Литературная Газета 6472 ( № 29 2014)

Цена нерешения

Фото: ИТАР-ТАСС

Говорят, одинаковых политических решений не бывает, и то, что годится для Крыма, не подходит для Донбасса. Не зная всех мотивов, я не могу сказать, так ли это, но факт остаётся фактом: в Симферополе мне дали георгиевскую ленточку. В Луганске мне подарили образок.

Я еду из Каменска-Шахтинского в Донецк Ростовской области - тот самый Донецк, где спустя сутки мирный гражданин России погиб при обстреле со стороны Украины. Они находят друг друга глазами, эти женщины, с виду самые заурядные тёти, которым надо на Украину. Одной, местной жительнице, надо, потому что там, в Краснодоне, за который каждый день идут бои, у неё парализованная мать. Она не знает, какими правдами и неправдами, но собирается добраться туда и вывезти мать в Россию. Другая, Людмила, сама из Краснодона, вывезла в Каменск трёхлетнего внука. Мальчик неделю не мог есть и зажимал уши руками, заслышав милицейскую сирену. Потом он пытался не выпустить бабушку "на войну". Но бабушка возвращается в Краснодон. Потому что у неё там муж. Он не знает, что жена возвращается, и, говорит она, непременно назовёт её идиоткой. Но она едет к нему, потому что верит, что так ему будет лучше, «чем одному прятаться по подвалам». Эти две женщины – обычные русские героини.

Людмила, с которой мы сидим рядом, вздыхает и смотрит на меня: «Бедная вы, что ж вас понесло туда, в пекло[?] ваших-то уже сколько человек убили… наши-то уроды бомбят…» Спустя пять минут она скажет ещё и так: «Против наших ведь и американцы воюют, и поляки…» С этим искренним – и таким понятным – народным неразличением наших и ваших мне ещё не раз предстоит столкнуться. У людей в донецкой маршрутке напряжённые, скорбные лица (так не похожие на лица пассажиров поезда, с которыми я ехала на юг из Москвы), слышен шёпот: «Старцы в Святогорском монастыре предсказывали, что война закончится 12 июля, в день Петра и Павла… наказали, чтоб говорили всем… только вот год не назвали». Я молчу. Сегодня 12 июля, война не думает заканчиваться. Но людям нужны надежды и хоть какая-то определённость.

Впрочем, как раз сегодня в окрестностях Луганска почти не стреляют. Вот разве что кроме посёлка Металлист. Сергей Иванович (имя изменено), который везёт меня в Донбасс, живёт неподалёку от Металлиста. Он ругается и, показывая на ветхий и кривой чёрный забор в зарослях бурьяна, хохочет: «Вот граница! Давай фотографируй!» Сергей Иванович большой патриот Новороссии и с огромным энтузиазмом рассказывает, как проходил референдум о независимости от Украины. Но он не очень понимает, чего добиваются «наши ребята из ЛНР». «Федерации, – легко говорит он и тут же добавляет: – На попятный наши ребята не пойдут, нет».

И это второе противоречие, которое фиксируется очень быстро. Очень многие люди в Луганске не имеют сколько-нибудь внятного оформления своих чаяний о будущем. Причём это не зависит от простодушия говорящего или меры его образованности. Это зависит от других причин.

Мы разговариваем с Родионом Мирошником, который руководит Луганским областным телевидением. В отличие от предыдущих моих собеседников Родион хорошо образован и притом умён. Но он устал, и это тоже заметно. По его словам, из трёх вариантов – России забрать Донбасс, оставить его Украине и нынешним положением дел – избран третий, наихудший. В Луганске были традиционно очень сильны пророссийские настроения: деятелей, которые считались пророссийскими, поддерживали до 85% населения. И эти настроения, эта поддержка России в Луганской области достигла пика в апреле – начале мая. Если бы тогда Россия ввела войска, очень мало кто здесь был бы против этого. Но теперь репутация России в глазах луганчан ухудшается, и это будет продолжаться. Люди устали от войны. Чем дальше, тем больше им будет всё равно, кто именно положит конец войне. Не Россия – так Украина… лишь бы перестали стрелять и начали разговаривать. Тем более что от имени ЛНР, случается, выступают приезжающие из России люди, которые начинают контролировать предприятия якобы в качестве советников – но ведут себя так, как будто им их отдали «на кормление»… «Ваши же политтехнологи объясняют нам позицию России так: «В Крыму были массовые выступления за Россию, а у вас их нет». Это просто насмешка над людьми». Огромные пророссийские настроения в области оказались не задействованными. Край пролетарский, большой авторитет имеют начальники. Этот ресурс тоже остался не развит. Людям ничего не объясняют. Зато именем ЛНР отбирают частные автомобили «в связи с военным положением». Люди массово покидают край. Останавливают работу предприятия. Что здесь будет? Похоже, что катастрофа. Конца этому не видно. Но сейчас люди потянутся к тому, кто пообещает мир и наведёт порядок. Их устроит и автономия в составе Украины…

На протяжении его речи я, видимо, меняюсь в лице, потому что он останавливается и говорит:

– Вам, я вижу, неприятно меня слушать?

– Нет, что вы… то есть мне это слушать неприятно, но полезно, – бормочу я.

«Хотя и той Украины, что была, уже не может быть, – продолжает мой собеседник. – Слишком много пролилось крови…» Родион тоже не знает, какой федерации надобно Украине. В России, по его мнению, федерация урезанная. А Украине надо полноценную. Притом что пока украинская власть не соглашается ни на какую.

Он возит меня по городу, показывает: памятник Ворошилову, музей составителя толкового великорусского словаря Даля, школа, где учился Луспекаев, музыкально-драматический театр... Чувствуется, что он любит этот город и ему за него больно. Мелькают приметы бомбёжек: сожжённые машины, ямы на асфальте, выбитые стёкла жилых домов и учреждений, раскуроченные оконные проёмы здания луганской администрации, у пары зданий скошены целые углы. Город действительно обезлюдел, закрыты банки, некоторые рестораны, торговые центры, все автосалоны… А так – если не обращать внимания на всё вышеуказанное (а следов разрушения пока не так много, можно и не обратить) – кажется, что всё в порядке. Обычный южный русский город. На стенах нарисованы российские флаги. И перечёркнутые украинские. При въезде в город приписка: «Луганск. Основан русскими». Всюду русская речь. И при этом, как и в Крыму, – нерусские вывески.

Я иду по широкой Оборонной улице – она в Луганске центральная. Потому ли – а может, из-за одного названия – её полюбила расстреливать украинская армия. Далеко позади меня что-то бухает и завывает сирена. Я ещё толком не понимаю, что это значит, и потому даже не вздрагиваю. У немногочисленных прохожих усталые и строгие лица. Луганск сегодня – это город, где каждый второй телефонный разговор звучит так: «…посадили в машину и увезли, вторые сутки ищем», или «…на дачи не проехать, всех заворачивают», или «…ну как я могу себя чувствовать, если нас реально на «скорой помощи» расстреляли?» Ещё есть диверсанты: например, белая «газель», которая ездит по городу, внезапно останавливается, оттуда стреляют из миномёта, и «газель» уезжает…

А так всё будто бы тихо. Остались точки, где продают цветы, торты… Война подошла к городу вплотную, но пока не накрыла его. Луганск – обычный южный русский город, к жизни которого добавился один фактор: его в любую минуту могут расстрелять с воздуха. И это изменило всё.

В отличие от Крыма в начале марта украинские каналы, которые ловит обычный луганский телевизор без спутниковой антенны, профильтрованы и неагрессивны. Однако нигде так, как здесь, в условиях войны, не ощущаешь тягостную пустоту, идеологическую бесполезность российского телевидения. По одному каналу рекламируют кухонные ножи. По второму идёт «Комеди клаб». На третьей кнопке – украинский канал «Еко» по-русски и весьма уважительно рассказывает об американском Дне независимости. Потом снова два канала неразличимой национальности: американские музыкальные клипы и русскоязычное «мыло». Вершин сюрреализма достигает телевизор, показывая старый советский фильм «Отряд Трубачёва сражается» с украинскими субтитрами – причём субтитры есть даже там, где герои обмениваются репликами на украинском языке. Затем, наконец, «Луганск-24». Министр образования ЛНР Олеся Лаптева рассказывает, какие чудесные льготы при минимальном пакете документов получат выпускники Луганской области при поступлении в вузы Российской Федерации (про украинские молчок). Только непременно надо показать свидетельства о рождении родителей, тогда будет понятно, что мы соотечественники по Советскому Союзу… (Того, что это русские люди, Российской Федерации недостаточно).

– Но где же они будут трудоустраиваться? – спрашивает ведущая.

– Если сердце позовёт – вернутся, – жизнерадостно говорит Лаптева. – Надеюсь, у нас скоро будет мир!

Мир. Какое хорошее слово. Но верят в него далеко не все. Наталья Тропешко (украинским снарядом убило отца, нет денег, испуганные глаза, от сирены вздрагивает и хочет уйти подальше) пытается выбраться из Луганска. «Я хочу когда-нибудь сюда вернуться, когда будет мир», – говорит она.

Инга Шумакова занимается радиосистемами. Одна из тех, кто организовал сеть прослушивания военных украинских самолётов. Включена в первую пятёрку «террористок». О способности украинских военных летать, их мотивации говорит с лёгким презрением. Объясняет – в очередной раз объясняет мне, россиянке, – почему Россия не вводит войска (огребёт санкции, посчитают агрессором). Говорю ей, что не ожидала, что люди в Луганске будут защищать эту позицию России. Подумав, Инга отвечает: «Мы же себя оправдываем. Себя, когда мы голосовали за независимость ЛНР. Поэтому ищем уважительные мотивы для России». Говорит: сейчас люди не хотят отделения от Украины. Я: а когда голосовали – хотели? Она: да. У нас же тогда такой ажиотаж был. Мы хотели сделать, как в Крыму: мол, у них была автономия, и Россия их забрала…

Сейчас, если Россия введёт войска, всё, по мнению Инги, будет ещё хуже. Но и если не введёт – будет хуже тоже. «Мы же ещё не видели настоящих бомбёжек. Бомбят пока точечно. А если снаряды будут падать тут и там – начнётся паника». Тем более что здесь, как и в большинстве крупных городов, есть несколько мест, попадание в которые грозит настоящей гуманитарной катастрофой. «Я думаю, что Луганск разбомбят», – говорит Инга.

Это пессимистический прогноз. А какой оптимистический? Она задумывается. «Если, грубо говоря, у Луганска и Львова будет одна цель: прекратить войну. Они же, западенцы, пока не понимают, сколько их сыновей здесь гибнет. А когда их матери поймут, то будет новый майдан и эту власть скинут». Инга тоже высказывает мнение, что идеальный вариант – федерация. При этом она считает наилучшим президентом Кучму, у которого была «жёсткая рука»… забывая, что этой «жёсткой рукой» он устанавливал на Украине государство унитарное…

В этот же день я беседую с людьми, которые о федерации не хотят и слышать. Это люди из аппарата ЛНР, и они всё знают про кровь и про войну. Они каждый день видят её совсем близко. Они объясняют мне, что, бродя по городу просто так, я совершала ужасную глупость. Во-первых, тут каждый день похищают людей – посмотрите-ка ориентировки. Похищают, по их словам, украинские националисты. Которых тут немало. Потому что это «их город тоже, они тут живут». Во-вторых, тут работают снайперы, вот и сегодня стреляли в старика на велосипеде – он, по счастью, выжил. В-третьих, миномётные обстрелы, сегодня обстрелян жилой квартал Южный, попали в школу. В-четвёртых… мне протягивают исписанные школьным почерком листки. Это заявление о добровольном вступлении в нацгвардию Украины. Автор его сообщает о своём желании «воевать с русской нечистью». «Нацисты» и «русская нечисть» – так воспринимают друг друга противоборствующие стороны. Какие тут могут быть переговоры?

«Всё будет хорошо, – цедит мне тяжёлый и тоже уставший, как все они, человек, местный следователь. – В конце концов всё будет хорошо, только непонятно, какой ценой. Сколько до тех пор погибнет народу». Когда и они тоже начинают мне убедительно рассказывать про то, почему Россия не вмешивается, у меня начинают сдавать нервы. Всё время кажется, что на самом деле должно звучать что-то другое. Что-то не столь обречённое на заклание. Потому я почти с облегчением воспринимаю слова женщины из пресс-центра ЛНР: «Нам надо только немного помочь. Немного». Она вздыхает и добавляет: «А вообще мы очень благодарны журналистам из России. Если бы не российские журналисты, которые едут и рассказывают, нас бы здесь просто закатали в асфальт». Она не идёт ночевать домой. Обстрелянный Южный – это её квартал, и она боится, что там сегодня могут действовать наводчики (стукачи) СБУ Украины.

Вскоре после моего ухода из здания Луганской администрации начинается массированный обстрел в районе аэропорта. Взрывы гремят один за другим. Украинская армия утюжит окраины Луганска. И цена вопроса с каждым часом обстрела возрастает.

Постскриптум

За минувшую с написания репортажа неделю ситуация в Луганске ухудшилась. Украинская армия обстреливает город из гаубиц и «градов». Ею ведётся целенаправленный обстрел жилых кварталов – этот факт признан даже представителями ОБСЕ. Разрушено множество жилых домов, школы, детские сады. За неделю погибли десятки мирных жителей, осколочные ранения получили более ста человек. С целью выявления диверсантов, ведущих миномётный обстрел, в городе сейчас запрещено пользоваться частным транспортом.

Жители Луганска продолжают массово покидать город через освобождённый КПП «Изварино», подступы к которому разминированы. В то же время благодаря гуманитарной помощи из России в городе пока не ощущается недостатка в необходимых медикаментах; продуктовые магазины не закрылись, хотя и сокращают время работы. Ополченцы сохраняют контроль над городом, однако происходящее приобретает масштабы катастрофы.

Теги: Россия , Европа , США , Украина