Летняя гроза

Глава 2

Глаза у Летней Грозы были такие же большие и яркие, как у двух кугуаров, которых ее родители держали как домашних животных. Двух горных львов — мальчика и девочку — звали Кит и Кэт. Им бы очень понравились яркие свертки с подарками вокруг рождественского вертепа в гостиной бабушки Рэчел. И «распаковали» бы они их в два счета, если бы их не оставили в деревне у шайеннов. Гроза прекрасно знала, что они чувствуют, потому что ей до смерти хотелось сделать то же самое. И лишь строгое предупреждение отца и матери удерживало ее от этого деяния.

Сегодня был день, который все называли сочельник. Насколько поняла Гроза, это был праздник в честь рождения великого вождя. Вся семья собралась на ранчо бабушки Рэчел. Вместе с бабушкой Сарой и дедушкой Эдвардом должны были приехать двоюродная тетя Элизабет, дядя Джордж и двоюродный брат Джереми. Тетя Джулия и дядя Роберто вместе с двоюродной сестрой Грозы Линдой уже были здесь. И еще мамина лучшая подруга Мелисса Керр и ее муж Джастин, которые прибыли с младенцем Стивеном. Пригласили даже шерифа Миддлтона.

В доме бабушки Рэчел все было как-то странно. Много комнат, соединенных в одно строение, и огонь здесь разводили между стен, а не посередине комнаты. На папе были брюки и рубашка из ткани, хотя он остался в мокасинах и не снял головную повязку. Мама надела очень красивое платье из ткани небесно-голубого цвета, а волосы она закрепила на голове, а не распустила, как обычно, по плечам. И говорили здесь все по-английски, иногда по-испански и называли папу «Адам», а не Пума. Маму они называли «Таня». Это имя показалось Грозе очень милым. И даже ее собственное имя звучало на английском языке совсем по-другому, и Гроза иногда терялась, потому что не понимала, кто к кому обращается.

Грозе понравилась ее двоюродная сестра Линда, чье имя по-испански означало «красивая». Линде было столько же лет, сколько и Грозе, у нее были кудрявые каштановые волосы и ярко-синие глаза. С ней было очень приятно играть, что обрадовало Грозу, потому что все взрослые без конца разговаривали и суетились вокруг Утренней Зари и малыша Мелиссы Стивена. А кроме того, у Линды были самые красивые на свете куклы, и она, нисколько не жадничая, давала их поиграть.

Гроза чувствовала себя вполне взрослой в прелестном новом платье, которое сшила для нее бабушка Сара. Его цвет назывался «розовый», воротник и рукава были отделаны белым кружевом, а на ощупь оно было тонкое и легкое. Мама вымыла волосы Грозы, и кудри девочки свободно ниспадали на спину.

Между тем неразбериха продолжалась. Здесь, похоже, все ели одновременно, а не так, как у них — сначала мужчины, потом женщины и дети. К тому же от сидения так высоко от земли на этой штуке, которая называется стул, рождалось какое-то непонятное ощущение. Поначалу Грозе было трудно справиться со всеми приспособлениями для еды, пока мама не показала, как держать вилку. Вместо того чтобы предохранять ее новое платье от грязи, квадратный кусок ткани, называемый салфеткой, все время падал с колен на пол. Тем не менее Грозе удалось перепробовать все, что было на столе.

— Как приятно снова всех увидеть, — говорила Таня. — Я рада, что мы встретились именно на Рождество.

— Да, это самый семейный праздник, — согласилась Рэчел.

— Таня, а ты помнишь те рождественские праздники, которые мы провели с шайеннами? — тихо спросила Мелисса. — Я никогда не забуду, как ты делала все возможное и невозможное, чтобы порадовать меня. Даже уговорила Адама подстрелить индейку, чтобы приготовить настоящий праздничный ужин.

При воспоминании об этом Таня рассмеялась.

— Все подумали, что мы сошли с ума, когда сделали украшения и развесили их на елках. Просто Адам ни за что не позволил бы срубить елку и поставить ее в вигваме.

— Ты по-прежнему это делаешь? — с любопытством спросил Эдвард.

— С тех пор как уехала Мелисса — нет. В этом нет необходимости. Я никогда не праздную там Рождество.

— Но ради детей… — начала Сара.

— Нет, мама, дети шайеннов не понимают и не празднуют Рождество. У них свои обычаи и праздники.

— И все же ты должна рассказать своим детям о христианских праздниках. Когда-нибудь они будут жить здесь и…

— Сара, у них будет достаточно времени, чтобы узнать все что нужно. Потом, когда они станут постарше и смогут во всем разобраться, — вставила Элизабет.

Таня благодарно улыбнулась тетке.

— Тетя Элизабет права, мама.

— Когда примерно ты собираешься вернуться домой, Адам? — спросил Том Миддлтон.

Адам нахмурился.

— При том, как развиваются события, это произойдет раньше, чем нам хочется, самое большее — через несколько лет.

— Как ужасно это звучит, Адам! — воскликнула Танина сестра Джулия. — Что касается меня, я буду только счастлива, когда Таня вернется в родной дом, и ее бедные детишки тоже, они так быстро растут! Мама и папа не нарадуются, если смогут все время видеть своих внуков. Подумать только, мы даже не знали, что Таня снова ждет ребенка. И вдруг они приезжают вместе с Утренней Зарей!

— А трое других так выросли, что мы их едва узнали! — присоединился к жене Роберто.

— Мы приезжаем так часто, как можем, — спокойно сказал Адам.

— А мы стараемся понять это, — ответила ему Рэчел, — но ты нужен нам дома, сынок.

— Мой дом с народом моего отца. Я их вождь и нужен им.

— Но ты нужен и твоей матери, Адам, — заметил судья Керр.

— Не так остро, как шайеннам.

— Если дела так плохи, может, Таня с детьми останется здесь, в безопасности? — с надеждой спросил Эдвард.

Адам строго посмотрел на тестя.

— Нет, моя жена и дети пойдут туда, куда иду я, и буду жить там, где я.

— Таня, но ведь это же разумное предложение, — взмолилась Сара.

Таня покачала головой и с любовью глянула на Адама.

— Нет, мама, я пойду за мужем, а с нами и наши дети, — твердо сказала она. — Наши жизни соединены неразрывно. Что бы ни готовило нам будущее, я никогда не разлучусь с ним. Я не перенесу этой боли.

Они гостили у своих родных десять дней. Для Грозы это было чудесное время. Среди своих рождественских подарков она обнаружила еще два красивых платья. И дюжину цветных ленточек для волос, и деревянную шкатулку для их хранения, которая наигрывала волшебную мелодию, как только поднимали крышку. Но самым драгоценным подарком стала красавица кукла. У нее были темные волосы и яркие синие глаза, нарисованные на блестящем твердом лице, она была одета в аккуратное платье в розовую и белую клетку и белый передничек.

Весной, когда Летней Грозе исполнилось четыре года, в их жизни произошло много перемен. Утренняя Заря уже достаточно подросла, ее можно было оставлять на попечение других, и Таня снова стала принимать участие в военных вылазках. В конце весны Пума и Зимний Медведь повели свое племя на юг. Команчи пригласили их принять участие в церемонии, которая называлась Танец Солнца. Приглашение исходило от вождя команчей Куаны Паркера. К Лосиному ручью собиралось несколько племен, чтобы совершить священный ритуал и обменяться новостями.

А новости были плохими. Зима прошла, и кавалерия готовилась возобновить кампанию против индейских племен. Кроме того, сейчас, когда наступало время весенней охоты, белые охотники на бизонов снова уничтожали и без того уже сократившееся поголовье немногих оставшихся стад.

Индейцы пребывали в гневе и отчаянии. Зимние запасы подошли к концу, и нужда в их пополнении стояла как никогда остро. Но снова и снова они натыкались в прерии на разлагающиеся останки сотен бизонов.

В ответ на безжалостную резню несколько групп команчей, кайова, шайеннов и арапахо объединились, чтобы нападать на охотников. Пойманных пытали и убивали, но гораздо большему числу охотников удалось избежать индейских ловушек, да и все равно уже был нанесен непоправимый ущерб. Правда, дважды индейцам удалось настичь охотников на бизонов сразу же после резни. Они смогли не только утолить жажду мести, но и получить много свежего мяса и драгоценных шкур.

Однажды ранним летним утром отряд шайеннов, в котором была Таня, выследил белых охотников на бизонов до самой их убогой хижины. Нападение было таким стремительным и уверенным, что у охотников не осталось ни малейшего шанса на спасение. Не прозвучало ни одного выстрела. Двое упали в грязь перед хижиной мертвыми, трое других ждали решения своей участи.

Шайенны обыскали строение: им были нужны ножи и ружья. Железные чайники и другая кухонная утварь станут отличным подарком, привезенным женам из удачного похода.

Когда индейцы уже готовились поджечь хижину, один из них вышел из нее, таща за собой женщину. Она не подняла головы и не заплакала, когда он швырнул ее на землю у своих ног, а только тихо застонала, когда воин ткнул ее ногой под ребра.

Женщина была ужасающе худой. Ее прямые волосы были настолько грязны, что невозможно было сказать, какого они цвета. Кожа у нее была загорелая, тело едва прикрывала драная грязная тряпка, которая когда-то была платьем.

Таня не раз была свидетелем подобной сцены. Красный Ветер или убьет ее, или сделает своей рабыней. Таня почти не смотрела в ту сторону, заворачивая в кусок ткани небольшую металлическую кастрюлю с длинной ручкой — свою часть добычи. Внезапно ее руки замерли, потому что вид женщины тронул какую-то забытую струну в памяти Тани. Она с любопытством взглянула на женщину, уже попристальней. И в тот момент, когда Красный Ветер взялся за томагавк, она все вспомнила.

Когда воин уже нацелил оружие на голову женщины, Таня окликнула его:

— Красный Ветер, подожди! Если эта женщина тебе не нужна, я меняю ее на мою железную кастрюлю.

Он с сомнением глянул на говорившую.

— Тебе нужен этот бесполезный кусок собачьего корма?

— Да, — кивнула Таня.

Пума, который стоял рядом с ней, тихо сказал:

— Дикая Кошка, если тебе нужна рабыня, я найду тебе помоложе и покрепче. У этой совсем безумный вид.

Чуть улыбнувшись, Таня ответила:

— Я возьму эту, муж.

Только позже, уже дома, Пума узнал о причинах поступка жены. Несмотря на грязь и синяки, Таня узнала Розмари Уолтерс, одну из четырех женщин, которых вместе с Таней много лет назад похитили шайенны. Розмари уже давно выменял кто-то из другого племени, и с тех пор Таня ее не видела.

Конечно, это была уже не та Розмари, которую она когда-то знала. Годы плена сильно отразились на женщине. Сначала Таня боялась, что Пума прав — та молчала, словно отгородившись от внешнего мира. Розмари повиновалась приказаниям и покорно выполняла все свои обязанности, но смотрела вокруг отсутствующим взглядом, ходила ссутулившись. Она напоминала вьючное животное, совершенно лишенное собственной воли.

Вооружась терпением, Таня мало-помалу восстановила из разрозненных кусочков картину жизни Розмари с того момента, как хозяин-шайенн продал ее какому-то своему родственнику. Несколько месяцев она была его женой. Спасение пришло из форта Ларнед. Группа исполненных благих намерений женщин-христианок помогла Розмари наконец обрести свободу. Спустя несколько недель она получила известия от мужа и своих родных. Новости оказались ужасными, лишив бедную женщину всяких надежд и сделав ее освобождение бессмысленным. Незадолго до этого Гарри Уолтере решил, что его жены уже нет в живых. Он женился снова, у его дочери и четырех сыновей появилась мачеха. Бетти, так звали новую жену, уже ждала ребенка.

Некоторое время Розмари оставалась в форте Ларнед, но жизнь у индейцев легла на нее пятном позора. Ее муж отказался приехать в форт и подтвердить личность Розмари, потому что тогда он стал бы двоеженцем. Гарри заявил, что его первая жена умерла. Отвергнутая любимым мужем, презираемая своими соплеменниками, Розмари впала в отчаяние, сердце ее было разбито. Вторично потеряв семью и находясь из-за этого на грани помешательства, Розмари перебралась в Уичито. Она пыталась найти работу прачки или официантки, но ее прошлое преследовало ее и здесь. Порядочные семьи и респектабельные заведения не пожелали дать ей работу. Даже церковь отказала ей в помощи. И произошло неизбежное: Розмари, чтобы выжить, стала продавать свое тело за еду и бутылку дешевого виски, в котором топила свои горькие мысли. Она опускалась все ниже и ниже, пока окончательно не потеряла интерес к чему бы то ни было. Она кочевала с места на место, переходила от мужчины к мужчине, ей ни до кого не было дела и о ней никто не печалился, жило лишь тело — душа умерла. В это время ее подобрали охотники на бизонов, которые взяли ее с собой для удовлетворения своих нужд. Там ее и нашла Таня.

Так же как когда-то она сделала это для Мелиссы, Таня принялась врачевать душу и тело Розмари. Терпение и доброта, чистая одежда и хорошая пища стали союзниками Тани в решении той задачи, которую она поставила перед собой. Наконец-то Розмари будет в безопасности, о ней станут заботиться. В вигваме Тани эта женщина снова узнает, что такое семья. И до тех пор, пока Розмари будет соблюдать обычаи шайеннов и хорошо служить своей хозяйке, с ней будут обращаться хорошо. Работа у нее будет тяжелая, но она получит за нее вознаграждение, а не побои. Танина защита не позволит нежеланным мужчинам добиваться Розмари. Конечно, это была не лучшая жизнь для женщины, но и не худшая. Благодаря великодушной дружбе Тани Розмари постепенно начала приходить в себя.

— Если бы не милость Божия, это шла бы я, — тихо проговорила Таня, глядя на идущую к реке за водой Розмари.

— Что ты сказала, Дикая Кошка? — Пума сидел рядом и чинил лук.

— На ее месте могла быть я, Пума, если бы не твои нежная любовь и забота.

Пума проводил взглядом сгорбленную фигуру Розмари, которая шла, шаркая ногами.

— Нет, Дикая Кошка. Твой дух никогда не был бы сломлен, как у Розмари. Ты слишком горда и жизнелюбива.

— Не знаю. Если бы я попала к другому воину и он сделал меня своей рабыней, сегодня моя жизнь была бы другой. Ее постоянно били, использовали и унижали бесчувственные скоты в мужском обличий — такое сломит любую женщину. Переходить из рук в руки, жить, как даже наши собаки не живут, — просто чудо, что Розмари не лишилась рассудка.

— А я так и подумал вначале. Мне казалось неразумным доверять ей наших детей. Я был уверен, что она отравит нас или однажды ночью попытается убить всех нас во сне.

Его слова показались Тане смешными.

— А я думала, что индейцы почитают сумасшедших, Пума.

— Возможно, тут больше подойдут слова «внушают трепет» или, скорей, «страх», — объяснил Пума. — Если можем, мы избегаем их и никогда нарочно не обижаем помешанного из страха перед могущественными духами, которые забрали его разум. Очень плохо, когда такого человека убивают, потому что злому духу может понадобиться новое тело.

— Не стоит волноваться из-за Розмари, она выздоравливает.

— Хорошо бы ты смогла убедить в этом Утиную Походку, — негромко рассмеявшись, сказал Пума. — Когда Розмари в нашем вигваме, она и близко к нему не подходит, даже чтобы посмотреть на детей. Как-то раз я видел, как она побледнела, увидев, что стоит в тени Розмари. На моей памяти в первый раз Утиная Походка едва не упала в обморок.

— Я поговорю с ней, — пообещала Таня.

— Как хорошо то, что ты делаешь для Розмари, Дикая Кошка. У тебя доброе сердце.

Таня улыбнулась, а потом вздохнула.

— Думаю, многие говорят, что я делаю это потому, что она белая, но в данном случае это не главное. Розмари слишком много потеряла, Пума, — семью, мужа и детей, свою гордость. Я смотрю на нее и вижу, как мне повезло в жизни, твоя любовь — это мое благословение.

То лето оказалось длинным, жарким и сухим. Наступила самая страшная засуха, какую помнили старожилы. По прерии перекатывались удушающие волны зноя, солнце спалило траву и растения. Ручьи и реки пересохли, и их русла казались пыльными канавами. А те, в которых еще оставалась вода, превратились в ручейки жидкой грязи. Земля напоминала пустыню, а вместе с суховеями пришли удушающие пыльные бури. Дикие животные ушли на поиски пищи и воды, равнины в то лето стали безжизненными.

Племена укрылись в отдаленном каньоне, который индейцы называли Местом Мыльных Деревьев. Мало кто из белых знал о нем, а те, кто знали, называли это ущелье каньоном Пало Дуро. Сюда пришел Куана Паркер вместе со своими кайова, Пума и Зимний Медведь во главе шайеннов и несколько других племен.

Земля здесь еще была покрыты зеленью, бежала чистая вода, в изобилии водилась дичь. Индейцы нашли тут и неуловимых бизонов. В течение многих недель племена жили в покое и довольстве, охотились и залечивали раны, как в былые времена. Поблизости не было ни белых людей, ни солдат, ни охотников на бизонов — никого, кто бы нарушил жизнь индейцев. Это было прекрасное время мира и обновления, отдых после всех испытаний, выпавших на их долю.

Во время этой мирной жизни Пугливая Олениха подарила Зимнему Медведю второго ребенка, девочку, такую же красивую, как ее мать. Малышку назвали Звонкий Жаворонок, потому что заливистый голосок новорожденной был чистым и нежным, как трели жаворонка.

Таня обожала Звонкого Жаворонка, но и ее собственная семья тем летом увеличилась на своего рода малыша. Кит и Кэт, прирученные кугуары, которых Таня пестовала с рождения, решили обзавестись потомством. Они ушли по весне, через несколько недель возвратился Кит, крупный, грациозный самец, а теперь и Кэт вернулась из своего горного убежища, неся маленького детеныша кугуара.

Пятнистый малыш был очаровательным, как все котята, но Таня знала, сколько он может доставить хлопот. Они с Пумой немало потрудились, чтобы воспитать Кита и Кэт. И, пока они были с ней, Таня не думала о том, что ей предстоит воспитывать еще одного кугуара.

А вот Летняя Гроза была очень рада новому домашнему питомцу. Утренняя Заря еще маленькая, товарищ по играм из нее никакой, а с Мяу, как назвала ее Гроза, забавляться одно удовольствие. Кэт на удивление спокойно доверила своего малыша заботам человеческой семьи, словно понимала, что никто не причинит котенку вреда. Таня терялась в догадках, почему Кэт принесла своего детеныша к людям. А пока все, что можно, было поднято повыше — подальше от золотистых глаз и острых зубов Мяу.

В течение многих недель племена наслаждались покоем в Пало Дуро. Воины, воспрянув духом, охотились, женщины почувствовали себя в безопасности. Даже дети ощутили воздух свободы и беззаботно играли и смеялись.

Потом вдруг ощущение покоя рассеялось, как дым в небе. Многие старались не обращать на это внимания, но Таня не могла.

— Что-то надвигается, Пума. Я знаю. Я чувствую. Как бы нам здесь ни нравилось, надо уходить отсюда.

Пума тоже чувствовал неуловимую перемену.

— Да, стало как-то тревожно. Кое-кто еще хочет пойти на охоту, но шайенны уйдут с первым лучом солнца.

— Мы будем готовы, Пума.

И снова их племя отправилось в путь, переходя с места на место, и зоркие дозорные стояли на страже, чтобы военная кавалерия не застала их врасплох. Через месяц после того, как они ушли из Пало Дуро, пришло известие, что конные войска напали на тех, кто остался в ущелье. Атака была неожиданной, многие пытались выбраться, побросав все пожитки. Индейцев окружили и как скот пригнали в форт Силл, где вождей и воинов посадили за решетку.

А на севере золотоискатели вторглись в Нала Сапа, священные Черные Горы на землях индейцев сиу, шайеннов и арапахо. Ненавистный генерал Кастер произвел тем летом в Черных Горах разведку и объявил, что золото там есть — нужно только выдергивать из земли траву и стряхивать драгоценный песок с ее корней. Вождь сиу Сидящий Бык пришел в ярость от того, что белые посягнули на территорию, которая по договору принадлежала индейцам. Когда же армия США не сделала ничего, чтобы обуздать жаждущие золота орды старателей, индейские племена взяли дело в свои руки. Индейцы и белые снова ступили на тропу войны.

Летняя Гроза смотрела, как ее мать наносит на лицо красные и желтые полосы боевой раскраски.

— Мама, когда я вырасту, я смогу стать женщиной-воином, как ты? Я не хочу чистить шкуры, шить, готовить и рожать детей, — с презрением поджала она красиво очерченные губки.

Таня подавила готовый вырваться у нее смех.

— Для того, чтобы стать женщиной-воином, тебе придется пройти через много испытаний, Летняя Гроза. А это не так-то легко, иначе все были бы великими воинами. И нет ничего стыдного в том, чтобы быть женой и матерью. Труд женщин племени в своем роде неоценим. Без них в деревне не было бы порядка.

— А я хочу скакать и сражаться вместе с мужчинами.

— У Хитрого Лиса, возможно, окажется свое мнение на этот счет. А вдруг он не захочет, чтобы его жена была воином?

— Тогда я не выйду за него замуж, — наморщив лоб, заявила Летняя Гроза.

— Думаю, когда ты подрастешь, ты захочешь выйти замуж за Хитрого Лиса. По-моему, вы очень нравитесь друг другу.

— Иногда мне кажется, что я выйду за него, а иногда я не знаю чего хочу.

— Что ж, малышка, у тебя впереди еще много лет, чтобы принять решение, — сказала Таня.

— Вокруг так много неизвестного мне, мама, мне все любопытно.

— А что бы ты хотела узнать?

Гроза погрузила пальцы в краску.

— Почему трава зеленая?

— Это легко. Мать-земля любит давать зеленый цвет растениям.

— А почему лягушки прыгают, а птицы летают? — не отставала Гроза. — Как солнце, когда оно спит, перебирается с запада на восток? Его подталкивает луна, чтобы оно снова ушло на восточное небо?

Таня в насмешливом испуге покачала головой.

— Для такого милого ребенка у тебя поистине слишком пытливый ум. Мысли скачут у тебя в голове, как бурундук!

— Ты не знаешь ответов, ма? — спросила Летняя Гроза.

— Никто не в состоянии ответить на все твои вопросы, дочка. На многие ты найдешь ответы сама, когда вырастешь и узнаешь окружающий мир.

Летняя Гроза на минутку задумалась.

— Да, но с каждым годом в моей голове появляется все больше вопросов, — пожаловалась она.

— Тогда ты должна решить, какие из них для тебя самые важные, — мудро заметила Таня, — и сосредоточиться на поиске ответов именно на эти вопросы.

В последующие несколько месяцев Таня нередко задумывалась, успеют ли ее дети вырасти, чтобы найти ответы на свои вопросы. Время было очень тяжелое, племена все время перебирались с места на место, чтобы избежать плена или резни со стороны военных. Даже глубокие снега и морозы не останавливали правительственные войска. Индейцы боролись за еду и укрытие для своих семей, не говоря уже о том, что защищались от постоянной угрозы нападения кавалерии. Пума и Таня часто обсуждали создавшееся положение и неясное будущее племени и их собственной небольшой семьи.

— Интересно, что выйдет из особой Целительной Церемонии, на которую созывает всех Сидящий Бык, — тихо проговорила Таня, засыпая на ночь огонь.

В дальнем углу вигвама уже спали их четверо детей и Розмари.

— Мы не можем заглядывать в будущее, Дикая Кошка, если только духи не посылают нам вещие сны. Племена собираются, чтобы помолиться и обрести средство для изгнания белых захватчиков. Все, что мы можем, — это молиться и защищать принадлежащее нам по праву.

Штаны Пумы упали на пол вигвама рядом с уже снятыми мокасинами. С присущей ему грацией он опустился на циновку, которая служила им с женой постелью.

— Давай забудем о завтрашнем дне и насладимся тем, что может дать нам ночь.

Он смотрел на приближавшуюся Таню, и его темные глаза сверкали. Она села на край циновки и сняла платье. Любовь и страсть, отразившиеся на лице Пумы, словно волнами окутали обнаженное тело женщины. Она горделиво выпрямилась перед ним, зная, что вид ее тела всегда доставлял Пуме наслаждение. Он еще не двинулся, а Таня уже почувствовала, как нарастает в ее муже желание, — он лишь исследовал взглядом каждый мягкий изгиб ее тела. Таню охватил трепет, внутри начал разгораться огонь. Отвечая на молчаливый призыв Пумы, груди Тани налились тяжестью, напряглись соски.

— Подойди, женщина, и распусти мои волосы. Его слова вызвали в памяти ту первую ночь, когда он впервые сделал ее по-настоящему своей, ночь, когда он забрал себе ее душу. В ту ночь он тоже заставил ее исполнить весь ритуал. И в эту ночь Танины руки дрожали ничуть не меньше, когда она развязывала кожаные ремни и распускала густые черные косы.

Пума расплел косы жены, и их золотистые пряди рассыпались по плечам, укрывая Таню, как покрывалом. Ладони Пумы скользнули под золотистый водопад. Он нашел ее груди и стал ласкать их, пощипывая торчащие соски. Его горящие темные глаза неотрывно смотрели на Таню. Потом он откинул в сторону ее волосы и припал губами к розовому кончику полной истомы груди.

Все тело Тани сотрясали волны пламенной страсти. Тихий призыв сорвался с ее губ, и она притянула мужа к себе. Разгоряченное тело женщины жаждало прикосновения мужской плоти. Таня обхватила руками широкие плечи Пумы, потом коснулась его гладкой груди. Под ее ладонью колотилось мужское сердце.

Они опустились на циновку, их тела переплелись, руки дарили нежные ласки. Умелые прикосновения Пумы, подобно огню, стремительно разжигали страсть Тани. Его губы и язык проложили горячую, влажную дорожку от ее плеча к подбородку. Пума негромко рассмеялся, почувствовав, как задрожала под ним Таня, как выгнулась, чтобы быть к нему поближе.

Повернув голову, Таня губами нашла его чувственный рот. Их губы слились, оторвались друг от друга, снова встретились в поцелуе нарастающего желания.

А потом Пума увлек Таню в вечное действо, войдя в ее тело со всей полнотой и силой мужского превосходства. Имя мужа легким вздохом сорвалось с Таниных губ. Они двигались в едином ритме, его ладони лежали на ее бедрах, направляя ее движения, она же гладила его по спине, сжимала его плечи, впиваясь в них ногтями. Страсть вела их к невероятным высотам, туда, где смыкаются агония и экстаз. И наконец взрыв немыслимого наслаждения отправил их сквозь алмазные россыпи звезд в заоблачные дали.

Когда они пришли в себя, Таня устроилась на плече мужа. Он умиротворенно вздохнул, мягко касаясь губами ее влажного лба. Неважно, что готовит им будущее. Пока они с Пумой будут вместе, она будет счастлива. И, убаюканная размеренным биением его сердца, Таня уснула.