Линии (Lignes)

XII — ФУМИ

Пройдя по коридору, Кодзи остановился перед лифтом и нажал кнопку вызова. Его взгляд уперся в объявление о застройке нового земельного участка. Дом, где жила Юко, располагался на полпути из Кавасаки в Сетагая. Неподалеку, посреди негустой рощицы, была расчищена площадка, на которой уже было возведено какое-то строение. Все вокруг тонуло во мраке. От волос покоящегося у него на плечах человека пахло чем-то кислым, напоминавшим грейпфрут. Скорее всего дешевый одеколон. «Почему эта девица постоянно приводит к себе таких уродов? — размышлял Кодзи. — Дня не проходит без всякого дерьма». Кодзи оглядел свою жертву — парень был явно поменьше и послабее его.

Приближался рассвет. С реки иногда налетал ветерок. Кодзи показалось, что ветер дул с речки Тама. Но под тяжестью своей ноши Кодзи не чувствовал ни малейшего холода. Он вообще был маловосприимчив к изменениям температуры и даже к болевым ощущениям. Дело было не в стальных нервах, а скорее в длительных тренировках…

Его мать была весьма вульгарной особой. Отца не было. Кодзи с матерью жили на границе префектур Киото и Хёго, на берегу моря, в деревне, где круглый год пахло сушеной рыбой. Мать сошлась с мужчиной, который был гораздо старше ее. Кажется, уже тогда ему было за шестьдесят. У него была дочь по имени Фуми. Мать Кодзи сразу же невзлюбила ее и частенько била девочку в отсутствие отца и сына. Мужчина, живший с матерью, был членом рыболовной артели, а также избирался в муниципальный совет. К тому же он владел земельным участком в горах, на котором выращивал грибы. В углу правого глаза у него была огромная родинка величиной с перепелиное яйцо. От этого кожа вокруг глаза пожелтела, а когда он напивался, то пятно становилось темно-красного цвета. Первое время мужчина хорошо относился к приемному сыну, но однажды, сильно приняв на грудь, так отлупил его, что мальчика пришлось срочно госпитализировать. Оказалось, что девятилетний Кодзи имел неосторожность заметить, что родинка на глазу у почетного рыбака похожа на личинку бабочки. После этого случая приемный отец стал постоянно избивать пасынка, а мать Кодзи испытывала извращенное наслаждение, поливая спину Фуми кипятком, но только тогда, когда рядом не было никого, кто мог бы ей помешать. То, что мамаша творила с Фуми. Кодзи узнал лишь много времени спустя.

Потом они бросили старика и переехали в Осаку, где мать устроилась на работу в забегаловку у вокзала Теннодзи. Кодзи стал ходить в школу, где местные ребята сделали из него козла отпущения. Он терпеливо сносил издевательства, но после поступления в колледж резко изменил свое поведение. Однажды он сильно толкнул одного из учеников, который сидел, раскачиваясь, на окне второго этажа. Паренек остался на всю жизнь парализованным, так как сместившийся позвонок задел спинной мозг. Кодзи был арестован и по приговору комиссии по делам несовершеннолетних был помещен в исправительный дом. А когда ему наконец позволили вернуться в школу, ситуация изменилась до неузнаваемости. Кодзи стало некого бояться — теперь все боялись его самого. Кодзи запомнил тот день, когда он пришел в больницу к своему парализованному товарищу. Он просил прощения, но внутри ликовал. Он узнал вкус победы. Он понял, что в этом грязном мире насилие — наилучшее средство для разрешения возникающих проблем. Он подумал, что такое же чувство испытывал и тот старик, что жил в деревне, где круглый год пахло сушеной рыбой.

Он учился в лицее, когда его мать попалась на торговле наркотиками. У нее уже были неприятности с полицией, но каждый раз ей удавалось отделаться условными сроками. Теперь же ее заключили в тюрьму, а Кодзи отправили в приют. Его поселили в деревянном строении, в комнату площадью в шесть татами. Совсем рядом находилась мастерская по ремонту автомобилей, откуда двенадцать часов в сутки доносился адский грохот… Кодзи продолжал посещать занятия в лицее. Неожиданно его характер стал меняться в лучшую сторону. Жестокость ушла, уступив место уверенности в себе. Инспектор, присматривавший за ним, полагал, что арест матери отразится на сыне самым негативным образом, но получилось как раз наоборот. Именно благодаря этому обстоятельству Кодзи почувствовал себя освобожденным, он понял, что все это время мать лишала его чего-то чрезвычайно важного.

Летом, когда он окончил второй курс, в Осаке, Амагасаки и Нисиномии разразилась эпидемия, возбудитель которой, так называемый гакочию, был обнаружен в партии ввезенных из-за границы крабов. Кодзи сделалось дэдэно, когда он смотрел передачу, посвященную новой болезни. Ведущий рассказывал, что даже если гакочию по тем или иным причинам не может достигнуть в организме человека взрослой стадии, он продолжает жить на стадии личинки. Наибольшую опасность для здоровья личинка представляет, если ей удается проникнуть в мозг или нервную систему. Попав в пищеварительный тракт, личинка вызывает приступы диареи и сильной рвоты, а находясь в легких — приступы удушья. Под кожей можно заметить следы от передвижения этой твари, которые иногда слегка воспаляются. В заключение телезрителям были продемонстрированы увеличенные фотографии.

Кодзи поразили малые размеры паразита и его способ существования. Он обладал устрашающей внешностью трамвая, увеличенного под микроскопом. Кодзи восхищался способностью глистеныша оставаться на одной и той же стадии развития и при этом без особых проблем обитать в человеческом теле. Вспоминая свою мать и того старика в рыбацкой деревушке, Кодзи пришел к выводу, что взросление есть уже форма медленного разложения, гниения заживо. Этот маленький невзрослеющий паразит представлялся ему настоящим героем, и он с жадностью набросился на специальную литературу.

Теперь он думал только о паразитах: анисаки, ламболь, паразитах, питающихся кровью, аупини… Он неустанно пополнял свой багаж знаний, пока ему как снег на голову не свалилась… Фуми, явившаяся прямо домой. Как она проведала о том, что Кодзи живет один в Осаке, а его мамашу посадили, осталось загадкой. Уже в Осаке Фуми обратилась в службу социальной помощи, где представилась родственницей, и ей сообщили адрес. Ей было двенадцать лет. Она сказала Кодзи, что сбежала из дому: «Я все равно решила убежать, как только стану большой, чтобы жить с тобой. Но твоя мать очень плохо со мной обращалась.

К тому же я не знала, как тебя найти». Так Кодзи узнал, что творила его матушка с Фуми. В тот же вечер Фуми разделась и показала ему шрамы, которые остались у нее после ожогов на шее, ягодицах и спине. Она объяснила, что это следы от кипятка, которым его мать ошпаривала ее, предварительно избив резиновым шлангом. Кодзи не усомнился ни в едином ее слове. Он тотчас же припомнил все ненормальности в поведении его матери в те времена, и особенно ее манеру смотреть на Фуми. Сам не зная почему, он расплакался и стал просить у Фуми прощения. И в этой комнате в шесть татами, заваленной образцами, макетами и увеличенными фотографиями разнородных глистов и паразитов, под пронзительный визг компрессора из соседней мастерской, Фуми заявила, что согласна простить и самого Кодзи, и его мать лишь при условии, что он оближет все ее шрамы. Кодзи и представить себе не мог, что в словах этой двенадцатилетней девочки мог быть сокрыт какой-нибудь сексуальный смысл. И, занимаясь с ней любовью на полу своей комнаты, он почувствовал, что его собираются снова лишить чего-то очень важного. Фуми прожила с Кодзи три недели, пока отец насильно не увез ее домой. За эти три недели Кодзи потерял весь свой интерес к паразитам. Его мать сообщила, что скоро должна выйти на свободу, и он уехал в Иокогаму. Там, в китайском квартале, он учился на повара, а потом был нанят в качестве телохранителя для Юко.

С тех пор он должен был проводить все свое время в квартирке, расположенной этажом ниже. Впрочем, это его не беспокоило — он лишь смотрел видеофильмы и листал «манга». Иногда Юко приглашала его пообедать или сходить на какую-нибудь выставку. А иногда просила его почитать книжку. Когда Кодзи заканчивал чтение, Юко непременно раздевалась и приглашала его заняться с ней сексом, но он отказывался каждый раз. Юко обижалась и говорила, что, наверно, она не нравится ему, но Кодзи отвечал, что просто не любит прикосновений чужого тела. И хотя Юко не устраивали такие объяснения, она перестала домогаться его, заставляя в качестве «компенсации» смотреть, как она мастурбирует. И Кодзи наблюдал за процессом, вовсю поедая пирожки, мосбургеры или пиццу, которую приносили им на дом.

Человек за плечами у Кодзи зашевелился, и тот дал ему понюхать нашатыря. Сознание медленно возвращалось к незадачливому грабителю. Он открыл глаза, но говорить или двигаться еще не мог. Отметив, что они почти ровесники, Кодзи решил обыскать своего противника, чтобы узнать, с кем имеет дело. Юко могла привести к себе кого угодно — от ученика вечерней школы до самого настоящего якудза. Впрочем, судя по крашеным волосам и пирсингу, особых проблем вроде не предвиделось — достаточно слегка припугнуть, и он и близко не подойдет к дому Юко. Парень почти оправился и принялся ползать на животе, вымаливая прощение. «Такие, как правило, ломаются при первой же опасности», — подумал Кодзи.

Поняв, где он находится, парень попытался кричать. Это было заметно по движениям его губ и сокращению шейных мускулов. Кодзи ударил его палкой по лицу. Из разбитого носа хлынула кровь и залила всю нижнюю половину лица. Носовой хрящ вообще ломается очень легко, причем противник мгновенно теряет способность к сопротивлению. Кодзи насел на парня, требуя его водительские права или удостоверение личности. Но как только тот поднял голову, пытаясь сказать, что у него ничего нет. Кодзи снова огрел его по сломанному носу. Кодзи всегда разбирался с ухажерами Юко на дорожке, ведущей к строительной площадке, — никакого жилья вокруг, никаких свидетелей. Земляные кучи делали это место практически незаметным. А в ста метрах пролегало шоссе, где можно было поймать машину — это обстоятельство было тоже немаловажным. Кодзи не мог сказать точно нравилось ему насилие или нет. Иногда, избивая очередную жертву, он чувствовал себя очень скверно, а иногда это его возбуждало. Но четкой зависимости он проследить не мог, во всяком случае это никак не было связано с личностью жертвы.

Как казалось Кодзи, Юко была склонна к насилию. У нее имелась знакомая, которая приходила к ней, предварительно созвонившись по телефону. Ее звали Кана, ей было около тридцати. Своего рода специалист, она иногда приходила, держа под мышкой кнут. Юко рассказывала потом, какое ей доставляло удовольствие хлестать эту женщину по ягодицам или по груди. Она не могла удержаться от смеха, слушая ее крики и плач. У этой Каны вся спина была изборождена шрамами, а ее груди, кожа на которых была очень тонкой, болтались как у старухи. «Если б только не эта женщина… — часто повторял про себя Кодзи, — если бы только…» Какой, скажите на милость, кайф лупить по сиськам и по жопе молодую девицу? Вспоминая те три недели, проведенные с Фуми в Осаке, он понимал теперь, насколько важными они оказались в его жизни. Фуми было всего двенадцать лет, но она знала все о сексе, включая даже вопросы беременности… За все это время он ни разу нормально не ел, проводя все дни рядом с нею, растянувшись на постели, облизывая ее обнаженное тело… тело двенадцатилетней девочки, которая играла с его восставшим, мокрым, покрытым спермой и слизью членом… тело, которое, словно фосфорическое, ослепительно светилось в лучах заходящего солнца… Ему казалось, что нет ничего прекрасней, чем бесчисленные шрамы, покрывавшие ее спину. Шум компрессора напоминал ему музыку… Уже год, как Фуми жила в Токио.

Не понимая, нравится это ему или вызывает отвращение. Кодзи ткнул парня концом палки прямо в глаз. Парень захрипел и разразился слезами. Он стал что-то предлагать Кодзи, но тот не мог ничего разобрать. Извиваясь всем телом, он запустил руку в карман и протянул Кодзи свое удостоверение личности. Это было удостоверение охранного агентства.

— Гони права, — приказал Кодзи.

— Нет у меня прав, — просипел парень, вывернув для пущей убедительности карманы брюк, куртки и даже рубашки.

Взяв парня за оба уха, Кодзи сказал, что собирается его прикончить. «Я думаю, я сделаю это… Ты сдохнешь… И ты это чувствуешь…» — повторял он, размышляя, сможет он убить или нет. Парень испугался и попытался защищаться. Тогда Кодзи схватил ком земли и запихал ему в рот. Он стал вспоминать, как называется паразит, обитающий в перегное, и перед его глазами выплыло слово «кагемуси». Так по-японски называется червь, живущий в двенадцатиперстной кишке человека. Он был открыт в 1838 году, то есть через год после восстания Осио Хейхатиро, в Милане врачом по имени Анжело Супини во время вскрытия трупа. Названный в честь Супини, у японцев он получил название «Супини-муси». Из его яиц, содержащихся в человеческих экскрементах, выводятся личинки размером три десятых миллиметра. В летние месяцы эти личинки за три-четыре дня значительно увеличиваются в размерах и проникают в организм человека через кожу или через рот, вместе с немытыми овощами. Через два месяца они достигают размеров взрослой особи, то есть одного сантиметра в длину. Питаются кровью. За сутки один такой червячок высасывает около двух десятых кубического сантиметра крови, а сотня паразитов способна поглотить двадцать кубиков. Если его раздавить в пальцах, он буквально взрывается, выпуская из себя целую струю крови. Под микроскопом это сокровище напоминает зерно.

— Ладно, черт с тобой, живи. Но даже не думай о том, чтобы вызвать полицию, — объявил наконец Кодзи.

Парень закивал согласно. Он несколько раз благодарно поклонился и попытался выплюнуть землю, забившую его рот. Кодзи отпустил его и сунул ему в карман удостоверение. Отойдя шагов на двести, он услышал, как парень принялся разговаривать сам с собой. Кодзи напряг слух, но что-либо разобрать было решительно невозможно. Он вспомнил о Фуми, которая работала в lingerie* в районах Кабуки-тё и Синдзюку. Теперь ей было уже семнадцать… В свое время Кодзи попытался снова установить с ней контакт и даже обратился к тому старику, что жил в деревне, где круглый год пахло сушеной рыбой. Вспомнив ее номер, он посмотрел на часы. Было почти четыре часа утра, и Фуми должна была быть дома. Кодзи еще ни разу у нее не был. Фуми как-то пришла к нему, но Юко так разозлилась, что ей пришлось срочно ретироваться. На самом деле Юко не может поддерживать отношений ни с кем. Она даже не знает, как подойти к человеку. И приходит в неописуемый гнев, если Кодзи разговаривает или просто смотрит на других женщин. Правда, Кодзи не возражает — ее дедушка хорошо ему платит.

* Паб, где официантки работают только в нижнем белье.

Парень направлялся к шоссе, которое вело к вокзалу. Кодзи еще мог разглядеть его силуэт, но парень так ни разу и не обернулся. Он шел, продолжая выплевывать изо рта землю. «Надо было дать ему еще, — подумал Кодзи. Отпустив свою жертву, он тотчас же начинал сожалеть, что не дал еще… или вообще не убил. — Эх, жаль, черт возьми!» Он потерял парня из виду, подумал и зашел в телефонную будку.

— Алло!

— Это я…

У Фуми всегда был хриплый голос.

— Это я…

Кодзи вдруг захотелось, чтобы Фуми сейчас была одна.

— Кто это?

Но дело в том, что Фуми не могла уснуть, если рядом никого не было.

— Кодзи!

Он понял, что у нее гость. О Фуми он всегда старался думать исключительно хорошо, хотя и не строил иллюзий о ком бы то ни было.

— А, братишка… — раздалось в трубке. Фуми, должно быть, догадалась, что «братишка» только что кого-то хорошо отделал.

«Он всегда звонит мне после того, как с кем-нибудь подерется», — думала Фуми.