Литературная Газета, 6555 (№ 22/2016)

В обществе грядущих возможностей

В обществе грядущих возможностей

Литература / Литература / Территория правды

Аннушкин Владимир

Фото: Фёдор ЕВГЕНЬЕВ

Теги: филология , русский язык , словесность

Что такое созданное Общество русской словесности и каким оно должно стать в интересах общества и каждого из нас?

Прошедший первый съезд – событие знаковое. Русское слово через «словесность» поставлено в центр интересов общества, и надо ясно понять, почему президент говорит о «сохранении национальной идентичности», а в кулуарах (свидетельство В.А. Никонова в ночном эфире Владимира Соловьёва) – патриарху Кириллу и лидеру нашей русистики Людмиле Алексеевне Вербицкой: «Вы занимаетесь самым важным делом в нашей стране». Святейший патриарх Кирилл после краткого исторического экскурса начинает съезд со слов о необходимости объединиться всем, кому «небезразличны судьбы русской культуры» для «сохранения нашего национального достояния – русского языка и великой русской литературы».

Объединить людей можно только словом, ибо «Слово – дело великое. Великое потому, что словом можно объединить людей, а можно и разъединить…» (Лев Толстой). В Колонном зале Дома союзов, где яблоку негде было упасть, собрался весь филологический «бомонд», а известно, как мы разобщены в нашем накопившемся «разномыслии», которое часто переходит на личности, поэтому слова об объединении чрезвычайно важны.

Весь стиль общения и атмосфера, созданная на съезде председателем Общества русской словесности патриархом Кириллом, именно таким и был: объединяющим, душевным, остроумным, уместным, о чём постоянно говорили участники съезда (а особенно участницы) в коридорах и на фуршетах, – стиль, выдающий талант хорошего словесника. Были затронуты все болевые точки словесного образования, и делалось это не назидательно и не навязчиво, а с призывом к общему размышлению над «зияющими дырами» и просчётами в организации нашего педагогического дела.

Как известно, чтобы дело имело успех, его надо правильно именовать: ведь «как корабль назовёшь…» Что такое СЛОВЕСНОСТЬ? Если вы (как и некоторые из молчавших присутствовавших) лет сорок занимаетесь выяснением этого вопроса, ваше сердце уже не может не радоваться самой постановке проблемы в центр интересов общества – через создание Общества русской словесности! И эта радость – не у меня одного. Однако умерим радость и поговорим хладнокровно о самой словесности.

Под словом «словесность» у нас принято понимать либо русский язык и литературу (что ясно обозначено на эмблеме общества: в центре – Пушкин, по краям – «русский язык / литература»), либо писательство, художественную литературу. Но понятие «словесность» шире понятий «язык» и «литература» – это азбука классических русских учебников по теории словесности. Почему?

Идея Слова – основная в европейской и русской философии жизни. Если Слово было «в начале» и «было у Бога», если человек – создание «словесное», то есть божественное, то и вся жизнь организуется Словом, которое присутствует в каждом человеческом деянии как его замысел, воплощённая мысль, чувство, воля, сам словесный поступок, который тоже есть дело и проверяется по делам. Именно русская филологическая мысль изобрела термин «словесность» – и это для нас образец творческой мысли, работающей над созданием слова. Перевести «словесность» на иностранные языки невозможно…

Термин «словесность» впервые употреблён в «Словаре Академии Российской» 1789–1793 годов, над которым работал весь цвет русской научной мысли: не только филологи и писатели, но учёные разных специальностей писали первый академический словарь, целью которого была «чистота русского языка». И с начала XIX века слово «словесность», использованное не раз Н.М. Карамзиным, так пленило учёных и писателей земли Русской, что все стали пользоваться им, применяя к разным родам, видам и жанрам словесных произведений, но прежде всего, конечно, к изящной литературе.

Русская филологическая мысль под словом «словесность» имеет в виду следующее: 1) дар слова, которым Творец наградил своё любимое создание – человека, отчего человек имеет главную характеристику – «словесность»; 2) «совокупность всех словесных произведений» (с этих слов начинаются все дореволюционные курсы «Теории словесности») – и именно так предлагал рассматривать роды, виды и жанры современной словесности создатель концепции общей филологии в конце ХХ века профессор МГУ Ю.В. Рождественский, то есть под словесностью следует понимать весь состав культурно значимых текстов в устной и письменной речи, печатной литературе и массовой коммуникации; 3) наука о законах и правилах создания и функционирования словесных произведений (Наука о Слове), 4) искусство Слова, то есть умение и способность практически применять наши знания в организации общественной, профессиональной и частной жизни, с тем чтобы сделать человека счастливым «через язык – речь – слово».

Недооценка Слова и словесности (как науки, искусства, практики) дорого обошлась нашему отечеству: мы «проиграли страну», потому что в психологической войне не отстояли всё лучшее в стране. Словом мы проигрывали Чечню, потому что воевать нужно было не танками, а Словом; мы терпели бедствие перестройки, потому что были неизобретательны в мысли и Слове, но манипулировали сознанием собственных граждан и слепо копировали Запад. Сегодняшняя информационная война ведётся словесными средствами, и выиграет её тот, кто, «стяжав дух мирен», будет честен, ответственен, изобретателен, остроумен, совершенен словесно, но пока у нас риторика – «наука об эффективной речи» – для многих остаётся ругательным словом…

Однако не слишком ли я расширяю границы словесности, предлагая ей объять необъятное: все произведения Слова, которые есть в нашей речевой культуре? На эмблеме Общества русской словесности с портретом Пушкина в центре два пояснения: «Русский язык и литература». И на сегодня это справедливо, потому что актуально и злободневно. Вопросов столько, что их надо разбирать взвешенно и спокойно, научно и общепонятно.

Первое: поднять роль и значение русского языка и литературы в школе. Это надо делать и через увеличение количества часов, и через содержание и методы преподавания учебных предметов. Содержание – это учебные тексты: чему учить? Справедлив термин «золотой канон», который употребил патриарх, то есть надо определить тот минимум, которому следует учить и который составил бы основу той «культурной идентичности», о которой говорил президент. Задача решаемая, хотя, видимо, каждому из нас придётся несколько поступиться своими вкусами.

Второе: организация учительского труда, то есть поставленный патриархом вопрос о роли «наставника – человека, передающего знания от сердца к сердцу, от разума к разуму». Разве мы не говорим постоянно на наших курсах повышения квалификации о личности учителя и качестве его подготовки? А кто-нибудь сказал так, как наставлял учитель святой Иоанн Кронштадтский: прежде всего надо «воспитывать сердце, а потом уже ум»? Простите, скажут, у нас и терминологии-то такой нет: «СЕРДЦЕ…» Между тем Иван Ильин писал: «Цель образования – зажигание сердца». Сделать это может только сердечно вдохновлённый и знающий свой предмет учитель. Есть над чем поразмышлять всем сердцем…

Третье: проблема чтения. Всё-таки, как верно подмечено патриархом, «весьма спорно», что молодёжь мало читает. Действительно, молодёжь разная, и то от одного, то от другого слышишь, что читают, а вот чтó читают, какой привит «вкус к чтению», кто стал образцом, какие извлекаются уроки для жизни… Об этом на секции фундаментальных научных исследований замечательно сказала профессор МГУ Светлана Григорьевна Тер-Минасова, общепризнанный авторитет в обучении студенческого юношества: когда готовятся преподавать русский язык иностранцам, то «всё-то вы читаете про Англию и её историю, а вас не об этом будут спрашивать, а чтó вы знаете о России, её литературе и культуре…»

Кстати, замечательно наблюдение патриарха над психологией восприятия читаемого текста в сравнении с кинотекстом: «Когда человек читает, он сам создаёт художественный образ», то есть он живёт не теми образами, которые ему показывает экран, а «тем, что написано. Каждый из нас – соавтор! В чтении ты – сам себе режиссёр…» Давно заметил: посмотришь хороший фильм (например, «Войну и мир») – и, когда читаешь строки романа о Пьере Безухове или Андрее Болконском, в сознании предстают «толстяк» Сергей Бондарчук и утончённый Вячеслав Тихонов… А вот Обломов Олега Табакова мне не понравился сразу, потому что слишком люблю сам роман, написанный гениальным стилистом Гончаровым – мастером русского слова. Думаю, «кудрявый мальчик» Илюша Обломов должен быть у каждого свой.

Четвёртое: проверка знаний. ЕГЭ… Как мягко патриарх предложил не рассматривать «реформы образования» и ЕГЭ «с исключительно критической точки зрения», но как точно сказал о главном «нарекании-возражении» – тестовой форме ответов. Последняя, на мой взгляд, конечно, не приспособлена прежде всего к «русскому языку и литературе», где требуются творчество, которое не заменишь никакими правильно поставленными галочками.

Особенно отметим вызревающее решение двух проблем: восстановление в школе сочинения и добавление устного компонента. Если в сочинении надо решить проблему повышения нравственно-интеллектуального содержания (в Царскосельском лицее 13-летние Пушкин и Дельвиг писали сочинения на темы «Бессмертие есть цель человеческой жизни» или «Строгое исполнение обязанностей есть первый долг христианина», – только после такого труда ученик способен писать искромётные стихи!), то устный экзамен просто необходим, чтобы, наконец, обратиться к развитию устной речи, а у учителя появилась реальная потребность не только учить расставлять галочки в тестах, а разговаривать и общаться с учениками. Вообще ученик в школе и студент в вузе больше всего хотят общаться с учителями и преподавателями, а пока всех заставляют учиться «самостоятельно», выхолащивая учебный процесс от главного – сотрудничества учителя с учениками.

Пятое: проблемы филологического образования в высшей школе. Здесь, на мой взгляд, две проблемы, которые тяжким бременем легли на плечи преподавателей. Первая – сохранение классического образования в виде традиционных предметов университетского курса: сегодня по приказам Минобра (или по собственному желанию отличиться) катастрофически сокращаются традиционные предметы: греческий и латынь, древнерусская литература и литература XVIII века, а вместо них вырастают некие странные курсы, якобы нужные для данной специальности. Безграмотно выглядит требование новых младореформаторов указывать в списках литературы по предмету книги и учебники, изданные не ранее пяти лет от нынешнего года. Так новые «пупкины» и «тяпкины» становятся читаемы вместо академиков Виноградова и Щербы.

Но о чём вопит (или лучше – вопиет) научно-педагогическая общественность и что вызвало на съезде гром несмолкающих аплодисментов в адрес Александра Привалова, генерального директора журнала «Эксперт»? Он говорил о бремени бюрократической документации, совершенно парализующем работу и вузовского преподавателя, и школьного учителя. «Отменить 99 процентов документации!» – буря оваций! А что же министр Ливанов и его помощники? Их в зале нет…

Решительный пересмотр вузовского делопроизводства назрел как никогда, должен быть выполнен как грантовский проект научно-исследовательской работы и представлен научной общественности. Безумные УМК (учебно-методические комплексы), не вскрывающие сути учебной дисциплины, но только затемняющие её своим формулярством, требующие ежемесячной коррекции по вновь придумываемым стандартам… Компетенции, которые надо вписать в каждую тему, то есть представьте: на разные темы разных университетских предметов – одни и те же компетенции… Компетенции стали чем-то вроде обязательных прежде ссылок на классиков марксизма-ленинизма…

Сказанное – не критика, потому что критика мрачна. Это анализ и предложения, которые решительно оптимистичны. Потому встаёт главный вопрос, ответом на который проверяется любое событие и работа всякой организации: а результат будет? Что, если опять «собрались и хорошо поговорили»? Судя по размаху, замаху, намерениям и настроению, дело пойдёт. Мы находимся «в очень важной точке нашего духовного, культурного развития», – завершает доклад патриарх.

Надежда, рождённая прошедшим событием, вдохновляет многих. Наверное, мой «жуткий оптимизм» требует и ответа на вопрос: может, что не понравилось в работе съезда? А вот не отвечу! Если организаторам или чиновникам, которые уже окружили «верхушку» Общества русской словесности, хочется узнать (знаете, всё-таки 40 лет «словесного» стажа, и не у меня одного), пусть придут и спросят. Отвечу.

За всё ответим: «Внезапно Судия приидет и коегождо деяния обнажатся…» А пока возрадуемся, возвеселимся и потрудимся.