Ликвидатор

Волкодав

Этот вечер был похож на предыдущие как две капли воды. То есть такой же тоскливый, тягучий, наполненный воспоминаниями из иной жизни, оставшейся за колючкой, как и череда других.

А вечеров прошло уже ни много, ни мало – тридцать восемь. Каждый день в зоне словно зарубка на прикладе винтовки снайпера – память о еще одной человеческой жизни, разменянной на горячий свинец. И пока я не приблизился к начальной фазе операции ни на йоту.

– …Ох, и бабец был! – Жорик, сидя на соседней шконке, пускал слюни, вспоминая свои былые амурные приключения. – Жошка – во! – Он показал руками нечто похожее на винную бочку. – Йохерный бабай, что было, век свободы не видать…

– Эт точно… – Я ехидно осклабился. – Свободы ты и впрямь не увидишь еще лет десять.

– Ты! – неожиданно взвился как ужаленный размечтавшийся было Жорик. – Да я те сейчас… – вскипятился он не на шутку; но тут же и остыл. – Ты че в душу плюешь?

– Ну, извини… – я, посмеиваясь, потянулся до хруста в костях. – Вот так всегда…

– Что – всегда?

– Скажешь человеку правду в глаза – и сразу врагом становишься.

– А на хрен мне такая правда! Ты лучше свой срок считай. Лампасник[14] коцаный…

С виду я благодушествовал. Ваньку валял. А в душе были Содом с Гоморрой. Это если по-научному. А по-простому – дерьмокипение.

Зачем было цеплять без нужды Жорика? Он притворялся, как и я. Только я знал это, а Жорик мог только догадываться.

В досье, которое я вызубрил наизусть, он занимал отнюдь не последнее место среди ближайшего окружения Мухи. Так же как и в воровской иерархии зоны.

Интересно, с чего бы ему изображать передо мной мелкого пакостника, имеющего не одну ходку, но тем не менее так и оставшегося на положении шестерки?

Бди, Волкодав, бди… Иногда в нашей профессии ничегонеделанье гораздо лучше лихорадочной суеты. Бди и жди…

Как оказалось, мои жданки уже закончились. И именно этим, таким похожим на другие, вечером.

Все началось с того, что, отваливая в свой угол, Жорик подмигнул жующему Мухе – тот, как всегда, жрал сырокопченую колбасу, черную икру, белый хлеб и запивал дорогим виски. Похоже, что и новому начальству было слабо что-либо изменить в устоявшихся традициях зоны, построенной еще в сталинские времена.

Я, конечно, уловил мимолетный контакт Жорика и Мухи, но не придал ему никакого значения. А зря.

Слон подошел ко мне, как обычно, напыженный от мнимой значительности своей глыбастой фигуры. Слон – это такая скотинка под два метра ростом – почти с меня, – но весом с бульдозер.

От его дебильной рожи за версту несло недоделанностью: всегда слезящиеся поросячьи глазки, угристый нос бульбой, будто поеденные молью редкие волосы неопределенного цвета и густо испещренные вечными подростковыми прыщами щеки, хотя ему уже стукнуло двадцать четыре годочка.

Он верховодил "отморозками", а "вышку" не получил только потому, что косил под дурика. Комиссия и поверила, и не поверила в его шизанутость – мнения разделились, – но в зону всетаки воткнули: оставлять на свободе такого монстра не решились даже наши насквозь продажные и трусливые законникигуманисты. В том, что он запросто сбежит из психбольницы, не сомневался никто из имевших счастье лицезреть эту ублюдочную тварь.

– Гы… – Он смотрел на меня без выражения, будто на пустое место. – Гы…

– Тебе чего, дружище? – спросил я мирно, во избежание нежелательного конфликта.

Конечно, я уже знал, что Слон всеми правдами и неправдами пытается подлезть под крылышко "деловых", чтобы в будущем короноваться на вора в законе. В отличие от прежних, забубенных времен почетное воровское звание теперь мог получить любой мордоворот с пудовыми кулачищами, а еще лучше с полной мошной: всеобщая продажность, как раковая опухоль, поразила не только страну, но и ее специфические образования.

Но до сих пор Муха, пахан зоны, не жаловал ни Слона, ни его корешей, как те ни пытались шестерить. И до сегодняшнего дня Слон сидел тихо, лишь изредка вымещая свою тупую злобу на мужиках.

– Ты это, того… – Он запнулся, выискивая в своей квадратной башке нужные слова. – Че на разводе меня толкнул?

Вот тебе новость! Слон наконец добрался и до меня, чтобы почесать кулаки. Что он нарывается, было и дураку ясно – в бараке стало тихо как в гробу. Понятное дело, все ждали очередного развлечения.

До этого вечера никто даже не делал попыток испытать мои возможности – все знали, что я бывший афганец, диверсант-спецназовец, а потому охочих проверить мою армейскую выучку не находилось.

Ко всему прочему, Бог меня не обидел ни ростом, ни физическими данными, что сомневающиеся могли подсмотреть в бане. Так с каких это делов Слон сорвался с цепи?

И тут я обратил внимание на Муху. Он перестал жевать и сидел хищно согнувшись и всверливая в меня свои зенки.

Ага, вон оно что… Решил проверить, на что годен Гренадер… Ну, я тебе устрою концерт… Если бы ты только знал, как долго я ждал этого момента.

Благодаря ГРУ все концы Мухи, нужные для побега, были обрублены, и теперь он метался в поисках выхода из нелегкой для него ситуации. По моей наводке из колонии убрали почти всех, кому он доверял, и Муха просто обязан был подыскать им равноценную замену.

Впрочем, это были мои предположения. И еще одна мыслишка вдруг мелькнула в голове: а что, если я уже засвечен и Муха знает, кто я?

Но я тут же отмел ее, чтобы не засорять мозги перед маленьким мордобойчиком.

– Слон, вали отседа, пока цел, – с ленцой ответил я, даже не изменив позы – лежал, закинув ногу за ногу, и почесывал подмышку.

– Че?! – Слон опешил – с ним так нагло не обращались, наверное, еще со школьной скамьи. – Ну ты и… наглая морда. Вставай! Поговорим.

– О чем можно говорить с недоразвитым? – деланно удивился я и подмигнул взбешенному бандиту. – Я ведь не логопед, чтобы исправлять дефекты твоей речи. Катись отсюда, тундра не огороженная. – Ты отвечаешь за свои слова?

Слон пытался сохранить достоинство, провякав общепринятую во всех зонах фразу, предшествующую или драке, или примирению, если противник вдруг извинится.

Хотя я не думал, что он жаждет мирной концовки нашего базара. Задание нужно выполнять, Муха зря не просит…

– Конечно отвечаю, дурик…

Слон, выставив вперед свои внушительные грабли, ринулся вперед с явным намерением придушить меня, как клопа.

Ах, мальчик, мальчик… И почему тебя ни один умный дяденька не просветил, что, когда бьет специалист своего дела, это очень больно? Смертельно больно. И что спецназовец моей комплекции – это тебе не запуганные обыватели-бизнесмены, из которых ты выбивал денежки на пропитание.

Я не стал особо мудрить. Мне красота приемов сейчас была по барабану. Я просто обхватил шею Слона разведенными бедрами в "ножницы" и, придерживая его голову жестким захватом, чтобы не проскользнуть, сделал резкий поворот на девяносто градусов.

Конечно же, я рассчитал абсолютно верно: нижняя часть его массивного туловища застряла в проходе между шконками, а верхняя, взятая в клещи моими ногами, стала напоминать мокрое белье, выкручиваемое прачкой.

Развернись я на больший угол, Слон уже возглавил бы стадо подобных ему слоников на небесах, а так только что-то хрустнуло и толстый дебил обмяк, потеряв сознание.

– Уберите эту падаль, – тихо, но внушительно приказал я опешившим подручным Слона – они уже подтягивались к моей койке.

Я встал, освобождая пространство для эвакуации незадачливого дуболома. И не только – мне почему-то не понравилось выражение лиц близстоящих "отморозков", особенно у дружка Слона, которого кликали Чавела.

Он и впрямь своим смуглым лицом смахивал на цыгана, но был высок и широкоплеч, что не свойственно вечным бродягам, ныне крепко осевшим в домах-дворцах, в основной своей массе построенных на деньги, вырученные от продажи наркотиков и водки.

Ну конечно, как же Чавеле оставить в беде такого чудного кореша, будущего пахана… Заточка как бы сама прыгнула из рукава в ладонь, и Чавела со змеиной грацией, какую нельзя было ожидать от его несколько грузноватой фигуры, ударил, целясь мне в живот, почти без замаха.

Нет, не понимаю я нынешнюю молодежь. "Чему их учит семья и школа?" – так или похоже пел наш великий бард Володя Высоцкий.

Правильно вопрос ставил. Уж если избрал своей профессией смерть, то, будь добр, прилежно изучи все к ней прилагающееся. А вот Чавела решил, что можно шпарить по шпаргалке. Чудак…

Я не сломал ему кисть, хотя мог бы. Я лишь бережно вытащил из онемевшего кулака Чавелы заточку, распрямил ладонь, подтащил фальшивого "цыгана" к тумбочке и пришпилил его руку к деревянной крышке, будто неразумную бабочку, нечаянно угодившую в сачок горе-натуралиста.

Ну и, ясное дело, он потерял сознание. Да-а, хлипкий народец нынче пошел…

Куда, братва? Налетай, Волкодав ко всему готов. Именно Волкодав, а не какойто вшивый Гренадер, спекулянт и сука, торгующая страной оптом и в розницу.

Что, кишка тонка? То-то…

А ты, Муха по фамилии Вараксин? Смотри, смотри, для тебя старался. Немного бравады, чуток техники и солидная доза жестокости. Компост. Все для тебя, чухонец хренов.

Чтобы ты уцепился за меня, как глупая щука за блесну. И прошу тебя – побыстрей. Мне ваша тюряга во где сидит… от горла до пупа.

И вам, дорогой полковник Кончак, наше "ку-ку" с кисточкой. Чтоб вам кур никогда более не топтать. Надели вы на свободного зверя Волкодава ошейник, и теперь он вместо свежатины помои жрет.

Экая вы сволочь, господин полковник… Все, все, успокоился!

И все равно вы, товарищ Кончак, с-сукин сын…