомнил Климчук, — не ладно без оружия в отряде показываться.

— Беда небольшая. Я твоему Дукоре растолкую. Ну, подставляй спину, — кивнул Михаил на мешок.

— Да ты что, побойся бога! Теперь я сам не дотащу…

За мешок ухватились оба, с двух сторон, и потащили. Идти было несподручно, получалось совсем нескладно: то не попадали в ногу, то мешок выскальзывал из рук и шлепался в трясину.

Русак не выдержал — остановился, крикнул:

— Ну-ка забрось мне на загривок. А то вымотает все нервы!

Климчук с облегчением вздохнул: «Пусть тащит». Он шел следом, задыхаясь и отплевываясь.

Тишину леса нарушили выстрелы. С каждой минутой стрельба усиливалась. Это были уже не одиночные выстрелы, а мощные залпы. Где-то в стороне рвались мины.

Криворотый подумал: видать, полковник Носке не дает поблажки своим солдатам. Держит их в боевой готовности. Теперь он перебросит войска в район гати. Покажет партизанам, что такое немецкая техника! А партизанам и воевать-то нечем. Мешок с патронами для целого соединения капля в море! А Мишка радуется. Чудак, не знает, что ему и командиру его скоро конец придет… и очень скоро! Последние дни доживают…

— Егор! — вдруг крикнул Михаил, — к черту твой мешок. Ты посмотри туда, на березняк, коня видишь?

Климчук вздрогнул от неожиданности. Какая там еще опасность?.. Оторопевший, испуганный, он с трудом понял, что Мишка ищет какого-то коня. Вгляделся, сказал хриплым шепотом:

— Коня не вижу. А какой он?

— Какой, какой!.. — взорвался Русак и побежал к березовой роще.

— Байкал! Байкал!

Климчук посмотрел вслед Мишке. Ясное дело, украли коня. Кто же его оставляет так, без присмотра? «Вот и у адъютанта дядькиного неприятность. У меня карабина нет, а у него — коня».