Летняя гроза

Глава 6

— Джереми, ты когда-нибудь думал о том, чтобы разводить породистых лошадей?

— Угу.

Это был его наиболее частый ответ на все важные для Грозы вопросы. Не то чтобы он не обратил на нее внимания, просто в этот момент его руки были заняты: вот-вот на свет должен был появиться жеребенок. Роды были долгими и трудными, и благодаря опытным действиям Джереми заканчивались благополучно. Еще одна могучая потуга, и жеребенок наконец очутился на свободе — теплый, влажный, состоящий как будто из одних ног.

— Ух ты, какой красавец!

Сколько бы раз Гроза ни присутствовала при чуде рождения, у нее всегда захватывало дух.

— Еще один жеребенок в конюшне твоего отца. Ты права. Когда он перерастет свои ноги и уши, он превратится в настоящего красавца.

— Я хочу разводить лошадей, Джереми, — вернулась к своей первоначальной мысли Гроза.

— У тебя есть хорошая основа, — рассеянно ответил он, наблюдая, как кобыла повернулась, чтобы облизать своего малыша.

— Нет, я говорю о собственном ранчо. Отец в основном разводит скот. А я хочу выращивать лошадей, самых красивых во всем штате Колорадо.

— Почему бы и нет?

— Джереми, ты меня почти не слушаешь, — пожаловалась девушка. — Пожалуйста, это важно.

Джереми виновато улыбнулся Грозе.

— Я слушаю, принцесса. Ты хочешь разводить лошадей.

— Разве это не заманчиво, Джереми? А ты сам об этом не думал? Да с твоими знаниями у тебя была бы лучшая ферма!

Джереми пожал плечами, прядь золотистых волос упала на его влажный лоб. Грозе безумно хотелось прикоснуться к ней, вернуть на место.

— Если ты имеешь в виду породистых лошадей, не думаю, что тебе удастся преуспеть. Не в наших краях. Здесь хозяевам ранчо нужны хорошие пони, обученные работать на ранчо.

— Но ведь чистокровные кони намного красивее, — заспорила Гроза.

— А также капризны и чувствительны, — заметил молодой человек. — Пони выносливее и приспособлены именно для нужд скотоводов. Они терпеливы и трудолюбивы, они легко поддаются обучению…

— Они скучные! — с раздражением закончила Гроза.

— Они надежны, и у них более подходящие ноги, чем длинные, тонкие ноги чистокровок.

— А что ты имеешь против длинных ног?

— Ничего, кроме того, что хочу, отправляясь на верховую прогулку, вернуться домой так же верхом, а не пешком по горам и равнинам. А для этого у моего коня должны быть четыре крепкие ноги.

Жеребенок наконец встал на ноги, которые опасно подкашивались, отчего новорожденный пошатывался. Он нашел источник молока и приступил к первой в своей жизни трапезе. Джереми и Гроза вышли из стойла и смотрели на трогательную пару поверх закрытой дверцы. На улице шел дождь, ритмично барабаня по крыше конюшни. Запах лошадей смешивался со сладким ароматом свежего сена.

— Почему ты всегда выискиваешь в моих планах ошибки? — надула губы Гроза.

— Ты несправедлива, принцесса. Я не всегда выискиваю ошибки, а только когда ты плохо продумываешь идею. Тогда я поправляю тебя, но не «выискиваю ошибки».

Гроза обдумала его слова.

— Хорошо, ты исправляешь мои непродуманные мысли. Спасибо тебе бо-ольшое, доктор Филд, — сморщила она нос и рассмеялась.

— Всегда к твоим услугам, принцесса.

— Дождь усилился, — сказала Гроза, посмотрев в направлении двери. — Добежим до дома или переждем здесь?

— Я бы хотел еще немного понаблюдать за кобылой. Если хочешь, иди домой.

— И утонуть в одиночку? Нет уж, спасибо. Я побуду с тобой.

— Боишься растаять? — поддразнил Джереми. — Из чего вы сделаны, принцесса, из сахара?

— На что это вы намекаете, доктор? — с деланным высокомерием спросила Гроза.

— Да ни на что я не намекаю, намеки недостойны джентльмена. — Его глаза смеялись, отчего сердце девушки начало проделывать в груди странные трюки.

— Нет, намекаете. — Слова едва выходили у нее из горла. — В конце концов все знают, что женщины более нежные существа, чем мужчины. Это научно доказанный факт. И вы, по-моему, просто злитесь.

— И как это ты пришла к такому выводу? Я требую доказательств, если уж ты решила настолько очернить мой характер.

Джереми надвигался на нее, и мало-помалу Гроза отступала. На лице ее играла удивительно озорная улыбка. Грозе нравилось поддевать Джереми в ответ на его бесконечные поддразнивания. В эту игру, неустанно ее совершенствуя, они играли уже многие годы. Девушка выросла, стремясь развить свой ум и быстроту реакции под стать Джереми и стараясь превзойти своего учителя в остроумии и острословии. Гроза, как правило, проигрывала словесные баталии, но зато уж по-настоящему наслаждалась, когда удавалось одержать верх.

Сейчас в ее глазах цвета топаза прыгали чертики.

— Как же так, ученый доктор, неужели ваше образование настолько неполное, что вы не получили самых основных знаний? Всем известно, что девочки сделаны «из конфет и пирожных, и сластей всевозможных». — Она быстро рассмеялась, но смех оборвался, закончившись хихиканьем. Джереми, она видела, собрался пощекотать ее, а Гроза до смерти боялась щекотки. Она метнулась в сторону, но там была только дверца другого стойла. — А мальчики…

— Да? — Джереми, улыбаясь, смотрел на нее сверху вниз, протягивая руки все ближе.

— Мальчики сделаны «из колючек, ракушек и зеленых лягушек». Поэтому они такие злые! — торопливо закончила Гроза. Она попыталась проскочить под рукой Джереми, но он оказался проворнее. Поймав девушку за руку, он сбил ее с ног, и Гроза упала на охапку свежего, мягкого сена.

— Ах ты, маленький бесенок!

Смеясь, Джереми потянулся к Грозе, чтобы ухватить ее за руку и поднять на ноги, но не рассчитал, и его ладонь наткнулась на грудь девушки. Это нечаянное прикосновение потрясло их обоих, дыхание, казалось, замерло у них в груди. Улыбка медленно исчезла с лица Джереми, когда его изумленный взгляд встретился со взглядом Грозы. В течение показавшейся вечностью минуты они не двигались, а только смотрели друг на друга.

Летняя Гроза облизала внезапно пересохшие губы. Темно-зеленые глаза Джереми пристально следили за этим движением, не оставив без внимания пухлый, манящий рот. Казалось, он переживает какую-то внутреннюю борьбу. Проснувшиеся чувства пересилили доводы рассудка, и, наклонясь к губам девушки, он прошептал:

— О принцесса! Да ты просто искушение!

Каким бы ни был ее ответ, губы Джереми не дали Грозе произнести ни слова. К тому же мысли у нее в голове побежали с такой скоростью, что ухватить хоть одну, а тем более заговорить, она уже не могла. Сердце колотилось в груди Грозы с такой силой, что Джереми наверняка чувствовал его удары под своей ладонью, которая все еще покоилась на груди девушки.

Двигаясь и пробуя ее рот, теплые мужские губы посылали волшебные сигналы чувственности через все тело Грозы. Потом язык Джереми очертил влажный контур вокруг ее губ и проник внутрь, продолжая исследовать и словно пробовать на вкус рот девушки. Гроза потеряла последние силы, потому что испытываемое ею желание оказалось таким чудесным ощущением, какого она и представить себе не могла.

Новый, еще более острый приступ желания овладел Грозой, когда Джереми стиснул ее сосок сквозь тонкую ткань платья. Застонав, девушка придвинулась ближе и обвила шею мужчины руками, запустив пальцы в золотистые волосы и удерживая его губы на своих.

К тому моменту как Джереми оставил губы и стал покрывать поцелуями лицо Грозы, она едва дышала, дыхание ее стало коротким и поверхностным. Джереми пребывал в том же состоянии, насколько она могла судить по его затрудненному дыханию у своего уха. Какой бы невинной ни была Гроза, она все же достаточно долго росла на природе, среди животного мира, чтобы понять, что происходит, когда почувствовала, как набухает у ее бедра свидетельство мужественности Джереми. Мысль о том, что она настолько разожгла его, доставила Грозе необыкновенное удовольствие. Теперь уж он перестанет видеть в ней только девочку. И, порывисто и счастливо вздохнув, она приникла к губам Джереми.

Его поцелуи становились все настойчивее, и Гроза безраздельно отдавалась им. Девушке не довелось узнать, как далеко им удалось бы зайти, потому что именно в этот момент кобыла потребовала к себе внимания, огласив конюшню громким ржанием.

Джереми резко прервал поцелуй и уставился на пылающее лицо Грозы. Выражение изумления на его лице сменилось мрачностью.

— Проклятье! Извини меня, Гроза. В моем возрасте следует лучше владеть своими чувствами.

Гроза смотрела на него с болезненным смущением.

— Извинить тебя? — слабо откликнулась она. — За что?

— Я не должен был так забываться, — сказал он, отодвигаясь от Грозы и садясь на сене. Он отряхнул с одежды соломинки, стараясь не встречаться с девушкой взглядом. — Мне нет никакого оправдания.

Гроза поднялась, заправила выбившуюся блузку.

— А что такого ужасного ты сделал, Джереми? — спросила она с нарастающим раздражением. — Ты поцеловал меня! И мне это понравилось! Тебе, по-моему, тоже! Так в чем же дело?

Он сердито посмотрел на нее, злясь скорее на себя, чем на Грозу.

— Боже мой, Гроза! Я в два раза старше тебя! Для человека моих лет непростительно пользоваться неопытностью такой, как ты, девушки! Твой отец был бы прав, если бы обвинил меня в безумии.

Теперь разозлилась и Гроза, в ее больших глазах заблестели слезы.

— Посмотри на меня, Джереми! Мне семнадцать лет, я вполне взрослая женщина!

— Я заметил, — сдержанно ответил он. — Тем не менее это не меняет того факта, что я только что чуть не переспал с тобой прямо на сене. Ты доверяла мне, а я едва не разрушил твою веру. Это целиком моя вина. Ты молода и невинна. Я могу лишь сказать, что с моей стороны это больше не повторится. Даю тебе честное слово.

— Как это великодушно с вашей стороны, любезный доктор Филд, — резко отозвалась Гроза. — Мне будет позволено сказать хоть слово? А тебе не приходило в голову, что мне могли понравиться твои поцелуи? Что я могу хотеть от тебя и нечто большее?

— Экспериментируй с кем-нибудь другим, Гроза, — спокойно произнес Джереми и поднялся. — Я уже не в том возрасте, когда могу удовлетвориться несколькими поцелуями и тяжелым дыханием. Тебе удалось уговорить меня учить тебя ветеринарии, но будь я проклят, если стану учить чему-нибудь еще. И покончим на этом. Я — мужчина, а не евнух.

— А я — женщина, а не какая-то недотрога-принцесса! — чуть ли не крикнула Гроза. — И я ненавижу, когда ты меня так называешь! Мне кажется, что я холодная и неприступная, а это не так! У меня такие же чувства, как у всех. Я уже давно люблю тебя, Джереми, но ты отказывался видеть, что я больше не ребенок.

— О нет, я это заметил. Поверь, очень хорошо заметил, — фыркнул он в сильном раздражении. — Бог знает, как я пытался этому противостоять.

— А зачем? — спросила девушка. — Что в этом плохого, Джереми? Что плохого во мне?

Джереми сорвался на крик:

— Да ничего, кроме того, что ты слишком молода, чтобы интересоваться мужчиной, который почти годится тебе в отцы!

— Ты немножко преувеличиваешь, тебе не кажется? Ты старше меня всего на тринадцать лет. Я люблю тебя, Джереми! Это для тебя ничего не значит?

Джереми закрыл глаза и тяжело вздохнул.

— Гроза, ты просто влюблена в меня. Это постоянно случается с девушками в твоем возрасте. Я это понимаю и пытаюсь как-то с этим справиться, а ты все усложняешь. Если бы я не уважал тебя, если бы ты была мне безразлична, я бы давно воспользовался твоими чувствами. Любой другой так и поступил бы.

— Но только не благородный доктор Филд! — выкрикнула Гроза, сражаясь с подступающими слезами. Она сделала глубокий вдох, пытаясь успокоиться. — Если бы я и правда была тебе не безразлична, ты поверил бы, когда я сказала, что люблю тебя.

Уже потише, примирительным тоном Джереми сказал:

— Я уверен, что ты думаешь, что любишь меня, Гроза. Не упрямься, дай себе время во всем разобраться, и ты увидишь, что я прав.

— Нет! Не прав! Я хочу, чтобы ты тоже полюбил меня!

— Мне очень жаль, принцесса, но ты просишь у меня слишком многого. То, что чуть не произошло сегодня, было ошибкой. Словами не выразить, как я сожалею. Из этого ничего не выйдет.

— Но, Джереми…

— Нет! И лучше всего некоторое время нам побыть порознь. Какое-то время ты не будешь сопровождать меня на вызовах. Пока не совладаешь со своими чувствами и не осознаешь, что между нами не может быть никакой романтической связи. С меня достаточно и сегодняшнего происшествия — я не могу рисковать. Нам и так будет неловко оставаться наедине. Нам обоим нужно прийти в себя.

От легкого прикосновения Грозы к его руке Джереми вздрогнул.

— Джереми, — нерешительно, дрожащим голосом произнесла девушка, — ты не передумаешь?

Не глядя ей в лицо, чтобы не выдать собственной боли, он покачал головой.

— Нет.

Гроза ушла, а погруженный в мысли о ней Джереми под дождем поехал домой верхом. Он уже давно любил Грозу, хотя и знал, что слишком стар для нее. У него на глазах она из ребенка превратилась в девушку, почти женщину, его сердце давно принадлежало ей, чувство крепло день ото дня. Джереми знал, что любовь его безнадежна, и постарался смириться с этим фактом. И вот теперь пришлось столкнуться с влюбленностью Грозы — жестокой шуткой судьбы.

Джереми ругал себя за то, что так забылся, но когда он ощутил рядом с собой манящие, женственные изгибы ее тела, то просто потерял голову. Искушение было слишком велико. Будто сбылся дивный сон. А поцелуй Грозы оказался слаще, чем в любом сне. С одной стороны, Джереми был рад происшедшему, потому что теперь он мог хранить в памяти ее объятия и поцелуи. С другой стороны, он сожалел, что узнал, какой желанной может быть его любимая, потому что отныне его томила жажда обладания этим запретным плодом.

Гроза была сражена резким отпором Джереми. Со всей невинностью и искренностью она открыла ему свою любовь, а он отказался слушать, не поверил ей. Какой же она была дурой! Тем не менее, она была рада случившемуся, потому что Джереми наконец-то увидел в ней женщину. Его поцелуи и ласки заворожили Грозу, и она нисколько не жалела, что он прикоснулся к ней.

Но это был единственный положительный результат. Теперь они больше не увидятся. Как она сможет убедить Джереми, что она действительно любит его, если он отказывается с ней встречаться? Это несправедливо! Просто несправедливо! Оставалось лишь надеяться, что Джереми передумает, прошло уже несколько дней, и времени у него было предостаточно.

Прошло еще несколько дней, и Гроза нехотя призналась себе, что время не помогло. Джереми держался на расстоянии, а когда однажды она решилась все-таки подойти к нему, быстро и решительно отослал ее прочь. Надо было что-то предпринять. Эта разлука совсем не способствовала намерению Грозы завоевать любовь Джереми.

Тем временем несколько холостых парней из Пуэбло продолжали добиваться ее внимания. Лишь некоторых отпугнуло ее безразличие, остальные не отказывались от своих попыток. Особенно настойчив был один, Роджер Уоткинс, сын зажиточного владельца ранчо, расположенного по соседству. Он продолжал ухаживания с неослабевающим рвением. День за днем он приезжал на ранчо, задаривал Грозу цветами и конфетами, не скупился на комплименты. Его постоянное внимание проливало бальзам на израненную душу Грозы, и скоро она обнаружила, что гораздо легче принять его приглашение, чем терпеть обиженные взгляды в случае отказа. Молодые люди отправлялись покататься верхом или приятно проводили время в пеших прогулках.

И хотя Гроза не хотела обнадеживать Роджера, не хотела и резко оттолкнуть его. Дважды она приглашала его на воскресный обед.

Чем чаще Гроза виделась со своим поклонником, тем яснее видела его недостатки. Он был очень высокого мнения о себе, что раздражало девушку. Похоже, Роджер был снобом. Положение его отца в местном обществе давало юноше повод считать себя гораздо значительнее большинства друзей и соседей. И он никогда не упускал случая похвалиться перед Грозой своими лучшими качествами. Роджер был чрезмерно самоуверен, и это лишь подчеркивало, что ему не хватает знаний, но в своем невежестве молодой человек даже не осознавал этого. Он свысока смотрел на тех, кому повезло меньше, чем ему.

— Если бы они хотели, то добились бы большего, — часто повторял он.

А еще Роджер беззастенчиво сплетничал как о недругах, так и о друзьях, и Гроза могла только предполагать, что он говорит о ней за глаза. Все, что покупал Роджер или его семья было, по его мнению, лучшим. Если он чего-то не знал, значит, это и знать не стоило. То, чего он не видел или не делал, было недостойно его внимания. Мнение других людей ничего не значило для Роджера, если не он первый додумался до этого. Для юноши девятнадцати лет он был до жестокости критичен по отношению к окружающим и как само собой разумеющегося ожидал от всех похвал своим идеям и полного с ними согласия. Если же этого не происходило, он злился и пребывал в таком состоянии часами.

Очень скоро Роджер настолько надоел Грозе, что она едва выносила его общество. Тем не менее, он был самым симпатичным из ее ухажеров и как нельзя лучше подходил для осуществления ее плана. Поскольку Джереми по-прежнему не обращал на Грозу никакого внимания, она решила перейти к более коварным действиям. Она намеревалась заставить Джереми ревновать. Если это не удастся, он, возможно, решит, что Гроза покончила со своей «влюбленностью», как назвал ее Джереми, и снова допустит девушку до себя. Только тогда можно было надеяться постепенно убедить его в искренности чувств Грозы.

А пока девушка продолжала встречаться с Роджером, к большому неудовольствию своей семьи. Им все меньше и меньше нравился грубый и избалованный молодой человек. Родные Грозы мирились с ним лишь потому, что ей он, по всей видимости, нравился, хотя они и не понимали почему. Когда Грозу пытались расспросить на этот счет, она вежливо, а иногда и не очень, отвечала, что их это не касается, и даже несколько раз поскандалила из-за Роджера с Охотником.

Таня тоже пыталась вызвать дочь на разговор.

— Насколько у тебя с ним серьезно, Гроза? — спросила она, пытаясь скрыть свое недовольство.

— Почему ты спрашиваешь? Мы встречаемся совсем недавно, — уклонилась от прямого ответа девушка.

— Он предлагал тебе выйти за него замуж или до этого еще не дошло?

— А ты была бы против?

Таня ответила осторожно:

— Я не уверена, что он подходит тебе, дорогая. Иногда Роджер очень… очень самоуверен и критичен.

Гроза рассмеялась.

— Не ходи вокруг да около, мама. Нужно быть слепой и глухой, чтобы не видеть, что Роджер по большей части ведет себя прямолинейно и грубо.

Таня с облегчением вздохнула. По крайней мере дочь видит недостатки молодого человека.

— Однако он обожает меня, — заметила Гроза. — Он, несомненно, красив и из хорошей семьи, и не жадный. Уверена, он сможет очень хорошо обеспечить свою жену.

Возвращаясь назад, Таня спросила:

— Так он сделал тебе предложение, Гроза?

— Как раз сегодня вечером, если хочешь знать, — с удовлетворением призналась Гроза.

— О Боже! Но ты не ответила сразу согласием? С твоим отцом случился бы удар!

— Не волнуйся, мама. Я ответила, что подумаю над его предложением. — Гроза постаралась не передернуться при мысли о том, что может стать женой Роджера.

— Сомневаюсь, что твой отец одобрит эту партию, — предупредила Таня, которой нисколько не улыбалась мысль отдать дочь этому молодому человеку.

Зная отца, Гроза понимала, что он никогда не одобрил бы такой выбор. Адам по-прежнему надеялся, что в один прекрасный день его дочь выйдет за Вольного Ветра, как и было задумано много лет назад. Поэтому Гроза поинтересовалась у матери:

— Удивляюсь, почему отец не поет хвалы Вольному Ветру, если уж таковы его надежды?

— Вольный Ветер — прекрасный молодой человек, — сказала Таня, словно защищаясь. — В нем нет ничего плохого.

— Совсем ничего, — согласилась Гроза, — кроме того, что, если я выйду за него, мне придется жить в грязном вигваме в этой жуткой резервации.

— Я все равно считаю, что ты поступишь хорошо, если станешь его женой. Он добрый и честный. Материальная сторона не всегда является залогом счастья, дочка. Вольный Ветер любит тебя. Он будет хорошо с тобой обращаться и заботиться о тебе. У вас будут здоровые и красивые дети, он станет верным, любящим мужем.

— Но я не люблю Ветра до такой степени, мама.

— Со временем, возможно, полюбишь, Гроза.

— А может — нет. Ты хочешь, чтобы я оказалась связанной с человеком против своей воли?

— Скорей уж с ним, чем с тем, за кого ты собираешься сейчас, — спокойно ответила Таня.

Развязка наступила через несколько дней. Джереми по-прежнему не проявлял интереса в отношении предполагаемой симпатии Грозы к Роджеру, и девушка была вынуждена продолжать встречи. Она снова пригласила своего поклонника на воскресный обед. В этот день должны были прийти родители Тани и мать Адама, которым тоже предстояло терпеть невыносимое поведение Роджера. Но обстановка окончательно накалилась только тогда, когда молодой человек принялся отпускать свои предвзятые замечания.

— Мне нравится, как построен этот дом, — произнес Роджер комплимент, что бывало с ним редко. Если бы он на этом и остановился, все обошлось бы, но этого не случилось. — В нем явно чувствуется испанский стиль, но все равно он мне нравится. Эти лентяи-мексиканцы мало что умеют делать, но их архитектура очень мила.

Гроза в ужасе быстро обвела взглядом сидевших за столом. За оскорбительным высказыванием Роджера последовала мертвая тишина. Первой заговорила Рэчел, поскольку именно ее семья имела испано-мексиканские корни.

— Этот дом построили мы с отцом, — холодно произнесла она, устремив пристальный взгляд темных глаз на Роджера.

Но тот не понял намека.

— Значит, вам тоже нравится их архитектура, — заключил он, весьма довольный собой.

— Разумеется, — с королевским высокомерием проговорила Рэчел. — Вся моя семья — выходцы из Мексики, а до того — из Испании, — закончила она, взглядом пригвоздив молодого человека к стулу.

Благодаря остаткам совести Роджер виновато покраснел.

— Я… э… прошу прощения, мэм. Теперь, когда вы сказали, я припоминаю, что где-то слышал об этом.

Ступая по тонкому льду, Роджер немедленно попытался вернуться на твердую почву, но только ухудшил дело.

— Я не хотел никого оскорбить. Уверен, что среди мексиканцев много прекрасных людей, как вы. Не в пример этим краснокожим дикарям. Если кого и ненавидит мой отец, так это их! — Не подозревая о новом оскорблении, Роджер продолжал развивать тему: — Должен сказать, я согласен с отцом. Когда я ходил в школу, несколько лет назад в нашем классе был мальчик-индеец. У него были длинные, грязные волосы и по-настоящему подлый вид, и он был настолько туп, что над ним все потешались. В конце концов от него избавились. Мы с ребятами задали ему такую трепку, что больше он уже в школе не показывался. — Самодовольная улыбка заиграла на лице ожидавшего похвалы Роджера.

Собравшиеся, включая Грозу, враждебно смотрели на юношу. Воцарившееся за столом напряженное молчание заставило понять даже такого человека, как Роджер, что он сказал что-то не то.

На сей раз тишину нарушил Охотник:

— Вольный Ветер — мой брат-шайенн, ты, наглый ублюдок! В тот день я помогал ему отбиваться от вас, стада трусов, которых было гораздо больше. Если уж быть совершенно точным, это мы как следует всыпали вам. Это не мы убежали от ваших жалких кулаков!

Стрелок добавил:

— Я тоже тогда дрался. И вам не удалось одолеть Ветра или заставить его бежать от вас. Победили мы. Даже Гроза не сможет этого отрицать, потому что она дралась рядом с нами, хотя была еще девочкой.

Роджер встретился глазами со злобным взглядом золотистых глаз Грозы.

— Мои братья правы, Роджер. Я вместе с ними защищала Ветра. И снова так поступлю, если придется.

— Хорошо сказано, дочка, — заметила Таня. — У меня сердце радуется, когда я слышу, как ты защищаешь честь своего жениха.

К Роджеру немедленно вернулся дар речи.

— Жениха! — воскликнул он. — О чем это они говорят, Гроза? Что это за шутки? Я сделал тебе предложение, а ты ни словом не обмолвилась об этом!

Со своего места во главе стола заговорил Адам, его звучный голос наполнил комнату:

— Моя дочь не обязана перед тобой отчитываться о своих намерениях в отношении другого мужчины. Но раз уж ты сомневаешься в словах моей жены, позволь мне подтвердить их. Ветер и Гроза — нареченные жених и невеста. Вот уже много лет.

— Гроза, это неправда! Ты же не собираешься выходить за этого грязного индейца? — Роджер был ошарашен и уже не стеснялся в выражениях.

Злость заставила Грозу произнести слова, которых давно ждал от нее Адам. Она настолько была вне себя, что тоже совсем не следила за тем, что говорит. Девушка не заметила ловушки, пока не попала в нее. Вскинув голову и сверкнув золотистыми глазами, она сказала:

— Вольный Ветер — не грязный индеец! Он храбрый и благородный человек, сын вождя шайеннов. Он в сто раз сильнее и красивее тебя, тебе никогда не стать таким! Да, он мой нареченный жених, мужчина, чьей женой я стану. Я с радостью и гордостью буду носить его имя и воспитывать его детей, и это так же верно, как то, что я бы никогда не вышла за такого мерзавца, как ты!

Едва эти слова сорвались у нее с языка, Гроза поняла, что совершила непоправимую ошибку. Она сидела, потрясенная своей собственной глупостью. Девушка желала отказаться от своих слов, но знала, что не может. Она только что при всех фактически дала обещание выйти за Ветра, и честь обязывала ее сдержать необдуманно данное слово. Слово шайенна было нерушимо. Всю жизнь Гроза жила с этим законом. Отринув многие традиции шайеннов, этой она придерживалась неукоснительно.

Гроза помнила много случаев, когда она, пообещав что-то сгоряча, потом сожалела об этом. Но отец и мать всегда заставляли ее выполнить данное обещание. Однажды, когда Грозе было четырнадцать лет, она пригласила подругу провести выходные у них на ранчо, а потом получила приглашение на вечеринку в городе, куда она страстно желала пойти. Гроза попыталась устроить так, чтобы подружка приехала через неделю, но Таня быстро отмела все доводы.

— Ты пообещала Леноре, что она может приехать в эти выходные, и должна сдержать слово, Гроза. Шайенн не нарушает своего слова.

— Но, мама, — попыталась возразить Гроза, — все пойдут на вечеринку к Бетси, а я узнала об этом, когда уже пригласила Ленору.

— А она приглашена к Бетси? — спросила Таня.

— Нет, — пришлось признать Грозе.

— Тогда тем более неприлично изменить свои планы и обидеть Ленору тем, что ты пойдешь на вечеринку. Если бы ее тоже пригласили, вы сходили бы туда вместе, а потом вернулись к нам. А раз дело обстоит по-другому, ты проведешь выходные с Ленорой. Ты знаешь законы, дочка.

— Законы шайеннов! — взорвалась тогда Гроза. — Я больше не шайеннка!

Глаза Тани предостерегающе сверкнули.

— Ты шайеннка — сейчас и на всю жизнь, нравится тебе это или нет, кроме того, ты — член этой семьи. А Сэвиджи не запятнают свою честь нарушенным обещанием. Вопрос решен. Говорить больше не о чем. Ленора приезжает к нам на следующей неделе, и ты будешь вести себя вежливо и достойно.

Воспоминания проносились перед мысленным взором Грозы, и она не слышала и не видела, как все еще выражал свое недоверие Роджер и как ее братья выпроваживали невоспитанного гостя из дома. Она не замечала признательного взгляда матери. Единственное, что занимало сейчас мысли девушки, — это торжествующее выражение лица ее отца и удовлетворенный блеск его темных глаз.

— Мы отправимся в резервацию через неделю. Я заранее уведомлю Зимнего Медведя и Вольного Ветра, чтобы они подготовились к нашему приезду.

С каждым словом отца Гроза все глубже погружалась в пучину отчаяния. Ей казалось, что ее положили в гроб и заколачивают крышку. Она сама произнесла себе приговор. Винить, кроме себя, некого.

Что ранило больнее всего, так это осознание того, что она лишается всякой возможности жить с Джереми. Сердце плакало над потерянной любовью, над любовью, у которой с самого начала не было ни малейшего шанса. Теперь уже у Грозы никогда не будет возможности завоевать сердце Джереми, она своими руками погубила нежный цветок нарождавшейся любви, который никогда не расцветет в полную силу, не раскроет свои лепестки навстречу солнцу, не явит миру свою чудесную красоту.

Джереми был поражен в самое сердце, узнав о приближающейся свадьбе Грозы и Ветра. Разумеется, он уже много лет знал о договоре между Адамом и Зимним Медведем, но знал также и о стойком неприятии Грозой жизни в резервации. Джереми никак не ожидал, что девушка подчинится воле отца, когда она явно предпочитала жизнь в Пуэбло. С другой стороны, он знал, что Адам и Таня никогда не станут принуждать свою дочь, как бы им того ни хотелось.

Видимо, случилось что-то ужасное, если Гроза так внезапно изменила свое мнение, и Джереми очень хотелось узнать, что же произошло. С того дня в конюшне он находился в постоянной борьбе с самим собой. И хотя он был свято убежден, что разлука с Грозой идет на пользу им обоим, Джереми еще никогда в жизни не был так несчастен. Ему до боли хотелось верить, что она действительно любит его так же, как и он ее, но Джереми убеждал себя в том, что чувства Грозы — всего лишь девичья влюбленность, увлечение, о котором она скоро забудет. Если он поспешит, они оба потом пожалеют об этом.

Как видно, он ждал слишком долго. Когда Гроза стала встречаться с Роджером Уоткинсом, Джереми чуть с ума не сошел от ревности, но заставил себя держаться подальше и не торопиться. Если он действительно дорог Грозе, она скоро спровадит Уоткинса. Возможно, она лишь пытается отомстить ему, Джереми, за то, что он ранил ее гордость.

Чем чаще Гроза виделась с Роджером, тем больше это пугало Джереми. Он начал жалеть, что не принял слова Грозы всерьез, и задумался. Может быть, она действительно любит его? Но разве смогут они построить совместную жизнь? Он стал размышлять и над этим и почти пришел к выводу, что стоило бы попробовать.

И вдруг он узнаёт, что она в конце концов скоро выйдет замуж за Вольного Ветра! Почему? Что такого сделал Уоткинс, что заставило Грозу принять такое решение? Или именно он, Джереми, несет за это ответственность, потому что жестоко отверг ее? Теряясь в догадках и терзаясь чувством вины, Джереми решил, что должен повидаться с Грозой до ее отъезда и выяснить, почему она приняла такое поспешное и непоправимое решение.

— Здравствуй, Джереми. — Войдя в гостиную, Гроза заставила себя улыбнуться. — Ты пришел пожелать мне всего хорошего?

Они были одни в комнате, н Джереми мог говорить свободно.

— Я пришел спросить тебя, почему после стольких лет сопротивления ты так внезапно решила выйти замуж за Вольного Ветра?

— Я была обещана ему, когда мне было три года, — ответила Гроза, придавая своему лицу безмятежное выражение.

— Это не ответ, Гроза. Почему ты делаешь это сейчас? Всего лишь несколько недель назад ты заявляла, что любишь меня. Или ты и вправду такая ветреная, какой кажешься, или я был прав, говоря, что ты еще не знаешь своего сердца.

При этих жестоких словах выдержка изменила Грозе. Вместе со слезами наружу хлынули злость и досада.

— Будь ты проклят, Джереми! Я люблю тебя! Люблю! Как ты можешь быть настолько бесчувственным, чтобы прийти сюда и говорить об этом? А ты не думаешь, что я сожалею о глупом порыве, из-за которого я оказалась связанной обещанием? Я была рассержена, когда сказала, что выйду за Ветра, и тут же пожалела об этом! А теперь я должна стать его женой, хочу я этого или нет!

Горячие слезы текли по ее щекам быстрее, чем она успевала их вытирать. Сердце Джереми разрывалось от боли. Подойдя к Грозе, он нежно обнял ее и прижал к груди.

— О принцесса! Что я натворил! Скажи, ты на меня злилась, когда дала обещание выйти за Ветра?

Она покачала головой.

— Нет. Роджер унижал индейцев, а в особенности Ветра. Боюсь, что я немного погорячилась в своем желании защитить его. И, не успев понять, что делаю, заявила, что стану его женой. Естественно, это произошло в присутствии всей нашей семьи, так что отступать мне некуда, и нет никакого способа изменить решение. Отец уже известил Вольного Ветра. Я должна сдержать свое слово.

Глубокое сожаление и раскаяние охватили Джереми.

— Мне так жаль, принцесса, так жаль!

Приняв его боль за жалость к ней, девушка отстранилась.

— Чего тебе жаль, Джереми? Ты определенно не хотел моей любви. Ты тогда ясно дал мне это понять.

Резкие слова вонзились в Джереми, словно нож.

— Это совсем не так, Гроза, но теперь уже слишком поздно. Отныне каждый из нас пойдет своей дорогой и постарается привыкнуть к тому, что избрал себе в жизни.

— Джереми, так ты хочешь сказать, что все же любишь меня? — спросила она, жадно глядя в его лицо в ожидании ответа.

Красивое лицо Джереми исказила печаль.

— Я хочу сказать, что для нас обоих будет лучше не питать несбыточных надежд. Судьба распорядилась, чтобы мы были друзьями — не более того, так примем же ее решение. Я хочу, чтобы ты была счастлива в своей новой жизни с Вольным Ветром. Желаю тебе всего наилучшего.

— Я не хочу быть только твоим другом, но если это все, что я могу от тебя получить, я согласна. Джереми, я еще увижу тебя когда-нибудь?

— Конечно, принцесса, — пообещал он.

И, обнявшись на прощание, они расстались. В их сердцах теснились боль и сожаление и желание узнать, что же готовит им будущее.