Литературная Газета 6472 ( № 29 2014)

Мифы и бренды

"Поморский вопрос" и Русская Арктика: Сборник статей под редакцией М.А. Колерова. - М.: Издательский Дом «РЕГНУМ», 2013. – 256 с.

В Архангельской области «поморская идея» была включена в региональную идеологию с начала 1990-х годов, но актуализация поморской этничности берёт исток лишь в канун ХХI века, когда появились реальные перспективы политической и экономической торговли «этнонимом».

После 2002 года идёт политизация начатого недавно этнического процесса. Действительная историческая поморская идентичность была размыта к концу XIX в., а в XX столетии она полностью перестала быть актуальной. Там, где в ХVII – начале ХХ в. проживали настоящие поморы в историческом Поморье на Поморском берегу Белого моря, всероссийские переписи 2002 и 2010 годов их не обнаруживают. Заметим, что в историческом прошлом эта поморская идентичность никогда не локализовалась у населения, живущего в Архангельске или по течению реки Северная Двина.

В настоящее время в городах Архангельске, Северодвинске и Новодвинске предпринимаются попытки создать новую поморскую городскую идентичность, имеющую только воображаемую связь с исторической.

Реально сегодня в регионе существует не одна поморская идентичность, а целое «поле идентичностей». Систематизация новой поморской идентичности сложна, поскольку она достаточно неопределённа и мифологизирована.

Новые идентичности строятся, используя прежний субэтноним и историческую память, но по своему содержанию – это уже иные идентичности. Поэтому нужно осторожно подходить к решению вопроса о том, можно ли считать названные группы самостоятельными этническими сообществами.

«Поморское возрождение» и «поморы» в Архангельске на самом деле есть городское этносепаратистское движение в основе своей из среды местной малокультурной и невежественной интеллигенции, лишь неумело маскирующей себя под настоящих поморов. Активисты городских «поморов» не связаны ни своей генеалогией, ни местом проживания предков с историческими поморами. Поморская этническая идентичность у них обусловлена историческим мифом, созданным в 1990-е годы профессором Архангельского пединститута Владимиром Николаевичем Булатовым (1946–2007). Основные положения мифа сводятся к утверждению, что территория всего Русского Севера от Вологды до Урала в ХV–ХIХ веках называлась Поморьем.

Поморье это якобы было населено «этносом поморы», которые были завоёваны, как Булатов говорил, «москалями» и потом ассимилированы русскими. Несмотря на активные процессы ассимиляции, по Булатову, «поморы» якобы сохранили своё «национальное самосознание» до наших дней и начали своё «возрождение». По утверждению ведущих идеологов движения, «поморы» – это финно-угорский этнос. Концепция Булатова и его последователей не подтверждается историческими документами, материалами этнографии и фольклора. Это фальсификация, имеющая антигосударственный и антинациональный характер. В Архангельске в 1990-е годы появились деятели, которые вслед за Булатовым стали доказывать, что был такой маленький, но гордый и работящий народ «поморы» и русские этих «поморов» давили, но не додавили, и теперь оставшиеся в живых потомки имеют право на крохи от госбюджета. Был создан миф о поморах – выстроено здание, под которым нет фундамента, а не рушилось это здание потому, что его стали подпирать подпорки в виде норвежских денег.

Схема «Поморского возрождения», если очистить её от словесной шелухи, довольно проста:

1. Поморы – не русские.

2. Поморы – это малочисленный коренной народ российского Севера.

3. У поморов много общего с норвежцами, таким же коренным народом Севера.

4. Поморам надо возрождать и крепить связи с норвежцами, которые существовали ранее в ХVIII–ХIХ веках.

О пятом пункте, о возможном выходе из состава Российской Федерации, никто, разумеется, открыто не говорит, но он подразумевается, для чего и кружится в Архангельске с середины 90-х годов прошлого века этот «поморский хоровод».

Это хоть и потенциальный, но очень мощный фактор норвежского и иного влияния на Русский Север теперь, когда началась острая военно-политическая и разведывательная борьба за Русскую Арктику и её ресурсы.

Одновременно эгоистический территориальный аспект является значимой составляющей идеологических конструкций поморских активистов. В основе попыток сконструировать новую поморскую идентичность лежат на самом деле политические и экономические интересы местных элит. Региональная архангельская элита с начала 1990-х годов продвигает идею превращения Архангельска в экономическую и культурную столицу Европейского Севера России и объединения вокруг неё северных регионов. В результате поморская идея стала идеологией регионального общественно-политического движения, противопоставляющего себя федеральному центру под лозунгом создания «Поморской республики».

С начала 1990-х годов на первом этапе в официальное и публичное пользование для топонима Архангельской области было введено не имеющее чётких географических границ понятие «Поморье». В ХVI–ХIХ веках в местном употреблении Поморьем на самом деле именовался локальный район – Кемский уезд (Поморский берег современной Карелии).

Культурная работа, деятельность местных СМИ в Архангельске способствовали утверждению и закреплению понятия «Поморье» в повседневности.

Процесс северной регионализации и формирования трансграничного норвежского Баренц-Евро-Арктического региона (БЕАР) имеет не только политическую, но и культурную составляющую, ориентированную вовне, и в этом смысле новая поморская идентичность есть ещё один аргумент для интенсификации данного процесса.

Как свидетельствует опыт 20-летнего существования Баренц-региона, его руководители в Норвегии не столько стремятся придать ему функциональный экономический характер, сколько через культурную работу в российской его части добиться создания «идентичного региона» – области, где население имеет определённое внутрирегиональное самосознание, противостоящее как Москве, так и другим регионам России.

Отсутствие реальной экономической интеграции в Баренцевом регионе подменила целенаправленная культурная работа. Норвежский Баренц-регион дал политическую программу, на основании которой в российской части началось искусственное конструирование предыстории, способной создать новую идентичность как в пространстве, так и во времени. Конструируемые модели нового этнического поведения, по замыслу стратегов Баренц-региона, должны не только преодолеть сложившиеся за 70 лет советской власти стереотипы поведения и идентификационные характеристики северорусских областей, но и стать основой для новой «северной идентичности».

Адресная подрывная культурная деятельность норвежского Баренц-региона в конечном итоге, как теперь стало ясно, получила фундаментальную цель, поскольку именно Русский Север занимает особое место в формировании русского национального этнического самосознания. Именно этот регион сыграл выдающуюся роль в формировании общерусских культурных символов. Вот по этой основе и был нанесён удар.

Эти русские национальные символы и попытались украсть творцы новой «северной идентичности». Так, Архангельск стал восприниматься как некая интеллектуальная и культурная столица историко-культурного региона, называемого уже не «Русский Север», а «Поморье».

Проекты по созданию «поморского» литературного языка финансировались фондом Форда (США) и Баренцева секретариата (Норвегия). В целом гуманитарные программы норвежского Баренцева региона в Архангельской области направлены на изменение сознания местных русских, в том числе этнического.

Ссылаясь на данные переписи, региональные власти обратились к федеральному центру с требованием признать в качестве «коренного и малочисленного народа» «поморов», хотя в персональном плане весь актив движения не имеет никакого отношения к историческим поморам.

Многим как на месте, так и в столицах стало казаться, что «Поморье» и «поморы» были в Архангельске всегда. Но уроженцы этого города старшего поколения, которые здесь учились и всю жизнь прожили, могут свидетельствовать, что о поморах как об этносе здесь никто раньше никогда не говорил и этнического деления на поморов и русских никогда не было.

В 2000-х годах в Архангельске «поморы» (а точнее – группа активистов) заявили о своих претензиях на территорию, ресурсы и культурный приоритет. Конструирование поморского этноса как особого псевдофинно-угорского сообщества преследует как политические, так и экономические цели. Сегодня поморский «бренд» активно используется и лидерами поморского движения, и местными властями, и интеллектуалами для сугубо прагматических целей. Активисты «поморского возрождения» в Архангельске в ближайшей перспективе присматривают для себя статус «коренного народа» в «международных категориях права». Статус коренного народа не только позволяет получать определённые преференции со стороны федерального правительства, но и гарантирует финансовые поступления от компаний, ведущих хозяйственную деятельность на территории проживания такого народа.

Политико-экономический проект «поморы» в случае реализации может принести его участникам и организаторам солидные дивиденды. Но на практике в локальном варианте это прямой путь к развалу России.

Рассмотрение ценностных установок кружка городских активистов «поморов» выясняет, что целью поморских этносепаратистов является занятие лидерских позиций в создаваемом ими самими под себя искусственно «коренном и малочисленном народе» для «руководства» и посредничества над финансовым потоком предполагаемых субсидий и квот населению «поморских» деревень.

Но в поморском проекте, с нашей точки зрения, гораздо более опасным является всё-таки создание новой региональной идентичности. В рамках её кружок современных этносепаратистов с их идеологией представляет сейчас крайнее маргинальное явление. Но в будущем всё может измениться.

Аналогичным образом действовали и их компаньоны в Архангельске, создавая свою часть мифа. Если раньше в советские и в досоветские времена мы имели в Архангельске одну только торговую улицу Поморскую, то в итоге усилий местных регионалов-областников в городе старую застройку Поморской улицы снесли, но зато мы имеем Поморье здесь, Поморье тут, Поморье там... Ещё и поезд «фирменный» к нам из Москвы едет – «Поморье»...

Даже и национальное меньшинство финно-угорского толка, но без знания языка и обычаев, под этим ярлыком образовалось и в Европу стало жаловаться на притеснителей...

Дмитрий Семушин

«Великий помор Ломоносов»

Как я узнал про поморов? Не помню. Может быть, когда мне в руки попала книжка Юрия Казакова «Северный дневник»?

После окончания института я уехал в Мезенский район и прожил там несколько лет. В селе, где я жил и работал, люди были заняты таким же крестьянским трудом, как и в селе, где я проводил в детстве каждое лето...

Были в Мезенском районе и рыболовецкие колхозы, и деревни, жители которых говорили: «Мы – поморы», но всё это было далеко, на берегу моря, а в селе, где я жил, люди себя поморами не называли.

В начале 90-х, когда я снова жил в Архангельске, когда распался Советский Cоюз и страна колебалась между хаосом и порядком, в городе заговорили о том, что мы можем прожить и сами по себе, что у нас есть лес, рыба и алмазы, что «Поморская республика» – это не так уж и плохо, но потом эти разговоры быстро увяли.

Времена были трудные. Надо было зарабатывать, растить детей, и появившиеся однажды в городе плакаты с нашим рыжебородым губернатором и с яркой надписью «Я – помор!» вызвали лишь усмешку. Какой он «помор», думал я, если все знают, что его родители родом из деревни, стоящей возле дороги Архангельск–Северодвинск, и что из тех мест люди никогда в море не ходили, а рыбу ловили в двинских протоках.

Признание нашего губернатора, что он помор, все сочли чудачеством. На прилавках книжных магазинов тогда же стали появляться книги, написанные ректором нашего пединститута. Я брал их в руки, листал и клал обратно. В книгах автор писал о том, что вся территория Русского Севера – это на самом деле Поморье, что мы должны вернуться к истокам, вспомнить своих предков и понять, что мы не просто северяне, мы – поморы. Я недоумевал – какие мы поморы?

Дела закружили-завертели, я уехал из Архангельска, потом вернулся. Нашего губернатора-«помора» на следующий срок не переизбрали, ректор пединститута, успевший не только преобразовать институт в университет, но и дать ему название «Поморского», умер...

Но телекомментаторы уже перестали говорить «Архангельск – столица Русского Севера», всё чаще говорили «Столица Поморья», и однажды я понял, что «Поморья» у нас стало очень много. Государственная телевизионная и радиовещательная компания, местное телевидение, радио, фирменный поезд Архангельск–Москва, гостиница, филармония.. Даже водка такая есть – «Поморская»...

Как-то, зайдя в Дом книги на площади Ленина, увидел в отделе краеведческой литературы «Словарь поморского языка». Взял, полистал[?] Читаю: «Это самостоятельный язык отдельного народа…»

В городе несколько лет говорили об образовании федерального университета, и наконец он появился, но почему-то с двойным названием Северный-Арктический. Спустя некоторое время в университет влился и Поморский университет, бывший пединститут, в котором я учился.

Наши местные филологи никак не высказываются по поводу утверждения, что у поморов есть свой язык. Раньше считалось, что это не язык, а говор, диалект, а сейчас не поймёшь что, но филологи ни гу-гу.

Почему сейчас все говорят, что с норвежцами у поморов всегда были прекрасные отношения? Все ведь знают, что на местах морских промыслов с ними были постоянные конфликты. Поморы постоянно писали об этом жалобы губернским властям, и эти жалобы до сих пор лежат стопками в папках в Архангельском областном архиве. И журналисты каждую весну писали в газетах, что, пока наши зверобои ждут, когда Белое море очистится ото льда, норвежцы уже бьют зверя на местах их промыслов.

А наши архангельские историки потихоньку пришли к выводу, что наш первый российский академик Михаил Васильевич Ломоносов – помор! Я же многих наших историков знаю, и никто тогда не заикался о поморском происхождении Ломоносова. А год назад как прорвало, причём не одного, а сразу нескольких. Хором запели: Ломоносов – помор… Ломоносов – великий помор…

Это что же получается? Мы почти перестали быть Русским Севером и стали Поморьем. Сейчас нам говорят, что поморы – это и русские, и в то же время – они отдельный народ, некоторые договорились до того, что поморы – нация...

Вот это очень и очень непо­нятно.

Что вообще происходит?.. Может быть, через два-три года мы услышим, что на территории Российской Федерации появился маленький, но гордый народ – поморы, что и жители Архангельской области – теперь тоже поморы?

Сергей Некрасов

Теги: «Поморский вопрос» и Русская Арктика