Лицедей. Сорванные маски. Книга вторая

Глава 14

Влад

Заношу ее без сознания в мансарду на последнем этаже, и со злостью бросаю на кровать. Многочисленные разрезы ее платья оголяю обнаженные бедра и грудь. Сглатываю горький ком в горле, презирая себя за слабость, испытываемую каждый раз при взгляде на нее. Провожу взглядом по длинным стройным ногам, цепляя пышную и высокую грудь. Пожалуй, это единственное что в ней изменилось в связи с ее материнством. Опускаюсь рядом с ней на кровать, продолжая бродить по ней взглядом. Ее красота приковывала взгляд, а мысли о ребенке причиняли неимоверную боль. Драли внутренности на ленты, хлестали ими оголенные нервы. Впервые я не знал, как поступить. Я убил, его отца, о чем ни мало не сожалею, отнял у него мать. И что дальше, бросить его на произвол судьбы? Наказать этим ее?

Только от этого все внутри взбунтовалось. Черти б ее побрали. Сколько горя и страданий она принесла мне. Может это мое наказание за все то, что я успел, и еще успею натворить?

Наклоняюсь к ней, вдыхая ее запах. От него сносит крышу, и я прикрываю глаза, стараясь взять себя в руки. Я отравлен ею, окончательно и бесповоротно.

Любуюсь точеной шеей, чуть вздернутым к верху изящным носиком, ямочкой на подбородке. Широкие брови вразлет, и, конечно же, рот, сводящий с ума всех подряд. Именно он жил на ее лице, казалось бы, своей отдельной жизнь, зажигая светом любого, кому она улыбалась.

Мать его так. Та пошло оно все!!!

Вскакиваю и бегу отсюда, подальше от нее, от соблазнов, мороком пробирающихся в его голову. Они уже принялись уговаривать его, нашептывать, подбрасывать яркие картинки обладания вожделенным телом.

Нет!!! Неееееет… Говорю себе, нежели им в ответ. Прыгаю в свой черный внедорожник и срываюсь с места. Пролетаю горящие неоновыми огнями проспекты Праги, отгоняя от себя мысли о маленьком ребенке. Черепную коробку взрывают воспоминания о том, как ждал сначала мать, потом, впервые озадачившись тем фактом, что у меня, как и у всех, должен быть отец, и его. Я долго фантазировал, каким он может быть и почему меня все покинули? Почему мать оставила меня на свалке, и где она сейчас?!? Нигде нет ее следов. Да, да, я искал ее. Сначала даже себе не мог признаться, что ее ищу. Затем, оправдывался, что хочу взглянуть в ее глаза… Потом просто искал, потому что не мог найти. Ни живой, ни мертвой.

Вспоминаю чувство обреченности, холода, дикого страха и голода. Я тогда, будучи маленьким мальчишкой, впервые нал молиться Богу, отчаянно прося помощи, уговаривая его вразумить свою мать, требуя защиты неведомо у кого. Проси до тех пор, пока не понял, что его нет. Все это не более чем миф. Я отлично помню, как дрожали обессиленные голодом внутренности, как их сводило в адских судорогах дикой боли. Я до сих пор не понимаю, как выжил в тех чудовищных нечеловеческих условиях. Ведь не смотря ни что, я все же человек.

И сейчас, представив, маленького всеми брошенного ребенка, что – то в моей душе обрывается, и нога крепче жмет педаль газа, а руки крутят руль.

Оглядываюсь, понимая, что я на месте. Усмехаюсь. Значит, так тому и быть.

Вхожу в здание с черного входа, поднимаюсь на второй этаж. Ноги сами ведут в нужном направлении. В тот момент я еще не понял, что ведет меня прямёхонько к нему. Я его еще не видел, но каким-то странным седьмым чувством ощущал интуитивно. Вдруг слышу громкий надрывный плач ребенка. Какова вероятность того что в этом фешенебельном отеле есть и другие младенцы? И что этот именно тот уто мне нужен?

Коридор пуст.

Я дрожащей рукой открываю дверь, которая почему-то не заперта, и вхожу внутрь. Сразу определяю источник громкого истошного крика. Сперва, я его попросту не разглядел. Малыш, активно махая крошечными ручками, запутался в покрывале, которое накрыло его с головой. Оно ходило на нем волнами, сбиваясь все больше и больше. Сдергиваю покрывало, уставившись на возмутителя спокойствия верхнего этажа, и меня простреливает чувство узнавания. Малыш, мгновенно замолкнув, уставился на меня огромными зелеными глазищами с золотыми вкрапинами. Наклоняюсь ниже и вдыхаю его запах. Ребенок пахнет ею. Сомнений бить не может, мой внутренний зверь рычит, протягивая к мальцу когти, втягивая дурманящий аромат. Этот запах вскрывал вены по ночам, назойливым маревом проникал в меня, заставляя корчится в агонии, сводил с ума. Но теперь он был с примесью чего-то еще, чего – то незнакомого и волнительного, чего еще не могу определить. Маленькое покрасневшее личико, залитое слезами, замерло, крепко сжав кулачки. Он с интересом рассматривал меня, сканируя умным, отнюдь не детским взглядом. Так и прошло несколько минут, в созерцании друг друга, пока нижняя губка малыша подозрительно не задрожала.

– Так, мужик, не вздумай снова разреветься. Сейчас мы с тобой тихонько покинем это место, и отправимся в другое. Там тебя переоденут, и накормят. Признавайся, ты, наверное, голоден? У тебя как у настоящего мужика отменный аппетит?!? Должен признаться и у меня тоже…– Я болтал всякую ерунду, стараясь не испугать ребенка, опасаясь его плача. Я даже в уме не сложу, как успокоить младенца, поэтому нес всякую херь, пока он деловито посматривал на меня своими огромными сканерами.

Вскоре мы покинули отель, прихватив лишь покрывало в которое я его укутал. Окинув номер взглядом, так и не смог понять что из всего этого барахла может понадобиться ребенку, махнув рукой, поспешил прочь.

По дороге, пришлось уложить ребенка себе на колени, придерживая его одной рукой, потому как проницательный малец, громогласно заявил о своем нежелании лежать одному на переднем сидении. Я быстро устроил его с удобствами, продолжая свой бессвязный монолог, чем вызывал у малыша широкую беззубую улыбку. Ее рот, с опозданием отметил я. Такая же светлая и сногшибательная улыбка.

– Да ты будешь всех баб с ног валить такой-то улыбахой как у тебя! Ты не знал?!? О, я расскажу тебе как твоя мать, черти бы ее побрали, сводила с ума мужиков. Теперь и им пришла пора отдуваться, да?

Добирались мы всю ночь, в течении которых «улыбаха» вскоре, под мой бессвязный бред уснул, стоически выдерживая дорожные тяготы. Я боялся ехать быстро, ведя машину одной рукой, опасаясь потревожить его сон.

Эмма Петровна при виде моей ноши только всплеснула руками, аккуратно забирая из моих рук ребенка. Малец так и продолжал дрыхнуть без задних ног, то и дело смешно потягиваясь во сне, и забавно морщась.

– Ох, Владислав Генрихович, не может быть!!! Это ваш ребенок и Дианы? Какой милаха!

– Это ребенок ее. И … и…– запнулся, задыхаясь от пронзившей боли.

– Вы посмотрите, как он на вас похож. Те же бровки, подбородок, манера царская, даже когда подтягивается во сне…

– Эмма Петровна у меня не может быть детей. И давайте закроем эту тему.

Экономка только укоризненно покачала головой. Дергая за мои оголенные нервы, переворачия все внутри.

– И все же, я уверенна, что это не так. И вскоре вы в этом убедитесь.

И гордо удалилась, унося ребенка с собой.

Приняв душ, я упал на кровать.

***

-Влад, может, ты мне объяснишь, что это все значит!?

Янкин визгливый голос врывается в мой сон, и мгновенно доводит меня до кипения. Продолжаю лежать с закрытыми глазами, мысленно считая до десяти, прикрывая глаза рукой. Но видно, мой вид ей ни о чем не говорит, и она настырно продолжает.

– Что это за жуткое создание верещит на весь дом?!? Удивительно, что тебя не разбудил его рев!

Ее слова, произвели эффект выдернутой чеки, и все во мне зашумело, со свистом отсчитывая секунды до того как сорваться. Вскакиваю, и наступаю на перепуганную Янку, до нее, наконец, доходит, что пора закрыть рот.

–Это жуткое создание, как ты выразилась, именуется иначе. Давай, Ян, напряги свои извилины, и назови его так, как он того требует,– тихо со свистом выталкиваю из себя слова, сжимая кулаки.

– Пппрости, Влад. – Заикаясь, произносит, побледнев,– но кто – то же может его успокоить, верно? Это же невыносимо, он орет уже битый час.

Прислушиваюсь, и слышу с верхнего этажа приглушенный крик. Срываюсь, и бегу наверх, в одних лишь штанах пижамы на голое тело. Эмма Петровна уговаривает малыша взять бутылочку, очевидно со смесью, но ребенок отчаянно вертит головой в разные стороны, отказываясь ее брать в рот.

– Эмма Петровна, что, черт возьми, здесь происходит?– Ребенок при звуке моего голоса замолкает, с мольбой глядя на меня мокрыми зелеными глазками.

– Владислав Генрихович, я пытаюсь его покормить. Илья уже четвертый раз поехал в магазин. Вт полюбуйтесь,– жестом показала на два стола заваленными различными коробками, пачками, и железными банками с изображением малышей.

–Это смеси?– Взяв в руки первую попавшуюся банку, прочитав название.

–Но он отказывается есть! Я просто не знаю что делать! Ребенка нужно накормить!

–Так дружок, – аккуратно с опаской беру его на руки, забирая с рук экономки бутылку с белой смесью внутри,– я понимаю, что мы предлагаем тебе меню методом тыка, и совсем не знаем, что обычно ты привык кушать, но тебе придется это съесть. – Эмма Петровна лишь покачала головой, со вздохом подавая еще одну бутылку.

– Мы запаслись,– разочарованно добавляет, – почему вы не узнали чем его кормить?

– Эмма Петровна, догадайтесь с трех раз! – Я его мать убить готов, а не разговоры говорить.

Вздохнув, Эмма Петровна, показала, как положить ребенка для кормления. Малыш твердо взглянув сначала на меня, потом на бутылку, и я готов поклясться, что он вскинул подбородок вверх, демонстративно отвернувшись в сторону.

– Именно это я и имела ввиду.

–Нет, друг, – решил взять мальца авторитетом, – тебе придется это все съесть. До последней капли, – добавляю, вновь прикладывая бутылочку к его губам.

Те в свою очередь подозрительно задрожали. Стоило только отвести бутылку со злополучной смесью подальше, как на его лицо возвращалось недовольно, и крайне обиженное выражение лица, но, Слава Богу, без признаков истерики.

– И что же нам делать? – Сдался я, прижимая ребенка к себе. Тот в свою очередь широко открыв ротик потянулся к обнаженной груди, а именно к соску. Я едва его с рук не выпустил, смачно выругавшись!

– О, Господи, Влад Генрихович…

– Эмма Петровна, спасибо конечно, так меня еще никто не называл, но…

–Нет нет, малыш вероятно грудной! – Произнесла она, ни мало не прояснив для меня ситуацию. Видя мое непонимающее лицо, добавляет со смехом.– Очевидно, он берет только материнскую грудь, от того и противиться искусственной соске.

– И что это значит? Не говорите загадками, я измучен не меньше вашего!

– Нужно привезти его мать, что здесь не понятного!

Нет.

Одно короткое слово срывается с губ, но Эмма Петровна, осеклась, с укором качая головой. Что это ее сегодня заклинило, что ли?

– Илья куда умчался?

– Он вычитал в интернете о супер смеси западных производителей, и поклялся, что таки сможет его накормить.

– Вот и отлично. Раз поклялся, значит накормит. Будем его ждать.

Но стоило только передать ребенка в руки и скрыться с поля зрения маленького террориста, как с верхнего этажа снова послышался душераздирающий крик.

Он преследовал меня в душе, когда брился и одевался. Даже в кабинете на первом этаже. Янка забилась где-то, не смела высовываться после утреннего инцидента, опасаясь быть отправленной восвояси.

Вернувшись Илья поднялся на второй этаж, а я, наматывая нервы на кулак, расхаживал взад вперед по кабинету, с силой захлопнув крышку ноутбука. Сейчас в голове было пусто как в церковном колоколе, в котором эхом звенел детский плач.

Маленький манипулятор! И в кого он такой? У Абу кишка тонка была в общем, не говоря уже о том чтобы так манипулировать в его то возрасте!

А этот надменный взгляд? Он мог поспорить разве что с моим собственным…

И тут я мысленно сам себе отвесил оплеуху. Эк куда меня понесло. Проклятые инстинкты, как разбушевавшиеся гормоны, плясали на нервах, уводя в своем неизменном танце туда, откуда потом вернуться будет практически невозможно.

Запрещаю себе думать, питать надежды и иллюзии, которые лезут, нет бьют фонтаном, ложась на изболевшее сердце, целебным бальзамом.

Крик наверху, стал еще громче и яростней, и я снова громко выругавшись, потянулся к телефону, приказывая готовить самолет. Придется ее доставить сюда.