Ликвидатор

Глава одиннадцатая

Как и было намечено, «Пеликан» бросил якорь в южной части Бермудского треугольника, в том месте, где, по преданию, затонула несколько миллионов лет назад великая цивилизация Атлантиды. Якорь уткнулся в песчаное дно на глубине около пятидесяти пяти метров, и это было самое мелководное место в радиусе многих десятков миль. Проведенная эхограмма показала, что прямо под кораблем, на дне, находится какой-то предмет весьма внушительных размеров. Это вполне мог быть просто скалистый риф, но, что так же не менее вероятно, предмет мог являться и затонувшим много лет назад кораблем.

«Пеликан» прибыл на место в половине одиннадцатого вечера, когда крутом была полная темнота, если не считать зависшей над головой белой луны и миллионов мерцающих далеким голубоватым светом звёзд.

Прохоров и Наташа, прижавшись друг к другу, смотрели на серебряную звездную россыпь у них над головами. Легкий ночной ветер с запахом водорослей Саргассова моря трепал их волосы, проникал в легкие, а колышущийся на ребристой поверхности океана свет полной луны вызывал удивительные фантазии и грезы. В этот момент Прохорову вдруг захотелось рассказать Наташе все, чем он так долго не мог поделиться ни с одним человеком в мире. Он неожиданно почувствовал, как бетонная плотина, возведенная им внутри себя два года назад, в день похищения Дашеньки, дала течь и со стремительной скоростью начала крошиться и рушиться! Он не мог больше сдерживать себя, он должен был выговориться, вывернуть наизнанку душу, ослабить тот тутой узел, что душил его каждый день, каждый час, каждую минуту.

– Наташа, я должен тебе кое-что рассказать… – начал Прохоров, но слова вдруг застряли у него в глотке, как будто прилипли к густо вымазанному черным дегтем языку. Вадим только беспомощно открывал рот, не в силах произнести больше ни слова.

Каким-то шестым чувством Прохоров внезапно ощутил близкое присутствие опасности. Чисто машинально он перегнулся через предохранительное заграждение, вглядываясь в почти непроглядную черноту расположенной в восьми метрах внизу палубы. Прямо под ними, облокотившись на металлический борт корабля, стоял и курил радист. Несомненно, он слышал каждое их слово. И услышал бы гораздо больше, если бы не животный страх, неожиданно охвативший Вадима. В это мгновение Прохоров почувствовал себя так, будто на полной скорости мчавшийся товарный состав, под завязку груженный тротилом, вдруг прямо перед ним, прикованным к бетонной стене, круто свернул и помчался дальше по другой, параллельно проложенной колее.

– Ты что-то сказал? – Наташа отвлеклась от созерцания ночного океана и взглянула на Прохорова. Он только покачал головой.

– Если я ещё раз скажу, что люблю тебя больше всех на свете, ты поверишь? – Вадим снова прижал ее к себе и нежно поцеловал в лоб, с трудом переводя дыхание и с ужасом думая о возможных последствиях его едва не прозвучавшей исповеди. Он знал, что больше никогда уже не сможет решиться на нечто подобное. Никогда.

– Может, пойдём в каюту, а то что-то прохладно? – Наташа слегка прищурилась, и в её смотрящих на Прохорова глазах отразились две большие белые луны. Вряд ли она замерзла. Температура была выше двадцати градусов. Впрочем, Вадим уже успел достаточно хорошо изучить Наташин характер, чтобы безошибочно разбираться в её желаниях. Сегодня ночью они, безусловно, совпадали с его собственными. Главное – это поплотнее закрыть иллюминатор…

На следующее утро было назначено первое погружение батискафа, имеющее целью установку на разных глубинах в радиусе ста метров звуковых приёмопередатчиков для записи переговоров дельфинов.

К моменту его спуска на палубе судна собрались все участники экспедиции. Мощная грузовая стрела сняла аппарат с места его крепления на корме и медленно, стараясь не раскачивать из стороны в сторону, перенесла за борт судна. Лебедка, сантиметр за сантиметром, стравливала стальной пятидесятимиллиметровый трос, опуская аппарат к поверхности океана. Наконец он коснулся воды, погрузился в нее на треть, на какое-то время замер, а затем, когда включился направленный вертикально вверх прожектор, а вместе с ним и еще два – спереди и сзади, начал со скоростью шесть метров в минуту погружаться на дно.

Прохоров включил первую видеокамеру, передающую изображение на корабль, где оно автоматически записывалось на кассету, оценил внутреннее освещение батискафа в виде одинокой желтой лампочки возле расположенного вверху люка, а потом, так же как Славгородский, прильнул к толстому прозрачному плексигласу, вместо обычного стекла перекрывающему отверстие иллюминатора.

Маленькие пузырьки воздуха поднимались вверх, к месту, откуда только что начал свое погружение «Кит» (так команда называла батискаф). Спустя пару минут появились рыбы, очень смахивающие на стаю мелких пресноводных окуней – такие же полосатые и колючие, только несколько другой цветовой окраски. Наружный микрофон уловил далекий крик дельфина…

– Вы не спускались раньше под воду? – неожиданно спросил Сергей, переключив аппарат поглощения углекислого газа на максимальную мощность.– Хотя бы с аквалангом? – неизвестно, к кому из учёных он обращался. Наверное, к обоим сразу.

– Я – нет, – сразу ответил профессор, не отрываясь от круглого иллюминатора. – Никогда. Но мне нравится.

– А мне приходилось плавать с аквалангом и даже заниматься подводной охотой. На Волге, возле Саратова. Могу даже сказать, что получал от этого удовольствие. Кстати, «мокрый» комбинезон и кислородные баллоны у меня дома в целости и сохранности. Может, слетаем по-быстрому? – Прохоров чувствовал себя просто великолепно.

– Как-нибудь в другой раз, – усмехнулся шутке Вадима штурман и перевел свет переднего прожектора на несколько градусов ниже,

Тотчас в его фокусе появилась отвратительная, вытянутая, как у угря, и зубастая, как у щуки, рыбья морда. Ее маленькие злые глаза-пуговицы без какого-либо страха смотрели на незнакомый предмет, неожиданно спустившийся откуда-то сверху, да еще ослепляющий обитательницу сумрачных глубин ярким светом прожектора. Тварь, ни капли не стесняясь, вынырнула из темноты и вплотную приблизилась к иллюминатору, с любопытством заглядывая внутрь. Цвет ее бесчешуйчатой шкуры был темно-коричневым, с редкими желтыми точками в районе живота. Змеевидное тело, острые, подобные отточенным гвоздям, зубы. Такая «гадюка» могла запросто оторвать руку, если бы кто-нибудь решился прикоснуться к ней. Но ни одному из находящихся в батискафе мужчин эта идея как-то не пришла в голову.

– Мурена. – Сергей легонько щёлкнул указательным пальцем по плексигласу, на что змеевидная тварь сразу же ответила судорожным броском и смыканием открытой пасти. Она явно не имела ничего против, чтобы позавтракать пальцем штурмана, но, ударившись мордой о стекло иллюминатора, вынуждена была сконфуженно ретироваться.

«Кит» продолжал опускаться, слегка покачиваясь и ощетинившись тремя яркими белыми лучами. Красная стрелка на приборе глубины заблудилась где-то между цифрами тридцать и сорок. Солнечный свет, такой яркий над зеленой поверхностью океана, почти не проникал в эти мрачные глубины. То и дело мимо иллюминаторов проплывали диковинные рыбы, раскрашенные преимущественно в темные тона, похожие на сгусток плазмы полупрозрачные медузы и целые колонии океанического планктона – любимого и единственного лакомства китов, огромных, но совершенно безобидных для остальных водных обитателей. Прохоров всегда удивлялся, как такое гигантское, животное может питаться почти невесомыми простейшими организмами, не способными даже самостоятельно передвигаться.

– Скоро будем на месте, – сообщил штурман и в очередной раз посмотрел на вращающийся экран РЛС. Очертания лежащего на дне океана предмета напоминали что-то до удивления знакомое. Славгородский присоединился к Сергею и тоже внимательно наблюдал, как после прохождения лучом правого верхнего края экрана на нем оставалась очень примечательная, с четко очерченными границами, отметина.

– Неужели это… – профессор вдруг замолчал, чуть заметно покачав головой. – Даже не верится, честное слово!

– Сейчас посмотрим. Уже приехали, – пробормотал одними губами штурман, и спустя секунду направленный почти вертикально вниз луч переднего прожектора достиг идеально гладкого песчаного дна.

– По-моему, оно где-то здесь. – Сергей со знанием дела повернул похожую на компьютерный джойстик ручку перемещения прожектора и направил её градусов на двадцать пять вправо.

В тот момент, когда нижняя часть батискафа, взметнув вверх клубы мелкого серого песка, мягко коснулась океанского дна, луч прожектора вырвал из темноты силуэт наполовину погруженного в песок, лежащего совершенно ровно и сверкающего своими металлическими боками в мощном свете галогеновой лампы, самолёта. Он был почти как новый. Только расчерченное паутиной мелких трещин стекло кабины пилотов не позволяло заглянуть внутрь. Но зато отчетливо были видны обломанный руль высоты и нарисованный на фюзеляже опознавательный знак французской военной авиации. Самолет, несомненно, был сбит, летя на небольшой высоте, и нашел свое последнее пристанище на ровном песчаном дне Атлантики в годы второй мировой войны.

– Мама моя! – Славгородский, как завороженный, смотрел на открывшуюся его изумленному взгляду глубоководную могилу.

Прохоров и Сергей тоже молча всматривались в лежащий в двадцати метрах от батискафа французский бомбардировщик. Камера подводной съемки передавала изображение на «Пеликан». Несомненно, там тоже стояла гробовая тишина. Фантастическое, но вместе с тем совершенно реальное зрелище потрясало.

Первым заговорил штурман. Он включил связь с радиорубкой корабля и вызвал капитана.

– Всё в порядке, – через десять секунд раздалось в динамике. – Мы видим его, хорошо видим, – после паузы продолжил кэп. – Попробуйте подплыть ближе. Главное – это номер борта и наличие вооружения. Если сможете, загляните в кабину.

– В таком случае не обойтись без механической руки. Надо выбивать стекло, так ничего не видно, – сказал Славгородский; пригнувшись к микрофону, вмонтированному в приборную панель.

– Ничего страшного, – отозвался капитан.– Вернёмся, сообщим французам о находке, пусть сами поднимают. Но раз уж мы оказались рядом, надо выяснить самое основное. Возможно, там сохранились останки пилотов. В любом случае стоит попробовать. Подойдите ближе и выдавите стекло. – Капитан отключился.

– Вот вам и дельфины, – пробормотал штурман и, активизировав электромоторы, направил батискаф к самолёту.

– Одно другому не мешает, – непринужденно пожал плечами Прохоров и посмотрел на профессора. – Правда, шеф?

– Закончим с летуном, займемся делом, – согласно кивнул Славгородский. – Время есть. Подумаешь, двадцать минут просидим в этой скорлупе. – Он легонько хлопнул Вадима по плечу и даже подмигнул ему. Происходящее, несомненно, занимало его.

Батискаф приблизился к бомбардировщику на расстояние менее трех метров и сейчас находился прямо перед изрешеченной пулями кабиной. Плотные, как морщины, нити трещин не позволяли разглядеть, что скрывалось за стеклом.

Сергей зафиксировал нужное положение прожектора и переключил рычаг управления на приведение в действие механической руки глубоководного аппарата. Она медленно вытянулась с верхней части батискафа, достигла кабины бомбардировщика и аккуратно надавила на стекло. Серьезной нагрузки не потребовалось – стекло рассыпалось от малейшего прикосновения. И трое находящихся в темно-синем стальном «Ките» мужчин увидели пристегнутые ремнями к истлевшим от соленой воды и времени креслам скелеты. Их было двое. На белых, начисто отшлифованных океаном костях угадывались остатки форменной одежды и даже наручные часы. На шее у одного из мертвецов висела витая серебряная цепочка с католическим крестом. Один скелет завалился на переборку, второй, натянув ремень, приник к приборной доске. Когда штурман при помощи механической руки выдавил стекло кабины, череп одного из летчиков отделился от позвоночника и плавно, будто погруженный в масло, упал на серое дно океана, рядом с торчащим из песка бесформенным куском вулканической породы.

– Твою мать, – тихо выругался Сергей и включил связь с кораблём. – Капитан, я вижу бортовой номер. На задней переборке кабины – трафарет.

В динамике что-то щёлкнуло, и раздался голос Дорофеева.

– Я тоже вижу. Давай для уверенности продиктую… – Кэп назвал семизначный номер бомбардировщика, на что штурман ответил утвердительно.

Самолёт идентифицирован, остальное – проблема французского правительства. Этот «борт» наверняка считается пропавшим без вести. Теперь есть возможность поднять самолёт и захоронить останки погибших пилотов. И здесь совершенно ни при чём Бермудский треугольник с его тайнами. Просто была война, которая закончилась уже пятьдесят лет назад…

Батискаф еще раз проплыл вокруг фюзеляжа, после чего штурман дал окончательное заключение относительно отсутствия на борту самолета неиспользованного боезапаса. Несмотря на полувековое пребывание в соленых водах Атлантики, бомбардировщик сохранился вполне прилично и при использовании специальной техники без особенных проблем мог быть поднят на поверхность и переправлен во Францию.

Покончив с внеплановой задержкой, экипаж батискафа приступил к своей основной задаче – установке шести приемопередатчиков для записи звуковых сигналов, издаваемых дельфинами. Аппаратура позволяла различать их в радиусе двух километров от места установки прибора. Спустя два часа батискаф завершил работу, и его подняли на борт «Пеликана».