Литературная Газета, 6501 (№ 11/2015)

Навстречу Петру Ершову

Художник Николай КОЧЕРГИН

Текст "русской сказки" Петра Ершова живёт в сознании многих поколений россиян, только в XX веке он более двухсот раз переиздавался в нашей стране. Созданный автором для взрослого читателя, «Конёк-Горбунок» не только поменял своего адресата, став классикой детской литературы, но и изменил графику заглавия, ведь при Ершове «Горбунок» писался со строчной буквы. Устойчивость репутации этого произведения, ненасильственность его продвижения из «малого» времени в «большое», его несомненная и постоянная читабельность феноменальны.

Восторги по поводу энциклопедизма сказочного русского мира, созданного литератором из Сибири, оправданны и закономерны. Именно они чаще всего и становятся основой методических разработок для разговора о ершовской сказке с учащимися. В качестве примера можно привести «сборник научно-педагогических статей» ишимского специалиста М.Ф. Калининой, изданный «в помощь учителю» и обобщающий многолетний опыт работы со сказкой в детской аудитории («Художественное и педагогическое наследие П.П. Ершова». Ишим, 2006). Автор показывает, как можно, отталкиваясь от первоначального анализа сказки посредством пропповской методики функций героя в тексте, обострив тем самым восприятие «Конька-Горбунка» учениками, выйти не только на проблему космоса сказки как жанра, но и главное - её литературности, предметно обозначив межу устного народного и индивидуального письменного творчества.

В силу того что большинству ребят сказка уже знакома, возникает удобное поле для творческого углубления представлений учащихся в разных направлениях в зависимости от реального контекста и задач, которые учитель формулирует как на ближнюю, среднесрочную, так и на дальнюю перспективу.

Во-первых, это возможность стиховедческого вектора урока. Известно, что Ершову к моменту создания сказки могла быть знакома пушкинская «Сказка о царе Салтане». Возможен сопоставительный анализ работы автора с четырёхстопным хореем парной рифмовки, рифменной культурой текстов. В том же Ишиме в 2013 году издана коллективная монография «Творчество П.П. Ершова: сказка и стих». В ней есть глава «Стих П.П. Ершова», написанная А.И. Кушниром, где учитель найдёт интереснейшие наблюдения, подсчёты, таблицы, вокруг которых он сможет на уроке выстроить разговор о восемнадцатилетнем студенте Ершове, вступившем в творческое соперничество с Пушкиным – сказочником и автором «Руслана и Людмилы».

Но вопрос о стихе Ершова может быть поставлен не только в младшем и среднем звеньях школы, но и в старшем звене. «Книга про бойца» А.Т. Твардовского также написана четырёхстопным хореем, как и «Конёк». Вопрос о народном русском герое, проходящем череду смертельных испытаний и выходящем из них победителем, вопрос о природе народной книги у Ершова и Твардовского, о соотношении повествователя и героя, об эмоцио­нально-ценностном кругозоре повествователя – разве могут быть рассмотрены эти вопросы вне природы стиха? Ответ очевиден: конечно, нет.

Во-вторых, уроки могут быть выстроены через анализ творческой истории текста ершовской сказки, через сопоставление её первой цензурной редакции 1834 года, которая сегодня общедоступна (М., 1997), и канонической четвёртой редакции, которая, не считая изменений в прежнем тексте, увеличилась на 250 стихов, то есть на 11% от прежнего объёма. В той же коллективной монографии сибирских специалистов различия редакций чётко зафиксированы. Учитель получает возможность по строчкам обсуждать с детьми творческую лабораторию поэта, замены лексем, обозначений героев, рифменного ряда, комментариев повествователя-балагура, размышлять над мотивацией автора по поводу конкретных изменений.

Следующее. На момент создания сказки Ершов был студентом третьего курса философско-юридического факультета императорского университета столицы, заинтересованным читателем «Истории государства Российского» Н.М. Карамзина. И мир его сказки переполнен профессиональными историческими и юридическими деталями и знаниями, благодаря которым юный автор сконструировал обобщённый иронико-мифологический образ русской государственной жизни, совместив в нём реалии званий, титулов, уложений нескольких веков. Эта сторона текста реконструирована в комментарии к сказке в той же коллективной монографии, написан комментарий доктором филологических наук Н.А. Рогачёвой.

В-четвёртых, Ершов был искренне верующим человеком, об этом свидетельствуют письма и поэзия автора «Конька-Горбунка». По воспоминаниям его студенческого товарища А.К. Ярославцева, ставшего первым биографом литератора, Ершов часто уединялся для чтения «вообще литературных произведений и книг религиозных», «но книги религиозные, в которые он любил погружаться, старался укрывать от любопытных». Специалистами недавно было показано, насколько мощно библейская образность формировала замысел сказки Ершова и, соответственно, систему персонажей, сюжет и мотивную структуру «Конька-Горбунка».

Данный вектор генезиса сказки объясняет творческий успех текста в православной стране, а также возможность духовного взлёта юного автора в гораздо большей степени, чем различного рода догадки о природе и источниках исключительной фольклорной ориентированности текста, феноменальной пропитанности юноши народным духом, на что всегда делала упор методика в рамках школы «советской цивилизации». Кстати, именно соотношение православного и эстетического начал в пределах сказочного текста достаточно резко отличает ершовский опыт от пушкинских образцов в данном жанре.

Не исключён для словесника и путь вовлечения учащихся в современные споры об авторстве сказки «Конёк-Горбунок». К сожалению, сегодня в Москве есть группа литераторов и журналистов, пытающихся поставить под сомнение талант и репутацию Ершова, публично передать текст сказки «в руки» Пушкина. Проявить агрессивность этой кампании, некорректность её приёмов – конечно, дело не учителя, а узких специалистов по предмету, но учитель должен быть готов к неожиданным вопросам со стороны подрастающего поколения. Он должен быть готов наглядно здесь (в классе) продемонстрировать общность отрывка из «Конька-Горбунка» и другого ершовского текста, доказать филологическими доводами единство творческого почерка поэта из Сибири, не отмахнуться, а, наоборот, использовать провокативный повод для разговора о природе художественной словесности по существу.

Обозначим лишь несколько аргументов, которые в данном контексте может использовать учитель. «Конёк-Горбунок» – не единственное создание юного Ершова, до нас дошли пять его произведений, предшествовавших сказке. Они свидетельствуют о готовности юноши к реализации масштабного замысла. Их объединяет стремление к большой стиховой массе, строфоидность структуры, национально-историческая проблематика с выбором ключевых событий, отдалённость исторических эпох, ставших предметом изображения, внимание к развёрнутой монологической речи героя. Стиховая масса сказки Ершова в варианте 1834 года – 2260 стихов, а пушкинской «Сказки о царе Салтане» – 996 стихов, то есть у поэта из Сибири она больше чем вдвое. Пушкин в этот период вообще не пишет сказок с такой объёмной стиховой массой. Теперь о рифме. В тексте Пушкина около 40% рифм повторяется, у поэта из Сибири повторы единичны. Юный Ершов-сказочник использует шесть видов неточных рифм, а Пушкин – три вида. Для Ершова богатая рифма скорее исключение, чем правило, в пушкинском тексте высокое количество богатых рифм. Стиховеды накопили весьма убедительный материал, свидетельствующий о том, что культура стиха в «Коньке-Горбунке» существенно иная.

Затем, в сказке Ершова предполагается возможность царём Салтаном «басурманить христиан» посредством похода на них, то есть Салтан изображается в духе лубочной сказки о богатыре Бове, где Салтан Салтанович требует от пленённого им Бовы принять ислам, сменить веру. Это соответствует стандартам русского фольклора, где Салтаном именуется вообще мусульманский царь. У Пушкина, как известно, Салтан в центре сказки, и его образ весьма далёк от описанных принципов истолкования. Иначе говоря, перед нами примеры двух различных творческих ориентаций, и одному субъекту они вряд ли могут принадлежать. Впрочем, ни у одного из современников Пушкина, в том числе лично знавших Петра Ершова, авторство «Конька-Горбунка» не вызывало никаких сомнений.

Методически и информационно богат сюжет «Ершов – Гоголь». Автор «Конька» субъективен и ревнив по отношению к счастливцу из Малороссии, ставшему почти «своим» в столице, блестяще проделавшему путь с окраины империи в самое сердце русской литературы. Очевидно, что юный Ершов стратегию своего творческого поведения в столице строил по модели автора «Вечеров» и «Миргорода», но жизненные обстоятельства не позволили ему последовательно осуществить первоначальный план. Создание уже в пятидесятые годы прозаического цикла «Осенние вечера» – свидетельство попытки позднего соперничества Ершова с Гоголем на чужой для него территории, новый этап в развитии прежней стратегии, к сожалению, недооценённый современниками, но важный для верного понимания нами самосознания тобольского литератора.

В старших классах при изучении русской литературы первой половины XIX века вообще полезно проговорить с учащимися миссию каждого из поколений в движении отечественной словесности. Поколение Гоголя – Кольцова – Лермонтова – Ершова – Алексея Толстого: в рамках данной литературной генерации к Ершову и его наследию от каждого из могучих представителей этой общности могут быть протянуты самые неожиданные, но сущностные связи с опорой на уже изученный и требующий обобщения историко-литературный материал.

Для нас, в частности, очевидно, что художественное мышление всех представителей этого поколения отличает сочетание нескольких качеств. Во-первых, это философско-рефлексивная созерцательность. Во-вторых, это острый интерес к религиозным и нравственно-мифологическим основам жизни. В-третьих, это увязывание изобразительно-пластического ряда и сферы универсально-комического. В-четвёртых, это ориентация на идею человечества как одного человека, на открытие «объективной данности внеличной и внеиндивидуальной сферы сознания» (Е.К. Созина).

Если же говорить об эстетической позиции Ершова, то это позиция младоархаистская в версии, предложенной ещё Юрием Тыняновым. Данное самоопределение художника произошло уже в первой цензурной редакции «Конька-Горбунка», и с этим связана система аллюзивных сигналов, которые мы обнаруживаем в данном тексте. Эта система идёт из культуры XVIII века (Аблесимов, Державин) и точечно выбирает контакты в веке XIX (Грибоедов, Катенин, Пушкин).

И последнее. Ершов принципиально стремится к созданию положительного эпического героя с национальной спецификой. Иван, Сузге, Суворов, Лука, Проезжий – всё это галерея оригинальных мыслительных опытов художника, наследие которого нам ещё только предстоит открыть для себя. Двухсотлетие со дня рождения мастера – повод и импульс для такой работы.

Теги: филология , литературоведение