Глава 21

Зима 1889–1890 гг. выдалась гораздо более суровой, чем ожидалось. Она принесла с собой новые трудности и опасности. Людям приходилось прилагать большие усилия, чтобы противостоять снегу, ветру и низким температурам. Единственным спасением воинов было мясо, которое они добывали упорной охотой. Тем не менее к 1 февраля — Месяцу, Когда Дети Плачут И Просят Есть — скудные запасы почти истощились. Месяц, похоже, в полной мере грозил оправдать свое название. Несмотря на жестокий ветер, мужчины уходили по глубокому снегу все дальше и дальше от лагеря, пытаясь добыть еду для голодного племени.

Опасность подстерегла их как раз в момент одной из таких длительных охот. Внезапно на воинов с ревом обрушилась снежная буря. Поскольку они находились на большом расстоянии от лагеря, их единственным спасением было найти убежище. Снежные вихри слепили глаза, видимость ограничивалась несколькими шагами. Все вокруг превратилось в сплошное белое пятно. Температура упала до такой степени, что, казалось, стыли кости. Через несколько минут никто из охотников уже не чувствовал пальцев на руках и ногах.

Казалось, провидение вывело их к пещере в скале, на которую они наткнулись по чистой случайности, когда уже считали, что обречены на верную гибель в снежной могиле. Вход в пещеру был достаточно широк, туда могли поместиться даже лошади. Внутри мог бы расположиться средних размеров вигвам — примерно десять шагов в ширину. Затем пещера переходила в узкий туннель, прочный каменный потолок которого, казалось, резко обрывался прямо вниз. Несколько воинов исследовали темную пещеру. Теперь их единственной заботой было раздобыть огонь и переждать, когда закончится снежная буря. По крайней мере туши лося и оленя, которых им удалось подстрелить, не испортятся на морозе, и они смогут доставить их своим голодным семьям.

С подветренной стороны выступа, в котором была высечена пещера, Две Стрелы нашел достаточно сухих веток и сучьев, чтобы разжечь небольшой костер. Сырая древесина удушливо чадила, но основная масса дыма уходила по темному туннелю, который действовал, как вытяжная труба. Серая Скала занялся лошадьми, а Ветер с Бурым Шершнем начали отрезать куски мяса с туши убитого оленя, чтобы приготовить еду. Вскоре все уже были сыты и наслаждались теплом.

Стоя на коленях на полу пещеры, Ветер продолжал трудиться над тушей оленя. Выход из пещеры был у него за спиной. Держа в своих еще не окончательно отогревшихся руках острый нож, он разрезал мороженое мясо.

— Даже непрожаренное мясо покажется нам очень вкусным сегодня ночью, — сказал он Бурому Шершню.

Воин согласился.

— И недоваренное мясо заполнит наши пустые желудки, но если развести костер побольше, мы бы…

Конец его фразы потонул в страшном реве, который раздался так близко от Ветра, что пол под его коленями задрожал. Этот рев да еще выражение дикого ужаса на лице Бурого Шершня явились единственным предупреждением Вольному Ветру. Повернувшись, он увидел прямо перед собой медведя гризли, такого огромного, что Ветер о таком даже и не слышал. Гигантское животное было больше девяти футов высотой и надвигалось на него со скоростью стрелы и яростью, которая возможна лишь у внезапно разбуженного гризли.

Ветру едва удалось расслышать крики своих товарищей-воинов, как огромный зверь снова издал оглушительный рев, и тысячефунтовая мохнатая туша с яростью набросилась на него. Острые белые зубы пытались вцепиться в Ветра мертвой хваткой, а когти были готовы исполосовать его тело. Ветра спасла лишь быстрая реакция. Он сжал свой нож и откатился в сторону, но медведь уже снова был над ним. Своей гигантской лапой, которая была величиной с голову Ветра, он нанес такой мощный удар, что Ветер отлетел и со страшным грохотом ударился о стену пещеры. Оглушенный, он едва успел поднять нож, как зверь снова настиг его. Ветер услышал, что его плечо захрустело, как сухое дерево, под тяжестью огромной лапы медведя, и сквозь кровавую пелену боли услышал свой собственный агонизирующий крик. Видя перед собой два ярко горящих глаза и надвигающуюся раскрытую пасть с острыми белыми зубами, он успел лишь подумать, что уже больше никогда не увидит Летнюю Грозу. Смерть смотрела ему в лицо.


Гроза как раз кончила свежевать тушку единственного кролика, которого ей удалось поймать в ловушку, чтобы приготовить ужин. Дора угрюмо подбрасывала хворост в огонь, на котором разогревался котел для приготовления пищи, а оба малыша спали на циновках, свернувшись калачиком под теплыми меховыми одеждами. Когтистая Лапа наблюдал за спящими детьми и одновременно не сводил настороженного взгляда своих желтых глаз с Доры, которую кугуар сразу же невзлюбил. Боевые Перья тоже был от нее не в восторге. В тот день он устал от охоты после двух дней вынужденного бездействия во время снежной бури. Когтистая Лапа ждал, когда ему дадут его долю, и нетерпеливо помахивал длинным хвостом.

Внезапно его острые кошачьи уши встали торчком, и он повернул голову к входу в вигвам, напряженно прислушиваясь. Обеспокоенная поведением кугуара, Летняя Гроза тоже прислушалась, зная, что у Когтистой Лапы гораздо более острый слух, чем ее собственный. Затем и она услышала топот конских копыт, приглушенный лежащим на земле снегом. Когда наконец ее слух уловил гортанные звуки шайеннской речи, она поняла, что воины возвращаются с охоты. Со счастливой улыбкой она выхватила из корзины меховой плащ и бросилась встречать мужа.

Когда Гроза выбежала из вигвама, открывшаяся ее глазам картина была отнюдь не радостной. Две Стрелы и Бурый Шершень несли к ней обмякшее тело ее мужа, а Когтистая Лапа нервно вертелся у них в ногах. У Грозы оборвалось сердце. Глаза ее застлал туман, а в ушах неприятно загудело. Только невероятным усилием воли Грозе удалось удержаться на ногах. Переведя испуганный взгляд с прикрытого мехом тела мужа на суровое лицо Двух Стрел, она прошептала непослушными губами:

— Он жив?

На несколько мгновений у нее остановилось дыхание, и лишь когда воин ответил: «Он жив!», она снова задышала. Поспешно откинув полог вигвама, Гроза пропустила воинов внутрь.

Они положили Ветра на циновку около огня и осторожно сняли одежду с его истерзанного тела.

Летняя Гроза не смогла удержаться от крика при виде искалеченного и окровавленного тела мужа. Она упала перед ним на колени и даже не замечала, что из глаз ее текли слезы. Дрожащей рукой она дотронулась до рваной раны на его щеке.

— Что случилось? — едва выговорила Гроза.

— На него напал медведь гризли и сильно искалечил.

До ее затуманенного сознания едва дошло то, что оба мужчины тоже были в рваной одежде и с ужасными ранами на плечах и руках.

Боясь расспрашивать дальше, Гроза со страхом спросила:

— Насколько опасно он ранен, Две Стрелы? Будет ли он жить?

Две Стрелы покачал головой.

— Очень опасно, ты сама видишь. Боюсь что он может умереть. С момента нападения он не шевелился и не приходил в сознание. Его мозг и тело скованы сном, который ведет к смерти.

Дрожащими губами Гроза прошептала:

— Спасибо, что вернули мне его, Две Стрелы. Если моя любовь способна его исцелить, он выживет. А теперь я должна использовать свои немногочисленные познания в области медицины, чтобы спасти ему жизнь. Идите, и пусть ваши жены обработают ваши собственные раны.

— Я пошлю сюда Поющую Воду, чтобы помочь тебе ухаживать за нашим предводителем, — сумрачно произнес Две Стрелы.

Серая Скала добавил:

— Белоснежный Цветок тоже скоро придет сюда.

В ответ Летняя Гроза лишь кивнула, ее внимание уже было целиком поглощено израненным мужем. Осторожно она начала снимать пропитанную кровью шкуру оленя, прикрывавшую его тело, содрогаясь от того, что вместе со шкурой отдирались клочья одежды и кожи.

— Разожги огонь и вскипяти воду, — приказала она молча смотревшей на все это Доре.

— Что? — в изумлении уставилась на нее девушка, отведя взгляд больших темных глаз от истерзанного тела Ветра.

Больше не скрывая от Доры своего знания английского языка, Гроза тут же повторила приказ на чистейшем английском:

— Живее, глупая девчонка! Что ты стоишь и смотришь? Делай быстрее, что я тебе говорю!

Дора подавила свое изумление и поспешила подбросить в очаг дров, чтобы усилить пламя. Позднее она обдумает неожиданное открытие, что ее строгая хозяйка со сверкающими золотистыми глазами прекрасно говорит по-английски. А теперь она должна делать то, что ей говорят, потому что Летняя Гроза не выносит неповиновения. Она не сомневалась, что жена главаря может жестоко ее побить, если она будет бездельничать, в то время как жизнь Ветра висит на волоске.

С помощью теплой кипяченой воды Летняя Гроза осторожно удалила с тела мужа разорванную и окровавленную одежду. Она осторожно смывала кровь с его тела, стараясь рассмотреть, насколько опасны раны. За это время Ветер ни разу не очнулся от своего глубокого сна. Ни один мускул не дрогнул, ни один стон не вырвался из его груди, пока она обрабатывала раны. Кожа была сухой и горячей от лихорадки, и попавшая на нее вода сразу же высыхала.

Ужасный стон сорвался с ее собственных губ, когда она увидела, насколько велики его раны. На левую сторону пришлась наибольшая часть удара. Несколько ребер с этой стороны были сдавлены и сломаны. Грозе оставалось только надеяться, что внутренние органы не пострадали так же серьезно.

Левое бедро Ветра было вывихнуто, и пять глубоких борозд спускались по нему почти до колена. Левое плечо было сломано, а из руки чуть повыше локтя был вырван кусок мяса. Рваный след от когтей тянулся от плеча до середины груди. Меньше всего пострадало лицо. Тем не менее и там три ужасные кровавые полосы шли через переносицу от левого глаза к правой скуле. Они ярко вырисовывались на мертвенно-бледном лице, однако лишь одна из ран была достаточно глубока, чтобы в дальнейшем оставить шрам на этом красивом лице.

Гроза, казалось, была создана для этой работы и прекрасно понимала, что ей надо действовать быстро, чтобы спасти жизнь своего возлюбленного. Преодолев страх и печаль, она решила положиться на свою природную силу, которая, как она знала, поможет ей преодолеть это страшное испытание. Позднее, когда Ветер будет жив и здоров, она сможет дать выход переполняющим ее чувствам. Теперь же она не могла позволить себе такой роскоши: Ветер ждать не мог. Его жизнь в настоящий момент зависела от ее хладнокровия и быстроты действий.

К большому облегчению Грозы, вскоре помочь ей пришли Поющая Вода и Белоснежный Цветок. В то время как они, согласно ее указаниям, обрабатывали истерзанное тело Ветра, Гроза старалась призвать все свои ветеринарные и медицинские знания, чтобы соединить сломанные кости и вправить вывихнутое бедро. Вместе они забинтовали ребра, промыли открытые раны и положили на них мазь, чтобы уменьшить возможность инфекции. Глубокие раны после обработки они стянули и забинтовали чистой тканью, а наиболее глубокие раны были с осторожностью зашиты и тоже тщательно забинтованы.

В течение всего этого времени Ветер был погружен в глубокий сон, и ни один мускул, ни одна ресница его не дрогнули. С одной стороны, Гроза была довольна, что он не чувствует боли, которую, несмотря на всю их осторожность, причиняли ему исцеляющие руки. С другой стороны, этот глубокий сон очень беспокоил ее, потому что был не обычным сном, а глубоким шоком, который отключает сознание человека, чтобы тот не испытывал боли. Летняя Гроза знала, что такой сон может окончиться смертью.

Теперь оставалось только ждать, и это время, пожалуй, было для нее самым трудным. Снова и снова омывала она его горящее от лихорадки тело, постоянно проверяя раны на предмет кровотечения или начинающейся инфекции. Там где надо, она меняла повязки, заменяя испачканные бинты свежими. С помощью своих подруг Грозе удавалось влить ему в горло воду и мясной бульон. Она осторожно массировала Ветру горло, чтобы заставить его проглотить эту дающую силу жидкость, в которой так нуждалось израненное тело мужа.

В течение трех кошмарных дней Гроза не покидала свой пост. Поющая Вода и Белоснежный Цветок забрали ее детей в свои вигвамы и постоянно навещали ее, принося еду, до которой она едва дотрагивалась, будучи целиком поглощена заботами о своем муже. Под присмотром двух этих женщин Дора выполняла всю необходимую домашнюю работу: пополняла запасы дров, приносила свежую воду, поддерживала огонь в очаге. На нее не обращали особого внимания, поскольку Гроза полностью сосредоточилась на муже, и все остальное ее не интересовало. Все это время она обрабатывала его раны и молилась. Она почти не спала, редко ела и почти не сводила с него глаз, терзаемая подсознательным страхом, что он может умереть, если она прекратит свое постоянное бдение у его ложа.

На третий день вечером Вольный Ветер зашевелился. Затуманенное сознание Грозы отреагировало на это новое изменение лишь после того, как он судорожно застонал во сне. Она мгновенно встрепенулась, и ее рука устремилась к его лбу. Все еще горячий на ощупь, он был все же значительно холоднее, чем раньше. Всю оставшуюся ночь она ухаживала за ним, омывала его водой, говорила нежные и ободряющие слова, осторожно гладила его, вкладывая в эту ласку всю свою душу и сердце.

На рассвете Ветер проснулся. Выражение ужаса от недавно перенесенной боли и от того, что он не знает, где находится, промелькнуло в его темных воспаленных глазах. Но, увидев Грозу, он тут же успокоился. Его губы и язык пытались шевельнуться, но вместо слов раздались глубокие хриплые стоны, которые разрывали сердце Грозы.

— Не пытайся говорить, любимый. И не двигайся. Я здесь, и ты в безопасности. Спи, мой храбрый воин. Спи и выздоравливай. Я буду за тобой ухаживать, и моя любовь исцелит тебя. — Она прильнула губами к его губам в нежном поцелуе. — Спи и знай, что я люблю тебя.

Через несколько мгновений она поняла, что его сознание снова отключилось, но теперь это был глубокий исцеляющий сон. Примостившись около него, чутко реагируя на каждое его движение, Летняя Гроза тоже уснула. Два дня спустя мучительный жар наконец спал, и Гроза возликовала, проливая слезы радости и облегчения.


Раны Вольного Ветра были настолько серьезны, что прошло достаточно много времени, прежде чем они затянулись. Все это время Гроза продолжала ухаживать за ним, и постепенно их жизнь вошла в обычное русло. Поскольку теперь Ветер мог сидеть и есть самостоятельно, Гроза решила, что его на некоторое время можно доверить заботам других женщин.

— Я пойду на охоту, — твердо заявила она однажды. — Поющая Вода сказала, что приглядит за детьми, а Белоснежный Цветок позаботится о тебе. Дора сможет приготовить тебе еду и сделать всю необходимую домашнюю работу, до того как я вернусь.

Лицо Ветра помрачнело.

— Мужчины обеспечат нас провизией. Они охотно поделятся своими запасами с семьей их вождя. Тебе незачем идти с ними на охоту.

Гроза только улыбнулась в ответ.

— Муж мой, мне кажется, за последнее время я тебя сильно избаловала. Теперь ты постоянно требуешь моего внимания.

Привычным движением она проверила лезвие своего охотничьего ножа, прежде чем вложить его в ножны, прикрепленные на ремне.

— Воины добудут мясо для нашего вигвама, — строго повторил Ветер.

— Я ведь тоже воин, — напомнила она, затем добавила: — Снег очень глубокий, и звери спрятались в убежище от ледяного ветра. Сейчас очень трудно поймать какое-нибудь животное, Ветер. Воины приносят слишком мало драгоценного мяса, чтобы накормить наш народ. Я тоже хочу участвовать в добывании пищи для нашего голодного отряда.

Поскольку раны сковывали движения Ветра, он бросил на Грозу лишь мрачный взгляд, чем очень напомнил ей Идущее Облако, когда тот не мог сделать того, что хотел.

— Мне не нравится, что ты поедешь с мужчинами, а я не смогу сопровождать тебя, — сказал он.

— Ты можешь приберечь свою ревность, мой дорогой, — рассмеялась она. — Я не собираюсь охотиться вместе с другими воинами.

— Ты не можешь ехать одна. Это слишком опасно. Как твой муж и вождь, я запрещаю тебе это.

Уже одетая в тяжелый меховой плащ, Гроза пожала плечами.

— Тогда я возьму с собой Когтистую Лапу и Боевые Перья, и с моей стороны это не будет ослушанием.

Она подошла к Ветру и нежно поцеловала в сжатые губы, гладя пальцами по его лицу.

— И почему только мне раньше не пришло в голову использовать их охотничий инстинкт, я не знаю. — И прежде чем Ветер успел что-либо ответить, она вышла из вигвама и отправилась в путь.

Два необычных спутника Летней Грозы на славу поработали, помогая добывать пищу для их маленькой семьи. Боевые Перья мог легко обнаруживать добычу с высоты, а Когтистая Лапа помогал ей выслеживать и ловить зверя. Часто он сам его убивал. Отдав своим помощникам их честно заработанную долю, Гроза собрала остатки мяса, чтобы отвезти домой, где Дора поможет их приготовить.

Итак, по большей части дела шли очень хорошо, и орел и кугуар служили ей надежной охраной во время ее рискованной охоты. Другое дело — Дора. Помогая Грозе по хозяйству, девушка была угрюма и молчалива. Она готовила пищу, которую теперь добывала Летняя Гроза, и поддерживала чистоту в вигваме. Она также присматривала за детьми и ухаживала за Ветром, пока тот еще недостаточно хорошо двигался. О том, насколько хорошо и охотно выполняла девушка эту последнюю работу, Гроза не подозревала до того момента, пока однажды случайно не вошла в вигвам и не увидела, что Дора низко склонилась над ложем Ветра.

Летняя Гроза молча стояла несколько долгих секунд, наблюдая эту интимную сцену. Она была слишком шокирована, чтобы пошевелиться. Одетый всего лишь в набедренную повязку, Ветер лежал на своей циновке, и его израненное, но все еще прекрасное тело было открыто жадному взору Доры. Девушка склонилась над ним, и на губах ее играла нежная улыбка. Ее распущенные волосы падали прямо на него, в то время как она меняла повязку на его раненом предплечье. Шнуровка на ее платье была наполовину распущена, что позволяло Ветру прекрасно видеть с бесстыдством выставленную грудь.

Летняя Гроза стояла и смотрела, как Дора снимала старую повязку, и руки ее нежно ласкали плечо Ветра.

— Я могу поцеловать, и это сразу заживет, — ласково сказала Дора, пристально глядя на него своими темными глазами. — Ты хочешь этого, Вольный Ветер? — прошептала она, и ее свободная рука скользнула вниз к его обнаженным бедрам.

Гроза еще не успела опомниться, как Ветер схватил Дору за запястья своими сильными руками и сжал их до боли.

— Ты превышаешь свои обязанности, рабыня, — холодно сказал он, и в его черных глазах можно было прочесть гнев и презрение.

— Действительно. — Теперь Летняя Гроза шагнула вперед, обнаружив свое присутствие.

Оттолкнув Ветра, Дора упала Летней Грозе в ноги, чудесные золотистые глаза которой на этот раз метали громы и молнии. Девушка с ужасом ждала ее реакции.

В течение довольно долгого времени Гроза молчала, с презрением глядя на Дору. И когда наконец она заговорила, слова ее звучали по-английски, чтобы та поняла.

— Кажется, тебе больше нравится прислуживать хозяину, чем хозяйке, — с едкой насмешкой сказала Летняя Гроза. — Я думаю, это придется по душе Скользкому Бобру. С тех пор как он прогнал свою жену, у него нет женщины, которая бы о нем позаботилась. За свои многочисленные подвиги он заслуживает награды, а ты будешь послушной, я надеюсь. Пойдем, рабыня! Я отведу тебя к твоему новому хозяину. — Схватив Дору за волосы, Гроза подняла ее с колен.

— Нет! — хрипло закричала Дора. — Ты не можешь этого сделать!

Летняя Гроза злорадно засмеялась.

— Я могу делать с тобой все, что мне заблагорассудится, девчонка! Я могу убить тебя, если захочу, и никто мне даже слова не скажет в твою защиту. Ты — моя рабыня!

Глядя на нее расширенными от ужаса глазами, Дора воскликнула:

— Я рабыня Вольного Ветра, а не твоя! Это он взял меня в плен и привез меня сюда!

— И подарил мне в первый же день, — уточнила Гроза, с ненавистью сверкнув на нее глазами. — А теперь я, в свою очередь, подарю тебя Скользкому Бобру. На твоем месте я бы поосторожнее обращалась с твоим новым хозяином. У него буйный нрав и гораздо меньше терпения, чем у меня. И если ты будешь слишком много себе позволять, как это ты делала здесь, боюсь, это плохо для тебя кончится.

С большим облегчением Гроза передала Дору Скользкому Бобру.

— Обращайся с ней хорошо, — сказала она на прощание, выходя из вигвама с застывшей на губах улыбкой.

Дора осталась единственной недовольной этой сделкой, все же остальные были очень рады, а больше всех — Гроза, которая давно хотела от нее отделаться.

* * *

Несколько дней спустя в лагерь неожиданно приехал Джереми, ведя перед собой трех основательно нагруженных мулов.

— Какие еще ужасные новости ты привез на этот раз? — шутя, сказала Гроза вместо приветствия, глядя, как Джереми слезает с лошади.

Джереми широко улыбнулся в ответ, и его изумрудные глаза приветливо засверкали на обветренном лице.

— Слава Богу, никаких! Я привез подарки. — Он жестом указал на нагруженных мулов. Войдя за нею в вигвам, продолжил объяснения: — Твои родители подумали, что ваши запасы уже истощились, и решили послать вам провизию. Как преданный друг, я вызвался доставить ее. — Усмехнувшись, добавил: — Правда, чуть не отморозил себе задницу во время этой поездки. Чертовски неудобное время для путешествия, скажу я вам.

Лежа на своей циновке, Вольный Ветер рассмеялся в ответ на колоритную речь друга.

— Добро пожаловать, Джереми! Садись погрейся у огня и расскажи мне о своей жизни.

Потрясенный зрелищем забинтованного воина, Джереми воскликнул:

— Что, черт возьми, с тобой случилось?!

— Вы тут с Ветром поговорите, — предложила Гроза, — а я пока позабочусь о твоих лошадях. И если среди твоих сокровищ найдется еще и кофе, я сварю всем нам по чашечке, когда вернусь.


Джереми с большим интересом и сочувствием выслушал рассказ Ветра о его встрече с гигантским медведем гризли, однако очень мало рассказал о своем собственном недавнем путешествии. Джереми не шутил, когда сказал, что чуть не замерз, пытаясь доставить им подарки. Он отправился в путь сразу же после праздников, зная, что предстоит нелегкий путь по глубокому снегу. К тому же он уже несколько месяцев не видел Летнюю Грозу и хотел убедиться, что в это тяжелейшее время года с ней все в порядке. Он охотно согласился доставить продукты в их лагерь.

Путь был унылым, но Джереми, все мысли которого были поглощены Грозой, этого не замечал. К первым числам февраля он уже почти добрался до Черных гор, как вдруг неожиданно разразилась жестокая снежная буря. Позднее из рассказов Ветра Джереми понял, что был застигнут врасплох тем же самым ураганом, что и охотившиеся воины.

Никогда в своей жизни Джереми не видел ничего подобного и надеялся никогда больше не увидеть, хотя ему часто приходилось сталкиваться с подобными природными явлениями.

Леденящий северный ветер гнал снег с такой силой, что Джереми не мог видеть даже впереди идущего мула. Да что там мул, он не мог различить даже голову собственной лошади! Когда через несколько минут Джереми почувствовал, что его лицо и руки онемели от холода, он понял, что должен срочно найти убежище. Ослепленный белым колючим снегом, окоченевший от холода, не слыша ничего, кроме дикого завывания ветра, уже не он сам, а его лошадь нашла спасительную поляну. Это были всего лишь заросли ежевики, заслоненные нависающими сверху соснами, но Джереми в ту минуту это показалось просто райским местом! Протолкнув свою лошадь и упирающихся мулов сквозь тугие прутья, окружавшие маленькое пространство, он увел их прочь от бушующей непогоды. Разгрузив мулов и сняв с лошади седло, он расстелил свои походные постельные принадлежности посреди четырех животных и накрыл лошадей попонами, одеялами и всем тем, что сумел разыскать, соединив их таким образом в одно целое. Затем сел на землю, чтобы ждать, и молиться, и думать о Грозе, постоянно гадая, сможет ли он выжить, чтобы снова увидеть ее дорогие черты.

Дрожа так, что у него стучали зубы, Джереми мрачно наблюдал, как свирепствует буран. Даже защищенный стеной из теплых конских тел, он чувствовал, что промерз до костей. Только мысли о Летней Грозе, казалось, согревали его душу.

В своем воображении он воскрешал все, что было связано с Летней Грозой, особенно то прекрасное время, когда она была еще совсем юной. Было поразительно, как легко мог он представить себе ее облик, золотистые глаза, сверкающие янтарным блеском. Он мог видеть упрямый наклон ее головы и длинные темные ресницы, оттеняющие ее глаза. Он видел черные волосы, но не заплетенные в косы, которые она носила последние два года, а свободно ниспадающие на спину тяжелыми темными волнами, блестящие, как вороново крыло, и нежные, как шелк.

В воспаленном мозгу Джереми возник мягкий, красиво очерченный рот Грозы. О Господи, эти манящие губы! Он смог снова почувствовать их сладость, как когда-то однажды. Джереми испустил стон, когда вспомнил об ее упругой юной груди, сжатой в его ладонях, о манящем покачивании ее бедер, о чудесном румянце на ее лице и о мягкой нежной коже.

Замерзающий Джереми только теперь полностью осознал, как много она для него значит и как сильно он ее любит. С радостью и печалью пополам он выпускал на волю свои самые тайные желания. Каждое ощущение, каждое воспоминание было для него бесценным сокровищем, которые он, как скряга, годами хранил глубоко в душе. Все эти невысказанные чувства теперь переполняли его сердце, и в своем воображении он говорил ей о любви. Она тоже отвечала ему любовью, но, к сожалению, это было только в его мечтах.

Внезапно Джереми очнулся. В первый момент, окруженный со всех сторон слепящей белизной, он подумал, что, наверное, замерз до смерти и отправился на небеса. Затем один из мулов фыркнул и зашевелился, и иллюзия исчезла. К тому же он чувствовал себя слишком замерзшим, чтобы быть мертвым! Коротко усмехнувшись, Джереми огляделся. Хотя по-прежнему стоял трескучий мороз, ветер все же утих. Всюду, словно прекрасная накидка, лежал нетронутый белый снег. Воздух был свежий и бодрящий, но настолько холодный, что почти обжигал легкие. Тем не менее, Джереми глубоко вздохнул. Хорошо еще, что остался жив!

На снег, возможно, было приятно смотреть, но чертовски трудно по нему ехать, в чем Джереми смог вскоре убедиться. Нескончаемыми часами он брел пешком, таща за собой спотыкающихся животных. Снег часто доходил ему до пояса, а сугробы могли укрыть всадника. Очень часто Джереми по-настоящему сомневался, сможет ли добраться до шайеннского лагеря или куда-нибудь еще в этой заснеженной пустыне. В самые тяжелые моменты, когда в нем начинало подниматься чувство жалости к самому себе, он спрашивал себя, будет ли Гроза оплакивать его смерть. И одна лишь мысль о ней заставляла его, преодолев отчаяние, идти дальше.

И вот однажды, когда Джереми уже окончательно выбился из сил, он вдруг заметил, что почти добрался до цели своего путешествия. Его охватило такое сильное чувство облегчения, что он оседлал лошадь и зарыдал. Он снова сможет увидеть свою тайную любовь. Он благодарил Господа за то, что он оставил его в живых!

* * *

Джереми остался, чтобы ухаживать за медленно выздоравливавшим Ветром. Гроза была очень благодарна ему за помощь. Теперь ей уже не нужно было охотиться самой, поскольку Джереми ездил на поиски пищи вместе с другими воинами. Кода Гроза была занята работой в деревне, Джереми часто помогал Ветру присматривать за детьми. Оставляя своего мужа беседовать с Джереми, Гроза теперь могла снова навещать своих подруг — удовольствие, которое она с недавних пор была лишена.

С помощью Джереми Ветер быстро встал на ноги. Хотя Джереми и хвалил Грозу за то, что она прекрасно врачевала раны Ветра, его собственные, более обширные знания в области медицины сейчас очень пригодились. Привыкший лечить животных, которым часто приходилось восстанавливать подвижность конечностей и мышц, он долго и упорно занимался с Ветром, когда кости воина достаточно хорошо срослись. Джереми придумывал специальные упражнения, чтобы разработать суставы и укрепить кости, не причиняя им вреда.

Под его руководством и наблюдением Ветер стал быстро восстанавливаться и вскоре уже мог ходить, лишь немного прихрамывая. Через некоторое время после снятия швов он снова смог пользоваться левой рукой, которую Гроза считала безнадежно искалеченной. Хотя рука немела и очень болела к концу дня, она вскоре почти полностью восстановила прежнюю подвижность. Возможно, она никогда не станет такой же красивой и сильной, как когда-то, но Ветер был рад и тому, что у него нормально действуют обе руки. По мере выздоровления Ветра многочисленные рубцы на его теле начали бледнеть, и через некоторое время остался всего лишь один заметный шрам, который немного испортил его красивое лицо.

— Теперь у тебя появилась особая примета, — сказала ему Гроза. — К тому же этот шрам делает тебя более свирепым, что замечательно для воина.

— Я не хочу выглядеть слишком свирепым, — сказал он, увлекая ее с собой на циновку, — иначе я могу напугать свою любимую молодую жену, и она больше не захочет делить со мной ложе.

Когда их губы встретились, она прошептала:

— Я всегда буду рада сделать это, Вольный Ветер. — Полная страстного желания, Гроза начала отвечать на его горячие ласки и через некоторое время позабыла обо всем на свете.

Внезапно она вспомнила, что Джереми нет в их вигваме. Немного отстранившись, она спросила прерывающимся от страсти голосом:

— Ветер, а где Джереми? Я не хочу, чтобы он вошел, когда мы будем заниматься любовью.

— Джереми сегодня переночует у Двух Стрел. Я сказал ему, что хочу побыть наедине со своей застенчивой женой.

Яркий румянец вспыхнул на щеках Грозы, и она зарылась лицом в плечо мужа.

— Он же догадается, чем мы тут занимаемся, — стыдливо простонала она.

Грудь Ветра под ней начала сотрясаться от смеха:

— Только дурак не догадается.

Он потянул Грозу к себе, заставив лечь на него.

— Сегодня ночью, пока я еще полностью не набрался сил, тебе придется потрудиться. — Его темные глаза лукаво засверкали, а краска на ее лице стала еще гуще от этих слов.

— Ты уверен, что уже достаточно здоров? — колеблясь, спросила она. — Я не хочу причинить тебе боль.

— Золотистые Глаза, я уж точно умру от боли, если ты не займешься со мной любовью сегодня ночью, — успокоил ее Ветер. — Доставь мне удовольствие, любовь моя, — прошептал он, наклоняя ее к себе и приникая к ее груди горячими губами. — Доставь мне такое же удовольствие, которое я постараюсь доставить тебе.

Это была великолепная ночь. Прикосновения языка Грозы словно дразнили Ветра, ее влажные губы нежно целовали каждый дюйм его бронзового тела. Затем она начала покрывать его кожу страстными поцелуями, опаляя его раны горячим дыханием, как будто хотела излечить их одной лишь своей любовью. Легкими прикосновениями кончиков пальцев она возбуждающе ласкала мужа.

Ветер осторожно расплел ее косы, и шелковистые волны упали на них, как ночное покрывало, отгораживая от всего остального, кроме всепоглощающей страсти. Длинные волнистые волосы тихонько щекотали бедра и живот Ветра, в то время как губы Грозы продолжали соблазнять его. В его горле раздался звук, подобный довольному урчанию какой-нибудь большой кошки. Быстрым движением Ветер снова притянул Грозу на себя, обвив ее длинные ноги своими ногами. Держа руки на ее бедрах, он приподнял ее над собой.

— А ну-ка оседлай дикого жеребца, которого ты пробудила, — попросил он, глядя сверкающими глазами в ее глаза. — Посмотрим, сумеешь ли ты укротить его своим нежным теплом.

Одно быстрое погружение, и они соединились. Крик удовольствия сорвался с губ Грозы, ее сразу же начали сотрясать толчки, как будто в ней находился эпицентр большого землетрясения. Когда спазмы прекратились, она начала двигаться, а Ветер, держа руки на ее бедрах, задавал нужный ритм ее движениям. Затем чудесное желание начало возникать вновь, становясь все сильнее и сильнее, ускоряя ритм их неистовой любовной схватки. Прильнув к Ветру, Гроза шептала его имя и бесчисленные похвалы, потом в экстазе откинулась назад, полностью отдавшись страсти, которую он в ней пробудил.

Вместе они познали волшебное великолепие блаженства, окутавшего их пылающим жаром разделенного восторга.


В последующие дни поведение Джереми сильно изменилось. Вечерами он сидел в их вигваме, угрюмо глядя в огонь и почти не разговаривая. Он не был грубым, но теперь мало участвовал в общей беседе, и тесные дружеские отношения между ними тремя, казалось, были разрушены. По крайней мере со стороны Джереми.

Однажды вечером, когда Гроза дружески разговаривала с обоими мужчинами, Джереми внезапно вскочил на ноги и стремительно вышел из вигвама, не сказав ни слова. Гроза в недоумении посмотрела на Ветра.

— Что это с ним происходит в последнее время? — размышляя вслух, спросила она.

В ответ Ветер лишь покачал головой. Он подозревал о том, что волновало его друга, но, если это было правдой, Джереми должен был справиться с этим сам. В данном случае Ветер ничем не мог ему помочь. Это было делом чести, гордости, дружбы и любви. Все эти чувства боролись сейчас в сердце Джереми, но Ветер мог этому только посочувствовать. Он достаточно хорошо знал Джереми и был уверен, что честь и дружба в очередной раз одержат победу в этой нелегкой борьбе.

Гроза встала и пошла к выходу из вигвама.

— Думаю, мне надо пойти за ним и узнать, что его тревожит. В последнее время он так странно ведет себя.

Ветер взглянул на обеспокоенное лицо жены. В первое мгновение он хотел сказать ей, чтобы она не ходила за Джереми, но затем передумал, решив, что так будет лучше. Возможно, разговор с Грозой прояснит ситуацию и затуманенное сознание Джереми.

— Возьми накидку, — посоветовал он. — Ночной воздух очень холодный.

Гроза нашла Джереми на краю опушки. Он стоял, прислонившись к стволу дерева, курил сигару и угрюмо смотрел на голые ветви деревьев. При появлении Грозы мрачно взглянул на нее и проворчал:

— Чего ты хочешь, Гроза, я пришел сюда, чтобы побыть в одиночестве.

Гроза нахмурила брови.

— Я хотела поговорить с тобой, Джереми, о том, что тебя волнует, узнать, не могу ли я тебе чем-то помочь. В последние дни ты стал колючим, как дикобраз. Почему?

Это было, как если бы Джереми держал в руке кусок динамита, а Гроза поднесла бы к нему фитиль! Даже в темноте она увидела, как гневно сверкнули его зеленые глаза, когда Джереми взглянул на нее.

— Бога ради, женщина, как можно быть такой глупой? — процедил он сквозь зубы. — Разве ты не понимаешь, что у меня разрывается сердце каждый раз, когда ты с нежностью улыбаешься своему мужу или смотришь на него с таким обожанием? Разве ты не понимаешь, каково мне видеть, как он прикасается к тебе, а ты с радостью разделяешь его любовь?

Гроза ошеломленно смотрела на него.

— Джереми, ты же наш друг! Как ты можешь говорить мне такие вещи?

— Может быть, я в последний раз говорю тебе о своих чувствах, Гроза. О, не смотри на меня такими расширенными от ужаса глазами, как будто видишь перед собой чудовище! Вольный Ветер уже давно догадался о том, чего ты предпочитала не замечать. Я не собираюсь предавать его, или тебя, или самого себя. Я восхищаюсь Ветром и уважаю его и ваш брак. Я не собираюсь терять честь и гордость, чтобы пытаться разбить его.

— Джереми, я не хочу об этом слышать!

— Очень плохо, принцесса! — Он смотрел на нее сверху вниз, свирепо сверкая глазами. — Ты пришла сюда, чтобы узнать, какие проблемы меня волнуют, и сейчас ты это выслушаешь, нравится тебе это или нет. Одному Богу известно, какой ад ты мне создала, исполняя свои супружеские обязанности прямо у меня перед носом! Я замечал обольстительные взгляды, которыми вы с Ветром обменивались, когда думали, что я на вас не смотрю. Я видел предательский румянец на твоем лице, я помню смущенный взгляд, который ты бросила на меня, когда я неожиданно вошел в тот момент, когда вы обнимались! Как я проклинал себя за это!

— Ночью за ночью я сидел здесь и смотрел, как ты расплетаешь косы и расчесываешь волосы, и это было все, что я мог себе позволить. Я едва мог удержаться, чтобы не погрузить свои пальцы в твои черные шелковистые волосы. Я не мог заснуть, зная, что ты лежишь в его объятиях, а мне остается лишь грезить о тебе.

— Перестань! — сердито попросила Гроза. — Не говори больше ничего! Ты не имеешь права говорить такие вещи, не имеешь права…

— Хотеть тебя? — подсказал он. — Я мужчина, Гроза, не камень и не святой! У меня в жилах течет такая же горячая кровь, как и у вас с Ветром. А ты исключительно привлекательная женщина. К тому же не забывай, что я всегда любил тебя.

Подбородок Грозы густо покраснел.

— Тебе лучше вернуться обратно в Пуэбло, Джереми, — сказала она сдавленным голосом, — пока ты не наговорил еще чего-нибудь и окончательно не уничтожил нашу дружбу.

Джереми сделал усталый жест и прикрыл глаза.

— О Гроза, Гроза! Как ты не поймешь! Я ведь все время испытывал эти чувства и тем не менее продолжал оставаться вашим другом. Я тебе никогда раньше об этом не говорил, но Ветер все знал, и я уверен, что и ты в глубине души догадывалась об этом. Если бы ты не пришла сюда сегодня ночью, я бы ничего не сказал, и ты бы не была сейчас так сердита. Вероятно, мне не следовало говорить сегодня о своих чувствах, но в сущности от этого ничего не изменилось. Мы можем снова оставаться друзьями на долгие годы. Я не преуменьшаю вашей с Ветром любви и не пытаюсь ее разрушить. Иногда я стараюсь смотреть на все это философски, иногда меня душат сожаления, а временами я даже немного зеленею от зависти. — Эта последняя фраза была сказана с тоскливой улыбкой. — Я — человек, Гроза, всего лишь человек.

Гроза кивнула. Ее сердце разрывалось от сочувствия к нему. Ей было больно смотреть на то, как он страдает, и она очень хотела сохранить его дружбу. Она верила ему, когда он сказал, что любит и уважает Ветра. Она знала, что обоих мужчин связывают крепкие дружеские узы, и не хотела, чтобы они были разрушены единственно из-за того, что ей вздумалось сунуть нос в личные переживания Джереми.

— Я попытаюсь забыть то, что ты мне сказал сегодня ночью, Джереми, так будет лучше для всех нас, — сказала она наконец. — Я постараюсь по-прежнему быть тебе другом, если ты обещаешь мне никогда больше об этом не говорить.

Джереми выдохнул воздух, который он инстинктивно задержал.

— Я буду хранить свои чувства при себе, как я это делал до сих пор.

— Тогда нам пора возвращаться. Вольный Ветер ждет нас.

— Иди вперед, — сказал ей Джереми — а я вернусь попозже. Завтра я перенесу свои вещи в вигвам Двух Стрел и поживу там оставшееся время. Судя по обстоятельствам, так будет лучше.

Гроза не протестовала.

Джереми оставался в лагере до тех пор, пока Вольный Ветер полностью не поправился. В течение некоторого времени после сердечного признания Джереми отношения между тремя друзьями были немного натянутыми. Но постепенно все возвратилось в прежнее русло, хотя Джереми уже больше не вернулся в их вигвам. Через некоторое время Джереми уехал в Пуэбло, и создалось впечатление, что этого странного разговора как будто и не бывало. По всеобщему молчаливому соглашению они решили похоронить этот эпизод глубоко в душе.

Загрузка...