Литературная Газета, 6555 (№ 22/2016)

Зайти в соседнюю квартиру поболтать

Зайти в соседнюю квартиру поболтать

Книжный ряд / Библиосфера / Книжный ряд

Баранов Юрий

Теги: Виктория Токарева , Немножко иностранка

Виктория Токарева. Немножко иностранка: Рассказы и очерки. – СПб.: Азбука, Азбука-Аттикус. 2016. – 256 с. – 30 000 экз.

Так получилось, что в последнее время попадались мне книжки всё про каких-то монстров, извращенцев, клонов, маньяков, а те, что про нормальных людей вроде тех, что живут в соседних квартирах моего типового крупнопанельного дома, обходили меня стороной. Но вот, слава богу, читаю я рассказы Виктории Токаревой и чувствую себя среди своих. Я их понимаю. Мужчины, как и положено, любят женщин, женщины – мужчин, дети – бабушек, бабушки – внуков. Как водится, ворчат насчёт непорядков в стране, с любопытством глядят «за бугор», а когда там оказываются, не всё понимают.

Из сказанного, разумеется, не следует, что рассказы «бесконфликтны» (помните, когда-то такой термин был в ходу у критиков). Нет, конечно. Первая же история в книге (рассказ «С лицом осетра») начинается со слов: «От Инны Рогожкиной ушёл любовник». Ушёл к некрасивой, но богатой. Как пишет Токарева, «ушёл к золотой мамке» . Что ж, и такое бывает. Всегда было, но сейчас чаще, чем раньше. Токарева искусно, без нажима, даёт понять, что нынешние порядки ей милее прежних: «При социализме учили, что деньги – зло. А деньги – это как раз благо, свобода, возможности. Зло – это отсутствие денег» .

Правда, есть в книге признания другого рода. В очерке «Как хорошо мы плохо жили», завершающем книгу, Токарева пишет: «Я с удовольствием смотрю старое кино, от которого веет нашей прошлой жизнью. В ней было много плохого и даже отвратительного, но была стабильность и отсутствовал цинизм, который захлёстывает сегодняшнюю реальность» . Заявления, как видим, противоречащие одно другому. Но если принять философию примата денег, надо признать и правоту любовника Владика, ушедшего к «золотой мамке», и следующего Инниного любовника, Гарика, кочующего от одной женщины, согласной содержать его, бездельника, к другой. Но отчего страдает Инна? От личных неудач или от несовершенства мира? А может быть, этих «несовершенств» стало гораздо больше, когда возобладал принцип «деньги – это добро, это благо»? Нет, героини Токаревой подобными вопросами не задаются, они просто переживают по поводу лично своих конкретных неудач. Как, впрочем, и мои соседки, на которых они так похожи. Не все, конечно, но в большинстве своём.

Отнюдь не критикуя рецензируемые рассказы, хотел бы отметить одно свойство их персонажей. Социально они относятся к так называемой интеллигенции – врачи, журналисты, артисты, инженеры, но – как бы это помягче сказать? – высокопрофессиональных разговоров не ведут, политических и социально-исторических тем не затрагивают. А ведь писательница обозначает время действия большинства своих рассказов – канун перестройки или уже постперестроечные годы. Я малость постарше автора книги и хорошо помню, какие страсти кипели, какие дискуссии разгорались по любому поводу. Может быть, Токарева исходила из того, что политика схлынет, как нечто наносное, а проблемы свадеб-разводов, измен-сплетен, рождений и смертей останутся? Не знаю. Но если это так, она своей цели достигла.

Да и аз, грешный, в самые бурные годы социальной ломки иногда уставал от бесконечных разговоров о Горбачёве-Ельцине-Бурбулисе-Гайдаре и др. и просто заходил в соседнюю квартиру поболтать.