Литературная Газета 6389 ( № 42 2012)

«Писать я могу только в состоянии счастья»

«Писать я могу только в состоянии счастья»

ПИСАТЕЛЬ У ДИКТОФОНА

Владимир Елистратов считает, что составлять словари - это диагноз

"ЛГ"-ДОСЬЕ:

Елистратов Владимир Станиславович. Родился в 1965 году. Доктор культурологии, филолог-русист, лексикограф, писатель, публицист, переводчик, профессор МГУ, а ещё путешественник, сказочник и поэт. Опубликовал более 100 научных работ, в том числе книги "Словарь московского арго" (1994), "Толковый словарь русского сленга" (2005), "Арго и культура" (1995), "Язык старой Москвы" (1997), "Словарь языка Василия Шукшина" (2001) и др. Выходили стихотворные сборники "Московский Водолей" (2002), "По эту сторону Стикса" (2005), "Духи мест" (2007), сборник юмористических рассказов "Тю! или Рассказы российского туриста" (2008). Постоянный автор журналов "Нева", "Дружба народов", "Знамя".

- Владимир, вы автор ряда интереснейших лингвистических исследований. Начнём со "Словаря московского арго" и "Толкового словаря русского сленга". Что вы открыли для себя во время работы над этими книгами? Как правильнее будет сказать: сленговые образования загрязняют язык или, напротив, обогащают его?

- Я всегда говорил и писал, что составление словарей (лексикография) - это, в общем-то, диагноз. "Комплекс скупого рыцаря". Или - "комплекс Плюшкина". Я практически с самого детства не мог пройти мимо услышанного или прочитанного слова, как мимо какой-нибудь брошенной верёвочки или "кусочка сургучика", чтобы его не подобрать. Наверное, это гены. Отец у меня всерьёз собирает открытки и марки. А я - слова. Во дворе, в школе, в университетской аудитории, в транспорте[?] Но когда ты долго собираешь, сортируешь и анализируешь слова - количество неизбежно переходит в качество. Ты постепенно начинаешь видеть язык иначе. Я могу сказать так: пока я собирал это самое арго (или сленг - как угодно), я всерьёз навсегда влюбился в русский язык. Здесь есть что-то от любви астрономов к звёздному небу. Русский язык - целая галактика. В ней миллионы слов-звёзд и смыслов-планет. И на каждой планете жизнь бьёт ключом. И мы об этой галактике не знаем и тысячной доли того, что могли бы знать. Язык в России - это вообще главное, что у нас есть. Не музыка, не архитектура и даже не экономика, а язык! Где-нибудь в Англии язык тоже, конечно, важен, но[?] Как сказал Василий Розанов (цитирую неточно, по памяти, но суть передана верно): да, англичане делают прекрасные чемоданы, но зато у нас пословицы изумительные. А насчёт засорения-незасорения отвечу так, как ответил бы любой лингвист: засорить язык нельзя, можно засорить и опошлить свою речь, а затем неизбежно - мозги и сердце. Свои и того, кто тебя слушает. А сама так называемая сниженная речь - это такая же интересная материя, как и язык Пушкина и Достоевского. Надо только в эту "сниженную речь" хорошенько вглядеться и вдуматься. Ну скажите мне, почему мы, умирая, "склеиваем ласты" и "надуваем кеды", а французы - "видят одуванчики со стороны корней"? Это же целые метафизические бездны. Скажу ещё так: мы плохо владеем нашим сленгом. Сленг на глазах беднеет, тускнеет. Всё меньше людей "вкусно" им пользуется. Как и литературным языком. Яркие языковые личности, типа Венички Ерофеева, встречаются всё реже. То есть "кризиса языка" нет, есть кризис людей, говорящих на языке.

- Расскажите, пожалуйста, о книге "Язык старой Москвы". Сильно ли отличается этот язык от языка современной Москвы?

- Всё логично. Рассмотрев то, что есть здесь и сейчас ("московское арго"), я захотел рассмотреть то, что ему предшествовало ("язык старой Москвы"). Чтобы понять, "откуда есть пошло" это самое современное арго. И выяснилось, что не так уж полно язык старой Москвы описан. Ведь язык - это как воздух. Люди им дышат и не замечают - как, потому что он "сам собой разумеется". И огромный языковой материал, повседневный, бытовой, уходит в небытие. И всё держится на странных людях с диагнозом "скупого рыцаря". В старой Москве такие люди были: Кокорев, Слонов, Богатырёв, Пыляев, известный всем Гиляровский[?] И конечно, чудесные прозаики вроде Шмелёва. Отличается ли "тот" язык от "этого"? Знаете, есть, условно говоря, диалектика ("в одну реку нельзя войти дважды", "всё течёт, всё изменяется" и т.д.) и метафизика ("мир неизменен", "ничто не ново под луной" и пр.). Так вот: я скорее метафизик. Вроде бы внешне эти языки совсем разные: "там" извозчики и лошади, "тут" - шофёры, автомобили и т.д. Но глубинные структуры всё те же. Чем, скажем, можно объяснить тот факт, что москвичи (и русские в целом) на протяжении веков упрямо агитируют на рынке купить свой товар в форме более чем странного вопроса: "Кто редисочку забыл купить?" Зачем эта апелляция к склерозу покупателя? И зачем эти бесконечные многовековые уменьшительные суффиксы: от "колбаски" до "боженьки"? Что это за панибратство со Вселенной? Или: отчего русские на протяжении всей своей истории упорно выражают свои самые-самые сокровенные чувства обобщённо-лично ("мне взгрустнулось", "мне неймётся")? Очень всё это интересно[?]

- Давайте теперь поговорим о книге "Словарь языка Василия Шукшина". Почему был выбран именно этот писатель? Каковы, на ваш взгляд, самые яркие языковые особенности языка прозы Шукшина?

- Шукшин для меня - одна из ключевых фигур в русской литературе ХХ века. Используя уже неоднократно употреблённый мною термин, я бы выразился так: Шукшин - так сказать, "метафизик национального характера". Это квинтэссенция русскости и соответственно русского языка. Шукшин - точка пересечения оси национального языка и оси национальной личности. В XIX веке такой "точкой", на мой взгляд, был Лесков. В ХХ - Шукшин. Ясно, что они совсем разные. Один "плетёт словеса", другой краток, как спартанец. Но всё-таки: это как "инь" и "ян". Вглядитесь в типы: Чудик и Несмертельный Голован, Овцебык и Глеб Капустин[?] Я сейчас потихоньку "ковыряюсь" в Лескове. Буду жив - лет через шесть-семь всё-таки составлю словарь Лескова. Так надо.

- Как вам кажется, каждый ли писатель достоин такого серьёзного исследования?

- Не только и не столько каждый писатель - каждый человек. Вот вам история. Совсем недавняя. Еду в аэропорт, мы спешим, водитель превышает скорость. Гаишник останавливает и говорит водителю: "Сегодня, брат, не твой день". Водитель: "Ты, командир, поаккуратнее, мы всё-таки в аэропорт[?]" Гаишник: "Ну что ж[?] Плати штраф. И день будет твой". Улыбнулся и задушевно добавил: "Яхонтовый ты мой[?]" Это ж поэма! Вообще интересных "простых" языковых личностей, мне кажется, в природе на порядок больше, чем по-настоящему интересных писателей. Не в обиду им будет сказано.

- Какие ещё темы в поле вашего профессионального зрения?

- Ну у меня есть "Словарь крылатых фраз российского кино". Три поэтических сборника. Несколько лет я писал детские сказки для журнала "Аэрофлот-юниор". Недавно мне "вынул мозг" Томас Манн, этот Фома Человеков, который, оказывается, написал когда-то поэму гекзаметром, а я её переводил (в соавторстве, кстати, с первой дочерью Шукшина Катей, блестящей германисткой, моей однокурсницей). Оказалось, что стилистически Манн - это Ремизов, Платонов, Белый и т.д. в одном флаконе. Я вообще люблю переводить стихи. Буквально пару месяцев назад у меня вышла книга "Нейминг: искусство называть". О том, как у нас называют фирмы, рестораны, магазины, охранные агентства и прочее. Ещё тот языковой Вавилон! Одно время я собирал так называемый бизнес-сленг. Вот думаю сейчас, где бы опубликовать "Словарь современного русского капитализма". Пишу публицистические работы, преподаю в МГУ. В общем - скучать некогда.

- Помню вашу остроумную юмористическую книгу "Тю!", где собраны рассказы о путешествиях по всему миру. Есть ли у книги продолжение?

- А я помню вашу остроумную и доброжелательную рецензию на "Тю!", за которую я вам очень благодарен. Вообще, если честно, писание юмористических рассказов - моё самое любимое занятие. Я их активно пишу и печатаю во всяких массовых изданиях, например, в газете "Моя семья". Написал уже сотни три - и никак не надоест. Сборник "Тю!", кстати, был опубликован моими друзьями-коллегами из МГУ, причём, что парадоксально, в качестве учебного пособия по регионоведению (!), то есть по изучению национальных характеров, специфики тех или иных стран и регионов. Я бы с удовольствием издал ещё три-четыре сборника, но издательства мои рассказы не берут, потому что: а) я не бренд, не "Фрай Быкович Сорокин" и б) это рассказы, а издательствам почему-то нужны романы. Чудеса в решете! От отсутствия сборников я не страдаю, потому что книг у меня почти 20 и та же "Моя семья" - это почти миллион экземпляров и два-три миллиона читателей от Калиниграда до Бишкека и от Кишенева до Магадана. И вполне приличные гонорары. А сборник - это максимум пара тысяч книжек. И семь рублей семь копеек. Хотя если кто захочет напечатать "Тю!"-2, я соглашусь. Пусть будет. Как говорил Чехов, печататься надо везде, хоть на подоконнике.

- Что вообще дают писателю путешествия? И если говорить в целом: какие, по вашему мнению, жизненные впечатления помогают творчеству, а какие мешают?

- "Кто-то любит арбуз, а кто-то свиной хрящик". Кто-то должен путешествовать, потому что иначе он задохнётся от клаустрофобии. Кто-то, как Пруст, должен запереться в четырёх стенах и наслаждаться самоедством. Кто-то для писательства должен страдать, а кто-то радоваться жизни. Что касается меня, то мне нужно быть счастливым. Я - мещанин, я люблю уютную герань на подоконнике, фарфоровых кисок на полке, розовопопых детей (моему старшему сыну 20 лет, а младшему - 9 месяцев), пироги, которые испекла жена, жену - заодно с пирогами, яблони в деревне, собаку Бублика[?] Писать я могу только в состоянии счастья. Если мне плохо, я писать не могу. Я иду в бассейн или в парк. Или еду путешествовать. И состояние счастья возвращается.

Беседу вела

Анастасия ЕРМАКОВА

Три обязательных вопроса:

- В начале ХХ века критики наперебой говорили, что писатель измельчал. А что можно сказать о нынешнем времени?

- Это нормальный человеческий предрассудок: писатели мельчают, политики мельчают. У древних армян конец света - "ачуч-пачуч" - это когда люди, которые становятся всё меньше и меньше ростом и подлее характером, в конце концов станут совсем маленькими озлобленными коротышками. Думаю, что многие современные писатели просто обижены на мир, на общество за то, что общество и мир больше не ставят их "в центр". Не рассматривают их как пророков.

- Почему писатели перестали быть "властителями дум"? Можете ли вы представить ситуацию "литература без читателя" и будете ли продолжать писать, если это станет явью?

- Потому что язык в целом перестал быть некой "сакральной субстанцией". А писатели как "каста жрецов" больше не рассматриваются в качестве носителей этого самого начала. Сложно сформулировал?.. Проще говоря, писатель сейчас - писатель, и не более того. Как плотник или повар. "Ты пиши, пиши, писатель, а я, может быть, почитаю". Конкуренция среди писателей колоссальная. Литература - это гипермаркет. Знаете, сейчас есть в "высших сферах" предложение переименовать учителя в "менеджера по образованию". Вот и писатель сейчас - "менеджер по литературе". Все известные писатели "из молодых" - прежде всего сами себе менеджеры, промоутеры, продюсеры, маркетологи и т.п. Кругом сплошные "премиальные поля"[?] Всё это не столько печально, сколько скучновато. Но меня больше волнует язык, а не писатели. Философ Хайдеггер сказал: "Язык - это дом Бытия". А в наше время создаётся впечатление, что этот дом пустеет и ветшает. Возьмите хотя бы кино. Ведь оно начиналось как немое. Потом кино заговорило, и люди стали жадно цитировать фильмы. "Тёпленькая пошла[?]", "Я сказал: Горбатый!" А потом кино опять как бы стало немым. Что-то там актёры, конечно, говорят, но это уже никто не цитирует, всех интересует 3D, "экшн". И театр тоже словно бы онемел. Берут пьесу какого-нибудь второстепенного иностранного автора, да ещё в отвратительном переводе, и ставят с режиссёрским сценическим "я так вижу". Уходишь со спектакля - ни одной яркой фразы в памяти. И литература в значительной степени "онемела". Вроде бы слова, слова[?] Но не Слово же! Литература без читателя не останется никогда. Другое дело - "Литература" это будет или "литература". Дело ещё и в том, что то, что выдаёт себя за "Литературу", в 99% случаев - просто "литература". С огромными претензиями, но по сути - откровенный секонд-хенд. Стилистическая нарезка из всё тех же Бунина, Набокова, Платонова, Булгакова и т.д. А гонору!.. Я - Писатель. Как говорится, "гений в трусиках". Или так: "На словах ты Лев Толстой, а на деле хрен пустой". И в то же время есть масса ярких, интересных текстов, которые никому не известны или известны не как Литература. Гуляют себе в Интернете, без всяких "великожреческих" претензий. Но я верю, что всё будет хорошо. Потому что (извините за пафос), как скромно выразился Достоевский: мы - "народ-богоносец". Если Богу угодно, чтобы Россия продолжала быть носительницей великой культуры, Он сделает так, чтобы русский язык по-прежнему был стержнем, пуповиной, сердцем и т.д. и т.п. нашей жизни, домом нашего Бытия. А наше дело, дело словесников, - на это надеяться. Но и самим не плошать. В общем, работать.

- На какой вопрос вы бы хотели ответить, но я его не задала?

- Вопрос такой. Для вас как путешественника какое место наиболее интересно? Этот вопрос, который задают почти все, - протокольный. Я действительно был где-то странах в сорока, но лучшее место на земле - это пупок твоего хохочущего ребёнка. Независимо от того, где этот ребёнок родился, живёт и хохочет.