Лиловый рассвет

Глава 11

2486 год. Транспортный корабль «Барго́т»

Улек Марак запомнит это задание надолго — так ему казалось. Этот кровавый вихрь, это безумство силы и сумасшествие смерти. Он видел своего кумира — Яна Погорельского — таким каким и мечтал увидеть. Таким, каким он знал его по его методичкам и таким, какие слухи о нём ходили. Он представлял его именно таким — но не представлял его таким. Да, именно так он и думал: что реальность превзойдёт все ожидания. И будет явственнее, страшнее и зловещее, чем любое представление. В том бою Погорельский сделал всё в одиночку: убил сорок восемь «эсбэшников», и практически всех — врукопашную. Марак не мог в это поверить — это не укладывалось в голове. Он видел это воочию, но это сложно было уместить в разуме. И чем дальше он был от того дня, тем больше ему казалось, что это сон.

Но это был не сон. Потому что все, с кем он пошёл на то задание, видели это.

А сейчас корабль, на котором он находился держал курс на Элекон-85. Марак знал только название планеты — и больше ничего. Его назначили командиром отряда из девяти человек: он и ещё восемь солдат. Теперь уже не было никаких добровольцев. Их просто назначили в отряд и сказали: командир — Улек Марак. Погрузили на корабль и отправили к неизвестной ему планете. Всё что он знал — что восстание Лиловых начнётся с атаки на эту планету, но прежде, чем начнётся бой, у них будет задача, от которой будет зависеть успех этого боя. А от успеха этого боя будет зависеть успех всего восстания.

Выходило так, что от них — от Марака и его восьмерых подчинённых — зависел успех всего восстания. От этого знания у него потели ладони и ступни. Ответственность тяжким грузом давила ему на плечи — он буквально ходил так, будто тяжёлый мешок на себе таскает. Но что было делать?

Когда он мечтал о свободе, он всё представлял не так. Ему казалось, что он будет куда-то врываться с автоматом, метать гранаты в какие-то проёмы, косить врагов очередями — и всё это на планетной тверди, на залитой солнцем поверхности, под звуки разрывов бомб и снарядов. Но реальность была таковой, что сейчас он находился в казарменно помещении огромного корабля, где выключен свет — и лишь по углам большого зала горели четыре тусклых лампы. И звуки здесь были совершенно другие: на двухярусных кроватях, поставленных в четыре ряда, спали солдаты. Кто-то храпел, кто-то сопел, да мирно шелестела вентиляция.

А он не спал. Он не спал, потому что не мог уснуть, зная: от него зависит всё…

2486 год. Транспортный корабль «Лоддо»

Коммунизм по своей идее хотел бы осуществить не только справедливость, но и братство в человеческих отношениях… Но наивно и смешно думать, что братство между людьми может быть осуществлено путем внешней принудительной социальной муштровки, путем привычки… Для этого нужно действие глубинных духовных сил.

Николай Бердяев

Чем сложнее общество, тем большая в нём должна быть дисциплина, но дисциплина сознательная…

Роман «Час Быка», Иван Ефремов

Надев полётный офицерский комбинезон, который был переделан из «эсбэшного» всего лишь нанесением лиловых пятиконечных звёзд на плечи, Ян Погорельский присел на край разложенного дивана. Он был рад, что наконец выспался. Да уж, прошедшая ночь была полна приключений и судьбоносных решений. Как бы это не звучало пафосно, но он и его боевые товарищи вчера творили историю своей планеты. Внутри проснулись те же самые ощущения, что и вчера: эмоциональное возбуждение, волнение от эпичности всего происходящего и досада на обидные просчёты руководства.

Ян прошёл к санитарному блоку каюты, умылся, вернулся к разложенному дивану.

Сюзанна спала. Он провёл ладонью по её щеке, затем руке. Её кожа… Она была нежна, нежнее бархата, нежнее шёлка. Казалось только прикоснись — и поранишь её. Ян боялся её трогать, но не мог отказать себе в соблазне провести рукой по её лицу, по руке, по телу — ему хотелось снова почувствовать эту нежность. Будто вся она была соткана из чистейшей нежности…

Похоже, он всё-таки любил её.

Ян про себя отметил, что лучше всего любить ту женщину, которая разделяет твои политические взгляды. Она всегда последует за тобой, поддержит выбор, даже если это будет жертва ради идеи. Да и с практической точки зрения это хорошо: мужчина и женщина найдут немало бытовых причин для ссоры, зачем же добавлять туда ещё и политику?

Необычайная нежность просыпалась в нём, когда он смотрел на неё. Ян наклонился и тихо прошептал:

— Я люблю тебя…

Она перевернулась на бок, обняла его, открыла глаза и легонько поцеловала в щёку.

— Я тоже… Ты знаешь, ты мне понравился сразу, как только я тебя первый раз увидела там, на совещании у Карельски, в этом мрачном подвале. Ты всегда был такой загадочный и… недоступный…

Ян, улыбнулся и беззвучно рассмеялся. Это было четыре года назад. Надо же… А ведь это он всегда считал Сюзанну холодной и недоступной. Какое немыслимое совпадение — общее горе толкнуло их в объятия друг друга.

Ян практически считывал её мысли. Никогда до этого не испытывал такого: ему казалось, что может прочесть всё, что у Сюзанны в голове. Почему он может это? Близость сказалась — искренняя, страстная, долгая? Или чувства. А может — упражнения с ци? Трудно сказать. С Рандалл такого не было…

А чувствовала Сюзанна много и разное… Она вспомнила вчерашний вечер — и даже не могла понять, что заставило её с такой жадностью впиться в губы Яна. Словно что-то, а не она сама, было инициатором этого. Может, это был Ян? Может, это он телепатически заставил её поцеловать себя? Ведь он рассказывал, что часто практикует подобное с врагами, заставляя их делать нужное ему. Хотя, какая теперь разница? Они вдвоём — это самое главное.

Ян мысленно усмехался, но не подавал вида. Он и сам не понимал, как это получилось. Они поцеловались прежде, чем он успел что-то понять. Даром, что телепат.

Она помолчала немного, внимательно рассматривая его. Спросила:

— Оделся. Уже уходишь?

— Я быстро. Заберу свою сумку из каюты. А то у меня разгром.

Он наклонился, поцеловал её в щеку и сказал:

— Я сейчас.

И вышел в коридор.

Пожалуй, это была лучшая ночь в его жизни. Во всяком случае, ему самому так казалось. Он хотел побыстрее забрать свою сумку и вернуться к Сюзанне, туда, где ему было так хорошо.

Ему помешал Мишель. Он появился в коридоре и тут же окликнул Яна:

— Ян, я тебя везде ищу…

Ян застыл около входа в свою каюту. Двери остановились, оставшись полуоткрытыми.

— Что случилось?

— Давай, заходи. Мне нужно с тобой поговорить.

Ян зашёл, плюхнулся на остатки дивана. Посмотрел на Мишеля, тот явно не знал, с чего начать. Он кружился, не зная куда бы примоститься. Потом нашёл обломок тумбочки, сел на него.

— Знаешь, стоит начать с того, что я тоже любил Рандалл…

Ян поднял бровь. Нельзя сказать, что он был сильно разгневан эти сообщением, скорее удивлён. Пожалуй, слово «Рандалл» больше не вызывало в нём волнения. Теперь этот звукобуквенный набор не нёс ничего, кроме сухой информации.

— Ты горюешь по ней? — Ян посмотрел на Мишеля.

— Да…

— Не расстраивайся сильно. Всё пройдёт. Ты забудешь её, поверь мне, Мишель.

— Может быть…

— Вы были с ней близки?

Ян считал эмоции друга безошибочно: Мишель ожидал этого вопроса. Точнее, он собирался об этом поведать Яну, но тот внезапно перехватил инициативу. Что ж, Мишелю не осталось ничего другого, как признаться:

— Да…

Наступило неловкое молчание. В голове Яна сразу же возник рой мыслей. Он никак не мог выцарапать оттуда хотя бы одну, чтобы озвучить. Наконец это ему удалось:

— Интересный, всё-таки этот народ, женщины… Любят одних, спят с другими…

— Ян, я больше не мог держать это в себе … Я должен был признаться, иначе я бы себе этого никогда не простил…

— А теперь прощаешь? — Ян опять поднял бровь и улыбнулся, скривив рот на один бок — будто впитав в себя часть убитого Вуревича.

Мишель не нашёлся что ответить:

— Ну… Э…

Ян негромко рассмеялся. «Люди — странные существа, — подумал он, — Сами себя в чём-то обвиняют, сами прощают…»

Мишель всё же собрался с мыслями и сказал:

— Меня просто мучили угрызения совести с тех пор, как я увидел тебя. Я никогда не думал, что встречу тебя вновь. А любви — ей ведь не прикажешь…

— Забей… — Ян махнул рукой.

Потом он добавил:

— И она знала, что ты — Лиловый?

— Да.

И вновь Ян удивился.

— Она знала? И при этом продолжала отношения с тобой?

— Да, — так же коротко ответил Мишель.

— Ну и ну… — протянул Ян, — Значит, узнав, что я — Лиловый, она бросает и меня и уезжает. А узнав, что ты — Лиловый, остаётся?

— Её держала на Галероне её работа, историческая экспедиция…

Ян отметил про себя, что, вполне возможно, она в тот момент и правда не могла улететь с Галерона. Вслух же он сказал, словно догадываясь, какой будет ответ:

— И что же она знала ещё?

— Да она знала практически всё… Что на Галероне активно действует сопротивление, что им руководит Кварел…

— Мишель, ты что, дурак? — Ян решил не стесняться в выражениях, — Нельзя даже под предлогом смерти выдавать никому тайны. А ты что сделал, выложил ей всё как на духу? Хорошо, ещё ты о восстании услышал в момент её смерти…

Ян встал, и начал прохаживаться по комнате. В себе он чувствовал ярость, в душе у него клокотал Везувий.

Каждый новый день приносил ему новое удивление и новое событие. Он вновь обратился к Мишелю:

— Ты хоть понимаешь, что она могла передавать информацию в «эсбэ»? Чёрт возьми, у неё ведь сестра была, а мы ничего о ней не знаем. Может, Ранди делилась с нею, а та была стукачом.

— Ян, я уверен, что нет!

— Уверен? Послушай, кто из нас телепат, я или ты?

Ян выпалил последнюю фразу и тут же засомневался в сказанном. В конце концов, Вуревич тоже до последнего скрывал свои ментальные способности, а они, как оказалось, были немаленькие.

Мишель ответил:

— Слушай, на твоём месте я бы не стал бы ругаться на мой длинный язык. Кое-кто ей сам ляпнул, что он Лиловый…

Ян посмотрел на Мишеля. Да, это был камень в его огород, и он ничего не мог сказать в пику. А тот продолжил:

— Когда мы познакомились, она первым делом спросила, Лиловый я или нет. А когда ответил, что да, Лиловый, она сказала, что и так знала ответ. Она мне рассказала, что ты признался ей. Тем более тут скрывать было нечего, с какой бы радости, по-твоему, землянин бы вдруг оказался на закрытой планете…

— О, разве «эсбэ» нужны поводы… И о чём вы с ней разговаривали?

— О многом. Но, в основном, о коммунизме…

И опять настала пора Яна удивляться. Хорошее же дело для двух влюблённых: разговоры о коммунизме. Высокие отношения, ничего не скажешь.

Но, с другой стороны, это было интересно — может быть, через эти разговоры можно было узнать, каковы настроения среди прочих азурцев. Может быть, они сочувствуют Лиловым?

— Ну и как она в этом деле?

— Ты знаешь, мы с ней разошлись во мнениях. Она считала, что Азур построил истинный коммунизм, что система исключения жителей из распределения благ и высылка на производственные планеты является истинно верным решением для поддержания общества в нужном состоянии. А когда я задал ей вопрос: «Что такое «нужное состояние?», она не нашлась что ответить. Складывалось ощущение, что она просто говорит заученными фразами. Ты, понимаешь, я никак не мог объяснить ей, что в итоге это заканчивается эксплуатацией одних людей другими, что прямо вступает в конфронтацию с теорией коммунизма. И ни в какую…

— Да-а-а уж-ж-ж… — протянул Ян, — Кто бы мог подумать, что несколько сотен лет спустя от появления теории мы опять вернёмся к красным полотнищам…

— Ох, Ян, я тебя умоляю! Какие красные полотнища… Ты понимаешь… То, как воспринимаем мы, земляне, коммунизм — является карго-культом и лишь элементами воспроизводства теории в практику в единственном эксперименте. И я опять тебе скажу, что землянам здесь не хватает исторического опыта других цивилизаций. Любой общественный строй всегда охватывает массы, а когда дело доходит до масс, нужно заниматься статистическим анализом. Это вам не просто формула, эмпирический опыт должен рождаться на основе результатов множества экспериментов. А где же его взять, если коммунизм на Земле был задушен до того, как был рождён…

Ян удивился, как затронул Мишеля за живое — и как он сразу же перешёл от бытового разговора о любовной измене к чтению лекции. Он сказал:

— Мишель, если в течении сотен лет людям вдалбливать что-то с помощью пропаганды и исподволь… Там… Через культурное влияние, то это «что-то» переходит в ноосферу. Или прописывается в генетическом коде… В общем, переубедить кого-то сложно если он, как и многие поколения предков были воспитаны в подобном ключе.

Но Мишель воспринял это как продолжение дискуссии:

— Да, Ян! Именно «вдалбливать» ничего нельзя. Понимаешь, Азур сейчас повторяет ту ошибку, которую раз за разом повторяли наши протокоммунистические государства. Информационная изоляция, пропаганда, социальна муштра… Я даже больше тебе скажу — укрепление и централизация власти идёт всегда в ногу с борьбой с каким-либо внешним врагом, и особенно удачно, когда этот внешний враг так идеологически неверен. Кто же это сказал, я не помню: лучший способ укрепить власть — это маленькая победоносная война.

— Сомневаюсь, что война будет маленькой. Обычно такие войны становились трагедиями для их начинателей.

— Вот именно! Но нам придётся пережить эту войну и победить в ней. Ты ведь должен понять: коммунизм — это путь прогресса. При капитализме высвобожденный труд не используется, так как нет цели прогрессировать научно и технически. Только коммунизм, при сильном надобщественном или, пускай так уж, «государственном», руководстве, использует его для своей цели — стремлении к будущему. А при капитализме всё просто: я получил прибыль, удовлетворил текущие потребности, а ты — вали, гуляй и будь здоров! А что там будет дальше — не важно, хоть шаром покати, главное на мой век хватит. Но мы должны помнить о потомках — им не должно быть стыдно за нас. Тут — главное не ошибиться, не создавать давление на личность, дать ей столько свободы, сколько потребуется. Но в то же время, показать ей главное направление, иначе мы пойдём по деструктивному пути разрушения и агресси… каким бы правильным не считали свой социально-экономический уклад. Всё должно идти из головы каждого, люди в массе должны захотеть братства и общности, а до тех пор, пока они не будут этого хотеть, мы так и будем враждовать.

Они оба помолчали. Ян был вынужден отметить, что по большей части, его друг был прав. Он прошёл к санитарному блоку, открыл краник, попил воды, сел на прежнее место. Потом Ян продолжил:

— Но это всё не объяснить за пять минут. Так что ты зря надеялся на понимание со стороны рядовой азурки.

— Но ты знаешь, если бы мне пришлось выбирать между капитализмом, который может быть установлен после победы Лиловых, и псевдокоммунизмом Азура, то я за Азур.

Ян округлил глаза от удивления и внимательно посмотрел на Мишеля. В эмоциях тот источал абсолютную искренность.

— Вот это поворот… И ты даже согласен с практикой высылки на другие планеты? — спросил Ян.

— Во всяком случае, это несёт больше пользы значительной части общества.

Ян задумался. А что, если Рандалл — тонкий психолог и вербовщица? Что, если она не смогла завербовать его и переключилась на Мишеля, и только смерть помешала ей завершить начатое? Похоже, если это действительно было так, то она здорово его обработала. Вслух он сказал:

— Мне кажется, тебе надо было меньше слушать эту сисястую сучку Рандалл.

И сам ошалел от сказанного.

Мишель с недоумением посмотрел на Яна: как он может так говорить о ней? Ещё два дня назад он горевал, впав в забытьё, а сейчас вот так просто оскорбляет её память? Но Яну было уже не до сантиментов: Рандалл осталась в прошлом, а если рассудить трезво — то она была враг. Хоть и милый, привлекательный, красивый, обаятельный, но враг, если к врагу вообще применимы такие эпитеты. И, как показала жизнь, она бы ни на шаг не отступилась от своих идеалов. И кто знает, если бы ей пришлось в силу обстоятельств или по прямому приказу, косвенно или прямыми действиями причинить вред Мишелю или Яну из-за их деятельности или по их убеждениям, то, Ян был уверен, она бы нисколько не колебалась.

— Ты слишком груб в отношении её памяти, — речь Мишеля была твёрдой. Ему чрезмерно не нравилась риторика Яна.

— А что? — спросил тот, — Приказали бы ей стрелять в нас, то стреляла бы. Клялась в любви и стреляла бы. Никогда не верь азурцам. Азурец — это враг, даже если ты влюблён в него. Так что выкини эту кобылу из головы.

Но эти слова переполнили чашу терпения Мишеля.

— Не смей так говорить, слышишь!!! — Мишель вскочил и схватил Яна за грудки, — Не смей. Или… Ну ты меня знаешь.

— Отпусти, — Ян отвёл от себя руки, — Она променяла меня на свой проклятый режим! Если бы она любила хоть кого-то из нас, то она никогда бы так не сделала, не улетела с Земли. Она не любила ни тебя, ни меня, и никогда не смогла бы полюбить!

Ему казалось это прозрением. Возможно, он и был прав — но теперь этого никто не мог узнать наверняка.

— Молчи, молчи! Лучше молчи!

— Плевать она хотела на наши чувства. И ты должен плюнуть на неё и забыть.

— Нет! Она поступила правильно! Так, как мы живем, как мы жили, какую хотим создать жизнь — это всё чушь собачья! Так жить нельзя. Мы не правы! А она права! И я уже не хочу жить в таком мире. То, что она покинула меня — это порождение нашего мира, но не их. Я уже не хочу ни в чем участвовать.

— Ты хочешь сказать, что больше не участвуешь в кампании?

— Не знаю… Я ещё не решил толком. Но то, что в мыслях всё больше склоняюсь на их сторону — это факт.

— Предатель! — Ян в бешенстве вскочил, откинул сумку одним движением ноги, и с помощью телекинеза привлёк термомеч в свою руку — Тогда ты должен точно знать, что ты предаёшь не только дело, которому многие на этом корабле посвятили свою жизнь от начала и до конца, но и меня лично. Надеюсь, у тебя есть собой оружие? Дерёмся, прямо сейчас!

Ян нажал кнопку и клинок термомеча раскалился — горячий воздух с характерным запахом нагретого металла дошёл до лица.

Неожиданно, но Мишель расстегнул нагрудный карман полётного комбинезона, и достал оттуда блестящий цилиндрик складного термомеча. Он включил его — клинок выехал из рукоятки. Похоже, Мишель готовился к такому исходу — и Ян никак не мог этого предугадать.

Ярость пылала в его глазах. Теперь он ненавидел своего бывшего друга — Яна Погорельского, и тот считывал его эмоции на раз-два. Мишель готов был его убить, покрошить в винегрет, испепелить. И всё ради любви, которая выжигала его душу.

— Обещаю, что сражаться буду честно, — заверил Ян, — Как человек с человеком, а не как телепат.

— Молись, чтобы умереть без мучений, — процедил Мишель.

Их мечи соединились…

Но им не дали сражаться. Двери в каюту распахнулись, на пороге стояла Сюзанна.

— Ян, ты почему так долго? О, Господи!.. — она в ужасе отпрянула назад. Тем временем Ян успел сделать несколько острых выпадов в сторону Мишеля. Тот сумел их мастерски отпарировать, сделал контрвыпад. Мечи глухо стукали друг о друга, словно это были деревянные палки.

Сюзанна выбежала из каюты, и прежде, чем она смогла шагнуть или сказать, опять взвыла сирена.

Сюзанна в ужасе звала на помощь:

— На помощь! Сюда!

Он сражались минуту, или чуть больше, когда с пистолетом вбежал Гарвич, за ним — пять или шесть солдат. Они накинулись на сражавшихся, с трудом обезвредили их оружие, скрутили на полу и придавили собственным весом. Но они ещё продолжали дёргаться под массой налегающих солдат. Ян, конечно, мог раскидать их силой мысли, но не стал. Он знал, что в предстоящем бою у Гарвича не будет других командиров.

— Ну что, я не пойму, решили в рыцарей поиграть?! — наклонившись над ними, громко спросил Гарвич, — Мечи мне, обоих в карцер до вечера. Разбираться будем потом.

Когда их разводили по разным углам, Ян бросил Мишелю:

— Если я останусь в живых после штурма, а это я тебе обещаю, ты — труп!..

…Ян никогда не знал, что карцер может находиться в таком интересном месте: между баков в топливном отсеке размещались клетки, в одной из которых и сидел Ян. Где-то в дальнем уголке, в такой же клетке обитал Мишель.

Ян, хотя и мог сбежать отсюда — но не стал этого делать. Он телепатически играл замком на двери: то открывал, то закрывал его. Бежать ему не хотелось. Если он сбежит — его ждёт смерть от лазерной пушки корабля, а ночью он пойдёт на смерть, штурмуя главное главную передающую станцию СБА. Лучше, решил он, с малой долей вероятности остаться в живых, чем умереть наверняка. В конце концов это лучше, чем вот так, на полдороги сворачивать с намеченного пути и предавать дело, которому ты служил всю свою сознательную жизнь.

Единственное, что он не мог понять — неужели так плох тот общественный строй, о котором мечтает каждый землянин? Или любовь имеет настолько сокрушительную силу, что можно предать друга, предать дело, которому он служил всю жизнь, даже если твоя любовь — в стане врага. Хотя, враг ли она теперь? Совершенно неожиданно, но для Яна всё теперь рухнуло в один момент. Ведь Ян её тоже любил. Любовь прошла. Единственное, к чему стремился Ян теперь — спасти друга от заблуждений, наставить его на верный путь, но теперь он потерял друга, и смысл жизни стал постепенно исчезать, таять как утренний туман. Оставался только долг, моральный и физический долг, долг всему человечеству.

Неужели за год разлуки Мишель мог переосмыслить свои отношения, свои взгляды и убеждения? Конечно, можно сейчас сломать дверь в камере, силой одной только мысли разнести всех на корабле в клочья, а потом кинуться к Мишелю в ноги: «Прости меня, Мишель, я был не прав!» Затем развернуть корабль к Земле и сдаться властям.

Нет! Нельзя усомниться в правильности выбранного пути! Не зря же сотни людей выбрали тот же жизненный путь, что и он сам. Да, людям свойственно ошибаться. Но ведь не просто так общество Землян просуществовало тысячи лет. Пусть были войны, пусть были разрушительные катастрофы, но Земля стояла, и будет стоять!

А у Мишеля теперь другая правда жизни. Он считал, что все войны, все катаклизмы не должны омрачать жизни людей. Что не должно нарушать мирное существование.

У каждого своя правда. Но общество складывается из различных правд каждого человека. Возможно, и Мишель попадет в обновлённое общество со своей правдой. А если нет — тогда, пожалуйста, вот: пистолет, граната, меч, иди и реформируй общество огнём и раскалённым железом. Выживешь ли ты при этом — это вопрос. А если не выживешь, тогда понятно, кто ты: общество само высеивает ненужные ему элементы. Значит, выбранный путь верен! Значит, Мишель — предатель!

Наконец сон, невесть откуда взявшийся, сморил его…

2486 год. Транспортный корабль «Лоддо»

Эхо гулких шагов разбудило Яна Погорельского. Гремя ключами, человек приближался к его камере, точнее — клетке.

Ян без труда узнал его.

— Здоро́во, Погорельский!

Это был давний соратник и боевой товарищ Яна, известный ещё с Земли.

— Здорово. Меня выпускают?

— Да, Мишеля уже выпустили. Все на боевом собрании. Сегодня же штурм…

— Где собрание?

Соратник хотел, было, вставить ключ в замок, но запорная планка щелкнула, и дверь открылась сама. Он нисколько не удивился — такие шутки он не раз замечал за Яном. Что ж, если ему действительно некуда было бежать, то он не сбежал бы и из незапертой обычной каюты.

— В большом зале информатория, — ответил он.

— Мишель уже там?

— Там. Из-за чего вы поссорились?

Ян задумался: «Сказать или нет?» Вместо ответа он задал встречный вопрос:

— Какие у него настроения?

— В каком смысле «настроения»? Сейчас у всех одно настроение — воевать.

Ян призадумался. «Если он ничего не предпринял, значит, что переметнётся на их сторону в бою. Ну, там у него нет шансов выжить».

— Ты лучше расскажи, как ты сюда попал, — попытался разговорить его Ян.

— О, эта история достойна тысячи и одной ночи…

Ян тихо рассмеялся. Он уже знал, кто заразил соратника этой фразой — Гарвич произносил её очень часто, и она уже успела набить всем оскомину. Но он наделся, что Ганс-таки поведает ему о своих приключениях:

— И всё же…

Они с Яном добрели до информатория пока соратник рассказывал о своих злоключениях выселенца.

Зал информатория являл собой круглое помещение, в котором без труда смог бы поместится небольшой спутник. Зал был заполнен народом. В основном это были командиры отрядов и подразделений, атакующих Элекон-85. В центре зала стоял небольшой стереопроектор, проецирующий на воздух модель станции, которая уже успела порядком надоесть. Рядом стоял Гарвич с указкой, готовясь изложить план атаки планеты. Ян нашёл взглядом Сюзанну и потихоньку приблизился к ней.

— Ян, очень хорошо, что ты пришёл, — Гарвич обратил на него своё внимание, — Мы ещё не начали.

И уже обращаясь ко всем, начал инструктаж:

— Наш «Лоддо» выходит к системе через четыре земных часа. На планете, в секторе станции в это время ночь, ближе к рассвету. Возможны осадки, дождь, по данным разведки даже гроза. Точнее неизвестно. Но я думаю, что он нам не очень помешает. О силах на планете мы знаем следующее: с момента последней атаки на «эсбэ» на орбите Галерона гарнизон станции был усилен, и теперь он составляет пятнадцать тысяч человек, вместо десяти. По данным агентуры личный состав представляет собой подразделения легковооруженных солдат, однако есть и зенитная артиллерия. По всей видимости, она должна вызвать затруднение для десантирования. Мы попытались справиться с ней и в данный момент высадили разведывательно-диверсионный отряд для проведения артподготовки перед нашим десантированием. Так же в их задачу входит вывод из строя всех зенитно-ракетных установки и истребителей. Правда, — Гарвич взял небольшую паузу, — в случае провала операции, они так и не смогут вернуться. Единственное, что может спасти их от обнаружения — глухие леса Элекона, — словно повинуясь его словам, проектор переменил картинку и вместо здания стал транслировать какие-то деревья, — Смесь широколиственной и хвойной растительности, — он опять взял паузу, переводя дух. Проектор вновь переключился на макет здания, — Строение поделено на четыре зоны атаки. Первая зона: левая диспетчерская башня, — проектор высветил её красным, — её атакует отряд под командованием Хуго Баргаса, десантные челноки с первого по пятый. Вторая зона: правая диспетчерская башня, здесь солдатами будет командовать Россини, десантные челноки с шестого по десятый. Третья зона: левый корпус административно-казарменного здания, Ян Погорельский, эта твоя задача, десантные челноки с одиннадцатого по пятнадцатый. И, наконец, правое крыло, это зона Клайфтона, десантные челноки с шестнадцатого по двадцатый. Что касается конкретных заданий: атакуя каждую из башен, старайтесь по максимуму сохранить все её внутренности и электронику, помните, что нам важно взять её под свой контроль и в процессе восстания использовать станцию в своих целях. Данная станция — это ключ к победе. Единственное, что мы должны сделать — это отключить провода, идущие от административных задний к каждой из башен, — проектор вновь высветил нужные элементы красным цветом, — В каждую из башен входит по одному жгуту проводов.

С этими словами Ян мысленно отметил, что «жгуты» — весьма условное название. Провода были толщиной около полуметра. Гарвич продолжил:

— Обезвреживанием жгутов должны так же заняться диверсанты. На тот случай, если они всё-таки не смогут это сделать, то этим займётесь вы. Там, где они крепятся к ретрансляторам, находится специальное техническое помещение, но данные комнаты забронированы. Поэтому, в случае невозможности проникновения внутрь — провода могут быть перебиты взрывом в любом месте. Тут задача тоже непроста: провода проходят в каменном тоннельчике, который находится под поверхностью. Проникнуть в тоннель можно лишь из зданий, либо из бронированных комнат внутри башен. Поэтому, в случае невозможности проникновения в бронированную комнату — сообщайте об этом отрядам в казармах, там нет бронированных комнат, так как провода идут в тоннель со всех этажей и сходятся в подвале в один толстый пучок и уходят к башне. Отрядам в зданиях задача проста: истребление живой силы.

— Пленение возможно? — задал вопрос Ян.

— Если будут сдаваться — берите в плен, — ответил Гарвич, — Хотя я сомневаюсь, что они будут сдаваться.

— О-о-о, попьё-о-ом кровушки… — улыбнулся Ян.

— Сколько диверсантов высаживается на планету? — спросил Баргас.

— Девять.

По залу пробежался лёгкий ропот: девять человек против пятнадцати тысяч — самоубийство чистой воды. Но, видимо, другого выхода не было.

Потом Гарвич продолжил:

— Так же помните, что здания, по возможности, тоже должны уцелеть. Постарайтесь так же по максимуму сохранить электронику, — повторился он, — Хотя, в порыве боя это вряд ли будет возможно. И последнее: перед высадкой десанта, мы должны ударить по базе ракетными зарядами, которые челноки понесут на себе — это должно сократить живую силу противника. Общее командование и координирование операцией беру на себя я. Я буду находиться на «Лоддо». Со мной останутся Цубельмаркер и Гвидиче. И вот ещё: единовременно мы сможем десантировать лишь тысячу человек, остальные четыре будут доставляться челноками в процессе боя. С этим, пожалуй, всё. Боевой сбор в ангарном отсеке, через четыре часа. У нас будет около двадцати минут на боевое напутствие для солдат от моего имени. Потом дам команду на старт. Вопросы есть?

Вопросов не было. Все молчали.

— Тогда совещание считаю оконченным. Можете расходиться. Ян, ты останься, пожалуйста…

С этими словами Гарвич выключил проектор.

Из комнаты вышли все, остались только Гарвич и Ян.

— Ян, ты должен мне помочь. Мне нужны твои способности телепата.

Тот удивился. Гарвич никогда не просил об его способностях так прямо.

— Я готов.

— Ян, мы расшифровали координаты конечной точки посланий Вуревича. Сигнал должен был выйти из нуль-пространства где-то в районе Юпитера. Похоже, он водил за нос не только нас. «Эсбэ» так и не знает ничего… Я должен быть уверен, что мы движемся не в западню.

Ян не знал, что говорить. Разве Гарвич мог полагаться на интуицию какого-то боевика в таких вещах? Он чувствовал ложь в его словах. Точнее не в словах — в эмоциях, которые он мог считать. Но как её интерпретировать? Как реагировать на неё? Что скрывает Джон Гарвич, известный как Карельски? Он просто не говорит ему всей правды или сигналы и правда шли на Юпитер? Почему он вообще советуется с ним?..

Ладно, пришлось отвечать так, как есть:

— Я думаю, мы движемся в правильном направлении.

Ян действительно думал так.

— Спасибо…

Гарвич хлопнул его по плечу и улыбнулся. На этот раз эмоции были искренними.

Ян вышел из зала. У дверей, повернувшись спиной, стояла Сюзанна — ждала его. Она услышала, что он выходит, и обернулась. В её глазах читался страх, неподдельный и большой. И тут даже никакой телепатии не нужно было, что понять это. Всё читалось на лице.

— Это же явная смерть, — сказала она, — Идти пятью тысячами против пятнадцати. Отдавать вражеским войскам на съедение порциями по тысяче человек. Ян, я боюсь за тебя.

— Не бойся, — ответил он, — Всё будет хорошо. Давай лучше поспим. У нас есть два часа на сон.

— Давай… — Согласилась Сюзанна.