Литературная Газета 6252 ( № 48 2009)

Как примирить звезду и быт?

Многоязыкая лира России

Как примирить звезду и быт?

ПОЭЗИЯ БУРЯТИИ

Владимир ПЕТОНОВ

Самое прекрасное

На земле моей, на золотой,

что всего прекраснее, роднее?

Это руки мамы,

а над нею –

небо предков, что светло глядит

на мальца,

что на руках лежит,

по-хозяйски вертит головой

на земле моей,

на золотой.

На земле моей, на золотой,

что всего заветнее до гроба?

Это миг,

где мы с любимой оба

просим старших нас благословить

и клянёмся век не разлюбить –

жить в любви единою судьбой

на земле моей,

на золотой.

На земле моей, на золотой,

что послужит высшего вершиной?

Жизни мудрой путь непогрешимый,

слов и дел

гражданское горенье –

правоте отечества служенье.

В этом смысл

и жизни назначенье –

на земле моей,

на золотой!

О монгольском вертикальном письме

В рассветный час,

когда взор лисий зорок,

когда течёт за ворот холодок,

встав ото сна,

откинув юрты полог,

Патба, учёный, вышел за порог.

Монголка гнулась

со скребком над кожей –

продрогла вся,

скребок ладони жёг.

Нелёгкий труд…

Но чем он растревожил

того,

кто сонно вышел за порог?

Глаза протёр учёный,

встал он рядом.

Сказал слова приветствия,

а сам –

к рукам монголки

был прикован взглядом,

к пилообразным тёмным полосам,

что оставлял скребок рукой монголки…

Учёный был догадкою сражён:

да-да, какие породит он толки! –

закон письма здесь обнаружил он.

Великий хан доволен будет этим,

ведь будет создан алфавит…

Тогда,

возникнув слабо в утреннем рассвете,

взойдёт в зенит монгольская звезда!

Как прост и мудр закон

письма народа,

чей подвиг стоит,

чтоб в веках гореть.

В зигзагах букв – неволя и свобода,

сердец угрюмых скальная порода,

презревших в дальних

переходах смерть.

Всё это будет предано бумаге –

всё это будет врезано в века…

Душа, исполнись надобной отваги!

Не ошибись и твёрдой будь, рука!

Почти с небес,

по лестнице как будто,

к земле спускаясь

зубчатым столбцом,

в себя впитают дух народа буквы,

чтоб о монголах рассказать потом…

Восторг и боль земной его дороги

письмо навек прославит…

А пока

стоит Патба на утреннем пороге –

глядит на след корявый от скребка.

Три скакуна человеческой жизни

Конь для бурята – часть души и тела.

Век человека – тень,

а всё добро – роса.

Бессмертны солнце и святое дело –

земля, и честь,

и слава, и краса.

Родился сын – наметят жеребёнка.

Даруют имя – в память дарят плеть.

Таков обычай!

Светел мир ребёнка –

весь день с ним друг,

он ржёт призывно-тонко:

зовёт он

степь за юртой посмотреть.

И стригунок растёт,

резвится рядом…

Рассветный час прозрачен и высок.

Косит твой конь

смышлёным карим взглядом,

и жарко дышит он тебе в висок…

И степь

обоим распахнёт ворота,

трава сама под ноги упадёт!

И канет детство –

там, за поворотом,

где алый всадник в дымке пропадёт…

Став крепконогим, юноша приметит

коня другого,

выберет себе –

чтоб был он дик

и быстроног, как ветер,

чтоб он удачу приносил в судьбе.

Пора мужанья свой чекан наложит.

Но будет рядом конь,

твой верный друг, –

спасёт в беде,

в работе он поможет.

Смышлёным нравом

честь твою умножит

под взглядом нежных,

как цветы,

подруг.

Непрост и долог пусть

степной дороги.

Конь зрелых лет белеет, словно снег.

Он мудр –

в нём опыт всей земной тревоги,

что пропустил сквозь сердце человек.

Упруга стать травы

лугов привольных.

Хозяин добр, а песня озорна,

крепка рука, и звучен голос воли,

когда луной пропахнет тишина.

Табун удачи на лугу пасётся…

Твой возраст полон сил и красоты.

Заслышав зов хозяина, несётся

из дальней дали белый конь мечты!

Взгрустнёшь –

он рядом никнет грустно гривой.

Качнётся память –

белый свет взойдёт

над коновязью жизни, где, счастливый,

твой белый конь

слегка уздой трясёт.

Звенит

в луне серебряная сбруя,

он землю бьёт копытом, полон сил.

Он скалит зубы крепкие, почуяв –

хозяин жизнь ещё не разлюбил!..

Когда ж судьба ударит в колотушку –

когда покинуть свет придёт черёд,

то чёрный мерин

с взглядом глаз потухших

тебя в страну без солнца отвезёт…

В судьбе мужчины до его могилы

есть три коня –

приходят чередой:

конь красный – детства,

белый – зрелой силы,

и чёрной масти –

конь последний твой.

…Табун мой волен,

и коней в нём много.

Ещё гуляет белый мой скакун –

лоснится стать,

и дразнит взор дорога

длиной во много –

много –

много лун.

Чтоб честь добыть родимому порогу,

ещё не всю мы проскакали даль –

огромна жизнь!

Конь, возлюби дорогу,

чти седока –

чти возглас воли:

– Тадь1!

Перевёл Николай ГОРОХОВ

Людмила ОЛЗОЕВА

Жасмин

Какие нежные щепотки

из драгоценных лепестков

раскрыл жасмин. И как нечётки

туманности из блеклых слов.

Жасмин проявит суть цветенья,

и он научит нас беречь

прохладный светлый сок растенья

и освежающую речь.

Ненужных строк переизбыток

утратит прежние права.

И прежде истины избитой,

как цвет, осыпались слова.

Жасмин, жасмин, своим дыханьем

он очищает небосвод.

И поневоле мы стихаем,

молчаньем опечатав рот.

Куст нагибается от ветра.

Жасмин, расцветший под окном,

явил себя и ждёт ответа,

задумываясь об одном.

О главном он напоминает,

непритязателен и прост, –

о том, что жизнь совсем иная

находит свой ответ у звёзд.

Сад тишины

Кто-то невидимый бродит в саду,

трогает ветки, целует кусты

и увлекает к цветенья труду.

Шепчет мне сад: это ты, это ты.

Он принимает как друга меня,

он исцеляет молчаньем своим.

Мне на ладонь опускает, звеня,

луч тишины – в нём раскаянье зим,

в нём изумления первый росток,

память о том, что и жизнь коротка.

Почки пружинной спиральный виток,

свет, утаённый в ладони цветка.

В травах тропинка. И сад тишины.

Тянется ветка – меня защитить.

Все остальные пути сожжены.

Сад тишины. Путеводная нить.

Музыка сада и слово его –

в сердце прозрачном, растущем,

как луч.

Вот и минуты моей торжество:

Сад тишины... Он плывёт из-за туч.

Миларепа2

Тёмно-синее небо

с оранжевой лентой заката -

это яркий хадак3 Миларепа

поднёс небесам.

Драгоценными звёздами слово

Тибета богато.

Над отрогами гор есть

построенный мысленно храм.

Он поэт и отшельник.

Пещерный жилец Миларепа.

Он служитель единственный

щедрого дара небес.

А мирские слова осужденья

звучат так нелепо,

словно маленький кто-то

в открытое ухо залез.

– Где алтарь твой и книги,

где чётки твои, Миларепа?

Нищ и наг, ты пугаешь

обличьем ужасным своим.

Ты ходячий скелет, твоя кожа висит,

как отрепья.

Возвращайся в долину.

Мы всё тебе, бедный, дадим.

И еду, и одежду. Пусть скромное,

всё же жилище,

и мирские заботы.

Детей нарожает жена.

Ты питаешься только крапивой,

убогий и нищий.

До костей твоя жалкая плоть,

тлея, обожжена.

Не хадаки из шёлка поднёс

Миларепа — закаты.

Озарение... Проникновение

в ясную суть.

Знает он, только Чистые Земли

бесценно богаты.

Храм молитвенной ночи в горах.

И ему не уснуть.

Синий воздух густеет,

окрашенный блёстками мысли.

И в летящих потоках –

открытая мудрая весть.

И мосты из небес,

словно радуги, вспыхнув, провисли.

За стеной тишины – там! –

нежнейшая музыка ЕСТЬ.

Он родился простым человеком.

И долю земную,

чтоб в другое рожденье уйти

через смерть, он прервал.

Он себя породил. Сам себя!

Я, тоскуя, ревную:

как посмел, как он смог

воплотить божества идеал!

Баир ДУГАРОВ

***

Любовью, памятью я жив на свете,

и я несу, как завещанье, свет

всех тех, кого уж нет тысячелетья,

кого вчера лишь только нет.

И если мне под этим небосводом

дано любить и помнить много лет,

то лишь затем, чтоб я озвучил словом

молчанье тех, кого уж нет…

***

Как примирить звезду и быт,

гром роботов и дробь копыт,

монаршей милости тавро

и дар перуновый – перо?

Как примирить звезду и быт?

Поэт, уткнувшись в снег, лежит

у Чёрной речки роковой,

и коммерсант Артюр Рембо

качает грустно головой.

Эхо

Два полушария Земли –

словно две первозданные юрты,

дымкой галактик одетые,

слитно в пространстве плывут.

Утро кентавровых саг,

золотые уста Заратустры,

ультрамарин поднебесья

и вещей травы изумруд.

Эра могучих сказаний

зачем мою песню тревожит?

Эхо анафор степных

ощущаю дыханьем своим.

Лад стихотворный – от родины.

Горы как вечный треножник.

Ланью промчались столетья.

Небес можжевеловый дым.

Пеший всадник

Я прошёл по путям,

где промчались монгольские кони, –

на Восток и на Запад –

до Хуанхэ и Балкан.

Проступали огни небоскрёбов

на облачном фоне,

и глядел мне вослед сквозь столетия

сам Чингисхан.

Не по воле высокого

Вечного Синего Неба –

по желанию сердца

и тайному зову крови

привела меня память,

сама отряхаясь от пепла,

на просторы

моей родословной тоски и любви.

Оглянувшись на Степь,

осенённую дымкой тумана,

обретал я в дороге себя,

и любимых, и кров.

И служили мне пайдзой4

не повеленье кагана,

а улыбка добра

и хорошая книжка стихов.

Мне дарила Евразия

саги и сны золотые.

И струился из древности

хрупкий таинственный свет,

и гречанка по имени Роза

под небом Софии

обернулась ко мне,

словно знал её тысячу лет.

Как последний кочевник,

я в храмы входил и мечети,

оставляя Пегаса

на свежей лужайке пастись.

Лишь одна моя вера

пребудет со мной на планете –

степь, былинка на тихом ветру

и небесная высь.

«Урагша5!» – и, как лук,

выгибалась опять эстакада,

и московский таксист

помогал мне, и грозный аллах,

чтоб в кочевье моём

огонёк светофора с Арбата

продолжался звездою

в багдадских ночных небесах.

Поднималась не пыль от копыт

на равнинном просторе –

то вверяли свой дымный бунчук

города облакам.

И на пляжном бездумном песке

у Последнего моря

был в душе я с тобой,

моё Первое море – Байкал.

Я прошёл по путям,

где промчались монгольские кони.

Древо жизни шумит

над опавшей листвою веков.

Здесь, на отчей земле,

и тревожней душе, и спокойней.

И, как в юности, снится

хорошая книжка стихов.

Батожаргал ГАРМАЖАПОВ

Степняки

У нас в степи не любят слов пустых.

Мы сызмальства ценить умеем слово.

Но коль сумел затронуть душу ты, –

Мы жизнь свою отдать тебе готовы.

Садись к костру. Вот хлеб тебе и чай.

Пусть чаша дружбы плавает по кругу.

Степняк от друга не имеет тайн.

Степняк умрёт –

не выдаст тайну друга.

В степи за помощь денег не берут.

Хороший гость приносит

радость дому.

Лишь об одном тебя попросят тут –

В тепле души не откажи другому.

Галина БАЗАРЖАПОВА-ДАШЕЕВА

***

Чабанкой мать моя была,

И потому, светла,

Степь золотистая тогда

Любовь всю, нежность отдала

Ей в юные года.

Табунщиком отец мой был,

И щедро потому,

Неся простором голубым,

Все песни, когда молод был,

Степь отдала ему.

Чабанкою не стала я,

Покинув отчий кров,

Я не табунщик, но принять

Могла как дар я, степь моя,

Их песни и любовь.

Не расплескать во мгле любой

Свет их, сберечь, спасти…

Не разменяв, хочу с тобой

Святые  песню и любовь

Я бережно нести.

Матвей ЧОЙБОНОВ

Тебе

Может быть, тебе на радость

Расцвести цветком приглядным?

Или каплею молочной,

Свежей, утренней, бодрящей,

Путь твой тихо окропить?

Может быть, мне вновь родиться,

Чтобы стать твоим ребёнком?

Или, птицей обернувшись,

Ранним-ранним утром майским

Пробудить тебя от сна?

Или, может, стихотворной

Самой чистою строкою

В сердце чистое войти?

Или белым легконогим

Скакуном ворваться с ветром

В предрассветный сладкий сон?..

Как захочешь… Я же, слушай,

Одного сейчас желаю:

Пусть останутся с тобою

Все давнишние обеты.

И ещё скажу я вот что:

В дни веселья, в дни раздумий

Негасимою лампадой

Над степным родным простором

Тихо-тихо, нежно-нежно,

Несравнимая, сияй!

Перевёл Иван ТЕРТЫЧНЫЙ

Путь земли и небес

I

Глаза человека –

Камень кричащий.

Глаза человека –

Ястреб парящий.

Глаза человека –

Искорка мгновенная.

Глаза человека –

Целая вселенная.

II

На ладони моей

Уместиться бы целой планете,

Чтобы мать и отец жили,

Жили бы вечно на свете.

И с потоком лучей,

Что струятся с высот небосклона,

Путь земли и небес

Обрету ли в тропинке зелёной?

III

Мой отец –

Пик горный Буринхана.

Мать –

Земли боргойской ширь до поднебесья.

Конь мой –

Волны пенные Байкала.

Дар мой –

Мой язык родной, стихи и песни.

Перевёл Баир ДУГАРОВ

1Тадь – понукание.

2Миларепа (1052 – 1135) – великий тибетский святой и поэт. Вёл уединённую жизнь в горах, создавая религиозные стихи, включённые затем в сборник «Сто тысяч песен».

3Хадак – ритуальный длинный шарф,

один из буддийских символов.

4Пайдза – пропуск или удостоверение

в виде пластинки.

5Урагша – вперёд (монг.-бур.).