Литературная Газета, 6501 (№ 11/2015)

Гореть во всю силу

Художники Н. Сидоров и А. Король, 1982 год

Короткую, но яркую жизнь поэта Василия Михайловича Кубанёва сравнивают с ослепительной ракетой, которая, неожиданно появившись в тёмном непроницаемом небе, стремительно прочерчивает огненный путь и, рассыпавшись на тысячи искр, тут же почти мгновенно исчезает.

Родился поэт 13 января 1921 г. в селе Орехово Землянского уезда Воронежской губернии (ныне Касторненский район Курской области). "В лаптях я ходил до 10 с половиной лет. В это время я всерьёз подумывал о том, чтобы стать хорошим писателем, к этому времени относятся мои первые литературные опыты", - писал в одном из писем 14 ноября 1937 г. своей знакомой Тасе Шатиловой.

Жизнь семьи Кубанёвых складывалась трудно. У Прасковьи Васильевны и Михаила Андреевича было пятеро детей: четверо мальчиков и последняя – девочка. Но ещё в младенчестве умерли три первых ребёнка. Выжил самый болезненный и слабый – Василий.

Ему, маленькому непоседливому мальчишке, ближе всего были две семьи в деревне, два дома. В отцовском – немноголюдно, сытно, но мало тепла, сердечности. Тишину нарушает только молитвенное бормотание бабушки, любившей рассказывать своему внуку истории из Священного писания. Немного интереснее было в семье другого деда, Василия Андреевича Иванова, прозванного односельчанами Бородычем – не только за окладистую бороду, но и за строгий порядок в патриархальной семье, где выросло девять сыновей и четыре дочери. В этот многолюдный дом по длинным сельским улицам прибегал Василий, чтобы послушать своих дядьёв, поиграть с ровесниками.

Отец, окончивший церковно-приходскую школу, книги читать не любил, увлечение ими считал баловством. В семье, где мать – Прасковья Васильевна – была поглощена заботами по хозяйству, а вся грамотность отца уходила на то, чтобы составить бухгалтерские ведомости и отчёты, Вася чувствовал себя довольно одиноким. Мария Михайловна Калашникова (Кубанёва), сестра поэта, вспоминает: «Сколько помню Василия – столько помню его с книгой».

Переезд в 1934 г. на станцию Лиски Воронежской области внёс заметные перемены в его жизнь: богаче библиотека, разнообразнее интересы ровесников, живущих в посёлке у элеватора. Со своими друзьями Василий Кубанёв создаёт драмкружок, занимается изготовлением самодельных игрушек.

М.М. Калашникова с удивлением рассказывает: «Однажды за руку довёл меня по обжигающему босые ноги песку до книжного магазина на станции и поразил не только своей осведомлённостью в книжном мире, но и той взрослостью отношений с продавцами, каким-то непостижимым для меня, пятилетней, взаимопониманием с ними.

К этому времени брат пытался писать стихи. Уже послал пачку в редакцию «Мурзилки». Но ответа не получил. И позже, когда работал в редакции районной газеты, может быть, поэтому был чрезвычайно внимателен к детскому творчеству».

В 1935 г. семья Кубанёвых поселилась в городе Острогожске Воронежской области. По вечерам, когда отец задерживался на работе, все собирались на кухне, за столом, и Василий читал матери то, что представлялось ему важным. Так Мария ещё до школы узнала «Детство» и «В людях» Горького. Он услышал от матери немало интересных рассказов об односельчанах, которых он и сам знал, помнил. У отца попросил конторскую тетрадку потолще, где можно было вести записи. И вот по вечерам на смену домашнему чтению пришло новое занятие: записывать мамины рассказы. Василий хорошо помнил всех близких и односельчан, очень охотно и подробно расспрашивал историю каждой семьи.

На первый гонорар за стихи, опубликованные в воронежской областной пионерской газете «Будь готов!», он купил себе книги. Не было для него подарка более ценного, чем книга.

В девятом классе среди ровесников В. Кубанёв искал единомышленника и друга. Самым надёжным был Володя Попов. Но он был захвачен своим увлечением – шахматами. Внимание юноши привлекла одноклассница Вера Клишина. Она сидела за первой партой, примерно училась. Решив доверить ей свои мысли, свои сомнения и тревоги, Вася передал Вере большое письмо.

В семье Кубанёвых начало этой дружбы вызвало резкое беспокойство и наивное желание уберечь сына от первого юношеского увлечения, изменившего его поведение в конце учебного года. Это привело к тому, что он ушёл из дома и месяц жил вне семьи. Потом, переболев обидой, вернулся. Но уже прежней жизнерадостности в нём не было. Минуты и дни хорошего настроения сменялись часами, днями уединённого молчания. Считаю, что именно после этих переживаний написано стихотворение:

Если нету на сердце печали –

Отличишь ли осень от весны?..

Помню: в детстве снились мне ночами

Сказочные, розовые сны.

Я теперь умею слышать жалость

Даже в щебетании лесном,

А тогда мне жизнь ещё казалась

Радостным, неповторимым сном[?]

Летом 1937 г. был спешно подготовлен переезд семьи Кубанёвых в Мичуринск. В это время Кубанёв – частый гость газеты «Мичуринская правда».

В январе 1938 г. Василий Кубанёв поехал в Ленинград к В.Д. Кошелеву, работавшему учителем истории в школе. Познакомились они заочно в связи с первыми публикациями стихов Василия, подружились на всю жизнь.

Поездка в Ленинград ещё более укрепила Кубанёва в его поэтических мечтаниях.

Также неизгладимое впечатление оставила и литгруппа, которая собиралась в редакции «Мичуринская правда». Единственный из участников этой литгруппы, с которым мне доводилось неоднократно встречаться, – М.М. Хабаров, живший в селе Малое Лаврово Мичуринского района, вспоминал: «Самый молодой был Василий Кубанёв. Небольшой, тщедушный, болезненный, он сразу же занял среди нас равноправное место, как взрослый, а не подросток, к которому проявляют какое-то снисхождение. Скромно одетый, в серой рубашке, чёрных брюках, в ботинках, в каких ходили тогда все ученики. Он выделялся только тем, что на его черноволосой голове всегда был большой картуз, выглядевший, как все картузы взрослых на детских головах.

Собирались мы на втором этаже редакции в низком, непросторном зале. Садились за длинный стол. Начиналось чтение всего того, что приносилось. У Кубанёва всегда была чёрная общая тетрадь, свёрнутая в трубку. Как правило, у всех начинающих техника чтения бывает самая неумелая. Читая свои стихи, Кубанёв выделялся именно тем, что достигал выразительности…

Часто беседовали о прочитанных произведениях. Во всех наших беседах Кубанёв принимал участие на равных. Поражало то, что в его общей тетради была масса выписанных афоризмов из разных источников по философии. Я его как-то спросил: «Когда ты уроки учишь?» – «Успеваю», – ответил он.

Мы удивлялись тому, что Кубанёв так настойчиво собирает всякую мудрость и записывает её у себя. Что он, собирается стать Сократом или Аристотелем?

Преподаватель русского языка и литературы, заслуженный учитель школы РСФСР П.И. Гришунин вспоминает: «В начале учебного года на заседании литературного кружка мы долго думали, как назвать нашу классную стенгазету. Кубанёв предложил очень краткое выразительное название: «Мы». Оно было принято с восторгом – и оригинально, и просто.

…Вспоминается экзамен по литературе в 10-м классе. В числе трёх тем для сочинения была «Я всю свою звонкую силу поэта тебе отдаю, атакующий класс!» (В. Маяковский).

Я был убеждён, что Василий возьмёт именно эту тему, – он очень любил поэта и во многом подражал ему. Проходит некоторое время. Вот он подходит к столу и сдаёт мне работу. Быстро пробегаю сочинение. Спрашиваю:

– А черновик?

– Я писал набело.

…Кубанёв не только первым закончил сочинение, но и написал его на отлично».

После окончания школы Василий Кубанёв принял решение стать журналистом, ибо эта профессия открывала перед ним широкие возможности для активного вторжения в действительность, для самообучения и самовоспитания. Вернувшись в Острогожск, где прошло детство, он поступил сотрудником в редакцию районной газеты «Новая жизнь». Здесь хорошо знали его корреспонденции ещё с восьмого класса.

На Лушниковке, в пригороде Острогожска, семья сняла частную квартиру – комнату с крохотной кухней в мазанке под камышовой крышей.

Кубанёв быстро овладевает профессией газетчика, вырабатывает свой собственный творческий почерк. Его информации, зарисовки, очерки, стихи, фельетоны, статьи – даже если вместо обычного «Вас. Кубанёв» под ними значилось «Н. Воропаев», «Ф. Гвоздев» – острогожцы узнавали по своеобразию стиля образности языка, по злободневности темы.

Дружба с Верой Клишиной, как уже говорилось, началась ещё в школе. Потом она поступила в Ленинградский химико-технологический институт. Узнав о том, что Кубанёвы из Мичуринска переехали в Острогожск, написала Василию письмо и рассказала о своём горе: у неё умерли родители. Василий принял её беду как собственную. Дружба, возобновлённая в переписке, крепла: он отдавал ей много душевных сил, нежности. Василий, вступивший в круг новых, взрослых забот, каждой строкой своей стремился ободрить Веру, научить её нелёгкой внутренней работе – «делать себя», делился с ней всем самым дорогим для себя.

Помимо стихов, дневников и писем, в Ленинград приходили книги и «просто советы», изложенные то афористично коротко, то на нескольких листах: «Как читать газеты», «Верин режим дня», «Как работать над книгой», «Список ста лучших книг о человеке».

Только после войны, направляясь на место работы, привезла Вера Клишина в Острогожск своим сёстрам Надежде и Елизавете студенческий чемодан, в котором хранились письма, дневники, стихи Кубанёва.

Вряд ли можно оставаться равнодушным к строкам, где чистое и благородное чувство любви переплетается с высокими мыслями о назначении человека: «Я не знаю, подружка моя, как назвать это чувство, которое испытываю к тебе, которое заполняет всю мою жизнь и с каждым днём всё гуще и стремительнее. Любовь? Нет. Дружба? Нет. Обожание? Нет. Ни одно из этих чувств. Вернее, все эти три вместе взятых, да ещё чем-то четвёртым соединённое и в чём-то пятом кипящее. Но как же назвать это одним словом? Не знаю. Да и надобно ли это?»

«Чувствовать свой рост, свой бег, чувствовать бег времени», «быть самим собой», «помнить только хорошее», «жить для мира, для людей, украшать мир благородными делами» – этими мыслями, отлитыми в афористичные или поэтические строки, пронизаны все статьи, стихи, письма, все поступки Кубанёва.

Но вот наступило 22 июня 1941 года. Все сотрудники редакции отправились на заводской митинг. Там созрело и решение: они отнесли заявления в военкомат с просьбой направить их в действующую армию.

В номере «Новой жизни», который вышел на следующий день, под карикатурой, изображавшей фигуры фашистов, прижатые кулаком рабочего, были помещены новые стихи:

Ещё от Франции рук не вытерев,

Европу в тюрьму заперев на замок,

Осатанелые, дикие гитлеры

Над нами свой заносят сапог.

Но мы под чужую чёрную силу

Не склоним гордой своей головы.

Вы ищите места себе на могилу?

Ну что ж!

Это место получите вы.

В августе Кубанёв направляется в авиационное училище. Но, проучившись два месяца на стрелка-радиста, заболел воспалением лёгких. Он был направлен долечиваться домой. Тяжелобольным Василий всё равно шёл в редакцию, ездил в командировки, где окончательно подорвал своё здоровье.

Умер Василий Кубанёв 6 марта 1942 года. Через несколько месяцев фашистская бомба попала в дом, где жила семья Кубанёвых. Были уничтожены все рукописи, хранившиеся в доме, а их, по воспоминаниям М.М. Калашниковой, был целый мешок.

Ещё через какое-то время бомба попала в могилу поэта. Чтобы хоть как-то увековечить место захоронения, родственники привезли 20 подвод песка, установили вначале бесхозный купеческий памятник, подобранный где-то на кладбище, и высекли на нём афоризм Кубанёва: «Либо совсем не гореть, либо гореть во всю силу!»

Вернувшийся с фронта друг поэта Борис Стукалин стал собирать по строчкам его произведения: обошёл всех знакомых, расспрашивая, у кого что сохранилось. Кубанёвские строки снова «пошли в наступление».

Было издано несколько поэтических сборников Василия Кубанёва. За книгу «Идут в наступление строки», вышедшую в издательстве «Молодая гвардия», была в 1968 г. присуждена мемориальная медаль конкурса имени Николая Островского.

Не жить я не страшусь.

Мне суждено

Во всём запечатлеться и остаться.

Я не умру, я умереть

не в силах.

Я перестану произвольно двигаться,

Но быть

не перестану никогда!

Теги: фронтовая поэзия