Ликвидатор

Волкодав

На теплоходе музыка играла… Кейф.

Муха, наверное, подумал, что это встречали его. Гад. Как он мне надоел. Набить бы ему рожу. Просто так. Даже без особой злобы, лишь за то, что пришлось торчать в зоне, а теперь изображать пристегнутого.

По дороге в порт он сообщил мне, что решил плыть дальше, так как других документов на него не было, и сварганить их затруднительно.

Его, конечно, встревожило неприятное происшествие в Копенгагене, пока не поддающееся трезвой оценке и объяснению, но дружки-мафиози пообещали разобраться, кто пытался похитить Муху, и позаботились об охране до самой Греции. Где ждет не дождется разлюбезный друг Сашок. На прикарманенные денежки которого имели виды не только те, у кого Толоконник их оттяпал, но и большой ценитель красоты Борис Львович.

Интересно, на какую сумму, все-таки, наш Малыш нагрел своих работодателей? И не замешаны ли высокие армейские чины в этой истории?

Мне все больше и больше стало казаться, что мифические компрометирующие документы, из-за которых и загорелся сыр-бор под названием "Брут", куда я попал, как кур в ощип, существуют лишь в воображении Кончака, и что ему ловко подсунули такую версию предстоящей операции его вышестоящие кореша.

И что теперь у них пошел полный разброд, и каждый пытается натянуть зеленое долларовое одеяльце на свои ноги.

Короче – я сделал выводы…

Акула расстроен и раздражен. Мы приткнулись у борта, где людей поменьше, лишь две телки на хорошем подпитии; они беззаботно хихикали и время от времени пытались завести с нами шашни. Понятно, что и мы изображали вмазанных по полной программе, хотя вечерние гуляния на теплоходе только начинались.

– …Хорошо, что ребята из копенгагенской резидентуры подсуетились. Представь картинку – вас запихивают в "мерс" и рвут когти. А тут нужно своих гавриков пустить по следу тех, кто пытался похитить Муху, довести мордобой до логического завершения, так как кроме козлов, что были в машине похитителей, откуда-то подвалила кодла с виду интеллигентных ребятишек, которые начали махаться, словно черти, и самое главное – тебя выручать. Хоть разорвись! – Акула сокрушенно сплюнул за борт.

– Да, веселенькое было дельце…

– Думал, что все, бля, конец моей зарубежной карьере. Да про карьеру – хрен с ней. А вот то, что своего старлея потерял, – лучше сразу застрелиться. Стыдобища.

– Кто знал, что так все обернется.

– А это и есть моя задача – просекать все наперед.

– Муха тоже не лыком шит.

– Слушай, Волкодав, у меня к тебе одна просьба – когда дело подойдет к финалу, отдай мне Муху. Я этого пидора наизнанку выверну. Бля буду. Кстати, где он сейчас?

– Так это ты должен знать, – ухмыльнулся я. – Нашел себе бабенцию в три обхвата и пробует надежность коек.

– Ты подсунул? – с подозрением посмотрел на меня Акулькин.

– А то кто же.

– И когда только успел?

– Он меня забодал своими разговорами о сексе, вот я и присмотрел буфетчицу. Она как раз в его вкусе. Поскольку, сам видишь, на теплоходе телки все как на подбор тощие и с ногами, растущими от ушей, то бедная девушка совсем исстрадалась… Вот я и подсуетился. И коза сыта, и моя капуста присмотрена и под ногами не путается. Главное, что буфетчица не подстава, а то, не ровен час, подклеют ему кого-нибудь, тогда точно хана операции.

– Все по уму… – согласился Акула. – Между прочим, тот полицейский, которого ты отоварил в Копенгагене, на самом деле какой-то штатский лох из предместья. Это мне сказали ребята из местной наружки. Его наняли за хорошие деньги.

– Ничего не скажешь, постановка была задумана первоклассная. Но кто?..

– Хрен его знает. Хорошо хоть, теперь известно логово Бориса Львовича. За ним идет охота уже около трех лет. И остальных посадили на крюк, теперь не спрыгнут. Нам от местных коллег благодарность и обещание поставить при встрече пузырь литров на пять.

– Ты людей Бориса Львовича вычислил?

– Всех до единого. Никаких проблем. Вот только плохо, что наш теплоход стал напоминать международную конференцию по разделу наследства пока еще живого Малыша: тут тебе и Моссад, и наша контора, и мафия, и еще Бог знает кто.

– Плюнь. Не мечи икру раньше времени. Все как-нибудь образуется.

– Что-то я тебя не узнаю… – с любопытством кинул на меня косой взгляд Акула. – Какое-то пофигистское настроение.

– Тебя бы в зону хоть на пару месяцев воткнуть. А потом заставить с дерьмом возиться.

– Теперь точно вижу – Муха будет мой, – с удовлетворением констатировал бывший сержант разведроты. – Ну, я пошел. Проверю посты, и скоро время выхода на связь с центром.

– Привет Кончаку. Скажешь… – Я заколебался – а стоит ли выкладывать шефу свои соображения по поводу мифических документов Толоконника? – Скажешь, что Волкодав землю копытами роет и готов на любые подвиги во имя высоких идеалов.

– Так и скажу, – хохотнул Акула и удалился.

Не долго думая, я подцепил тусующихся рядом девиц и направил свои стопы к бару. Увы, наша совместная идиллия продолжалась не долго – не успели мы выпить и по стаканчику, как появились какието прикинутые фраера и унесли моих лебедушек в своих хищных ястребиных лапах.

Я даже не сопротивлялся такому наглому грабежу прямо на виду развлекающейся публики – мои мысли витали далеко от соблазнов плоти. Сидя за опустевшим столиком, я потягивал виски и пытался размышлять, хотя в голове, вместо свежих оригинальных мыслей, царил форменный бардак, плавно перетекающий в полное отупение.

– Вы не возражаете, если мы присядем за ваш столик? – вывел меня из состояния прострации женский голос.

Я поднял глаза – и едва не выпал в осадок. Моб твою ять! Передо мной собственной персоной нарисовалась Роза Нельке! Ее супруг, вылитый киношный еврейский раввин, только без пейсов, стоял, чуть сутулясь, немного сзади.

– Мадам, сколько угодно. – Мне и не нужно было изображать человека на взводе; соседство с лучшими ликвидаторами Моссад подействовало на меня как литр спиртного; что это они задумали?! – Плиз. – Нарочито коверкая слово, я показал на диванчик напротив.

– О-о, вы разговариваете на английском? – удивилась шустрая старушенция, присаживаясь не без извест-ной элегантности.

– Ни хрена, – брякнул я. – Ни в зуб ногой, ни в пень колодой.

– Очень жаль, такой молодой и умный человек, путешествующий по зарубежным странам, просто обязан знать хоть какой-нибудь – а лучше английский – язык.

– Мы академиев не кончали.

– Да? – Что-то в голосе старухи мне не понравилось, но я так и не понял, что именно; скорее всего, интонация – ехидная, с ноткой превосходства.

– Угу, – подтвердил я кивком и допил свой стакан. – Что закажем?

– У вас виски? – поинтересовалась старая грымза. – Тогда и мы последуем вашему примеру.

– Официант! Гарсон! – Я старался не выходить из образа. – Ты где там пропадаешь? Тащи сюда… – Я перечислил.

Официант принял заказ и умчался выполнять его, а мне ничего иного не оставалось, как поддерживать светский разговор.

– …Погода прекрасная. Нам повезло. – Бабулька закурила длинную тонкую сигару из очень дорогих.

– Ага, – согласился я. – Тоска… – продолжил ни к селу ни к городу. – Болтаемся, как… ну это самое, в проруби. Мои знакомые все базлали – круиз, круиз, ах, круиз… Я уже сыт им по самое некуда.

– Что так? – спросила старуха, глядя на меня исподлобья.

Я едва не заржал – в такой позе она смахивала на общипанную ворону с длинным, исшорканным от времени клювом. И одежда Розы Нельке соответствовала образу – черная хламидка с кружевами, закрывающими дряблое морщинистое горло, сумочка черной кожи и нелепая наколкасеточка на пегих волосах.

– Я же сказал – тоска. Спишь, пьешь, спишь, пьешь… иногда вместо сна опять пьешь. Крыша едет. А еще сколько впереди…

– Хек… хек… – наконец подал голос и Моисей Нельке.

И снова умолк, с удивлением уставившись в стакан, будто увидел там не виски, а тараканов.

– Че, батя, не нравится? – невинно поинтересовался я, чтобы вытянуть на себя главную мускульную силу смертоносного дуэта.

– М-м… Ну… М-м-м… – промычал в ответ Моисей и наконец отпил несколько глотков с таким видом, будто в стакане была соляная кислота.

– Не обращайте на него внимания, – посоветовала мадам Нельке, уже приканчивающая свою порцию. – Он у меня не из разговорчивых.

"Шут гороховый", – подумал я, хотя знал, что под невзрачной внешностью скрываются, несмотря на возраст, не по годам крепкие мышцы.

А о том, что он до сих пор стрелял совершенно фантастически, в досье на супругов Нельке было столько материала, сколько хватило бы на добрый десяток обычных ликвидаторов.

– Как вас зовут, молодой человек? – спросила старуха.

– Максим. Но мне больше нравится сокращенно – Макс.

– Любопытно… – Мадам Роза клевала соленые орешки, поданные к спиртному в виде закуски – о, эти заимствованные зарубежные нравы: нет бы кусочек сальца, да с лучком… – Весьма любопытно…

– Чего любопытно?

– А я Роза Марковна. Моего мужа зовут Моисей Абрамович, – не стала она объяснять свои предыдущие слова. – Кстати, как вы относитесь к евреям? Вы не антисемит?

– Отношусь точно так же, как и к неграм Зимбабве.

– То есть?

– А что бы вы хотели услышать, мамаша?

– О-о, по этому вопросу можно заключить, что вы умный человек. Вы, случаем, родом не из Одессы?

– Если я там был зачат, то могу считаться одесситом?

– Мотя, ты слышишь, о чем говорит этот молодой человек? Его папа и мама жили в Одессе. Он твой земляк.

– М-м… м-да… Кх-х… – Мотя, как и до этого, был предельно лаконичен.

– Добавить? – спросил я, показав на опустевший стакан старой гремучей змеи в человеческом облике; мне почему-то не нравились ее странные и не очень понятные речи.

– Как вы внимательны, Макс. Спасибо.

– Чего там… – Я вмазал еще приличную порцию виски – играть, так играть роль раздолбая до конца. – Какие дела…

– Чем вы занимаетесь, Макс? – Старуха пила, будь здоров, и ничуть не пьянела.

– Бизнесом. – Я хохотнул. – У нас теперь любое дело или безделье зовется бизнесом.

– И в чем заключается ваш бизнес?

– В данный момент просадить как можно больше денег, благо они не мои, а приятеля.

– Ваш приятель так богат?

– Нет, просто я по сравнению с ним беден.

– А где он? – невинно поинтересовалась старушенция. – Что-то я не вижу его здесь.

– Фиг его знает. Когда я уходил из каюты, он еще дрыхнул.

– Он тоже бизнесмен… как и вы?

– Э-э, Роза Марковна, – я не ошибся? нет? – что это вы все спрашиваете меня да спрашиваете? Как моя бывшая училка по истории – все даты назубок, полководцев и царей по ранжиру, а революционные события – даже среди ночи, с барабанным боем или под рев турбин, от корочки до корочки.

– Извините, Макс. Мы просто соскучились по компании – все сами да сами. Старики обычно чрезмерно болтливы.

– Дожить бы… до этой самой старости.

– Ну, это возможно. Все дело в том – как. И на какие средства. Вот вы человек небогатый – хорошо, хорошо, сравнительно небогатый, – но когда вам стукнет, скажем, семьдесят и помощи ждать неоткуда, а денег кот наплакал, что тогда?

– Завернусь в простыню – и на погост. Своим ходом.

– Шутите. А если бы вам выпала стопроцентная возможность быстро, без малейшего риска, разбогатеть, как бы вы поступили?

– Я уже пытался когда-то… даже чересчур быстро… – изобразил я мрачную физиономию, а сам лихорадочно соображал – интересно, к чему клонит эта старая ворона? – Только быстро получается лишь у кошек, да вся беда в том, что их детки слепыми родятся.

– Ну а если? – Старуха прилипла как репейник.

– Исключено, – отрезал я. – "Если" в нашем мире бывает только у больших счастливчиков или круглых идиотов.

– Так считайте себя счастливчиком.

– Это почему?

– Вам прямо сейчас светит удача в виде двадцати тысяч долларов.

– Не понял…

– Макс, вы умный человек. Бросьте притворяться. – Мадам Нельке распрямилась, ее лицо посуровело, и уже вместо бабули Божьего одуванчика передо мной сидела баба-яга в цивилизованном варианте. – Константин Васильевич был о вас лучшего мнения.

– Кто? – Я и впрямь удивился.

– Дядя Костя. Кирпич.

– А-а… Ну и что?

– Я с ним имела беседу… мы старые добрые друзья…

Как же, друзья. Корешочки. Интересно, на чем зацепили Кирпича? Похоже, он нас с Мухой вложил, как щенков. Даже не поперхнулся.

Хотя… Уж не по указке ли мадам Нельке грохнули старого положенца? Очень даже может быть – чтобы не проболтался случаем, что к Толоконнику подбираются через Муху. И не думает ли этот крокодил в юбке, что Волкодава можно взять на ту же приманку, что и "Константина Василье-вича"?

– Он мне рассказал вашу историю, – между тем продолжала мадам Роза. – Так глупо влипнуть…

– Но-но, – грубо перебил я старуху. – Не касайтесь того, в чем не смыслите.

(Это чтобы утвердить супругов Нельке в мысли, что я обычный служака, по глупости и жадности угодивший в тюрьму. И что я в блаженном неведении, кто они на самом деле.)

– Извините, Макс, я не хотела… Прошлое бывает не всегда приятным, и такие воспоминания лучше не ворошить.

– Так что вы там говорили насчет двадцати тысяч? – Она ждала этого вопроса, даже ерзала от нетерпения.

– Отдайте нам вашего… приятеля. И деньги у вас в кармане. Притом вперед, без никаких условий. Вам всего-то нужно отвернуться в определенный момент.

– Так-так… – Я изобразил, что усиленно ворочаю мозгами; многое ли можно ждать от служивого Гренадера? – Это ваши люди… там, в Копенгагене?..

– Да. К сожалению, мы не приняли в расчет некоторые ваши качества… и еще кое-что…

– А я тут голову ломаю… Нехорошо так, бабуля… – В моем голосе прозвучала угроза; а как еще должен реагировать бравый диверсант на козни против его подопечного?

– Кто вам такой этот уголовник? Вы – бывший офицер… – Старая грымза начала нажимать на мою славянскую душу.

– Он мой товарищ. – Я не дослушал ее поистине лисью речь. – И вообще – на кой он вам нужен? Что вы на него навалились, как на прилавок с бесплатной колбасой?!

– Какая вам разница? Ладно, пятьдесят – слышите, пятьдесят! – тысяч долларов. И закончим этот разговор. Это очень большие деньги, мальчик.

– Я вам не мальчик, бабуля! – Я встал. – И вы меня в эту темную историю не путайте. Возьму денежки, а через час кто-нибудь перо в бок засадит. И потом эту "зелень" буду видеть в гробу, под покрывалом. Все, базар закончен! Я не продаюсь – и дело с концом.

Мне кажется, я сыграл неплохо. Здесь и мандраж присутствовал, и звучало былое достоинство, и подпирали недавно проверенные на практике воровские традиции… Я даже загордился. Артист. Трагик. Почти Качалов или тот же Питер Устинов…

– Пойдем, Мотя. Нас тут не поняли. – Мадам Роза сказала эти слова с такой вселенской скорбью, что я едва не зарыдал. – Очень жаль… Оч-чень жаль, Максим… Нам следовало бы договориться…

"Да пошла ты!.." – едва не сорвалось с моего дурного языка, но тут я вовремя вспомнил, что пока еще не Волкодав, а малохольный Гренадер, сукин сын и злостный расхититель народного добра.

А потому я лишь независимо сунул руки в брюки и свалил к стойке бара, где наклевывался дефицит мужского общества.

– Одну минуту! – неожиданно окликнула меня мадам Нельке.

– Ну, чего еще? – неприветливо буркнул я, не отводя глаз от клевой кадры, с бокалом в руке, смеющейся зазывно и многообещающе.

– Лучше бы Мухе не знать, о чем мы разговаривали. – Теперь ее голос был не мягок, как повидло, и не картавил, а скрипел, словно несмазанные петли калитки.

– Я подумаю, – коротко и жестко бросил я, решив, что всему бывает предел – даже дураковалянию. – Всего, мадам…

В баре я задержался еще на часок. Супруги Нельке ушли сразу после нашей беседы, Акула где-то исполнял служебный долг, наверное, в помещении находились и секретные агенты Моссад, или чьи там еще, не спускающие с меня глаз, а я отводил душу с двумя девицами, где-то потерявшими своих коротко стриженных ушастиков – они кого-то охраняли и у них был сухой закон, и сейчас парни ушли, скорее всего, в спортзал покачать мышцы; вот такие мужики нынче пошли…

Воздух на палубе был свеж и солен. Справа по курсу виднелись огни другого судна, а в небесах колосились звездные поля. На душе у меня было муторно.

Что-то, где-то… в общем, не так. Не так! Опять это неприятное чувство, подхваченное в горах Афгана.

Я поежился от неожиданного нервного озноба между лопатками и пошел к каютам. Но не дошел…

Они напали на меня с двух сторон, зажав в клещи. Похоже, супруги Нельке не очень надеялись на мое молчание… Парни были неплохо подготовлены и, наверное, владели ножами отменно.

Но у них не было такого тренера-якудза, как у меня. И они ни разу не висели под леденящим ветром над пропастью в ожидании разведчиков душманов. И никогда не ползли часами по склонам кишащих змеями гор, иногда продвигаясь по метру в минуту, каждое мгновение ожидая внезапного нападения.

Будь это так, они бы задумались, стоит ли вообще иметь со мной дело.

Я убил обоих. Безжалостно, тихо, внешне спокойно, даже успев уловить флюиды их предсмертного удивления – они были настолько уверены в невозможности защиты от нападения, что даже в агонии им казалось, будто дело сделано, а всепоглощающая боль – всего лишь временное недоразумение.

Я выбросил их за борт.

Несмотря на темную ночь, упавшие в море тела, казалось, на миг зажгли гребни волн. Дело было слажено, но в сердце все еще кипел гнев. Мне очень не нравилось, что на Волкодава охотятся как на безмозглого суслика.

Похоже, супруги Нельке и впрямь на старости лет стали считать себя непогрешимыми. Придется их разочаровать.