Литературная Газета, 6501 (№ 11/2015)

Последний срок

Фото: Фёдор ЕВГЕНЬЕВ

Известие о смерти Валентина Григорьевича Распутина, не дожившего один день до своего 78-летия, грянуло как гром. Мы знали, что выдающийся писатель в последние годы болел, но всё равно были застигнуты этим печальным событием врасплох. Почему-то не верилось, что он может умереть, что такие люди вообще умирают, - настолько он сросся с Россией, настолько стал её частью. Мы задали известным писателям, деятелям искусства, политикам один-единственный вопрос: "Кем был для вас Распутин?"

Александр ПРОХАНОВ, прозаик, публицист, главный редактор газеты «Завтра»:

– Распутин поднял проблему русского народа, измученного государством, истерзанного. Государство строило себя для русского народа, защищая его от возможных напастей, войн, истребления. Но и в то же время строило – за счёт русского народа. А русский народ во время этого государственного строительства, которое проходило в стройках и чудовищных сражениях, израсходовал себя. Надорвался. И в этом огромная мировоззренческая драма Валентина Распутина. С одной стороны, он понимал, что без Советского государства русский народ бы погиб, с другой – видел, как под бременем этого мощного колосса русские чахли и расходовались. И этот русский фактор, как он был сформулирован Распутиным в недрах советского строя, остаётся актуальным и сейчас. И по-прежнему является нерешённым. Решать его придётся государственным мужам нового поколения и художникам следующей литературной генерации.

Евгений ТАРЛО, политик, общественный деятель:

– Умер человек, пропускавший через своё писательское сердце судьбу своей страны и своего народа. С кончиной Валентина Распутина на Земле стало меньше СОВЕСТИ.

Когда в начале 90-х мы все, заражённые вирусом обличительства, клеймили партократов и КПСС, он вдруг заступился за коммунистов. И при этом заговорил о недопустимости разрушения народной нравственности. Для меня это был удар. Я не мог понять, почему так говорит человек, в безупречной нравственности которого ни у кого не было сомнений.

Сейчас, после потери страны, после шока 90-х, после разрушения общественных идеалов и падения нравственных кумиров, после расстрела Белого дома в Москве, после выборов 96-го года, после киевского майдана и одесского Дома

профсоюзов, после Крыма и Донбасса, многое стало яснее. А он видел это, чувствовал и понимал тогда, пропуская через сердце и совесть, мучаясь от бессилия предотвратить и взывая к совести и нравственности.

Он не был убит выстрелом киллера. Его убивали долго. Он умер от подлости и предательств, от разрушения основ народной жизни и народной нравственности.

Вечная память.

Андрей ВОРОНЦОВ, прозаик:

– Конечно, смерть Валентина Григорьевича – это большая утрата. И дело не только в том, что умер крупнейший русский прозаик, видевший все тонкие и острые проблемы современности. А в том, что это был удивительный человек, которого я имел честь знать лично. Поражало его спокойствие в отношении критики. Он, сознавая свою силу, как всякий серьёзный прозаик, никогда не спорил. Я не помню, чтоб у него были какие-то амбиции... Мы немало общались, Распутин приглашал меня на фестиваль «Сияние России», проходивший в Сибири. Это был настоящий человек, типичный сибиряк. Спокойный, с чувством собственного достоинства и очень вежливый. Смерть человека такого масштаба не могла не опечалить. Уходит старшее поколение писателей. Я ни в коем случае не хочу сказать, что не осталось достойных авторов, но равного ему по масштабам, душевности, проникновению в суть вещей и пониманию этих вещей – нет.

Вера ГАЛАКТИОНОВА, писатель:

– «Я памятник себе воздвиг нерукотворный...» От Горация, Ломоносова, Державина, Пушкина так это и идёт: «...памятник себе...». Валентин Григорьевич Распутин тоже воздвиг памятник. Нерукотворный. Но не столько себе, сколько великому терпению русского народа. Непревзойдённый писатель ушёл. Пусть он молится там за нас, потому что он-то знает, что это за ноша – любовь к России. А за скорбный наш народ он уже отмолился, как мог, каждым своим произведением...

Сергей ШАРГУНОВ, прозаик, главный редактор портала «Свободная пресса»:

– Так получилось, что последний раз мы виделись с Валентином Григорьевичем Распутиным год назад. Даже выпили по бокалу вина. Он держался, но в нём чувствовался внутренний надлом. Конечно, болезнь, утрата жены, а до того трагическая утрата дочери – всё это сильно его надломило. Надо сказать, что Распутин для меня – писатель, каждая вещь которого может быть экранизирована. Это редкое свойство для писателя. Нужно понимать, что кроме стиля, работы с языком (хотя он этому тоже уделял большое внимание, вдумчиво выписывая каждое слово), Распутин – ещё и сюжетность. Каждая его вещь драматургически отточена. Главное, чем ценна его проза, – это большими, последними вопросами. Метафизические вопросы вырастают из бытовых, житейских коллизий. В чём сюжет повести «Деньги для Марии»? Да просто нужно найти деньги, чтобы спастись от суда, но вдруг выстраивается целая галерея лиц, интереснейших персонажей. Или повесть «Живи и помни» – о дезертире, которого продолжает любить его женщина... Что интересно – Распутин адекватен своим текстам. Он действительно так и жил, как живут его герои, мучился теми же вопросами. Я с ним общался довольно много, потому что он дружил ещё с моим отцом, и не раз наблюдал это сходство писателя с его героями. Его совестливость, скромность, чувство меры и вкуса – всё это точно так же присутствует и в его произведениях. Безусловно, Распутин – утрата целого мира. Его проза о русской деревне – в некотором роде наша античность. И вот ушёл её выразитель...

Лариса ВАСИЛЬЕВА, поэт, прозаик:

– Мы с Валентином Григорьевичем много виделись и общались, и в спорах всегда находили согласие. Были и в совместных поездках. Помню одну нашу поездку в Германию, мы ехали в одном купе и проговорили с ним всю ночь. Говорили о многом. Ведь он деревенщик, а я городская, но разница между нами выглядела очень мирной. Он соглашался, правда, давая понять, что я женщина, поэтому он и соглашается. Помню спор об Астафьеве и Белове, но это был спор о том, что лучше – яблоко или груша. Каждый из них для Распутина был хорош по-своему. Валентин Григорьевич очень тонко и точно относился к людям. Однажды я услышала от него такую оценку: самая остроумная женщина – это Людмила Татьяничева. Я-то об этом знала. Но вокруг все удивились. Потому что Татьяничева была секретарём писательской организации и вообще дамой серьёзной. Удивительно, как он точно почувствовал...

Уверена, что Распутин – счастливец. Он ушёл и – остался. Книги его не имеют отношения к смерти. Они живут. Он живёт в них. Значит, мы будем встречаться с ним, пока сами живы. За будущее Валентина Распутина в литературе я спокойна.

Геннадий ЗЮГАНОВ, председатель ЦК КПРФ:

– Он всегда говорил только правду – нелицеприятную правду для властей предержащих. В самый разгар постперестроечной трагедии он сравнил Россию с Золушкой, которую ведут на бал Сатаны.

Распутин никогда не воевал с системой. Из самых благих побуждений он даже стал членом горбачёвского Президентского совета, и это было одним из самых сильных его человеческих разочарований.

Он первый с высокой трибуны обозначил угрозу со стороны новоявленной пятой колонны: «Вам нужны великие потрясения – нам нужна великая Россия». Только большой национальный писатель смог так непротиворечиво сблизить исторические смыслы именно в момент распада великого Советского Союза, защищая идею целостности той страны, которую горячо любил.

Он был убеждённым традиционалистом. Защитить, оградить и сохранить – это были главные принципы его гражданской позиции.

Советская власть заслуженно отмечала его высокими государственными наградами. Писательское сообщество искренне возвышало его имя литературными премиями. Новая власть, не скрывая сдержанности, отдавала должное его уникальному таланту и гражданской неподкупности. Сам же Распутин никогда не впадал в звёздность. Его волновали иные высшие смыслы и заботы.

Молчаливый, сдержанный, застенчиво-скромный, он был способен яростно защищать свой Байкал – главный источник вдохновения.

Байкал был его особой любовью, его возвышенной поэмой. Его поручением. Его послушанием. Он любил его и нёс, как несут крест – с монашеским смирением. Но это было смирение воинственных Пересвета и Осляби: до первой опасности, а дальше – оружие в руки и в бой. Именно за это внутренние враги России нанесли ему невосполнимые физические увечья. Он выстоял.

Вот почему мы не прощаемся с Валентином Распутиным. Отныне и всегда главные ориентиры и ответы на самые трудные вопросы мы будем искать в его тревожной, поучительно неразвлекательной прозе, в его отчаянно честной и горестной публицистике. В главном поступке всей его жизни – любить Россию наперекор всему и превыше всего.

По материалам сайта КПРФ

Сергей ЕСИН, писатель:

– Валентин Распутин – это как фундамент в нашей литературе. Он ушёл и сразу обнаружилось, что кружевная дребедень фальшивых литературных проектов и мнимых имён разлетелась в пух и прах. Он был живым фундаментом того, что называлось русской классикой.

Я знаю его с юности, мы почти ровесники, но когда он входил, я невольно поднимался, потому что понимал: передо мной некий монблан, на который надо смотреть, задрав голову. Распутин был человеком чрезвычайно скромным и простым. Помню два эпизода. Первый – когда он приезжал в Литературный институт и беседовал на семинаре со студентами. И второй – когда был международный конкурс «Москва–Пенне», мы целый час говорили с ним по телефону и он хотел снять свою кандидатуру. Я не без труда убедил Распутина, что его вещь талантлива и неповторима и что он непременно будет первым. Первым он и оказался.

Валентин СИДОРОВ, народный художник СССР:

– Уход Валентина Григорьевича Распутина для меня и, уверен, не только для меня – как землетрясение. Это действительно невосполнимая утрата. Теперь придётся жить без него... Мы познакомились ещё в прошлом веке, когда был издан «Последний срок». И он, безусловно, сыграл в моей жизни очень важную роль. Сначала ко мне в мастерскую пришли писатели, поговорили, чайку попили. Я про свою деревню рассказывал, все слушали, а Валентин Григорьевич посоветовал собирать эти мои рассказы, записывать. Так родилась моя повесть «Гори, гори ясно», которая по рекомендации Распутина вышла в «Роман-газете», да ещё под одной обложкой с Василием Ивановичем Беловым. Помню, показал ему рукопись, ждал замечаний. А он только и сказал, что угольки собираются не в углу, а в загнетке. Надо же, я это слово забыл... Он как никто чувствовал народное звучание слов, языка нашего. Так началась дружба, которой я очень дорожил. Ездил в Иркутск на его литературный фестиваль. Выступали в тамошнем университете. Он меня так со сцены хвалил, называл чуть ли не продолжателем традиций Ивана Шмелёва. Я из партера еле его остановил... Он открывал в Иркутске мою выставку «На тёплой земле» и говорил хорошие слова. Ведь у нас много общего было в биографиях. «Уроки французского» – это и моя история. В перестроечные годы, когда свалились неприятности и были вызовы в прокуратуру, именно Валентин Григорьевич звонил в высокие кабинеты, помогал и помог. Если бы не его вмешательство, может, и судьба моя по-другому пошла... Этого ведь не забудешь! Буквально на днях рассказывал в интервью об ушедшем несколько лет назад нашем выдающемся художнике Гелии Коржеве, которого коллеги называли совестью. И Валентин Григорьевич был общей нашей совестью. Убеждён, останутся для новых поколений читателей его произведения о взаимоотношениях человека и природы. Всей своей непростой трагической жизнью он убеждал: без органической связи с природой ничего у нас не выйдет. Услышим ли мы его? Дай Бог!

Евгений ЕВТУШЕНКО

Валентин Григорьич, Валя,

ты – другой, и я – другой.

Оба мы затосковали,

Что раскиданы пургой.

За отеческие холмы

Меня ветер увертел,

Так что я до Оклахомы,

кувыркаясь, улетел.

Может, от самоупрёка

Изменился ты в лице

И остался одиноко

На отеческом крыльце?

Но пригрело нас по-бомжьи.

То крыльцо в сосульках слёз.

Ведь и я стою на нём же.

Больше не на чем. Прирос.

Никакого улетанья

Быть не может никогда,

И для нас Россия – втайне

К нам примёрзшая звезда.

Совесть разве – наказанье?

Всеспасительнейший свет.

И бывает примерзанье

То, теплей какого нет.

Валентин Григорьич, Валя,

Во спасенье красоты,

Помнишь – бабки вышивали

Нам на катанках цветы?

Пусть не будет ни ледочка,

Ни следочка чьих-то злоб.

Пусть играет твоя дочка

Чью-то музыку без слов.

Ольга ОСТРОУМОВА, народная артистка РФ:

– С Валентином Григорьевичем я не была лично знакома, но играла в фильме по его повести «Василий и Василиса». Это такой библейский сюжет – о прощении-непрощении. Когда работала над ролью Василисы, я много думала об этом сложном выборе, хотела понять, в чём его правильность. Ведь в конце жизни героиня просит прощения у своего мужа за то, что не простила его когда-то[?] И, знаете, Распутин очень многое мне дал, вообще изменил моё мировоззрение. Сейчас прошло много лет, я прожила жизнь и знаю, что прощение всегда выше любого непрощения. Но такое понимание приходит с годами и свойственно только очень глубоким, почти святым людям. Это трудно…

У Распутина какую героиню ни возьми – их сложно играть, но чем они глубже, тем интереснее для актрисы. «Живи и помни» – невероятная судьба у этих людей, война, и женщина рисковала абсолютно всем ради спасения своего мужа. А «Прощание с Матёрой» – какие там старухи! И мы понимаем, что они не только были, но и сейчас есть. Русская земля во многом держится на Женщине.

Уроки русского

На Пушкинском юбилее в 1880 году Достоевский произнёс речь, из которой его современники сразу поняли, кто после Пушкина стал главой русской литературы. «Юбилей Пушкина, – писал М. Меньшиков, – совсем нечаянно обратился как бы в коронацию Достоевского». 2007 год, названный Годом русского языка и совпавший с 70-летием Валентина Григорьевича Распутина, для меня и всех коллег – тоже своеобразная коронация могущества его писательского таланта. Таланта, который, несмотря ни на что, до сих пор держит уклон литературы в «колее» благородного творчества, нравственного самоограничения, христианского предания.

Валентин Григорьевич – один из основателей литературной школы «деревенщиков». Наверное, очень и очень многие писатели выросли под сенью его творческих открытий, как и многие читатели черпали жизненную силу в его книгах. Но, увы, редко бывают у нас счастливые судьбы у людей талантливых: сила сопротивления таланту, кажется, иногда превосходит всякую разумную меру. Я говорю не о внешней жизни, где были и награды, и депутатство, и солидные премии, – но о срощенности внутренней судьбы его с трагедиями, которыми мы не были обделены в XX веке и которые стали свирепее в наши последние развращённые времена. Ведь это сколько же сил было нужно, чтобы сквозь ряды стражей советской официальщины «провести» полнокровного человека в свои книги, вернуть литературе её настоящий русский облик, её душевный строй, её богатый народный язык, восстановив отеческую искренность, и навсегда запечатлеть неслыханное народное напряжение и потери, с которыми строилось государство!

«Нет ничего в человеке, ни в чувствах его и мыслях, ни в самых потайных движениях души, ни во вздохе его и взгляде, ни в минуты отрады или тоски, которые бы наш язык не назвал, – говорил В. Распутин на XIV Рождественских чтениях. – Нет решительно ничего ни в человеке, ни вовне его, перед чем бы он остановился в бессилии: нет, не могу. Он может всё, длань его объемлет и малое, и большое, и для тех, кто принят им в его царство, он не инструмент, как легкомысленно полагают, а учитель и духовник, всемогущий владыка несметного богатства. Не знаю, есть ли в мире ещё язык, подобный нашему; судя по почтению и удивлению, с какими относятся всюду к русской литературе, пожалуй, и нет».

Наш театр, МХАТ им. М. Горького, подготовил вечер в честь Валентина Григорьевича, и мы читали его замечательную публицистику: трудно было выбрать, не всё вошло в наш сценарий. Но мы думаем, что никто лучше его не говорил о русском языке – чтобы так говорить, нужно обладать почти чудесной силой восприимчивости.

Татьяна ДОРОНИНА, художественный руководитель МХАТ им. М. Горького, народная артистка СССР

(«ЛГ», 14 марта 2007 года)

Теги: Валентин Распутин