Летняя гроза

Глава 18

Гроза ужасно не хотела оставаться в Сент-Луисе, в то же время Мэри Уильямс обещала ей чудесное Рождество, и похоже было, что добросердечная женщина искренне хочет порадовать свою гостью. Когда рассказ о стычке Грозы с двумя белыми женщинами, обросший всевозможными подробностями, дошел до ушей Мэри, та пришла в ярость. Джин была полностью с нею согласна. Они так старались наладить хорошие отношения между Грозой и другими дамами! И вот все их усилия пошли прахом из-за двух распущенных болтливых особ! Мэри созвала нечто вроде чрезвычайной конференции, пригласив на нее женщин своего круга, и дала свою собственную оценку происшедшему. Когда в тот день собравшиеся покидали дом Уильямсов, у них не оставалось никаких сомнений насчет чувств Мэри. Она не потерпит, чтобы кто-нибудь еще обидел ее подругу-индианку злобными сплетнями, назойливыми вопросами или неподобающим флиртом. Тот, кто не послушается этого предупреждения, может забыть дорогу в ее дом, а надо заметить, что Мэри была весьма влиятельной особой в обществе Сент-Луиса. Не стоило сердить ее.

После того как был улажен этот скандал, новых инцидентов не было. Те дамы, кто не одобрял всего этого, держали свое мнение при себе, те же, кто хотел наладить с Грозой дружеские отношения, просто из кожи вон лезли. Быстро приближалось Рождество, а приготовлений еще оставалось много. Нужно было испечь печенье, приготовить сладости, развесить украшения в зале, найти и нарядить рождественское дерево. А еще купить и красиво упаковать подарки.

У Грозы не было своих денег для покупки подарков, и она не рассчитывала на чью-то милость. Не попросила бы она их и у Вольного Ветра — даже будь они у него, она не стала бы покупать ему подарок на его же деньги.

В конце концов выход из положения подсказала Джин.

— Как бы мне хотелось заполучить такое же, как у тебя, платье из оленьей кожи. Я бы увезла его в Вашингтон, чтобы показать подругам, — как-то сказала она.

— Если бы у меня были шкуры, я сшила бы, но, боюсь, в Сент-Луисе трудно достать такой материал, — высказала свои сомнения Гроза.

— Не так трудно, как вы думаете, — сказала им Мэри. — В городе по-прежнему бывает много охотников. Я знаю, куда надо пойти.

Она отвела их в маленький невзрачный магазин у самого порта — этот район города пользовался сомнительной репутацией. Здесь женщины нашли именно то, что требовалось. Гроза копалась в стопках шкур, выискивая самые лучшие, и их вид и запах вызвал у нее острый приступ тоски по дому. Она покинула магазин с необходимым для работы материалом и непреодолимым желанием увидеть родных и друзей.

За оставшееся до праздника время Гроза успела сшить платье и для Джин, и для Мэри. Мэри решила, что ей тоже нужно настоящее индейское платье. Она наденет его на Рождество в честь своей новой подруги. Не такие роскошные, как свадебное платье Грозы, оба наряда получились, тем не менее, очень милыми. Помогло то, что шкуры были должным образом очищены, размяты и продублены, чтобы не сморщиваться. Грозе оставалось лишь раскроить их и сшить. Потом она украсила платья вышивкой из бусин и длинной, тяжелой бахромой. На деньги, полученные от Джин и Мэри за работу, Гроза отправилась делать покупки. Ей доставило огромное удовольствие купить маленькие подарки для нескольких женщин, с которыми она здесь подружилась. Для них она купила саше и носовые платки. А для Мэри и Джин Гроза сделала причудливо украшенные головные повязки в дополнение к их индейским платьям.

С особой тщательностью Гроза выбрала игрушки для Идущего Облака. Ему было уже шесть месяцев, он сидел и хватался за все, до чего могли дотянуться его пухленькие пальчики. Для своего возраста он был очень крепким и живым ребенком и уже пытался ползать. Малыш не довольствовался своей колыбелькой, и когда его выпускали на волю, то приходилось следить за ним неусыпно. Гроза никогда не оставляла его без присмотра на кровати или диване, потом что проворный карапуз тут же оказывался на краю и мог упасть, а мать боялась, что он расшибется или что-нибудь себе повредит. Все яркое и блестящее привлекало взгляд сияющих черных глаз, а все, что оказывалось в руках, сразу же отправлялось в рот. Гроза уже сделала для сынишки кольцо из мягкой кожи, чтобы он жевал его, потому что обнаружила два режущихся нижних зубика.

Из остатков кожи она сшила ему новые штанишки, рубашку и крохотные мокасины, потому что он уже вырос из того, что было взято в дорогу. А теперь нашла ярко раскрашенные деревянные игрушки и погремушки, чтобы развлечь своего милого, симпатичного малыша. Для Идущего Облака это было первое Рождество, и Гроза хотела, чтобы оно запомнилось мальчику, потому что, вернувшись в резервацию, они могли уже никогда больше не отметить этот праздник.

Грозе пришлось походить, прежде чем она нашла то, что хотела бы подарить Ветру. Увидев же этот предмет, она сразу поняла, что это именно то, что нужно. Она отдала все до последнего цента за великолепно сделанный охотничий нож с острым, как бритва, лезвием и покрытой изящной резьбой костяной рукояткой кожаный пояс ручной работы и ножны. Ей не терпелось увидеть выражение лица мужа, когда она вручит ему свой подарок.

У Вольного Ветра тоже были свои заботы в преддверии Рождества среди белых. Для Хайрема Уильямса, Билла Доувера и Томаса Брауна он выбрал красивые кисеты, а для нескольких других новых знакомых изготовил плетеные поводья, которые, похоже, им очень нравились. Потом, поскольку ему требовались деньги и для других подарков, Ветер решил и выиграть, обучив кое-кого из белых мужчин самым популярным у шайеннов азартным играм. С выигрышем на руках Ветер отправился покупать подарок для своей любимой жены.

Как и раньше, праздничный обед давали в доме Уильямсов. Затем начались развлечения. На пианино сыграли несколько традиционных рождественских гимнов. Гости-индейцы пришли в восторг и принялись подпевать на свой лад, иногда даже попадая в мелодию. Присутствующих обнесли пончиками и необычным для индейцев напитком, состоящим из растертых с сахаром яичных желтков с добавлением сливок, а затем зажгли свечи на большом рождественском дереве. Индейцы встали и с благоговением взирали на необыкновенное зрелище. Даже подаренный им табак не произвел такого впечатления, как нарядно убранная сосна, изящные очертания которой подчеркивались веселыми огоньками.

Вольный Ветер получил в подарок от своих белых друзей табак и украшенную резьбой трубку. Для Грозы были приготовлены ленты для волос, пакетик булавок и душистое мыло. Многие женщины принесли небольшие подарки для Идущего Облака или испекли для него печенье. Гроза растрогалась до слез.

Только вернувшись в их комнату в гостинице, Гроза вручила мужу свой подарок. Она оказалась сполна вознагражденной за долгие поиски потрясенным выражением лица Ветра, когда он пробовал лезвие изумительного ножа и рассматривал пояс и ножны.

В ответ Ветер преподнес ей два пакетика, завернутых в цветную бумагу. Нетерпеливо развернув один, Гроза извлекала из него свои любимые духи.

— Как ты узнал? — спросила удивленная и довольная женщина.

Ветер улыбнулся ее радости.

— Никакого секрета. Когда мы были на ранчо у твоих родителей, я заметил на твоем комоде почти пустой флакон. Я запомнил название и подумал, что тебе будет приятно получить такой в подарок. А теперь разверни второй.

Сняв обертку, Гроза открыла маленькую коробочку. Никогда, даже в самых дерзких своих мечтах она и помыслить не могла о таком подарке! Дрожащими пальцами она вынула топазовую подвеску в форме слезки и такие же серьги. Гроза не могла вымолвить ни слова, на глазах у нее выступили слезы, сверкая, как и камешки у нее на ладони.

— О Вольный Ветер! — наконец выговорила она. — Какая красота!

— Когда я увидел, как они подходят к твоим глазам, я понял, что должен подарить их тебе, — сказал Ветер. — Надень их, я хочу посмотреть.

Гроза поспешила выполнить его просьбу, руки у нее дрожали, она едва справилась с крохотными застежками.

Для полного впечатления она подушилась подаренными духами — за ушами и впадинку над ключицей. Потом повернулась к мужу, с нетерпением ожидая его мнения.

— Драгоценности хороши, — сказал он, — но твои глаза все равно превосходят их. Моя очаровательная жена, ты прекраснее всех драгоценностей и во много раз дороже.

Не говоря больше ни слова, Ветер подошел к ней. Предмет за предметом снял с Грозы всю одежду, не отводя взгляда от ее глаз. Когда на Грозе остались только оттеняющие ее красоту топазы и свадебные браслеты, он взял ее на руки и отнес на кровать.

Прикосновениями рук и губ Ветер выразил красоте Грозы свой восторг. Каждый кусочек ее тела удостоился особой ласки. Кожу Грозы словно покалывало иголочками, она горела под руками и поцелуями Ветра. Желание Грозы росло, она выгибалась навстречу Ветру, отвечая на его движения, с ее губ слетали приглушенные стоны. Она казалась Ветру пламенем, все ярче разгоравшимся в его руках, которое разжигало и его, заставляя все теснее сливаться с животворящим огнем Грозы.

А потом раскаленная добела страсть взорвалась внутри их обоих, ослепив, заставив на мгновенье задохнуться и унестись в бесконечность и вернуться, исчерпав себя до дна, когда не осталось уже ничего, кроме тихо тлеющих и поблескивающих в ночи угольков.

Они уехали из Сент-Луиса в середине января, когда стало ясно, что переговоры провалились и прийти к какому-либо решению не удастся. Все устали, были разочарованы и раздражены. Белые по-прежнему настаивали на применении Закона о распределении земли, племена по-прежнему наотрез отказывались. Терпение истощилось, и к концу стороны наговорили друг другу много злых слов. Садясь в поезд, который должен был отвезти их домой, Ветер подумал, что правительство все равно поступит так, как хочет, а переговоры были не только бесплодными, но и совершенно бесполезными.

Когда поезд привез Ветра и Грозу в Талсу, обнаружилось, что они попали в непростую ситуацию. Попытавшись получить своих лошадей, они сначала долго ждали на конюшне, а потом ее хозяин заявил, что с месяц назад их лошадей забрали солдаты.

Положение было отчаянным. Оставшись чуть ли не в чистом поле, без пищи и лошадей, всего с несколькими долларами в кармане, Ветер и Гроза не имели никакой возможности попасть домой. В разгар суровой зимы нечего было и думать пройти пешком двести миль. Не могли они остаться и тут, потому что денег хватило бы разве что один раз как следует поесть.

Ветер подумал было украсть лошадей, но, кроме этого, нужно было раздобыть хоть какой-нибудь еды, а жители городка и так уже поглядывали на них с подозрением. Они тут же бросились бы в погоню и повесили бы их. Кроме того, кое-кто из мужчин уже не стесняясь с вожделением поглядывал на Грозу, так что нужно было убираться из этого места как можно скорее.

Способов оставалось мало и решать надо было быстро. А ведь у них еще был Идущее Облако, поэтому укрытие требовалось немедленно. Нужно было или переждать здесь зиму, найдя какие-то средства к существованию, или изыскать способ выбраться из негостеприимного городка.

Уже темнело, когда Грозе внезапно пришла в голову одна мысль.

— Давай вернемся на станцию, Вольный Ветер Я хочу кое-что проверить.

Оказавшись снова на вокзале, она решительно подошла к билетной кассе.

— Ходят ли поезда до Пуэбло? — спросила она.

Мужчина едва взглянул на нее.

— Да. Поезд уходит в десять утра, — пробурчал он.

Его желание побыстрее отделаться от нее задело Грозу.

— А есть в этом забытом Богом городишке телеграф и банк? — раздраженно бросила она.

Мужчина мрачно глянул на нее. Ткнул большим пальцем в направлении главной улицы.

— Иди за своим носом, Покахонтас. Не ошибешься.

Телеграфист оказался ничуть не любезнее билетного кассира.

— Я бы хотела послать телеграмму в Пуэбло, штат Колорадо, мистеру Адаму Сэвиджу, — сказала она.

— Сэвиджу? — фыркнул парень, окидывая взглядом их троих. — Шутите, что ли?

— Мистер, я устала, голодна, у меня замерзли ноги. У меня нет никакого настроения шутить. Я всего лишь хочу послать телеграмму.

Он взглянул повнимательнее, заметил золотистые глаза Грозы.

— Скажите, а вы белая? — спросил он.

— Нет, китаянка.

— Да ладно, не кипятитесь, — проворчал он. — Покажите деньги, и я отправлю телеграмму.

Телеграмму отправили, они ждали в маленьком помещении ответа.

— Возможно, ждать придется долго, — предупредил телеграфист.

— Мы подождем, — кратко ответил Ветер. Им было некуда идти, и каким бы тесным и неудобным ни было маленькое помещение, здесь было тепло и сухо.

— Послушайте, я обычно закрываюсь в шесть и ухожу домой. Ответ придет только утром. Мне очень неприятно, но вам придется уйти.

Ветер кивнул.

— Мы подождем до закрытия.

Через несколько минут, отряхивая с себя снег, вошел местный шериф. Увидев индейцев, он сощурился. Ветер, по своему обыкновению, стоял прямо, а прижимавшая к себе ребенка Гроза привалилась к стене. Глаза ее были закрыты, и каждая черточка лица выражала усталость.

— Какие-то сложности, Амос?

— Да нет, — последовал ответ. — Эти люди только что послали телеграмму и надеются до шести получить ответ. Я, правда, сказал, что ответа скорее всего не будет до утра.

При звуках голосов Гроза открыла глаза и увидела, что шериф пристально смотрит прямо на нее.

— Откуда вы оба? — бесцеремонно спросил он. В том состоянии, в котором она находилась, Гроза была готова сказать, что из Нью-Йорка или из какого-нибудь другого столь же неподходящего места, но промолчала, давая ответить Ветру.

— С территории Оклахома.

— Из индейской резервации?

— Для шайеннов.

— Что-то вы далеко от дома, а?

Это было настолько очевидно, что не требовало ответа.

— Кому они послали телеграмму, Амос? — спросил он у телеграфиста.

— Какому-то парню в Пуэбло по фамилии Сэвидж. Как вам это нравится? — хмыкнул Амос.

Шериф нахмурился.

— Ладно, в чем дело? Что вы тут затеваете?

Гроза взорвалась.

— Да ради Бога! Как только мы выехали из Сент-Луиса, все пошло наперекосяк! Застряли в этом убогом городишке, и я уже не имею права послать телеграмму своему собственному отцу! — Пламя золотистых глаз обожгло пораженного шерифа. — Давайте! Арестуйте меня! Арестуйте нас всех! По крайней мере у нас будет ночлег! — И обратилась к ухмылявшемуся Амосу: — Проследите только, чтобы телеграмма дошла! А то старый Чарли Плаггер становится забывчивым.

— Вы — белая! — с удивлением воскликнул шериф.

— Не-а. Она китаянка, — хихикнув, вставил Амос.

— К черту, Амос, помолчи! — Грозе он сказал: — Хорошо, леди, я слушаю вас.

Гроза враждебно посмотрела на него, не собираясь открывать рта. Ветра тоже внезапно поразила немота, а у Идущего Облака шериф при всем своем желании не мог ничего узнать.

Несколько мгновений прошли в напряженном ожидании, наконец шериф рявкнул:

— Амос! Пошли телеграмму в Пуэбло и узнай, существует ли этот Сэвидж. Я хочу ответ от шерифа Тома Миддлтона лично, и немедленно!

— Но я хотел пойти домой и поужинать, — пожаловался было Амос.

— Ничего не знаю. С меня хватит! Ты просидишь здесь, пока не придет ответ, даже если придется ждать всю ночь. Ты слышишь? — проревел шериф.

— Да вас полгорода слышит, — раздраженно пробормотал Амос.

— А вы двое, — сказал шериф Грозе и Ветру, — прогуляетесь со мной до моей конторы, и попробуйте только выкинуть какой-нибудь фокус.

— У меня нет никаких сил на фокусы, — исподлобья глянув на шерифа, ответила Гроза.

Шериф довел их до своей конторы, которая располагалась через несколько домов от телеграфа, и надежно запер Грозу, Ветра и малыша в одной из двух камер. Здание конторы состояло из одной комнаты, поэтому, сев за свой стол, шериф уставился на задержанных, которых отделяли от него прутья решетки.

— Скажете, когда будете готовы говорить.

— Надеюсь, мы не пропустили вечернюю кормежку?

На лице шерифа отразилось раздражение.

— Леди, закройте свой ротик, а я подумаю насчет ужина для вас.

Через полчаса они уже ели потрясающе вкусную курицу с клецками из кафе напротив. Кофе, оказавшийся крепким и горячим, помог им взбодриться, а яблочный пирог показался просто божественным.

— По крайней мере я раздобыла нам еду и ночлег, — как бы невзначай заметила Гроза, смущенная тем, что не Ветер, а она руководила ситуацией.

— В тюрьме, — сухо заметил Ветер. — Я не сержусь только потому, что знаю: Том Миддлтон и твой отец подтвердят, что ты их родственница, и нас скоро освободят.

Гроза кивнула.

— Как только отец переведет телеграфом деньги, мы поедем в Пуэбло. Надеюсь, ты не возражаешь, потому что это был единственный выход.

Вольный Ветер пожал плечами.

— Все что угодно, лишь бы не застрять тут на всю зиму. А так, пока погода не улучшится, мы поживем у твоих родных, а не у чужих людей.

Была уже почти полночь, когда шериф буквально ворвался в свою контору.

— Почему вы не сказали мне, что вы внучка шерифа Миддлтона? — заорал он. — И с чего это вы вырядились в индейское платье?

— Потому что я индианка! — выкрикнула в ответ Гроза.

Шериф застонал.

— И слышать больше об этом не хочу. — Он тяжело вздохнул. — У меня телеграмма от Тома Миддлтона и от вашего отца. Том просит, чтобы вы больше ни во что не встревали, пока не доберетесь до дома, ваш отец перевел деньги. Оставайтесь здесь на ночь. А утром я сопровожу вас в банк, чтобы вы не устроили скандал и там, а потом лично посажу вас на десятичасовой поезд до Пуэбло. И, если есть Бог на небе, больше никогда в жизни вас не увижу!

— Уже опять вернулась? — поддел Грозу Охотник, когда путешественники наконец-то добрались до ранчо. — А вроде только что уехали.

— Не шуми, милый братец. После всего, через что мы прошли, это совсем не смешно.

— Как я рада видеть тебя, Гроза, — сказала Таня, подходя, чтобы поцеловать дочь. — И тебя, Вольный Ветер.

Застенчивая Утренняя Заря, как всегда, пряталась за спинами родных, но, увидев Идущее Облако, вышла вперед.

— Дай я возьму его, Гроза, — попросила она. — Вы с Вольным Ветром должна поесть, вы, наверное, ужасно проголодались.

Когда Заря ушла с малышом, Гроза спросила:

— Как она, мама?

— Гораздо лучше. К весне она полностью оправится. То, что из-за снегов нас практически отрезало от мира, очень ей помогло, но она не может бесконечно сидеть взаперти.

— Она говорит что-нибудь о церкви? — нерешительно спросила Гроза, не зная, известно ли родителям о намерениях сестры.

Таня недовольно поджала губы.

— Да. Я сказала ей, что мы поговорим об этом потом. Она еще слишком молода для принятия такого решения.

— Ей пятнадцать, мама. В твоем возрасте вы уже были помолвлены с Джеффри Янгом.

— Да, и какое же это было ужасное решение! Я и думать боюсь, во что превратилась бы моя жизнь, стань я женой этого ненормального.

Хотя Гроза очень радовалась возможности побыть с родными, она всей душой стремилась вернуться к своей жизни в деревне. И когда в первую неделю февраля случилась оттепель, они с Ветром решили воспользоваться ею, чтобы пересечь равнины Оклахомы. Предприятие, конечно, рискованное, но, если им повезет, через две недели они будут дома.

Запасшись провизией, они отправились в путь на лошадях Адама. Неделю они шли за оттепелью — или это она шла за ними. Так или иначе, погода стояла мягкая, облегчая путешествие. В течение нескольких следующих дней температура постепенно падала, и в горах позади путников собирались тучи. И когда до дома оставалось всего два дня пути, разразилась буря.

Она началась с леденящего дождя и порывистого северо-западного ветра, пробиравшего до костей. Еще когда буря только надвигалась, Гроза вынула Идущее Облако из колыбели, прикрепленной к луке седла, и крепко привязала малыша к себе, закутав предварительно в свою меховую накидку. Сначала он возился, протестуя против темноты, но потом пригрелся и уснул. Гроза понимала, что ребенку там душновато, но зато гораздо безопаснее. Кроме того, ее живот оставался единственным теплым местом, все остальное тело Грозы покрылось гусиной кожей.

Вскоре дождь перешел в снег, валивший так густо, что ничего не было видно на расстоянии вытянутой руки. Как только началась буря, резко упала температура.

— Надо поскорее найти укрытие, — прокричал Ветер, — но сначала надо перейти реку, пока еще день.

Это была последняя река, которая отделяла их от лагеря шайеннов.

Ветер охотился здесь и хорошо знал местность. Он выбрал более широкий участок реки, но зато здесь, он знал, было мелко, без опасных подводных течений.

Как только Ветер показал Грозе на переправу, она сразу же подтянула ноги кверху и сложила их крест-накрест, обеспечивая защиту сына и предохраняя свою одежду от ледяной воды. А потом дала своей лошади полную свободу действий, направив ее вслед за Ветром. Гроза затаила дыхание и молилась, потому что именно этой части путешествия она боялась больше всего. Если лошадь споткнется, они с Идущим Облаком сразу же утонут или подхватят воспаление легких после такого купания.

Три четверти пути были уже позади, когда лошадь Грозы поскользнулось. Животное пыталось удержать равновесие, Гроза тоже, инстинктивно наклонившись вперед и обхватив лошадь за шею. Женщина издала сдавленный крик, даже Идущее Облако удивленно взвизгнул, потому что его сдавило между матери и лошадью. А та продолжала скользить, Гроза опасно наклонилась, одну ногу она еще держала высоко, а вторую опустила, ища стремя. Но тут подоспел Ветер и осторожно вывел ее лошадь на твердое дно и вверх по берегу на другую сторону реки.

Гроза с облегчением перевела дух и быстро проверила сына. Идущее Облако одарил ее кислым взглядом, выражая свое недовольство матери. Он выпятил нижнюю губу, но не заплакал. Она как могла успокоила малыша и снова укутала его в меховую накидку.

Перебравшись через реку, Ветер быстро нашел укрытие — небольшую рощицу, состоявшую из невысоких сосенок, которая как нельзя лучше подходила для его цели. Быстро действуя с помощью Грозы, Ветер нагнул верхушки деревьев и связал их вместе — получилось нечто вроде шалаша. Расседлав лошадей, Ветер и Гроза поставили их поблизости. Потом, спасаясь от ветра и снега, протиснулись в свой шалашик. Внутри хватало места для небольшого костра, и, немного отогревшись, Ветер пошел искать достаточно сухого хвороста.

Буря продолжалась всю ночь и все утро следующего дня, но путникам было тепло и сухо. К полудню они двинулись вперед и на следующий день вечером въехали в лагерь шайеннов. Наконец они были дома.