Литературная Газета 6334 ( № 30 2011)

Кольцо Мерва

Портфель "ЛГ"

Кольцо Мерва

Владимир КОНКИН

Если вы не бывали в пустыне, но почему-то уверены, что там пекло, миражи и кое-что растёт только в оазисах, то поверьте – это заблуждение. Пустыня – тайна, насыщенная жизнью, и джинны охраняют её. Древние песни песков загадочны и манки, и не каждому дано увидеть, услышать и понять это. У пустыни голубая кровь, и не всякому пришельцу она расскажет и на песчинку своих историй, хоть перебери её всю горстями.

Мне повезло: меня с семьёй пригласил к себе в гости, в Туркмению, мой друг – художник Али.

Двумя самолётами из Москвы до Мары мы пересекли огромное пространство суши.

Приземлились поздно ночью, вылетев ранним утром. Устали, но нас ждали друг, его многочисленное семейство, и мы ожили, обласканные. В доме хозяев, на полу, раскатанный ковёр уже ломился национальными яствами и русской горькой. Народу было много. Непривычные слуху восточные имена мешались в голове, но стол своё дело делал: разговоры перебегали в тосты, все стали братьями, и оставалось только ненароком попасть затёкшей, нетрезвой ногой в тарелку с пловом.

Но какая-то сила, отнюдь не полного желудка, толкала меня подняться, найти в прихожей тёплый халат или телогрейку и сейчас, немедля, глухой ночью, отправиться в Мерв, Мёртвый город, от которого остались частью крепостные стены.

У двери выхода, под вешалкой, я нашёл чью-то ветровку. Она пришлась впору, и я вышел из дома.

Ночь, чистые крупные звёзды, луна, ленивый, сонный лай собак за глиняными дувалами стали моими спутниками. Движимый не знанием, а силой желания и чутьём, шёл я в ночи, не ведая в точности, туда ли иду.

Я нашёл город. Нашёл пролом в крепостной стене и ощупью, спотыкаясь, поднялся, как казалось, на верхнюю галерею. Приток свежего, холодного воздуха наполнил лёгкие. Звёзды и луна приблизились ко мне.

Не рискуя идти дальше, я остановился и впервые в жизни увидел серебрящуюся тишину. Века струились в ней. Разрушенные стены чёрными рифами уходили в глубину ночи, в пространство, в вечность…

Звезда поколебалась и поплыла. Она не падала, нет, а плыла… ко мне. Вот будто камушки от лёгкой поступи зашуршали, а колдовская звезда запела тихонько что-то грустное, полынное, степное…

Меня била дрожь. Я понял, что тихое пение исходит от идущего ко мне человека и звезда-огонёк горит в его руке. Я уже разглядел его. Бледное, обрамлённое длинными волосами лицо с выдающимся носом и усами мне было знакомо с детства по портретам.

– Боже, – прошептал я сухими губами, – да это Гоголь Николай Васильевич!

– Никак я вас напугал? – остановившись от меня шагах в двух, спросил он меня тихим ровным голосом.

Я лишь охнул в ответ, вжавшись в стену.

– Не пугайтесь вы, право! – успокаивал он меня и, наклонив капающую воском свечу, прилепил её к изъеденному временем камню. – Удача мне положительно сопутствовала: свеча не погасла, не сбился с дороги, я ведь здесь не бывал, да вот ещё и кольцо нашёл. Посмотрите, что за чудо! Серебро с сердоликом… Александр Сергеевич тотчас на безымянный, к чугунному своему поближе надел бы – он диковины исторические почитал.

Лицо его светилось, но не луна Куинджи и не пламя свечи были тому причиной (на лице его не играли тени), он светился сам! На раскрытой ладони лежал серебряный витой перстень. Красный глаз сердолика обегала арабская вязь.

Мягкая доверительность Н.В. успокоила меня. Услышав о том, что он не бывал в этих краях и ничего не знает о Мерве, я решился предложить гению рассказать, что знал и что подсказывало воображение. Он согласился и слушал, не перебивая.

– Мерв, некогда цветущий город, вобрал в себя силу и красоту от людей, разум коих был обласкан солнцем, любовью и верой во Всемогущего. Город впитал всё лучшее от лучших. Богатством его покрытых изразцами минаретов и дворцов, его базаров гордился последний нищий, ибо знал – он нищий чудесного города!

Прознав о красивом, богатом, умном Мерве, некий воинственный хан-кочевник перед походом на северо-запад решил завладеть им.

Вихрь внезапной атаки не принёс успеха избалованному победами хану. Многочисленные ворота крепости, окружавшей город, были крепко заперты. Со стен её летели тучи стрел, сыпался град камней, изливалась лава горящей смолы.

Началась многодневная, изнурительная осада. Хан уставал, он был стар. Араты, согнанные в боевое стадо, обожжённые, рваные стрелами, битые камнями, выли у подножия идола. Покалеченные отцы, потерявшие сыновей, и осиротевшие сыновья молили золотого истукана о скорейшем падении злого города. Гордые кони падали от бескормицы, ран, от поруганного поражением собственного достоинства.

– Духи расположены к нашей победе! – возбуждённо горланил шаман. И летели духи к звёздам, но не давали победы.

На коленях, скрючив себя поклоном, обливаясь страхом, целуя землю у шатра Непобедимого, тьма начальники нагайками поправляли плывущие в поту меховые шапки… ждали, что скажет хан. В шатре его было тихо. Полог был плотно задёрнут.

Коварству, корысти, любимым своим детищам, диавол всегда заготовляет щели, лелеет и пестует их.

Некий не состоявшийся в чудо-городе человек, даже нищие не принимали его в свою корпорацию, аспидной ночью выполз к осаждавшим с предательством под рваным халатом.

А в ханском шатре тем временем склонялись к уходу этой ночью, с основными силами, для отдыха и пополнения перед делом всей жизни Непобедимого: походом в богатейшие христианские земли.

Не любил хан бросать верную добычу и не бросил бы горла упрямца, только и заботы, что посильнее сжать его, да накануне пал любимый белый конь Шарап – дурной знак, пусть пал он по естественной причине: стар был.

В бока выпотрошенного коня втирали бальзамы с золотой пылью, Непобедимый хотел забрать Победителя в Орду и там проститься с любимцем, когда пойманное, избитое стражей Коварство брошено было к ногам хана, в шатёр его. Окровавленное, попираемое гнутыми носками сапог, оно исторгло:

– О хан! Ты хочешь победить город, но ты бессилен сделать это. Убить этот город в пустыне может только одна сила… вода! Разрушь дамбы, и сила воды смоет город!.. Город в пустыне…

Услышав это, хан опустил тяжёлые веки на глаза-щёлочки. И горько было ему, что Коварство сильнее ума, его ума. Он убил бы эту гадину, будь с ней наедине, и никто не узнал бы о его позоре, но он был не один, за ним стояло уставшее голодное войско. И подумал хан о своей судьбе, о пережитых печалях, о страданиях, принесённых им уйме людей…. И вспомнил он детство, где пыльный конский пот мешался со сладким дурманом маков, где в кочевой юрте мать и отец, где, уткнувшись в подол матери, скрывая слёзы от отца, дышал запахом кислого, пенного молока кобылиц…

Мужая, лучше сверстников владея конём, луком и саблей, он услышал о великом македонянине, владевшим при жизни почти всем сухопутным миром. «Я буду владеть всем!» – сказал он себе. И шёл с победой. Как она пьянила его – победа в бою!

А сейчас приползло Коварство и выдало тайну. Бросило подачку. Кому? Открыв глаза, хан чуть шевельнул указательным пальцем.

Коварство, ожидавшее награды, получило её. Греческие часы, играя огнём очага на стеклянных боках, не успели отсыпать и малую толику песка, как Коварство превратилось в куски изрубленного мяса. Выброшенное из шатра, оно дымилось чёрной кровью, и его не жрали даже шакалы…

Н.В. поправил прядь волос, сползшую на лицо, и этот жест его заставил меня замолчать. Мне показалось, что он устал слушать. Опираясь руками в полуразрушенный зубец стены, он замер в этой позе с первых моих слов.

– Легенда эта, – начал ясным шёпотом Н.В., – только подтверждает христианскую истину, что страсти есть пути души. И человек – арена цирка. Поверивший в длань Божью, он борется с ненасытными жёнами страсти… Тут все молитвы хороши!.. Алексей Петрович, граф Толстой, уж на что святой человек, и то тайно носил вериги… А язычники – ещё дети, не вкусившие от благ Божьих, так и кипят страстями безысходно. Давайте выпьем полынной водки, – предложил он, – у меня по случаю с собой.

Мы выпили из серебряных рюмочек-напёрстков.

– Перебил вас, простите, что было дальше?

– Дамбы разрушили… Что говорить о бешеных валах воды?!

В танце смерти кружились, захлёбываясь, воины, дети, женщины, верблюды, кони… Чудо-город в пустыне погиб.

Когда вода ушла, то открылось взору победителей почти то же, что видим мы семь веков спустя.

Хан не ведал о битве царя Пирра при Аускуле и победе грека ценой огромных жертв, случившейся за полторы тысячи лет до его деяний. Ханская участь была мрачнее. На следующую ночь Непобедимый заболел.

И знал он, что болезнь не вода, она не уйдёт, как бы ни старались шаманы. Сквозь дым курительниц и мелькания заклинательных телодвижений глаза-щёлочки его видели изрубленное Коварство.

И знал он, что капля чёрной крови попала на ноготь мизинца его правой руки.

И знал он, что отсечь руку можно, и он сделал бы это, но яд крови Коварства взял его всего.

В шатёр умирающего был допущен некий странник. Склонившись к уху хана, он нашептал ему о тайне заклятья, охранявшего город. Все алчущие захватить его силой были обречены на смерть. Ключом к городу и сердцам его обитателей было кольцо с сердоликом, хранящееся в сокровищнице, в шкатулке из слоновой кости.

– Ты же, хан, воспользовался советом Коварства: убив город, ты убил себя…

Странник исчез, как мираж. Непобедимый закрыл глаза и испустил дух.

После многих дней пути, на огромной повозке, въехали в Орду хан и его конь. Золото и парча, оружие, доспехи и сбруя, драгоценные кубки и сундуки с фарфорами лежали подле своих хозяев. Повозку опустили в погребальную камеру. Тысячи тысяч воинов насыпали шапками земляной курган…. Пылал костёр. Чёрные тучи пепла, подхваченные ветром, закрыли степное небо и солнце…

– Красивую легенду рассказали вы мне, – тихо произнёс Н.В. Осенив себя крестным знамением, беззвучно шевеля губами, он повернулся ко мне и продолжил вслух начатую про себя мысль: …– и лишь Господь Всемогущий, мудрее всех легенд и преданий. Руины ранят Душу… италийские ли, греческие иль эти, азиатские… Да только более всего беспокоят моё сердце беды Отечества, России. Разрушители укрепились. Вижу их, человеков, в тщетных потугах ропщущих, творить желающих, да только ногами-то вверх! О Господи! Вот и опять француз играет, немец мечтает, англичанин живёт, а русский обезьянствует!

Н.В. замолчал. Нервно передёрнул плечами. Весь как-то вдруг нахохлился, уткнув острый подбородок в шёлк шейного платка.

Я осмелился пошевелиться. Переступив с ноги на ногу и оперевшись локтями о стену, ближе увидел горящие, страдающие глаза Гоголя.

Я всё колебался, рассказать ли Н.В. о современном положении вещей в России, о распаде империи, о смятении в душах соотечественников, но он будто услышал мои мысли и опередил тихим по тону, но страстным монологом.

– Не соглашусь я с критиками моими – ни современными мне, ни последующими, упрекающими Бог весть в чём, а более всего в нежелании принимать на веру их убеждение, что Россия стала тормозом собственного развития, движения прогресса и, что надобно разрушение, а уж потом… Господи! Господи! Прости нас, грешных! Да ведь всякое разрушение есть следствие революций. Как молил я Господа о прощении за труд моей жизни «Мёртвые души»! Как лелеял я это своё дитя и как понял, осененный, что детищем своим дал сигнал к началу революции! Любое переустройство России есть кровь! Увидел я беснующуюся толпу, разрушающую, попирающую забрызганными кровью ногами самую созидательную, по кирпичику Господом строенную Святую Русь, цивилизацию европейскую, климат и благоустройство… вкусив восторг и слёзы вдохновенья…

Я жёг мой труд и холодно смотрел,

Как мысль моя и звуки, мной рожденны,

Пылая, с лёгким дымом исчезали…

Ну, да полно об этом. Как вам моя полынная?

Я одобрительно кивнул в ответ. Мы молча выпили ещё. Молчание меня не тяготило. Я размышлял о сказанном. Он выразил то, что не оставляло меня равнодушным многие годы.

Н.В. прервал мои размышления.

– На первой неделе поста я был совсем плох, лежал в постели. Господь прощал меня… я уходил… Он внял мольбам моим… и зачем они сажали меня в ванну, на голову лили холодную воду, облепили горчичниками, к носу ставили пиявки, на спину мушку, ведь всё без пользы!.. Как не понять, что уйти мне надо. Уйти…

Я не верил глазам своим: по древним камням спокойно шла женщина, приближаясь к нам.

– Моя Надежда… не покидала меня в желании моём… уйти! – Женщина подошла к Н.В., и они склонились надо мной.

Верно, ноги мои подкосились, и я сполз по стене, не в силах выдержать напряжения необычной ситуации.

– Вам жить ещё. Возьмите это кольцо. Возможно, оно от города, легенду которого вы рассказали! – И Гоголь протянул мне серебряное кольцо с сердоликом.

Не прощаясь, Надежда взяла с камня огарок свечи и двинулась в обратном направлении, увлекая за собой Н.В. Их спины закрыли слабый огонёк. Скоро они слились с темнотой, камушки, потревоженные шагами, замолчали.

Последние, самые яркие звёзды растворялись в светлеющем небе. Развалины обретали чёткие контуры.

– О-о-у!.. Вот ты где? Пропащий человек! Уже немножко дома все волнуются очень. Жена там, родственники… – кричал под стеной Али, деликатно подбирая слова, отчего речь его была забавно путаной. Рядом с ним, прижавшись к ноге отца, стоял хрупкий, большеглазый сынишка лет шести. – Давай спускайся уже вниз…

– Иду! – крикнул я, махнув рукой, и вдруг заметил застывшую на камне восковую змейку – след ночной свечи. Пошарив в карманах, никакого кольца я не нашёл. Но всё равно что-то было, что-то произошло этой ночью. – Свеча была? Была! – бубнил я, спускаясь по выбитым кирпичам ступеней в толще стены. – Разговор был? Был! Допустим, я грезил, но… да нет, и слышал, и видел его!..

У пролома в стене меня встретил Али.

– Сейчас весна. Змеи злые. Весной они злые. Укус – смерть! Прям сразу! – махал он руками. – Если бы не он, – ткнул Али в сына, – я не нашёл бы тебя, нет. Он видел, как ты ночью туда-сюда – и со двора.

– Ладно, извини. Хотелось Мерв одному почувствовать.

Дома я был прощён, хотя супруга с трудом переносит мои эксцентричные выходки, а на кухне ждал гость, капитан милиции, один из бесконечного количества родственников Али. Сдёрнув фуражку, он долго тряс мою руку, выражая признательность желанному, дорогому гостю не только от их семьи, а от всего города. (Ох, уж эти милые, восточные преувеличения!) Окончив ритуал, он бросил мою полуоторванную руку, как надоевшую забаву, и так же долго, тщательно вытирал огромным носовым платком большую, коротко остриженную голову. Он совершенно взмок от своего красноречия и рукотрясения. Закончив безуспешное вытирание, он долго и тщательно складывал мокрый платок. Я был убеждён, что всё в своей жизни он делает медленно, нудно, сопя паровозом, жутко потея, и оказался неправым! Как только он вынул из висящей на плече планшетки плоскую металлическую фляжку, прокомментировав своё действие, полным значения словом: «Спирт!» – скорость его движений и слов удесятерилась. Тут же появились пиалы, зелёный лук и хлеб. Выпили, естественно, за гостя дорогого. (Господи! Хоть бы выжить!)

Хрустя луком, капитан рассказал о последних городских событиях, выделив из них два. Первое – наш приезд и второе – что несколько дней назад в гостинице остановилась странная парочка – муж и жена. Он выдаёт себя за некоего Гоголя, недавно сжёгшего свою книгу, а жена его, Надя, везде за ним ходит и по возможности уводит домой. Она дежурной администраторше сказала, что муж её совсем не опасен, только ночами иногда бродит и всё о книге своей сам с собой разговаривает, о Боге, о России… Сегодня с утра его всё-таки хотели взять и в больницу свести для проверки, да их уж и след простыл. Исчезли Гоголь и его Надежда. Вот так!

– Не понимаю! Убивайте меня! – подвёл черту капитан. – Ну сжёг книжку, купи другую! Не дом же сгорел! Зачем с ума сходить? За здоровье ещё раз дорогого гостя и его бесценной семьи!

Спирт и рассказ капитана бросили меня в жар. Неуклюже стягивая ветровку, я запутался в рукаве и, стряхнув её с себя, услышал, как что-то звякнуло, покатившись по полу.

– Кольцо, – прошептал я.

– Кольцо! – повторил Али, подняв его с пола.

– Серебро с сердоликом…

– Серебро с сердоликом! – подтвердил за моей спиной Али. – Вот ты везучий. Такое кольцо, как у нас говорят, змей отгоняет, зло разное… Это кольцо у нас поколениями ищут…

Что мне было делать? Сказать, что не нашёл, а в подарок получил от?.. Нет уж, увольте.

Лечебница, как выяснилось, есть и в Мары. Я удержался от объяснений…

Но ночью-то, ночью со мной беседовал Гоголь! Гоголь!.. Я знаю!

Февраль 1992 г.

МОСКВА

Статья опубликована :

№32-33 (6334) (2011-08-10) 5

Прокомментировать>>>

Общая оценка: Оценить: 0,0 Проголосовало: 0 чел. 12345

Комментарии: